XCIX
Фиалку я бранил за воровство:
«Где ты нашла, плутовка, запах свой,
как не в дыханье друга моего?
А лепестки окрасила весной,
должно быть, кровью пурпурной его?».
Взят майораном блеск твоих волос,
а свежесть кожи — лилией взята.
Тут страшный стыд охватывает роз:
зарделась эта, побелела та.
А третья — ни румяна, ни бледна —
твоё благоухание крадёт.
но за разбой наказана она:
её съедают черви в тот же год.
Цветов немало мой находит взгляд,
и все тебя ограбить норовят.