Никто не избегнет норн приговора…

Велунд хорошо понимал это, но не знал до конца другого – что с душой сына Сигурда-ярла? Мертва? Ведь нить ее оборвана острым когтем Хель. Зачем ей это надо? И, может быть, это видение вообще ничего не значит? Впрочем, вряд ли. Велунд знал – и в этом-то мире ничего не происходит просто так, тем более просто так ничего не происходит в мире богов. Нет, неспроста Хель так тянулась к душе Хельги! Ведь тот, как предвидел Велунд, должен был стать великим конунгом в Гардарике… И неспроста с нитью его судьбы тесно переплелась нить судьбы другого человека, человека из будущего мира, что без страха бился с огромным волком-оборотнем. И Велунд почти помог ему победить своим колдовством. Почти помог… Лишь вмешательство богов – видимо, не только Хель, но и хитрейшего Локи – да, тут явно не обошлось без него! – ослабило колдовство старого кузнеца. Ослабило до такой степени, что позволило ускользнуть злобному оборотню, который – это предчувствовал Велунд – натворит еще немало кровавых дел. А тот человек из будущего лежал теперь недвижим, без сознания и сил, словно выловленное из реки бревно. Так же, как лежал сейчас Хельги в доме Сигурда, а его душа, похоже, жива. Душа того, что сражался с волком… с волком… Кузнец никак не мог понять его роли, словно грязная душа оборотня была окутана непроницаемым коконом… Волк сначала напал на какую-то девушку – такую же закрытую для колдовских чар Велунда, как и оборотень, а уж затем за нее вступился тот, чья душа еще жива… пока жива. Но кто же эти? Волкодлак и девушка? Может быть, они как-то связаны с чужаками, приплывшими летом из Ирландии на корабле Сигурда-ярла? Один из них – с узким лицом и холодными, немигающими, как у змеи, глазами – был не так давно принят в род Сигурда по совету Гудрун, старшей жены ярла. Велунд недолюбливал Гудрун – уж слишком жестокой и хитрой была эта женщина, к тому же властолюбивой. Узколицый стал членом рода. Но куда делся второй – с непропорционально большой головой, крючковатым, как у совы, носом и черными, обжигающими глазами, в которых вспыхивал иногда жуткий огонь Муспельхейма… или чего-то иного… обиталища чужих богов, охочих до человеческой крови? Велунд чувствовал мощный выброс злобной чужой воли, словно бы заглянули в Халогаланд чьи-то недобрые боги. Чужаки были ирландцами, а Зеленый Эйрин был хорошо знаком викингам – и кузнец знал о том, как нелегко приходится там поклонникам старых богов. Вся Ирландия давно уже была покрыта монастырями распятого на кресте бога, а старые капища оказались заброшены, хотя кое-где и приносились жертвы, и никто особенно не преследовал старых жрецов. Не преследовал, но и не уважал. Хуже того – насмехались над ними все, кто только мог, а насмешка убивает веру и власть. Что стало смешным – того невозможно бояться. Значит, двое чужаков – жрецы, иначе с чего б им бежать с Эйрина? Именно они и воззвали к богам, наверняка принеся хорошую жертву – не детей ли? Именно это чувствовал Велунд. Тогда волк-оборотень и девушка тоже находятся под покровительством чужих богов, то-то никакое колдовство не в силах пробить их защиту. Но как же могут чужие боги так нахально действовать здесь, в Норвегии? Кузнец вдруг усмехнулся. Могут. Могут – если договорились с местными богами… а что хотят местные? Тот же Локи и Хель? Воспользоваться случаем и устроить конец мира – только тогда Локи сможет выбраться из пещеры, куда был брошен волею остальных богов.

Но почему был выбран именно Хельги? Потому что должен был стать конунгом Гардарики – далекой и могучей страны, населенной сильным свободным народом? Вот чего хотят чужие жрецы! Захватить власть в Гардарике и исподволь обратить в свою кровавую веру. Но, почему они не могут это сделать в Норвегии? Мешают слишком сильные боги? А в Гардарике, что, таких богов нет? Есть… Но, каждое племя считает главным своего бога. Велунд знал это по рассказам купцов, приезжающих из Альдегьюборга, что выстроен на северной окраине Гардарики, на берегу озера-моря Ладоги. Вот этим-то, вероятно, и хотят воспользоваться чужаки… а боги викингов им в этом активно помогают. Правда, далеко не все боги. Не чувствовал Велунд во всем этом деле ни мудрости Одина, ни обаяния Бальдра, ни бесшабашной ярости Тора. Одна только хитрость Локи, да злобные чары Хель, повелительницы страны смерти. Они – именно они – приближают день Рагнарек, когда воины начнут убивать своих родичей, и в великой битве падут все боги и все герои, погаснут звезды, а два злобных волка разорвут на куски луну и солнце. Кузнец вздрогнул, представив это. Нет! Нужно сделать все, чтобы не допустить подобного, и, в первую очередь, не дать чужакам, которых в темную используют Хель и Локи, завладеть телом Хельги, чтобы от его имени творить свои злые дела. Даже если душа сына Сигурда умерла…

Свет.

Сквозь сомкнутые веки пробивался свет, Хельги чувствовал это, но почему-то не мог открыть глаза, словно бы что-то мешало, какая-то пелена, лежащая на лице, он тоже ее чувствовал. Что бы это могло быть? Запекшаяся кровь? Юноша протянул руку, осторожно протереть кровь… Хм… Кажется, никакой крови не было. Да и пелена вдруг куда-то делась, словно бы взяла да испарилась сама собою. Хельги осторожно открыл глаза, осмотрелся…

Он лежал на своей спальной лавке в длинном доме семейства Сигурда. Ноги его были укрыты медвежьей шкурой, голова покоилась на жестком валике. Остро пахло навозом и дымом. Это был родной, с детства знакомый запах. Приподнявшись на локте, Хельги прислушался к собственным ощущениям – вроде бы легко отделался, по крайней мере жив и руки-ноги целы. Правда, в голове как-то пусто и звон такой стоит, словно перепился на пиру хмельного скира и после этого три дня не ел. Что-то подозрительно тихо вокруг, интересно, где все?

Обернувшись, Хельги ударился локтем о деревянную кадку с водой. В кадке плавал корец, легкий, резной, изящный. Зачерпнув корцом воду, отпил, откинул рукой свисающее с потолка покрывало. Дым от горящего очага, черный, пахучий, въедливый, привычно стелился по потолку и стенам. Около очага, выложенного круглыми булыжниками, сидел старый Сигурд, седобородый, высохший, с желтой болезненной кожей – и отчаянно кашлял. Откашлявшись, обернулся… В блеклых от старости глазах его вспыхнула радость!

