И. И. Гольц-Миллер

563. «Слу-ша́й!»

Как дело измены, как совесть тирана,
  Осенняя ночка черна…
Черней этой ночи встает из тумана
  Видением мрачным тюрьма.
Кругом часовые шагают лениво;
  В ночной тишине, то и знай,
Как стон, раздается протяжно, тоскливо:
    — Слу-ша́й!..

Хоть плотны высокие стены ограды,
  Железные крепки замки,
Хоть зорки и ночью тюремщиков взгляды
  И всюду сверкают штыки,
Хоть тихо внутри, но тюрьма — не кладбище,
  И ты, часовой, не плошай:
Не верь тишине, берегися, дружище:
    — Слу-ша́й!..

Вот узник вверху за решеткой железной
  Стоит, прислонившись к окну,
И взор устремил он в глубь ночи беззвездной,
  Весь словно впился в тишину.
Ни звука!.. Порой лишь собака зальется,
  Да крикнет сова невзначай,
Да мерно внизу под окном раздается:
    — Слу-ша́й!..

«Не дни и не месяцы — долгие годы
  В тюрьме осужден я страдать,
А бедное сердце так жаждет свободы,—
  Нет, дольше не в силах я ждать!..
Здесь штык или пуля — там воля святая…
  Эх, черная ночь, выручай!
Будь узнику ты хоть защитой, родная!..»
    — Слу-ша́й!..

Чу!.. Шелест… Вот кто-то упал… приподнялся..
  И два раза щелкнул курок…
«Кто и́дет?..» Тень мелькнула — и выстрел раздался
  И ожил мгновенно острог.
Огни замелькали, забегали люди…
  «Прощай, жизнь, свобода, прощай!» —
Прорвалося стоном из раненой груди…
    — Слу-ша́й!..

И снова всё тихо… На небе несмело
  Луна показалась на миг.
И, словно сквозь слезы, из туч поглядела
  И скрыла заплаканный лик.
Внизу ж часовые шагают лениво;
  В ночной тишине, то и знай,
Как стон, раздается протяжно, тоскливо:
    — Слу-ша́й!..

<1864>

Отправить