Книга: Песни и романсы русских поэтов
Назад: В. К. Тредиаковский
Дальше: М. В. Ломоносов

А. П. Сумароков

Александр Петрович Сумароков родился в 1717 году в Петербурге, умер в 1777 году в Москве. В историю литературы он вошел как крупнейший представитель и теоретик русского классицизма. Песни Сумароков стал сочинять в конце 1730-х годов. Уже первая его песня, «То ль награда за мою верность…», «была принята с восхищением знатнейшими дамами, которые пели ее…танцевали под голос ее менуэты». Две другие песни, сочиненные юным поэтом во время пребывания его в Сухопутном шляхетском корпусе (окончил в 1740 году), — «О места, места драгие!..» и «Места, тобою украшенны…» — также стали известными. Многие стихи Сумарокова пелись на мотивы модных «минаветов» (менуэтов), другие были положены на музыку А. Нарышкиным и Белиградским. К семи текстам Сумарокова (принадлежность которых поэту иногда оспаривается в пользу его дочери Г. Княжниной) музыку сочинил композитор Г. Теплов и напечатал их в своем сборнике «Между делом безделье…» (1759, №№ 10–13, 15–17) без имени автора. После выхода в свет этого сборника Сумароков резко возразил против незначительных изменений в стихах и, перепечатав шесть песен (кроме «К тому ли я…»), восстановил первоначальный текст в журнале «Трудолюбивая пчела» (ноябрьская книжка за 1759 год). Всего Сумароков написал свыше 160 песен и хоров. Многие из них пользовались большой популярностью, преимущественно в дворянской среде, некоторые проникли в демократические круги русского общества и фольклоризировались. Сумарокову принадлежат также тексты либретто опер Арайи и Раупаха. Об увлечении песнями Сумарокова свидетельствуют мемуаристы. С 1760-х годов тексты песен и хоров Сумарокова в большом количестве встречаются в различных песенниках и сборниках кантов без имени автора, многие вошли в «Собрание разных песен» Чулкова. Сам поэт в начале 1770-х годов подготовил сборник «Песни и хоры» и предполагал издать его в числе других сборников, однако это намерение не удалось осуществить. При жизни Сумарокова было опубликовано лишь 16 песен и только спустя пять лет после смерти поэта все его песенное наследие увидело свет. В согласии с нормами классицистической поэтики Сумароков придерживался принципа деления поэзии на жанры. В своей «Эпистоле о стихотворстве» он сформулировал требования к авторам песен:
Слог песен должен быть приятен, прост и ясен,
Витийств не надобно — он сам собой прекрасен.

Сам поэт был верен этой установке. Хотя его песни разрабатывали лишь любовную тематику, ему удалось внести в них разнообразие и элемент индивидуализации чувства. Кроме публикуемых песен в песенниках особенно часто встречаются «Сердце ты мое пленивши…» и «Чувствую скорби люты…».

 

7
О места, места драгие!
Вы уже не милы мне.
Я любезного не вижу
В сей прекрасной стороне.
  Он от глаз моих сокрылся,
  Я осталася страдать,
  И, стеня, не о любезном,
  О неверном воздыхать.
  Он игры́ мои и смехи
  Превратил, мне в злу напасть,
  И, отнявши все утехи,
  Лишь одну оставил страсть.

Из очей моих лиется
Завсегда слез горьких ток,
Что лишил меня свободы
И забав любовных рок.
  По долине сей текущи
  Воды слышали твой глас,
  Как ты клялся быть мне верен;
  И зефир летал в тот час.
  Быстры воды пробежали,
  Легкой ветер пролетел.
  Ах! и клятвы те умчали,
  Как ты верен быть хотел.

Чаю взор тот, взор приятный,
Что был прежде мной прельщен,
В разлучении со мною
На иную обращен;
  И она те ж нежны речи
  Слышит, что слыхала я.
  Удержися, дух мой слабый,
  И крепись, душа моя,
  Мне забыть его не можно
  Так, как он меня забыл;
  Хоть любить его не должно,
  Он, однако, всё мне мил.

Уж покою томну сердцу
Не имею никогда;
Мне прошедшее веселье
Вображается всегда.
  Весь мой ум тобой наполнен,
  Я твоей привыкла слыть;
  Хоть надежды я лишилась,
  Мне нельзя престать любить.
  Для чего вы миновались,
  О минуты сладких дней!
  А минув, на что остались
  Вы на памяти моей?