– Хельги! – тихо вымолвил он.

– Отец!

– Боги вернули мне сына! – Обняв Хельги, торжественно произнес Сигурд. – И помог мне в этом славный Велунд, знай об этом, сын мой!

Хельги пошатнулся, ухватившись за поддерживающий крышу столб, украшенный охранительными рунами. Медленно сполз, упал бы, если б не подхватил на руки Сигурд. Осторожно положив сына обратно на лавку, старый ярл провел рукой по разметавшимся волосам юноши.

– Спи, сын мой, спи. Набирайся сил, они тебе скоро понадобятся.

Второй раз Хельги проснулся утром. Вокруг по-прежнему было темно, но он почему-то знал, что уже наступило утро. Может, потому что мычал в заднем углу дома скот, а за покрывалом ходили-разговаривали люди, а может, просто почувствовал порыв свежего ветра, дернувший волной плотное покрывало.

В доме посреди зала жарко горел очаг, над которым висел кипящий котел, подвешенный на длинной цепочке, спускавшейся с черной от копоти притолочной балки. В котле что-то варилось, оглушительно булькая, рядом, на лавке, сидели, то и дело хихикая, две девицы, в одинаковых синих, с овальными металлическими застежками, сарафанах. Одна из девиц, рыжеватая, вполне симпатичная, с хитрыми зеленоватыми глазами, время от времени деловито помешивала булькавшее в котле варево длинной деревянной ложкой. Вторая – белокожая, с длинными светлыми волосами, заплетенными в две толстые косы, и тонкими чертами лица тоже была довольно красива. Пахло от варева довольно вкусно.

Первая была родная сестра Хельги Еффинда, вторая же… Откуда она здесь? Приехала погостить?

– Сельма! – одними губами прошептал Хельги. – Сельма…

Девицы тут же, как по команде, обернулись. Еффинда – рыжеватая, круглощекая, веселая – подмигнула:

– Проснулся, братец! Горазд же ты спать. Наши уже с утра пошли на ручей за рыбой. Харальд Бочонок, Ингви, все, даже Дирмунд Заика увязался за ними. Говорят, где-то у ручья бурей выкинуло на берег кита. Представляешь, сколько это мяса! Вон, Сельма сама видела, она уж второй день у нас гостит.

– Целая гора, – подтвердила Сельма, стрельнув глазами, потом обернулась к подруге. – А ты так и будешь братца словами кормить, Еффинда?

Еффинда всплеснула руками и швырнула в Хельги ложку. Тот ловко увернулся и засмеялся. Вроде и вправду отступила болезнь, только вот ребра еще побаливают да в голове звенит.

– Сестрица Еффинда, может, я пойду, посмотрю наших? – с аппетитом уплетая вторую миску овсянки, осведомился Хельги.

– Нет, батюшка не велел тебе долго ходить.

– Так я же не долго! Только до Радужного ручья – и обратно. А хотите, пойдем вместе? Посмотрим того самого кита.

Еффинда отрицательно покачала головой – кто же будет готовить пищу? А вот Сельма громко рассмеялась и накинула на плечи накидку из шкуры волка.

– Ну, пойдем, коли ты так хочешь. Ой, Сигурд будет ругаться…

– Ничего, – привычно застегивая на левом плече теплый шерстяной плащ, успокоил ее Хельги, даже не застеснялся ничуть, словно каждый день гулял с Сельмой. Даже уши не покраснели! А Сельма-то – тоже хороша, ну разве пойдет гулять с кем-нибудь из молодых людей скромная девушка? Ну, разве что только с женихом, а женихом ее Хельги не был, да, похоже, никто пока к Сельме и не сватался… Так, может?

– Эй, ты что, заснул?

Хельги улыбнулся и вслед за девушкой выбежал из дому.

Солнце!

Оно сверкало в ярко-голубом небе волшебным брильянтом, тысячью огоньков отражаясь в ослепительно белых сугробах так, что было больно смотреть, и Хельги прикрыл глаза рукой. Лишь через несколько минут, привыкнув к свету, он оглядел усадьбу, ручей, голые, давно потерявшие листву деревья, покрытые лесом холмы и далекие горы. С залива, начинавшегося прямо тут же, почти у самой усадьбы, дул ветер – совсем не по-осеннему теплый. Волны – сине-зеленые, глубокие, словно глаза разбитной женщины – мерно бились о низкий берег, оставляя после себя блестящие черные камни.

– Взбежим на холм, а? – азартно воскликнул Хельги. – Глянем, где наши.

– Еффинда говорила: тебе нельзя сейчас сильно бегать, – предупредила Сельма и, не дождавшись ответа, быстро понеслась на холм. Хельги еле-еле догнал ее и, задыхаясь, встал на вершине рядом. Следующий холм был пониже, справа от него возвышались горы, а слева, у самой кромки залива, копошились люди, словно муравьи обступившие огромную черную тушу. И вправду – кит!

– Что я говорила? – Хитро улыбнулась девчонка, и Хельги, словно первый раз, заметил вдруг, какие у нее жутко голубые глаза – словно глубокая морская синь, загнутые кверху ресницы, ослепительно белая кожа, изящный, чуть присыпанный веснушками нос и небольшая родинка над верхней губой, слева.

– Ну, что встал? Бежим!

– Ага.

Взявшись за руки, они подбежали к крутому склону. Хельги чувствовал теплую руку девушки, улыбался во весь рот и желал в этот миг только одного – чтоб этот бег вообще никогда не кончался. Остановились лишь у обрыва, задумались – как бы половчей обогнуть.

– А давай – прямо вниз, на плаще… – неожиданно предложил Хельги. – Ну, как зимой, с горки…

Сельма смешно наморщила нос, опасливо огляделась – вокруг никого не было – усмехнулась и махнула рукой:

– Давай. Если плаща не жалко!

Хельги не нужно было долго упрашивать. Долой с плеч плащ, вот его – прямо на землю, на мокрую, от дождя или тающего снега, траву… Сельму в охапку, и – вниз, по крутому склону! Так, чтоб ветер в лицо, и солнце, и…

Понесло хорошо! И ни о чем не думалось. Лишь ветер свистел в ушах да звонко смеялась Сельма. Они пронеслись по мокрой траве и с разгона чуть было не ухнули в грязную глубокую лужу. Поднялись на ноги, уселись у корней старого ясеня, подставив лица солнцу. Нечасто выдаются в Халогаланде такие деньги. Особенно сейчас, поздней осенью, почти что зимой.

