CXII
Ты утешением своим сотрёшь
рубцы злословья с моего чела.
Кто б ни судачил, плох я иль хорош,
ты чтишь во мне добро, не видя зла.
Ты — весь мой мир, и больше никого
нет для меня, и я погиб для всех.
В сомненье я без мненья твоего,
в чём для меня бесчестье, в чём — успех.
Чужие речи в пропасть бросил я,
чтобы ни льстец, ни клеветник не смел
смущать меня, глухого, как змея.
Навек от них отречься — мой удел.
Так прочно ты царишь в мозгу моём,
что, кажется, всё умерло кругом.