О свидетели в любови
Тайных радостей моих!
Вы то знаете, о птички,
Жители пустыней сих!
  Испускайте глас плачевный,
  Пойте днесь мою печаль,
  Что, лишась его, я стражду,
  А ему меня не жаль!
  Повторяй слова печальны,
  Эхо, как мой страждет дух;
  Отлетай в жилища дальны
  И трони́ его тем слух.

Конец 1730-х годов
8
Знать, судьба мне так судила,
Чтоб в страданьях век изжить,
И драгую отлучила,
Чтоб принудить слезы лить.
  Век, знать, будет воздыхати
  И мучение терпеть,
  Привыкай, мой дух, страдати,
  Коли рок не дал ту зреть.

Смутны мысли, только жалость
Представляйте в память мне;
Дайте, дайте в скуке радость,
Чтобы зреть ее во сне.
  Когда будет та забава,
  То и буду сладко спать,
  Но то пущая отрава,
  Ежель ту мне не видать.

Что ж грущу я и страдаю,
Если я один люблю?
Любит ли она — не знаю;
Не напрасно ль я терплю?
  Одним видом я доволен;
  Видом любит; пусть терплю,
  И один лишь сердцем болен,
  Хоть не любит, я люблю.

<1755>
9
Где ни гуляю, ни хожу,
Грусть превеликую терплю;
Скучно мне, где я ни сижу;
Лягу — спокойно я не сплю;
Нет мне веселья никогда,
Горько мне, горько завсегда,
Сердце мое тоска щемит,
С грусти без памяти бегу;
Грудь по тебе моя болит,
Вся по тебе я немогу;
Ты завсегда в моих глазах,
Я по тебе всегда в слезах,—
То ли не лютая беда!
То ль не увечье мне, младой!
Плачу я, мучуся всегда,
Вижу тебя я и во сне:
Ты, мою молодость круша,
Сделался мил мне как душа;
Ты приволок меня к себе,
Ты и любить меня взманил.
Так ли мила я и тебе,
Так ли ты тужишь обо мне;
Весел ли ты, когда со мной,
Рад ли, что виделся с младой?
Сем-ка сплету себе венок
Я из лазуревых цветов,
Брошу на чистой я поток,
Сведать, мой миленькой каков,
Тужит ли в той он стороне,
Часто ли мыслит обо мне.
Тонет ли, тонет ли венок,
Или он поверху плывет;
Любит ли, любит ли дружок,
Иль не в любви со мной живет;
Любит ли он, как я его,
Меньше иль вовсе ничего;
Вижу, венок пошел на дно,
Вижу, венок мой потонул:
Знать, на уме у нас одно,
Знать, о мне миленькой вздохнул;
Стала теперь я весела:
Знать, что и я ему мила.

<1755>
10
Лишив меня свободы,
Смеешься, что терплю,
Но я днесь открываюсь,
Что больше не люблю:
Гордись своим свирепством
Как хочешь завсегда,
Не буду больше пленен
Тобою никогда.

И так уж я довольно
Без пользы воздыхал,
Что все свои утехи
И сердце потерял;
А ныне не увидишь
Докук моих к себе,
Забудь, забудь то вечно,
Что верен был тебе.

В последни принуждает
Любовь меня вздохнуть,
В последни имя мне
Твое воспомянуть:
Оставшие то искры,
Чем сердце ты мне жгла,
Прости, прости и помни,
Как мучить ты могла.

Мечи свои заразы
Теперь в сердца иным,
Не будешь насыщаться
Вздыханием моим.
Я, право, не заплачу
От строгостей твоих;
Когда ты мне не склонна —
Есть тысяча других.

<1755>
11
    Негде, в маленьком леску,
    При потоках речки,
    Что бежала по песку,
    Стереглись овечки.
    Там пастушка с пастухом
    На брегу была крутом,
И в струях мелких вод с ним она плескалась.

    Зацепила за траву,
    Я не знаю точно,
    Как упала в мураву,
    Вправду иль нарочно.
    Пастух ее подымал,
    Да и сам туда ж упал,
И в траве он щекотал девку без разбору.

    «Не шути так, молодец,—
    Девка говорила,—
    Дай мне встать пасти овец, —
    Много раз твердила:
    Не шути так, молодец,
    Дай мне встать пасти овец;
Не шути, не шути, дай мне па́сти стадо».

    «Закричу», — стращает вслух;
    Дерзкой не внимает
    Никаких речей пастух —
    Только обнимает.
    А пастушка не кричит,
    Хоть стращает, да молчит;
Для чего же не кричит, я того не знаю.