– Хельги. – Приподнялась на локтях Сельма. Толстые косы ее разметались, в темно-голубых глазах стоял дикий восторг и почему-то немного грусти. Отороченная бобровым мехом шапка валялась рядом.

Повернувшись к девушке, Хельги улыбнулся, чувствуя себя так, как никогда раньше не чувствовал. Еще бы! Он! Вместе с Сельмой!

– Знаешь, что к сестре твоей Еффинде посватался Рюрик Ютландец, – тихо произнесла девушка и тяжело вздохнула. – Сигурд-ярл обещал сыграть свадьбу.

– Так чего ж ты не рада?

– Рада. – Сельма широко улыбнулась. – Только все равно обидно, ты знаешь – мы с Еффиндой подруги, хоть и редко видимся – от Снольди-Хольма, сам знаешь, путь не близкий. Вот, уедет Еффинда… Тоже страшно. Ведь покинуть родные места, все равно, что переселиться в Нифлхейм.

– Да, это так, – важно согласился Хельги. – Но ведь викинги же ходят в далекие страны! Как и мы пойдем этим летом, с младшей дружиной… – Он хотел было не менее важно, даже где-то небрежно, добавить, что собирается стать хевдингом младшей дружины, но запнулся, посчитав, что такие хвастливые слова были бы не достойны благородного викинга.

– Но викинги возвращаются, пусть даже не все! И притом – они же мужчины.

– Это ты верно заметила. – Хельги сел на плаще, обхватив коленки руками, как сидел когда-то давно, в раннем детстве. Сельма уселась рядом, погладила его по волосам, светлым и длинным, шепнула на ухо:

– Хельги.

– Да?

– А как ты думаешь – мне тоже пора замуж?

Хельги не знал, что и сказать. Вернее, знал… да сказать побоялся.

– А я еще и не за всякого выйду, – дразнилась Сельма. – А то попадется еще какой-нибудь скряга, типа ваших соседей, братьев Альвсенов!

Засмеявшись, Сельма засунула за шиворот Хельги целую пригоршню мокрых листьев.

Так они и просидели у ясеня, пока не замерзли, а потом все-таки дошли до кита.

С какой искренней радостью встретили Хельги друзья!

Первым навалился Харальд Бочонок – толстый парень, похожий на упитанного медвежонка, любитель хорошо покушать – волосы его, цвета прелой соломы, лезли прямо в нос приятелю.

– Ты еще не сожрал этого кита, Харальд? – вырвавшись из медвежьих объятий, весело поинтересовался Хельги. – Слава богам, хоть что-то нам всем оставил.

Харальд засмеялся, заржал, как конь, показывая крепкие зубы.

– Кстати о жратве, – заметил кто-то сзади. – Неплохо было бы перекусить.

Хельги обернулся: насмешник Ингви по прозвищу Рыжий Червь – рыжеватый веснушчатый пацан с курносым носом и близко посаженными светло-серыми глазами, тоже старый приятель.

– Поешь пока снега, Ингви. – Усмехнулся сын ярла. – Но знай: за моим пиршественным столом всегда найдется место для тебя… Ну и для Харальда, если он будет поменьше есть.

Все, включая самого Харальда, радостно захохотали.

– Все ржете, как саксонские кони. – Подъехал к смеющимся всадник один из старых воинов Сигурда, Эгиль Спокойный На Веслах.

– А, это Хельги тут вас веселит. – Слезая с коня, улыбнулся Эгиль. – Я так и подумал. Собирайся, Сигурд-ярл хочет видеть тебя! Бери коня и скачи.

– А он разве не здесь?

– Нет, он ушел раньше и многие с ним, – пояснил Ингви. – Как видишь, только молодежь здесь и осталась.

– Рад был вас всех увидеть. – Вскакивая на коня, Хельги помахал рукой.

И вдруг…

И вдруг почувствовал какой-то необъяснимый страх. Да перед кем – перед собственным жеребцом! Словно бы никогда раньше не ездил верхом. Да что ж это такое? Откуда этот нелепый страх? Видно оттуда же – откуда и звон в голове. Покачав головой, Хельги прыгнул в седло.

Сигурд ждал его, сидя на покрытом волчьими шкурами ложе прямо перед очагом. По обе стороны ложа горели светильники на высоких ножках, в очаге потрескивали угли. Под ногами старого ярла стояла небольшая скамеечка – для тепла и удобства.

– Сын мой, – торжественно произнес ярл. – Ты знаешь, что уже совсем скоро Эгиль Спокойный На Веслах по решению тинга соберет всю младшую дружину. Какое-то время вы будете жить отдельно от своих родичей – там и решится, кому быть хевдингом.

– Я знаю, кому! – не удержался Хельги. – Верь, отец, либо я стану вождем, либо умру!

– Ответ, достойный воина. – Усмехнулся в усы Сигурд. – Вот только не торопись в Валгаллу раньше зова Одина. Кому я тогда оставлю корабль? Фриддлейву или… или Дирмунду Заике?

Упомянув Заику, Сигурд сам засмеялся своей шутке.

– Велунд просил меня, – неожиданно оборвав смех, произнес Сигурд, – просил, чтобы ты, мой сын, стал наследником и его знаний.

– Велунд? – Хельги вздрогнул. – Но… как же тогда младшая дружина?

– Учение у Велунда не помешает тебе. – Покачал головой старый ярл. – К тому же, до того, как Эгиль начнет собирать молодежь, еще есть время.

– Но это время для тренировок! Я видел, как каждый день бегает по горным тропам Фриддлейв…

– Помолчи, сын мой. – Сигурд поморщился. – Ты думаешь, у Велунда тебе будет легко?

– Да, но…

– Молчи! С завтрашнего дня будешь жить в горах, у кузницы Велунда. Ближе к весне – пойдешь в младшую дружину к Эгилю. Велунд тебя отпустит к ним в лагерь, однако помни – двойную ношу придется нести тебе – Эгиля и Велунда, и сколько продлится твое учение – год или два или четыре, знают одни лишь норны.

«Одни лишь норны…» – эхом отдалось в голове Хельги.

Что ж, поживем – увидим. Чей это корабельный сарай на берегу Бильрест-фьорда? Чей там корабль, скакун моря? Сигурда? Нет, пожалуй, уже и не Сигурда. Не Сигурда, а его сына – Хельги-ярла! Если только… Если только он станет вождем молодых! И все они – Ингви, Харальд и прочие – будут верны своему ярлу – Хельги, сына Сигурда, в числе других состязаясь с ними в воинском искусстве, в котором сын Сигурда обязательно должен быть первым, потому что, если не первый – то какой же он ярл? Кто ж пойдет за неумехой-нидингом? Нет, он должен взять все знания Велунда и должен стать первым, утерев нос этому задаваке, красавчику Фриддлейву – говорят он, тролль, когда-то с Сельмой на лугах цветы собирал! И тогда придет время, когда именно к нему, Хельги, пойдут хускарлы-дружинники и затрепещет над боевым кораблем молодого бильрестского ярла синее боевое знамя! На страх врагам, на радость друзьям и родичам. Так должно быть. Именно так. И так будет.

