Книга: Песни и романсы русских поэтов
Назад: А. Н. Будищев
Дальше: Приложение Песенные переработки стихотворений XVIII — начала XX века

Песни неизвестных авторов середины XIX — начала XX века

649
Долго нас помещики душили,
    Становые били,
И привыкли всякому злодею
    Подставлять мы шею.
В страхе нас квартальные держали,
    Немцы муштровали.
Что тут делать, долго ль до напасти —
    Покоримся власти!
Мироеды тем и пробавлялись, —
    Над нами ломались,
Мы-де глупы, как овечье стадо,—
    Стричь и брить нас надо.
Про царей попы твердили миру —
    Спьяна или с жиру, —
Сам-де бог помазал их елеем,
    Как же пикнуть смеем?
Суд Шемякин — до бога высоко,
    До царя далеко:
Царь сидит там, в Питере, не слышит,
    Знай указы пишет.
А указ как бисером нанизан,
    Не про нас лишь писан;
Так и этак ты его читаешь —
    Всё не понимаешь.
Каждый бутарь звал себя с нахальством —
    Малыим начальством.
Знать, и этих, господи ты боже,
    Мазал маслом тоже.
Кто слыхал о двадцать пятом годе
    В крещеном народе?
Когда б мы тогда не глупы были,
    Давно б не тужили.
Поднялись в то время на злодеев:
    Кондратий Рылеев,
Да полковник Пестель, да иные
    Бояре честные.
Не сумели в те поры мы смело
    Отстоять их дело.
И сложили головы за братий
    Пестель да Кондратий,
Не найдется, что ль, у нас иного
    Друга Пугачева,
Чтобы крепкой грудью встал он смело
    За святое дело!

<1861>
650
Славься, свобода и честный наш труд!
Пусть нас за правду в темницу запрут,
Пусть нас пытают и жгут нас огнем —
Песню свободе и в пытке споем!

Славься же, славься, родимая Русь,
И пред царем и кнутами не трусь;
Встань, ополчися за правду на брань,
Встань же скорее, родимая, встань!

<1863>
651
Золотых наших дней
Уж немного осталось,
А бессонных ночей
Половина промчалась.
  Проведемте ж, друзья,
  Эту ночь веселей,
  Пусть студентов семья
  Соберется тесней!
  Проведемте ж, друзья,
  Эту ночь веселей,
  Пусть студентов семья
  Соберется тесней!

Наша жизнь коротка,
Всё уносит с собой,
Наша юность, друзья,
Пронесется стрелой.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Не два века нам жить,
А полвека всего.
Так тужить да грустить,
Друг мой, право, смешно.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

В голове удалой
Много сладостных дум;
Буря жизни и вой
Не заглушат их шум.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Пусть на небе гроза,
А во тьме для меня
Моей милой глаза
Блещут ярче огня.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Не любить — загубить
Значит жизнь молодую.
В жизни (мире) рай — выбирай
Себе деву любую!
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

В объятиях девы,
Как ангел прекрасной,
Забудем же, други,
Всё горе свое.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

И счастия полны,
С улыбкою страстной,
Умрем, забывая
Весь мир, за нее.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

И чем больше и злей
Будет гром грохотать,
Тем отраднее с «ней»
Будем мы пировать.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Наша жизнь коротка,
Всё уносит с собой.
Пусть разгульна, легка
Мчится юность стрелой!
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

На разгульном пиру
Пусть вино нам отрада,
Пусть и песня веселья
Всем горям преграда.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Пойте, ликуйте
Беспечно, друзья,
А песня польется,
Как влаги струя.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Пусть ликует твой враг,
Твои силы губя,
Только б было светло
На душе у тебя.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

И чтоб в дом твой друзья,
Люди честные шли,
И на смену отцов
Нам младенцы росли.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

И чтоб мог ты врагу
В очи смело глядеть
И пред смертью своей
Не дрожать, не бледнеть.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Не боюсь я судьбы,
Не боюсь я врагов:
Силы есть для борьбы,
Руки есть для трудов!
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Кто из нас победит, —
Эта речь впереди;
А покуда кипит
Жажда жизни в груди.
  Проведемте ж, друзья… и т. д.

Выпьем, братцы, теперь
Мы за русский народ,
Чтобы грамоту знал,
Чтобы шел всё вперед!
  Проведемте ж, друзья,
  Эту ночь веселей,
  Пусть студентов семья
  Соберется тесней!
  Проведемте ж, друзья,
  Эту ночь веселей,
  Пусть студентов семья
  Соберется тесней!