    И что сделалось потом,
    И того не знаю.
    Я не много при таком
    Деле примечаю;
    Только эхо по реке
    Отвечало вдалеке:
«Ай, ай, ай!» — знать, они дралися.

<1755>
12
Уже восходит солнце, стада идут в луга,
Струи в потоках плещут в крутые берега.
Любезная пастушка овец уж погнала
И на́ вечер сегодни в лесок меня звала.

О темные дубравы, убежище сует!
В приятной вашей тени мирской печали нет;
В вас красные лужайки природа извела
Как будто бы нарочно, чтоб тут любовь жила.

В сей вечер вы дождитесь под тень меня свою,
А я в вас буду видеть любезную мою;
Под вашими листами я счастлив уж бывал
И верную пастушку без счету целовал.

Пройди, пройди скоряе, ненадобной мне день,
Мне свет твой неприятен, пусть кроет ночи тень;
Спеши, дражайший вечер, о время, пролетай!
А ты уж мне, драгая, ни в чем не воспрещай.

<1755>
13
Знаю, что стыдишься и крепишься молвить.
    Что любовь пленила и тебя,
Знаю, что ты хочешь быти осторожна
    И боишься вверить мне себя:
Вверься, вверься, полно мысли не пристойны
    О любви моей к себе иметь,
И открой то словом, что твои мне взгляды
    Дали уж довольно разуметь.

Можешь ли довольна ты быть красотою,
    Коль плодов с нее не собирать,
Если ж не склоняться, так на что приятством
    Мысли непристрастны полонять?
Дай отраду в сердце, утоли мой пламень,
    Окончай исканья и труды,
Опустись в страсть нежну, перестань крепиться
    И сними с красы своей плоды.

О плоды драгие! сладкая утеха,
    Есть ли что на свете лучше вас?
Чем возможно ясно мне изобразити,
    Мне тебя, о ты! приятной час:
Час, в которой сладость оныя забавы
    Чувствуют влюбленные сердца,
Получая славу чувствам восхищенным
    И любви касаяся венца.

<1755>
14
Летите, мои вздохи, вы к той, кого люблю,
И горесть опишите, скажите, как терплю;
Останьтесь в ее сердце, смягчите гордый взгляд
И после прилетите опять ко мне назад;
Но только принесите приятную мне весть,
Скажите, что еще мне любить надежда есть:
Я нрав такой имею, чтоб долго не вздыхать,
Хороших в свете много, другую льзя сыскать.

<1755>
15
Клав искать себе стал места,
Где б посвататься ему;
Полюбилася невеста
Клаву, другу моему.

Что мне медлить, мнит он, доле,
Ты румяна и бела,
Зубы красят то и боле,
Ты мне, девушка, мила.

Полюбился он прекрасной,
Как она ему равно.
День прошел в сей жизни страстной,
Мыслят, брака ждут давно.

Рад, окончил он страданье
Нежна сердца своего:
Получил свое желанье,
Девка вышла за него.

Утром видеть дорогую
Прибегает к красоте,
Но пред зеркалом другую
Обретает в простоте.

Белизны не видно тела,
На щеках стал бледной цвет;
Вся краса с лица слетела,
А во рту ни зуба нет.

Клав женился не в издевку;
Но кричал: «Беги к себе;
Я прекрасную взял девку
И женат не на тебе».

<1755>
16
К тому ли я тобой, к тому ли я пленилась,
Чтоб, пламенно любя, всечасно воздыхать;
На то ль моя душа любовью заразилась,
Чтоб мне потоки слез горчайших проливать;
       Губить младые лета,
       Бесплодну страсть питать
       И все утехи света
       В тебе лишь почитать;

В тебе, а ты меня без жалости терзаешь,
И сердце ты и дух в отчаянье привел!
Иль ты еще моей горячности не знаешь,
Приметь, мучитель, как ты мною овладел.
       Что в сердце ощущаю,
       Пойми из глаз моих, —
       Как я тобой страдаю,
       Написано на них.

Твой образ навсегда в мысль страстну погрузился,
Я жертвую тебе и волю и себя;
Иль ты другою, ах! любовью заразился
И тщетно мя вспалил, другую полюбя.
       На что ж ты лестны взгляды
       Являл мне иногда?
       На что, коль без отрады,
       Мне мучиться всегда?

Сим к мукам завсегда я стала обольщенна,
Глаза произвели огонь в моей крови;
Они виновны в том, что я тобой плененна;
Я прелести почла призна́ками любви.
       А если, свет мой, мною
       Твоя пронзенна грудь,—
       Владей моей душою,
       Лишь только верен будь.