Кузница стояла далеко от усадьбы Сигурда, в горах, у небольшого озера. Хельги добрался туда лишь к вечеру, отвел коня в сарай, поклонился хозяину. Велунд буркнул что-то неразборчивое – то ли приветствовал, то ли обругал, поди, догадайся. Кивнув на лавку перед очагом, протянул миску каши. Дождавшись, пока гость – да какой там гость, ученик – поест, молча бросил на ту же лавку охапку соломы: спи, мол. Пожав плечами, Хельги повалился спать. Не спалось и он принялся думать о Сельме. О том, какие синие у нее глаза, какая белая и гладкая кожа, губы, которые так и хочется… Вздохнув, юноша перевернулся на другой бок – все равно грезилась Сельма. Будто бы скачет она на лошади, с распущенными косами и сияющими глазами, красивая, как богиня Фрейя. А рядом с ней – он, Хельги. Вот они остановились, спрыгнули прямо в душистые травы…

А вот они вдвоем с Сельмой собирают цветы на верхних лугах. Цветы самые разные: розовый пахучий клевер, ромашки, словно маленькие солнышки, красновато-пурпурный иван-чай, желто-бело-сиреневые лесные фиалки, колокольчики и васильки, как осколки неба. Целый букет в руках у Сельмы, а в глазах… в глазах ее, огромных, глубинносиних, блестящих, отражается восторженное лицо Хельги. А пухлые девичьи губы уже так близко-близко, что…

К середине ночи Хельги находился на той самой грани меж сном и реальностью, когда нельзя точно сказать – спит человек или бодрствует, скорее – спит, а может быть, просто лежит, чуть смежив веки. В такие минуты боги обычно насылают видения. Видения посетили и Хельги…

Они нахлынули сразу, такое впечатление – схватили за шиворот и потащили за собой, словно скулящего беспомощного щенка, а, протащив, бросили на поляне посреди густого леса. Поляна – смутно знакомая – была полна странно одетых людей, а впереди, прямо перед собой, на возвышении, Хельги увидел бледную темноволосую девушку с широко раскрытыми безумными глазами, он откуда-то знал, что зовут ее Маги… Маги что-то произносила длинным витиеватым речитативом, немного похожим на то, как говорят скальды, а потом… А потом вокруг жутко заскрежетало, завыло, заухало и загремело, так громко, что Хельги в ужасе закрыл ладонями уши – но это не помогало: скрежет, грохот и вой проникал в самые глубины сознания, это было настолько дико, что юноша не сразу почувствовал какое-то неудобство, словно бы в голове его поселился кто-то еще и смотрит теперь на миг его глазами. Это присутствие чужого ощущалось так явственно, что Хельги забыл даже про ужасные звуки, пытаясь понять, что же с ним происходит… Странно, но в этом чужом почему-то не чувствовалось Зла.

Вскрикнув, Хельги открыл глаза и поднялся с ложа – грохот сразу исчез, как исчезло присутствие чужого.

– О боги! – прошептал Хельги и до утра уже не сомкнул глаз.

Утром кузнец встал еще до восхода солнца. Поднял с лавки Хельги, сунул в руки по камню – беги.

Хельги знал – бежать надо изо всех сил. Набрал в грудь побольше воздуха, побежал, сначала медленно, потом все быстрее. Перепрыгивал через упавшие деревья, через тонкий лед замерзших ручьев, не снижая скорости пробирался лесной чащобой, царапал лицо в ореховых зарослях, бежал, стиснув зубы и держа под мышками тяжелые камни. Велунд не следил за ним, и был, особенно поначалу, соблазн срезать путь или хотя бы бросить камни, потом незаметно подобрать их – бегал-то все равно по кругу. Был соблазн, что и говорить, и Хельги хорошо знал это. Знал и другое – поступив так, обманул бы не Велунда – себя. Зачем тогда учится, зачем тренироваться, зачем? И станет ли он тогда первым, давая себе поблажки? Ответ сын Сигурда-ярла тоже знал. А потому бежал, бежал, бежал, не обращая внимание на усталость.

Оббежав тронутое первым зеленоватым ледком озеро, бросил у кузницы камни, стащил через голову мокрую тунику, взял в вытянутые руки две тяжелые дубовые палки. Застыл, словно статуя – заиграли на руках жилы, из закушенной нижней губы закапала кровь.

Так прошел и следующий день, и другой… и неделя… и…

– Крепись, юноша. – Улыбался Велунд. Горбоносый, смуглый, с непокорной седой бородищей, он уселся рядом с учеником, прислонившись спиной к камню. – Рука воина должна быть твердой вне зависимости, что в ней: лук, секира или меч.

– Меч, учитель. – Скосив глаза, самым краешком губы улыбнулся Хельги. – Ты обещал выковать меч, не хуже франкского!

– Не надо спешить, сынок. – Покачал головой Велунд. – Будет тебе меч. Железо есть. Пока же помни – уже совсем скоро соберется молодежь в лагере Эгиля. Ты должен стать первым.

– Я буду первым, учитель!

Ночью где-то недалеко выли волки, выли тягуче, призывно и страшно, словно жаловались на что-то, что должно было вот-вот произойти. Словно предупреждали.

– Ишь, развылись. – Подавая Велунду молот, прислушался Хельги. В кожаном фартуке на голое тело, юноша был похож на огненную статую – по плечам его прыгали оранжевые отблески пламени, волосы стягивал узкий ремешок, такой же, как и у Велунда. Полностью отрешенный, как того и требует истинное искусство, словно бы со стороны он видел сейчас Велунда, кузницу, себя, отражающегося в бадье с водою.

Ночь. Ветер. Пыщущий жаром горн, на наковальне – узкая полоска блестящей стали. Удар – искры… Еще удар – и звон только что выкованной стали… Удар – искры…. Удар – звон… Удар!

