Я о знаменах огненных,
о флагах,
что красным осеняют и венчают
просторную сплоченность демонстрантов
по датам праздничным и всенародным.
Мы их выносим бережно и свято
из красных уголков, из кабинетов.
Выносим их. И — словно песнь поем
земле и солнцу; к солнцу поднимаем
у всех трибун восторженной земли.
И вот я древко в синеву вонзаю.
И тетя Клава, женщина, которой
досталась от войны в наследство песня
о синеньком платочке, мне кивает
и начинает громко «Марсельезу».
Пою я «Марсельезу». С тротуара
мне машет Клим, сосед мой добродушный.
Он был в полку когда-то знаменосцем.
Сегодня он особенно сияет
и машет детским маленьким флажком.
Я понимаю Клима. Понимаю
необходимость медного оркестра
и праздничного неба солидарность,
одетого в спецовку облаков.
А после в общежитье я спешу.
Мне нужно отоспаться перед сменой.
Заказываю пива у киоска.
С залетною сорокой пререкаюсь.
А после в общежитье я спешу,
насвистывая тихо «Марсельезу»,
ладонью еще чувствуя прохладный
и гладкий ствол стремительного древка.