<1850-е годы>
652
Не пробуждай воспоминаний
Минувших дней, минувших дней —
Не возродишь былых желаний
В душе моей, в душе моей.

И на меня свой взор опасный
Не устремляй, не устремляй,
Мечтой любви, мечтой прекрасной
Не увлекай, не увлекай.

Однажды счастье в жизни этой
Вкушаем мы, вкушаем мы.
Святым огнем любви согреты,
Оживлены, оживлены.

Но кто ее огонь священный
Мог погасить, мог погасить,—
Тому уж жизни незабвенной
Не возвратить, не возвратить!

<1877>
653
Вы жертвою пали в борьбе роковой
  Любви беззаветной к народу,
Вы отдали всё, что могли, за него,
  За жизнь его, честь и свободу.

Порой изнывали по тюрьмам сырым;
  Свой суд беспощадный над вами
Враги-палачи изрекали порой,
  И шли вы, гремя кандалами.

А деспот пирует в роскошном дворце,
  Тревогу вином заливая,
Но грозные буквы давно на стене
  Чертит уж рука роковая.

Настанет пора — и проснется народ,
  Великий, могучий, свободный.
Прощайте же, братья, вы честно прошли
  Ваш доблестный путь благородный!

1870-е годы
654
По пыльной дороге телега несется,
В ней по бокам два жандарма сидят.
    Сбейте оковы,
    Дайте мне волю,
  Я научу вас свободу любить.

Юный изгнанник в телеге той мчится,
Скованы руки, как плети висят.
    Сбейте оковы… и т. д.

Дома оставил он мать беззащитную,
Будет она и любить и страдать.
    Сбейте оковы… и т. д.

Дома оставил он милую сердцу,
Будет она от тоски изнывать.
    Сбейте оковы… и т. д.

Вспомнил он, бедный, дело народное,
Вспомнил, за что он так долго страдал.
    Сбейте оковы… и т. д.

Вспомнил и молвил: «Дайте мне волю,
Я научу вас свободу любить».

1860-е или 1870-е годы
655
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.

Идет он густою тайгою,
Где пташки одни лишь поют,
Котел его сбоку тревожит,
Сухие коты ноги бьют.

На нем рубашонка худая,
Со множеством разных заплат,
Шапчонка на нем арестанта
И серый тюремный халат.

Бежал из тюрьмы темной ночью,
В тюрьме он за правду страдал —
Идти дальше нет больше мочи,
Пред ним расстилался Байкал.

Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берет
И грустную песню заводит —
Про родину что-то поет:

«Оставил жену молодую
И малых оставил детей,
Теперь я иду наудачу,
Бог знает, увижусь ли с ней!»

Бродяга Байкал переехал,
Навстречу родимая мать.
«Ах, здравствуй, ах, здравствуй, мамаша,
Здоров ли отец, хочу знать?»

— «Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт,
А брат твой давно уж в Сибири,
Давно кандалами гремит.

Пойдем же, пойдем, мой сыночек,
Пойдем же в курень наш родной,
Жена там по мужу скучает
И плачут детишки гурьбой».

1880-е годы
656
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
Дни и ночи часовые,
    Да э-эх!
Стерегут мое окно.

Как хотите стерегите,
Я и так не убегу,
Мне и хочется на волю,
    Да э-эх!
Цепь порвать я не могу.

Ах! вы цепи, мои цепи,
Вы железны сторожа!
Не сорвать мне, не порвать вас,
    Да э-эх!
Истомилась вся душа.

Солнца луч уж не заглянет,
Птиц не слышны голоса,
Как цветок и сердце вянет,
    Да э-эх!
Не глядели бы глаза!

<1880-е годы>
657. Колечко
Потеряла я колечко, потеряла я любовь,
А по этом по колечке буду плакать день и ночь.
Где девался тот цветочек, что долину украшал,
Где мой миленький дружочек, что словами обольщал?
Обольстил милый словами, он уверил навсегда:
«Не плачь, девица, слезами, — будешь вечно ты моя».
Мил уехал и оставил мне малютку на руках,
Как взгляну я на малютку, так слезами и зальюсь:
Чрез тебя, моя малютка, пойду в море утоплюсь.
А тебя, мой злой мучитель, я навеки прокляну.
Долго русою косою трепетала по волне,
Правой рученькой махала — прощай, миленький, прощай!
Ни на что так не взирала, как на этот темный бор.
Ни о ком так не страдала, как о миленьком своем.