В несколько слоев ковал Велунд меч. Давно, очень давно, еще в пору своей молодости, научился он этому у франкских кузнецов, когда был жив их великий конунг Карл. Мерно стучал небольшим молоточком, указывал, куда надо бить. А Хельги – на подхвате, словно невесомый, играл в руках его тяжелый молот. Да не Мьольнир ли это, знаменитый молот Тора? Хельги улыбнулся, услыхав шутку учителя. Да, похоже на Мьольнир. Велунд щурился. Ну, хватит махать. Смотри, как огненная полоса превращается в клинок. Почему так сложно? Знай, сынок, что хорошая вещь никогда не бывает простой. Кто так говорит – лжец. Вот взять, к примеру, меч. Казалось бы, чего проще? Ан, нет. Здесь каждый металл важен и каждый должен занять свое место. Вполне определенное место. Главное – соблюсти точность. Сталь? Да, сталь очень важна, стальной клинок остр, но не прочен, легко может сломаться. Вязкость и прочность придаст мечу железо. Да не целой полоской, а словно бы вязаное из тонких прутьев. А вот поверху пустим сталь. Видишь, как проявляются на остывшем клинке железные полосы? На что похож рисунок? На змею? А почему на рыжую? Ну, ладно, на змею, так на змею. Дадим же этому мечу имя – Змей Крови. А на рукояти вырежем две зигзагообразные руны «СС»!!!

Увидев руны, Хельги почему-то вздрогнул. Почему – и сам не знал. Словно на миг проснулся в нем тот, чужой, что присутствовал в том сне…

Велунд засмеялся.

– Что ты так вылупился, сынок? Рун давно не видал? Да закрой же рот – ворона залетит. А ну-ка, вспоминай вису:

Дальше!

Хельги сглотнул слюну, на миг прикрыл глаза и продолжил:

Змей Крови! Великолепный получился меч – послушный, прочный, удобный. И красивый, как смерть на поле брани. А, главное, выковали его они вдвоем с Велундом, хотя кузнец говорил, что в стране франков такие мечи кует целая группа кузнецов – настолько сложно это искусство. Хороший вышел меч… Не меч – песня!

Теперь бы еще научиться владеть им, так, как владеет Велунд… или так, как когда-то владел Сигурд.

По редколесью, что на дальнем берегу фьорда, от усадьбы Сигурда в горы шли двое: Дирмунд Заика – рыжеватый, с длинным отвислым носом и тонкими выпяченными губами и дружок его, приблуда Хрольв – кругломордый, наглый, с подбородком, покрытым щетиной непонятного цвета – то ли светло-русой, то ли рыжей. В руках у обоих охотничьи луки, за плечами котомки – складывать добычу. Дирмунд на ходу мечтательно улыбался, а Хрольв, наоборот, хмурился.

– И чего мы поперлись в эти места? – хмуро выговаривал он приятелю. – Пошли бы к роще, там и ветер меньше, и дичи больше.

Ничего не отвечал Дирмунд Заика, не смотрел даже на Хрольва, впрочем, в глаза он никогда никому не смотрел, себе на уме был. Буркнул только, что, мол, здесь от усадьбы ближе.

– Ага. – Кивнул Хрольв. – Зато и людей больше: Снольди-Хольм во-он за той горкой. А гляди, вот и людишки с хутора. Кажись, сам вислоусый Торкель… Ну да, он. Не иначе – на пастбище собрался, проверить, как там – что и говорить, хозяин справный, и девка у него ничего, Сельма, я б с такой в овсах повалялся, а, Заика?

Дирмунд вздрогнул, обернулся к дружку, в его маленьких глазках на миг мелькнул гнев.

– Что прищурился? – Ухмыльнулся Приблуда. – Думаешь, не знаю, что нравится тебе дочка Торкеля-бонда? А? Ведь нравится? Ага, киваешь… Кивай не кивай – а она больше на Фриддлейва глаз положила да на нашего дурачка Хельги, жаль, не до конца прибили его тогда каменюками… Послушай-ка, Заика! – Остановившись, Хрольв хлопнул себя ладонями по коленкам. – А ведь ты не только из-за будущей дружины и наследства Сигурда решил поквитаться тогда с Хельги! Еще и из-за Сельмы, так?

– Д-д-дошло, как до утки – на третьи с-с-сутки. – Заика деланно засмеялся и еле успел подавить внезапно вспыхнувший в глазах огонь ненависти и злобы.

– Да не переживай ты так, Заика! – Хрольв с размаху стукнул его по плечу своей тяжелой ручищей, да так сильно, что Дирмунд присел. – Сквитаемся еще с этим Хельги, он же тоже будет в лагере у Эгиля.

– П-п-правильно говоришь, Хрольв. – Шмыгнув носом, слабо улыбнулся Заика. – Пок-к-квитаемся и с Хельги, и с этим з-з-задавакой Фриддлейвом. А лучше – как я и говорил, с-с-стравить их, пусть передерутся, а?

– Здорово придумано, Заика! – восхитился Хрольв. – Я всегда говорил, что ты умный.

Дирмунд довольно осклабился, не скрывая, как приятна ему похвала.

– Интерес-с-сно, дома ли С-сельма, – почесав рыжеватую башку, задумчиво произнес он. – А то бы з-з-заявились в г-г-гости.

– И заявимся! – поддержал его идею Приблуда. – А что? Пошли-ка! Тем более, что Торкель, говорят, на охоту собрался. А мы, ежели шагу прибавим, к вечеру у его усадьбы будем. А потом можно будет в дальний лес махнуть, к Ерунд-озеру, там тетеревов да рябчиков тьма!

– Через т-т-три дня надо вернуться – С-Сигурд с-с-сказал: в море п-пойдем, з-за рыбой.

– Ну и вернемся. Успеем. А не вернемся – так перебьются и без нас, в усадьбе бездельников много: толстяк Харальд, Ингви Рыжий Червь да хоть тот же мелкий Снорри.

– Эт-то точно. – Согласно кивнул Заика, и приятели, пройдя через заросли ясеня, повернули на дорогу, ведущую к усадьбе Торкеля.

Встретив по пути слуг Торкеля с хворостом, узнали, что Сельма с утра еще отправилась куда-то, скорее всего – к Ерунд-озеру, навестить тетку свою, Курид.

– 3-з-знаем, к-к-какую тетку, – буркнул Заика. – От Ерунд-озера д-д-до кузницы Велунда – рукой под-д-дать.

– Так мы туда и собрались! – Обрадовался Хрольв. – Я ж и говорю – там рябчиков! Ну, сегодня, конечно, заночуем, а уж завтра, с утречка… Ух, давненько я рябчиков не едал.

Дирмунд молча кивнул и вслед за приятелем свернул на тропинку, ведущую к лесу.