<1759>
17
Тщетно я скрываю сердца скорби люты,
  Тщетно я спокойною кажусь:
Не могу спокойна быть я ни минуты,
  Не могу, как много я ни тщусь.
Сердце тяжким стоном, очи током слезным
  Извлекают тайну муки сей:
Ты мое старанье сделал бесполезным,
  Ты, о хищник вольности моей!

Ввергнута тобою я в сию злу долю,
  Ты спокойный дух мой возмутил,
Ты мою свободу пременил в неволю,
  Ты утехи в горесть обратил;
И к лютейшей муке ты, того не зная,
  Может быть, вздыхаешь о иной,
Может быть, бесплодным пламенем сгорая,
  Страждешь ею так, как я тобой.

Зреть тебя желаю, а узрев, мятуся,
  И боюсь, чтоб взор не изменил;
При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,
  Что не знаешь, сколько ты мне мил.
Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится,
  А любовь стремится выгнать стыд;
В сей жестокой брани мой рассудок тмится,
  Сердце рвется, страждет и горит.

Так из муки в муку я себя ввергаю;
  И хочу открыться, и стыжусь,
И не знаю прямо, я чего желаю,
  Только знаю то, что я крушусь;
Знаю, что всеместно пленна мысль тобою
  Вображает мне твой милый зрак;
Знаю, что, вспаленной страстию презлою,
  Мне забыть тебя нельзя никак.

<1759>
18
Позабудь дни жизни сей,
  Как о мне вздыхала;
Выдь из памяти моей,
  Коль неверна стала!
Гасни, пламень мой, в крови!
  Ах, чего желаю!
Истребляя жар любви,
  Больше лишь пылаю.

Правдой принимаю лесть
  Я в твоем ответе.
Мне, и льстя, всего что есть
  Ты миляй на свете.
В том, что ныне ясно зрю,
  Сам себе не верю.
День и ночь тобой горю —
  Сердцу лицемерю.

За неверность вне себя
  Я, сердись, бываю;
Но увижу лишь тебя,
  Всё позабываю.
Я не помню в оный час
  Твоея досады,
И во взорах милых глаз
  Я ищу отрады.

Только то одно манит,
  Сердце подкрепляет:
Мню, пустой меня лишь вид,
  Ревность ослепляет.
Нет, не тем теперь моя
  Грудь отягощенна;
Зрю неверность ныне я:
  Тем душа смущенна.

<1759>
19
Сокрылись те часы, как ты меня искала,
И вся моя тобой утеха отнята:
Я вижу, что ты мне неверна ныне стала,
Против меня совсем ты стала уж не та.
      Мой стон и грусти люты
      Вообрази себе
      И вспомни те минуты,
      Как был я мил тебе.

Взгляни на те места, где ты со мной видалась,
Все нежности они на память приведут.
Где радости мои! где страсть твоя девалась!
Прошли и ввек ко мне обратно не придут.
      Настала жизнь другая;
      Но ждал ли я такой!
      Пропала жизнь драгая,
      Надежда и покой.

Несчастен стал я тем, что я с тобой спознался;
Началом было то, что муки я терплю,
Несчастнее еще, что я тобой прельщался,
Несчастнее всего, что я тебя люблю.
      Сама воспламенила
      Мою ты хладну кровь;
      За что ж ты пременила
      В недружество любовь?

Но в пенях пользы нет, что я, лишась свободы,
И радостей лишен, едину страсть храня.
На что изобличать — бессильны все дово́ды,
Коль более уже не любишь ты меня.
      Уж ты и то забыла,
      Мои в плен мысли взяв,
      Как ты меня любила,
      И время тех забав.

<1759>
20
Ты сердце полонила,
Надежду подала
И то переменила,
Надежду отняла.
Лишаяся приязни,
Я всё тобой гублю;
Достоин ли я казни,
Что я тебя люблю?

Я рвусь, изнемогая;
Взгляни на скорбь мою,
Взгляни, моя драгая,
На слезы, кои лью!
Дня светла ненавижу,
С тоскою спать ложусь,
Во сне тебя увижу —
Вскричу и пробужусь.

Терплю болезни люты,
Любовь мою храня;
Сладчайшие минуты
Сокрылись от меня.
Не буду больше числить
Я радостей себе,
Хотя и буду мыслить
Я вечно о тебе.

