Баллада

Куда так проворно, жидовка младая?

       Час утра, ты знаешь, далек…

Потише – распалась цепочка златая,

       И скоро спадет башмачок.

Вот мост, вот чугунные влево перилы

       Блестят от огня фонарей;

Держись за них крепче, – устала, нет силы!..

       Вот дом – и звонок у дверей.

Безмолвно жидовка у двери стояла,

       Как мраморный идол бледна;

Потом, за снурок потянув, постучала…

       И кто-то взглянул из окна!..

И страхом и тайной надеждой пылая,

       Еврейка глаза подняла,

Конечно, ужасней минута такая

       Столетий печали была.

Она говорила: «Мой ангел прекрасный!

       Взгляни еще раз на меня…

Избавь свою Сару от пытки напрасной,

       Избавь от ножа и огня…

Отец мой сказал, что закон Моисея

       Любить запрещает тебя.

Мой друг, я внимала отцу не бледнея,

       Затем, что внимала любя…

И мне обещал он страданья, мученья,

       И нож наточил роковой,

И вышел… Мой друг, берегись его мщенья, —

       Он будет как тень за тобой.

Отцовского мщенья ужасны удары,

       Беги же отсюда скорей!

Тебе не изменят уста твоей Сары

       Под хладной рукой палачей.

Беги!..» Но на лик, из окна наклоненный,

       Блеснул неожиданный свет,

И что-то сверкало в руке обнаженной,

       И мрачен глухой был ответ.

И тяжкое что-то на камни упало,

       И стон раздался под стеной, —

В нем все улетающей жизнью дышало,

       И больше, чем жизнью одной!

Поутру, толпяся, народ изумленный

       Кричал и шептал об одном:

Там в доме был русский, кинжалом пронзенный,

       И женщины труп под окном.

<1832>

* * *

Я не люблю тебя; страстей

И мук умчался прежний сон;

Но образ твой в душе моей

Все жив, хотя бессилен он;

Другим предавшися мечтам,

Я все забыть его не мог;

Так храм оставленный – все храм,

Кумир поверженный – все Бог!

1837

* * *

Расстались мы, но твой портрет

Я на груди моей храню:

Как бледный призрак лучших лет,

Он душу радует мою.

И, новым преданный страстям,

Я разлюбить его не мог:

Так храм оставленный – все храм,

Кумир поверженный – все Бог!

1837

* * *

Из-под таинственной, холодной полумаски

Звучал мне голос твой отрадный, как мечта.

Светили мне твои пленительные глазки

И улыбалися лукавые уста.

Сквозь дымку легкую заметил я невольно

И девственных ланит и шеи белизну.

Счастливец! видел я и локон своевольный,

Родных кудрей покинувший волну!..

И создал я тогда в моем воображенье

По легким признакам красавицу мою;

И с той поры бесплотное виденье

Ношу в душе моей, ласкаю и люблю.

И все мне кажется: живые эти речи

В года минувшие слыхал когда-то я;

И кто-то шепчет мне, что после этой встречи

Мы вновь увидимся, как старые друзья.

<?>

* * *

Она поет – и звуки тают,

Как поцелуи на устах,

Глядит – и небеса играют

В ее божественных глазах;

Идет ли – все ее движенья,

Иль молвит слово – все черты

Так полны чувства, выраженья,

Так полны дивной простоты.

1838

* * *

Слышу ли голос твой

Звонкий и ласковый,

Как птичка в клетке,

Сердце запрыгает;

Встречу ль глаза твои

Лазурно-глубокие,

Душа им навстречу

Из груди просится,

И как-то весело,

И хочется плакать,

И так на шею бы

Тебе я кинулся.

1838

* * *

Есть речи – значенье

Темно иль ничтожно!

Но им без волненья

Внимать невозможно.

Как полны их звуки

Безумством желанья!

В них слезы разлуки,

В них трепет свиданья.

Не встретит ответа

Средь шума мирского

Из пламя и света

Рожденное слово;

Но в храме, средь боя

И где я ни буду,

Услышав, его я

Узнаю повсюду.

Не кончив молитвы,

На звук тот отвечу,

И брошусь из битвы

Ему я навстречу.

1839

Отправить