Они вышли к Ерунд-озеру к вечеру, как и рассчитывали. К этому времени кончился то и дело накрапывавший в течение всего дня дождь пополам со снегом, стих ветер. Озеро было подернуто льдом, тонким, зеленоватым, прозрачным. В блестящей ледовой глади отражались высокие сосны. Далеко, на противоположном берегу угадывались низкие строения – хутор Курид. Из озера вытекал неширокий ручей, тоже уже почти замерзший. Пробив во льду ручья лунку, приятели наловили рыбы. Хрольв, достав трут, принялся разводить костер. Удар… Еще удар… И вот уже застелился над озером легкий дымок. Хрольв довольно потер руки, обернулся к Заике… а тот вдруг быстро разбросал ногой уже готовый разгореться хворост.

– Ты что, сдурел? – возмутился Приблуда и размахнулся – наградить приятеля хорошей затрещиной, но тот приложил руку к губам и кивнул в сторону лесной чащи. Хрольв опустил руку и присмотрелся: уже стемнело, и было хорошо видно, как не так уж и далеко от них плясали на стволах сосен красные отблески костра.

– Охотники?

– Вряд ли. Торкель сюда не ходит, а больше некому?

– Чужаки?

– К-к-кто знает?

– Я проберусь, посмотрю… может, и мы там чем поживимся. – Не дожидаясь ответа, Хрольв Приблуда ужом юркнул в кусты.

Он отсутствовал недолго, но Заике так не казалось. Навалилась ночь, озеро потемнело, не видно уже было ни зги, лишь слышно, как где-то рядом истошно ухала сова. А может, и не сова, может – злобные тролли? Заика почувствовал вдруг, как подступает к самому горлу липкая пелена страха. Хотел было уж ретироваться на тот берег, поближе к жилым местам, не дожидаясь неизвестно куда сгинувшего напарника, только собрался – как тот и объявился, выскочив из кустов, мокрый, тяжело дышащий, пахнущий холодной болотной жижей.

– Четверо, – отдышавшись и напившись из ручья воды, сообщил он. – Мужичаги во-от с такими кулачищами. Один, кажется, берсерк – уж больно буйная у него бородища, да и глаза… ух, не хотел бы я с ним повстречаться на узкой тропке. У каждого – меч и стрелы. Одеты плохо – точно, бродяги. Изгнал, видно, тинг за что-то, вот и шляются. Рябчика жарят! – Хрольв облизнулся.

– Оп-п-пасные люди, – согласился Заика. – Н-н-надобно бы нам убраться п-подобру-п-поз-здорову.

– Да, нам с ними не справиться. Пойдем-ка вдоль озера, там где-нибудь и заночуем.

Они проснулись уже утром. Резко похолодало, и Ерунд-озеро заволокло плотным густым туманом. Солнца не было видно, лишь смутно угадывался в хмуром мареве маленький палево-золотистый шарик. Немного подкрепившись сырой форелью – огня так и не разжигали – Хрольв и Дирмунд Заика решили не искать себе приключений, возвращаясь домой через лес, а пойти в обход, через кузницу Велунда. Хоть так и дальше будет – да вернее.

Пройдя берегом, они повернули направо, миновали болото и через несколько полетов стрелы благополучно выбрались на широкую лесную тропинку, ведущую от кузницы к хутору Курид. Выбрались – и сразу же затаились в кустарнике, услыхав приближающийся стук копыт.

Лежа в кустах, Заика почувствовал, как сильно забилось сердце. Неужели – погоня? Нидинги? Но как они их заметили? Мысли эти пронеслись в трусливой душе Заики всего за пару секунд, а потом Хрольв сильно дернул его за руку – смотри, мол.

Дирмунд осторожно выглянул из-за кустов и увидел… Сельму. Дочь Торкеля-бонда, спешившись, гладила за ушами каурую кобылу, а рядом с ней… рядом с ней, растянув рот до ушей, стоял ненавистный Хельги и что-то рассказывал, от чего Сельма то и дело смеялась, поправляя съехавший на шею платок, голубой, вышитый желтыми нитками. Заику аж передернуло от вспыхнувшей ненависти и злобы. Руки сами собой потянулись к луку со стрелами… Эх, не был бы он умен… или был бы не так труслив…

Хорошо хоть, голубки вовремя разлетелись. Свистом подозвав коня, Хельги вскочил в седло, помахал рукой девчонке. Та улыбнулась и, тронув поводья, на прощанье взмахнула платком. Разъехались, каждый в свою сторону. Хельги – направо, к кузнице, а дочь Торкеля-бонда – налево, к хутору Курид.

Выбравшийся из кустов, Дирмунд Заика тоскливо посмотрел вслед Сельме. Нагнулся вдруг, поднял упавший на землю платок – голубой, с золотистой вышивкой. Постоял задумчиво и вдруг нехорошо улыбнулся.

– Как придем, надо б сказать Сигурду про бродяг. – Подошел к нему Хрольв. – Вместе-то мы их быстро вытурим, а может, и убьем, если кому повезет.

– С-с-сказать Сигурду про бродяг? – В задумчивости повторил Дирмунд. – А з-зачем? – Он посмотрел на платок. – Пос-с-слушай-ка, Хрольв. Д-давай, сделаем так… Сними-ка со своей лошади к-к-колоколец, он у тебя все равно коровий… Теперь с-с-слушай дальше…

– Ну, я всегда говорил, что ты умный! – Выслушав предложение приятеля, заржал, словно конь Хрольв. – Вот уж никогда бы до такого не додумался. Башка у тебя соображает, Заика, точно быть тебе хевдингом! Если и не получится – вдруг к тому времени уйдут бродяги-то и ладно, а получится – так славно выйдет.

Ничего не ответил Заика, лишь слабо улыбнулся. Маленькие глазки его, блеклые, почти что бесцветные, отражали злобное торжество.

Хельги со все большим остервенением занимался у Велунда, осваивая тактику битв. Учился двуручному бою – когда нет щита, лишь два сверкающих клинка птицами летают в воздухе, учился уклонениям от ударов, прыжкам: «прыжку кота» – мягкому, с приземлением на цыпочки; «прыжку медведя» – такому, что сбивал противника с ног; «прыжку лосося», позволяющему пробиться кувырком через головы врагов. Учился метать секиру: страшной убойной силы оружие, действующее иной раз куда как похлеще меча! Не день и не два метал, пока не научился попадать в тонкий ствол ясеня двумя секирами сразу. Потом снова настала очередь меча – Велунд так и предупреждал: о мече забывать не следует, удобное оружие – всегда с собой, а ведь недаром говорится в сагах:

– Твой меч – пожалуй, лучший меч в здешних краях, Хельги. – Не хвастая, говорил Велунд. – Всегда помни об этом и знай – не стоит, как другие, бояться подставить лезвие под удар – выдержит. Это – выдержит. А ну, смотри!

