Ходит бедная царица
По своей опочивальне,
Руки белые ломает,
Взором сумрачным блуждает
И свою тоску-кручину
Так высказывает вслух:
«Знать, то богу так угодно,
Чтоб великое владенье
Повелителя Кучума
Уничтожилось! За что же
Нам беда пришла такая?
Чем прогневали судьбу?
Я вчера была царицей,
А сегодня, может, буду
Русских пленницей, рабою!
И дитя мое… О боже!
И дитя… О, нет! не можно!
Нет, рабой не буду я!
Наш Сузгун довольно крепок;
Нелегко его взять русским;
Много воинов отважных
Стерегут его и кроют.
Может быть, и, как знать, вскоре
Возвратится царь Кучум…
Но сдержать ли малой горсти
Упадающее царство,
Коль разбито наше войско,
Коль Махмета нет уж боле?
Мне ли, женщине, мне ль можно
Честь и царство поддержать?
Если б был еще воитель,
Равный брату в ратном деле,
Все была б еще надежда;
А теперь сгублю я только
Всех защитников Сузгуна,
И сама — опять в плену!
Что мне делать в этом горе?
Где искать себе спасенья?»
Так царица говорила,
Заливаяся слезами.
Тут позвать она велела
Старшину к себе в покой.
«Долго ль можем мы держаться?»
Старшину она спросила.
«Долго ль? — этого не знаю,
Но пока я жив, царица,
Но пока еще хоть двое
Нас останется в Сузгуне, —
Русским крепости не взять!»
Тяжко, тяжко ты вздохнула,
О, Сузге, моя царица!
Эта верность! эти чувства!
И его ли ты погубишь?..
О, когда б Кучум поболе
Мог иметь таких людей!