<1893>
658. Байкал
  Грозно и пенясь, катаются волны.
Сердится гневом объятый, широкий Байкал.
  Зги не видать. От сверкающей молньи
Бедный бродяга запрятался в страхе меж скал.

  Чайки в смятеньи и с криком несутся,
    А ели как в страхе дрожат.
  Грозно и пенясь, катаются волны,
Сердится гневом объятый, широкий Байкал.

  Чудится в буре мне голос знакомый,
Будто мне что-то давнишнее хочет сказать.
  Тень надвигается, бурей несомая,
Сколько уж лет он пощады не хочет мне дать!

  Буря, несися! Бушуй, непогода!
    Не вас я так крепко страшусь.
  Тень надвигается, бурей несомая,
Гонится всюду за мной, лишь я не боюсь!

Вторая половина XIX века
659
Глухой неведомой тайгою,
Сибирской дальней стороной,
Бежал бродяга с Сахалина
Звериной узкою тропой.

Шумит, бушует непогода,
Далек, далек бродяге путь.
Укрой тайга его глухая —
Бродяга хочет отдохнуть.

Там далеко за темным бором
Оставил родину свою,
Оставил мать свою родную,
Детей, любимую жену.

«Умру, в чужой земле зароют,
Заплачет маменька моя,
Жена найдет себе другого,
А мать сыночка никогда».

Вторая половина XIX века
660
Вот мчится тройка почтовая
По Волге-матушке зимой,
Ямщик, уныло напевая,
Качает буйной головой.

«О чем задумался, детина? —
Седок приветливо спросил.—
Какая на сердце кручина,
Скажи, тебя кто огорчил?»

— «Ах, барин, барин, добрый барин,
Уж скоро год, как я люблю,
А нехристь-староста, татарин,
Меня журит, а я терплю.

Ах, барин, барин, скоро святки,
А ей не быть уже моей,
Богатый выбрал, да постылый —
Ей не видать отрадных дней…»

Ямщик умолк и кнут ременный
С досадой за пояс заткнул.
«Родные, стой! Неугомонны! —
Сказал, сам горестно вздохнул.—

По мне лошадушки взгрустнутся,
Расставшись, борзые, со мной,
А мне уж больше не промчаться
По Волге-матушке зимой!»

<1901>
661. Дремлют плакучие ивы
Дремлют плакучие ивы,
Низко склонясь над ручьем,
Струйки бегут торопливо,
Шепчут во мраке ночном,
Шепчут во мраке, во мраке ночном!

Думы о прошлом далеком
Мне навевают они…
Сердцем больным, одиноким
Рвусь я в те прежние дни!..
Рвусь я в те прежние, светлые дни.

Где ты, голубка родная?
Помнишь ли ты обо мне?
Так же ль, как я, изнывая,
Плачешь в ночной тишине…
Плачешь ли так же в ночной тишине…

<1906>
662
Далеко в стране Иркутской
Между двух огромных скал,
Обнесен стеной высокой,
Александровский централ.

Чистота кругом и строго,
Ни соринки не найдешь:
Подметалов штук десяток
В каждой камере найдешь.

Дом большой, покрытый славой,
На нем вывеска стоит,
А на ней орел двуглавый
Раззолоченный висит.

По дороге тройка мчалась,
В ней был барин молодой.
Поравнявшись с подметалой,
Крикнул кучеру: «Постой!

Ты скажи-ка мне, голубчик,
Что за дом такой стоит?
Кто владелец тому дому?
Как фамилия гласит?»

— «Это, барин, дом казенный —
Александровский централ,
А хозяин сему дому
Здесь и сроду не бывал.

Он живет в больших палатах,
И гуляет, и поет,
Здесь же в сереньких халатах
Дохнет в карцере народ».

— «А скажи-ка мне, голубчик,
Кто за что же здесь сидит?»
— «Это, барин, трудно помнить:
Есть и вор здесь и бандит.

Есть за кражи и убийства,
За подделку векселей,
За кредитные билеты…
Много разных штукарей.

Есть за правду за народну:
Кто в шестом году восстал,
Тот начальством был отправлен
В Александровский централ.

Есть преступники большие,
Им не нравился закон,
И они за правду встали,
Чтоб разрушить царский трон.

Отольются волку слезы.
Знать, царю несдобровать!»
Уловив слова угрозы,
Барин крикнул: «Погонять!»

<1906>
Назад: А. Н. Будищев
Дальше: Приложение Песенные переработки стихотворений XVIII — начала XX века