Кузнец брал в обе руки по мечу и начинал вращать ими – сначала медленно, потом все быстрее, пока лезвия не сливались в два сверкающих круга.

– Пробуй!

Легко сказать!

Как ни бился Хельги – не получалось. Но он не сдавался, поднимал с земли выбитый Велундом меч, начинал снова и снова. И снова ничего…

– Дело не в мечах, дело в тебе. – Положив руку ему на плечо, улыбнулся кузнец. – Настройся на битву, слейся с железом, почувствуй его, словно бы это продолжение твоих рук. Давай же, смотри на клинок… ближе к глазам… и не моргай… Не о врагах думай – о холодном железе, о разящей стали, о благородстве кованого клинка. А теперь – пробуй!

Теперь стальные круги заиграли и в руках Хельги… И снова на миг послышался тот страшный грохот, скрежет и вой, что преследовал Хельги во снах, вернее, в том зыбком мареве между сном и реальностью.

Вскрикнув, Хельги выронил мечи, сжал ладонями уши… Затем успокоился, огляделся – не видел ли Велунд? Нет, похоже, не видел. Тем лучше. Подобрал клинки…

Он совсем не чувствовал усталости, лишь утром едва смог подняться. Болели не только кисти рук – все тело, словно и не тренировался он почти все время в беге с камнями и в прыжках меж деревьями.

– Что, тяжеловато? – Усмехнулся Велунд. – А ведь совсем скоро лагерь молодых воинов. Ты напрасно думаешь, что твои друзья-соперники спят и накапливают жир. Харальд Бочонок каждый день швыряет в воду огромные камни, все дальше и дальше, Ингви достиг большого искусства в метании дротиков, а Фриддлейв, говорят, совсем не дает себе покоя и уже превосходит их обоих. Помни, Хельги, во главе дружины может стать только лучший!

Хельги помнил…

Знал, все это: и бег с камнями, и прыжки, и вечный голод, и ноющая боль по утрам во всем теле – еще цветочки. Так, небольшая разминка…

Он вспомнил случайную встречу с Сельмой на дороге у Ерунд-озеро, та ехала к тетке на хутор. И смелая девчонка остановилась, заговорила с ним, не опасаясь злых чужих взглядов. Впрочем, никого вокруг не было, ни злых, ни добрых. Хельги не осмеливался спросить самого себя – любит ли он Сельму? Наверное, любит… Но любовь ли это, ведь он еще никогда никого не любил. Кто б объяснил…

Хельги усмехнулся. Еще бы знать наверняка, как относится к нему Сельма. Любит ли? Или это просто дружеское влечение? Ведь собирала же она цветы с Фриддлейвом, сыном Свейна Копителя Коров. Да, что там ни говори, а красив Фриддлейв – благородные черты лица, матово-белая кожа, волосы светлые, словно выбеленный на солнце лен. Повыше Хельги на полголовы, постарше на год. Храбр, отважен, щедр – нелегко будет одолеть такого. Что ж, тем приятнее будет состязание. Хельги знал одно – он обязательно должен быть первым во всем – иначе, что с него будет за предводитель-хевдинг?

А Сельма… Сельма… Вот не видал ее несколько дней – и все, кажется, и день померк, и солнце светит тускло, и вообще все не так, как должно быть.

Хельги обернулся на конюшню. Взять коня, помчаться… А что? Вот именно так и сделать!

Юноша отвязал каурого жеребца, ласково потрепал по холке, погладил – конь посмотрел на юношу умными большими глазами, ткнулся мордой в плечо, всхрапнул ласково.

И снова – только ветер в лицо, и ветки из-под копыт, и успеть уклониться бы – корявые еловые лапы. Как это здорово: нестись вперед на верном коне, подставляя лицо свежему ветру, эх, еще б верной дружины недоставало, да ведь скоро и будет она, дружина, обязательно будет, никуда не денется, ибо он, Хельги, сын Сигурда-ярла, станет первым среди лучших молодых воинов Бильрест-фьорда!

Пролетали мимо заснеженные луга, летом покрытые розовым клевером, фиолетовые горы, леса, с темными вкраплениями урочищ, вдалеке, за горами синела блестящая гладь моря.

Выехав на тропинку, ведущую к хутору Курид, Хельги придержал каурого: здесь они последний раз встречались с Сельмой, она еще хвасталась платком – девчонка, что поделать… Однако что это там голубеет? Уж не платок ли? И правда, платок. Голубой, с желтой вышивкой – Сельмин платок, чей же еще-то?

А что это за бурые пятна? Неужели – кровь? И в самом деле…

Хельги настороженно осмотрелся. Платок он поднял с самого края тропы, как раз там, где уходила в лес повертка, узкая, почти неприметная. А ну-ка… Проверить, догнать, узнать!

Не думая больше, Хельги вскочил на коня и повернул в лес. Здесь пришлось ехать потише – мешали ветки и колючие кусты можжевельника, в изобилии разросшегося на самой тропке. Что-то звякнуло вдруг – кажется, коровий бубенчик – и какой дурак привязал его на ветку?

Пожав плечами, Хельги осторожно поехал дальше. Нагнулся под особенно колючей веткой…

Не успел он поднять голову, как краем глаза заметил летящую в него секиру! Нет, что это была именно секира, а не лесная птица и не белка, Хельги понял уже потом, быстро выныривая из-под конского брюха. Вскочил на ноги, вытащив из ножен меч, огляделся: ага, вот и первый нидинг – о подобных бродягах всякий был наслышан: украли что-нибудь у себя на родине, или убили кого, или еще чего нехорошего совершили, вот и выгнали их решением общего собрания – тинга – а это уж очень тяжелое наказание, даже, пожалуй, тяжелей смерти – поди-ка, поскитайся, без родни, без крова – да еще каждый встречный-поперечный имеет полное право тебя убить, потому что ты не человек, а вообще никто, сплошное недоразумение – безродный бродяга-нидинг.

Тем временем, нидинг – высоченный рыжебородый мужик с подбитым левым глазом и широким носом – снова размахнулся было швырнуть в Хельги копье, да передумал, разглядев жертву. Видно, внешний вид Хельги не внушил ему особого опасения. Рыжебородый обернулся, свистнул кому-то. Тут же за елками возникли еще двое – один тощий, слева, другой стоял позади, и Хельги толком разглядеть его не смог. Что ж – намерения бродяг не оставляли никаких сомнений, нужно было действовать.