<1760>
21. Хор сатир
  В сырны дни мы примечали,
Три дни и три ночи на рынке:
  Никого мы не встречали,
Кто б не коснулся хмеля крынке.
  В сырны дни мы примечали:
    Шум блистает,
    Шаль мотает,
    Дурь летает,
    Разум тает,
    Зло хватает,
    Наглы враки,
    Сплетни, драки,
  И грызутся как собаки.
    Примиритесь!
  Рыла жалейте и груди!
  Пьяные, пьяные люди,
    Пьяные люди,
    Не деритесь!

Конец 1762 или январь 1763
22
Не грусти, мой свет, мне грустно и самой,
Что давно я не видалася с тобой.
  Муж ревнивой не пускает никуда;
  Отвернусь лишь, так и он идет туда.

Принуждает, чтоб я с ним всегда была;
Говорит он: «Отчего не весела?»
  Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,
  Ты из мыслей не выходишь никогда.

Ах! несчастье, ах! несносная беда,
Что досталась я такому, молода;
  Мне в совете с ним вовеки не живать,
  Никакого мне веселья не видать.

Сокрушил злодей всю молодость мою;
Но поверь, что в мыслях крепко я стою;
  Хоть бы он меня и пуще стал губить,
  Я тебя, мой свет, вовек буду любить.

<1770>
23
Чем тебя я оскорбила,
Ты скажи мне, дорогой!
Тем ли, что я не таила
Нежных мыслей пред тобой,
    И считала то пороком,
    Чтоб в мученик жестоком
    Твой любезный дух томить,
    Не хотя лишить покою,
    Не хотя терзать тоскою,
    Я могла ли погрешить?

Для того ли я склонилась
И любви далась во власть,
Чтоб отныне я крушилась,
Бесполезну видя страсть?
    Чтоб ты не был в том уверен,
    Сколь мой жар к тебе безмерен;
    То ты можешь ли сказать?
    Но уверясь в том не ложно,
    Как тебе, ах! как возможно
    Верно сердце презирать?

Я во всем позабываюсь,
На тебя когда гляжу;
Без тебя я сокрушаюсь
И задумавшись сижу.
    Все часы считаю точно,
    И завидую заочно,
    Кто против тебя сидит.
    На тебя всегда взираю
    И с утехою внимаю,
    Что язык твой говорит.

Я тебе открылась ясно:
Жду того же напроти́в;
И пускай я жду напрасно,
Мой пребудет пламень жив.
    Я готова, хоть как прежде.
    Пребывать в одной надежде
    И себя отрадой льстить;
    Не склоню тебя тоскою —
    Может время долготою
    Твердо сердце умягчить.

<1770>
24
Прости, моя любезная, мой свет, прости,
Мне сказано назавтрее в поход ийти;
  Не ведомо мне то, увижусь ли с тобой,
  Ин ты хотя в последний раз побудь со мной.

Покинь тоску, иль смертной рок меня унес,
Не плачь о мне, прекрасная, не трать ты слез.
  Имей на мысли то к отраде ты себе,
  Что я оттоль с победою приду к тебе.

Когда умру, умру я там с ружьем в руках,
Разя и защищаяся, не знав, что страх;
  Услышишь ты, что я не робок в поле был,
  Дрался с такой горячностью, с какой любил.

Вот трубка, пусть достанется тебе она!
Вот мой стакан, наполненной еще вина;
  Для всех своих красот ты выпей из него,
  И будь по мне наследницей лишь ты его.

А если алебарду заслужу я там,
С какой явлюся радостью к твоим глазам;
  В подарок принесу я шиты башмаки,
  Манжеты, опахало, щегольски чулки.

<1770>
25
«Не терзай ты себя:
Не люблю я тебя;
Полно время губить,—
Я не буду любить;
Не взята тобой я,
И не буду твоя».

— «Не терзаю себя:
Не люблю я тебя;
Дни на что мне губить, —
Я не буду любить;
Не пленюсь тобой я,
Тщетна гордость твоя».

— «А когда пременюсь
И к тебе я склонюсь,
Так полюбишь ли ты
И сорвешь ли цветы?
Я хранить их могла:
Для тебя берегла».

— «Так и я пременюсь,
И всем сердцем склонюсь;
Мне мила будешь ты,
И сорву я цветы;
Ты хранить их могла:
Для меня берегла».

— «Я покорна судьбе
И вручаюсь тебе;
Ты напрасно дни тьмил,
Как душа стал ты мил.
Перестань ты тужить!
Будем дружно мы жить».

— «Я покорен судьбе
И вручаюсь тебе;
Я напрасно дни тьмил,
Коль и я столько ж мил.
Перестань ты тужить!
Будем дружно мы жить».

Назад: В. К. Тредиаковский
Дальше: М. В. Ломоносов