Хельги чуть присел, согнув ноги в коленях, покачался на них туда-сюда, краем глаза наблюдая за задним – тот уж как-то резко нагнулся, видно – за упавшей секирой. Ага – так и есть! Теперь подойти ближе к рыжебородому… Так… Задний, кажется, уже размахнулся… Нет, еще рано… А вот теперь – пора! Хельги резко ушел в сторону, настолько быстро, что нидинги не успели ничего сообразить, а пущенная секира поразила рыжебородого точнехонько в лоб! Один есть. Тут же выскочив на тропу – он вовсе не собирался вечно отсиживаться за деревьями – Хельги нанес удар мечом… И попал в пустоту – бродяги явно не были новичками в битвах, по крайней мере, тот из них, что только что стоял перед Хельги. И вот он же возник снова, уже с секирой на длинной, украшенной рунами ручке. Взмахнул… и словно ветер просвистел над головой сына Сигурда, холодный ветер смерти. Нет, не зря Велунд учил его уворачиваться. А нидинг не унимался, махал своей секирой – словно сено косил, летели сбитые с деревьев ветки и листья. Вроде бы он был какой-то неказистый, длинный, сутулый, с темной свалявшейся от грязи бородою. Но секирой, пес, орудовал вполне профессионально – ни разу на пути ее не встретились ни ствол дерева, ни особо толстая ветка. Только позади вдруг хрустнул трухлявый ствол… Нидинг повалился навзничь, выронив из рук секиру. Хельги бросился было к нему… но тут же отпрыгнул далеко в сторону длинным и мощным «прыжком лосося». Он вспомнил про второго! Ведь не зря же тот затаился, не подавая признаков жизни. Да и этот, с секирой, уж слишком нелепо упал… Ага, вот, встал уже, озадаченно оглядываясь – не шевелясь, Хельги пристально наблюдал за ним из зарослей можжевельника. Но где же, однако, второй? Хельги осторожно выглянул… и получил бы удар мечом под лопатку, если б не почувствовал за спиной чье-то осторожное дыхание. Отпрыгнул, пробежал к толстому дереву – ага, эти двое, кажется, зажимали его в клещи, старательно оттесняя… куда? Хельги внимательно осмотрелся… Ага, ясно куда – в болотце. Хоть и тронутое льдом, а все ж таки ненадежен ледок-то. И тут в мозгу юноши грохнуло, заскрежетало, завыло… но сразу же стихло… и появилась одна задумка, сначала не вполне четкая – словно не самим Хельги придуманная, но все же вполне выполнимая. Идете сюда? Что ж, давайте.

На этот раз оба нидинга напали одновременно – Хельги наконец разглядел второго – низенького роста, с широким морщинистым лицом, он походил бы на старый трухлявый пень, поросший сизой бородой-мхом, если б не был так опасно подвижен. Как легко он ставил ноги – ни одна ветка не хрустнула. Он был вооружен мечом, коим и нанес быстрый удар – в это время второй как раз замахнулся секирой. Хельги не стал дожидаться дальнейшего развития событий, а, высоко подпрыгнув, ухватился за крепкий сук, спрыгнул, перевернувшись в воздухе через голову, и оказался позади темнобородого. Тот среагировал поздно – стальной клинок Хельги уже пронзил его сердце. Теперь оставался один коренастый, пожалуй, самый опасный изо всей троицы. Поигрывая мечом, он невозмутимо улыбался и медленно подбирался к Хельги. Юноша сделал первый выпад… поспешил, лишь расцарапав левую руку противника. Тот нанес быстрый рубящий удар – Хельги еле успел подставить меч – к немалому удивлению нидинга, такие приемы здесь мало кто использовал. Не давая ему опомниться, Хельги закрутил меч сверкающим кругом – теперь уже защищался бродяга. Почувствовав, что встретил достойного противника, он стал гораздо осторожнее и больше уже не улыбался, сосредоточив все внимание на борьбе. Удар! Уклонение влево. Еще удар – отбив! Ну-ну, быстро соображает, перенял тактику. Вернее, это он, Хельги, навязал врагу свою. Интересно, а меч у тебя насколько хорош? Приподнявшись на носках, Хельги изо всех сил опустил клинок, вложив в это движение всю силу своего молодого тренированного тела – меч нидинга не выдержав, треснул. Дрожащий обломок клинка с силой вонзился в землю. Хельги опустил Змей Крови – убивать безоружного не много чести для благородного викинга! А вот бродяга на поверку оказался напрочь лишенным и благородства, и чести: улыбнулся, показав зубы и, когда Хельги подошел ближе, подло, исподтишка, метнул в него рукоятку меча с острым торчащим обломком. Слава богам, Хельги успел среагировать – пущенный с силой обломок лишь задел его левое ухо. Нидинг бросился было бежать, развернулся и, зацепившись ногой за пень, рухнул лицом вниз… Якобы рухнул – этот прием кто-то из бродяг сегодня уже использовал, и Хельги на него не купился. Сжимая меч, с опаской подошел ближе, ожидая, что сейчас нидинг бросится на него, хватая за горло – единственный шанс не дать Хельги возможности воспользоваться мечом. Ну-ну, давай, бросайся… Ученые уже, ждем…

– Он больше не встанет, мой мальчик, – раздался вдруг голос Велунда. Старый кузнец вышел из-за сосны и, подойдя к лежащему недвижно бродяге, кивнул на его спину. Из-под левой лопатки нидинга торчал обломок меча, тот самый, воткнувшийся в землю…

– Но… – Хельги замялся. – Что ты здесь делаешь, учитель?

– Грибы собираю. – От души расхохотался кузнец. – Я знал, куда ты поехал, и помнил, что где-то здесь видели нидингов. Не предупредил, потому как, кто же будет предупреждать тебя в битве? Сам же направился за тобой. Много ошибок ты совершил, сынок…

Велунд прошел вперед по тропинке:

– Не привязал коня, вообще, даже не подумал о нем.

Хельги стыдливо зарделся.

– К тому же слишком много распрыгался без особых на то причин. Подумаешь, бродяги.

Сын Сигурда-ярла вспыхнул до корней волос. А он-то так гордился сегодняшней битвой, но вот, оказывается… теперь, хоть и не приходи в усадьбу. Не воин – посмешище.

Хельги сел на пень и закрыл горящее лицо руками. Очень хотелось заплакать.

– Ну, что ты там расселся? – Услыхал он голос Велунда, далекий, словно бы из другого мира. – Вставай-ка, нечего время терять. Нужно успеть заехать к хозяйке Курид за брагой, есть что отметить.

Хельги поднял глаза.

– В общем-то, сегодня я очень доволен тобой, мой мальчик! – с улыбкой произнес кузнец.