8. Анонимное письмо
– Думаю, я загляну повидаться с сеньоритой Инес, – задумчиво сказал Кеннеди, убрав материалы, которые использовал для исследования яда. – Она – любопытный предмет исследования. Хотя изучать ее было бы проще, будь она со мной более откровенна.
Когда мы вошли в многоквартирный дом, где жила сеньорита, я с удивлением осознал, что всего несколько часов назад мы впервые познакомились с этим странным делом. В коридоре все еще караулили репортеры, тщетно ожидая, не всплывут ли новые подробности ужасной истории.
– Давайте поговорим с парнями, – предложил Крэг, остановившись перед квартирой Мендозы. – В конце концов, газетчики – самые лучшие детективы из всех, кого я знаю. Если бы не они, половина убийств так и не была бы раскрыта. Если хорошенько подумать, «желтая пресса» приносит городу больше пользы, чем большинство детективных отделов.
Многие журналисты были близко знакомы с моим товарищем и любили его – вероятно, потому, что он, один из немногих людей, понимал, насколько важную роль в современной жизни они играют. Репортеры сгрудились вокруг нас: им не терпелось взять у Кеннеди интервью. Но сыщик был умен. В быстром обмене репликами роль интервьюера взял на себя именно он.
– Локвуд торчал здесь невесть сколько, – сообщил один из газетчиков. – Похоже, он объявил себя опекуном мисс Инес. Никто не может даже мельком взглянуть на нее, когда он рядом.
– Ну, вряд ли его можно за это винить, – улыбнулся Крэг. – Ревность не преступление.
– А ведь если бы Локвуд не ушел, интересное вышло бы дельце, – заметил другой репортер. – Тот, другой, парень… де Моше… или как его там… Он сейчас здесь.
– Де Моше у сеньориты? – спросил детектив, круто повернувшись к этому газетчику.
Тот улыбнулся:
– Ага. Чудной малый. Я пришел, чтобы сменить своих коллег, и увидел его на улице – де Моше болтался на углу, не сводя глаз со входа в дом. Полагаю, таков его способ ухаживать. Он с ума сходит по девушке, это ясно. Ну, я решил малость за ним понаблюдать. Конечно, он меня не узнал. И тут выходит Локвуд. Моше нырнул в аптеку на углу, как будто за ним гнался сам дьявол, и оттуда стал таращиться на соперника. Видели бы вы его глаза! Если бы взгляды могли стать пулями, я не дал бы за жизнь Локвуда и плевка. Когда поблизости болтаются два таких парня, никто не поймает меня на том, что я строю глазки этой цыпочке. Нет уж, увольте, мне моя шкура еще дорога!
Кеннеди пропустил мимо ушей все легкомысленные дерзости этого субъекта, сосредоточившись на его важных наблюдениях.
– А что вы думаете о Честере Локвуде? – спросил Крэг.
Вместо этого журналиста заговорил еще один:
– Ушлый тип. Парень не промах, это ясно.
– Почему? Что он такого сделал?
– Да ничего особенного. Только один раз он вышел, чтобы с нами поговорить. Само собой, его злит, что мы болтаемся поблизости. Но он постарался это скрыть и чуть ли не умолял нас быть поосторожнее с вопросами, которые мы задаем девушке. Конечно, видно, что она полностью разбита. Мы бы не стали ее беспокоить. Да что там – каждый мужчина был бы рад чем-нибудь ей помочь! Но то, как Локвуд разговаривал с нами… В общем, чувствовалось, что он привык справляться с самыми разными проблемами. Острые ситуации для него не впервой.
– Он сказал что-нибудь особенное? Сделал что-то запоминающееся?
– Да нет, – пожал плечами газетчик. – Пожалуй, нет.
Следователь слегка нахмурился.
– Я так и думал, – пробормотал он. – Ну и компания подобралась – если и говорят, то ничего важного.
– Я считаю, – подал голос еще один репортер, – что когда убийство будет раскрыто, то это случится внезапно. Я бы не удивился, если бы нас ждала одна из сенсаций года.
Кеннеди испытующе посмотрел на него.
– Почему вы так думаете? – спросил он.
– Потому что официальные детективы ведут себя с таким апломбом только тогда, когда они в тупике. У них ни черта нет, и они это знают, только не признаю́тся. Кстати, О’Коннор был тут.
– И что сказал?
– Сплошь обычные штампы. «Теперь не для записи, мальчики» и все такое прочее. Говорил-то он много, но позаботился, чтобы никто не опубликовал ни строчки из его признаний. В его трепотне не было ни грамма для газетного материала.
Крэг засмеялся.
– О’Коннор такой, – заметил он. – Чтобы что-нибудь из него выжать – нужно постараться. В конце концов, полиция у нас незаменима, и ей надо заботиться о своей репутации. Я правильно понял, что де Моше все еще тут?
– Да. Влетел к сеньорите на всех парах, – отозвался все тот же журналист. – Вот от него мы не добились ни слова. Я уж подумывал, что произойдет, если попытаться его разозлить. Может, тогда он стал бы поразговорчивей.
– Скорее всего, тогда он вытащил бы пистолет, – вставил еще кто-то из газетчиков. – Нет уж, извините, дразнить латино – все равно что размахивать красной тряпкой перед быком!
Сыщик с улыбкой кивнул.
Он выжал из «акул пера» все, что смог. Теперь пора было повидаться с сеньоритой Инес.
Мой друг нажал кнопку дверного звонка, и вскоре дверь приоткрылась, но лишь на длину цепочки.
– Скажите сеньорите Мендоза, что к ней пришел профессор Кеннеди, – сказали мы Хуаните, которая осторожно выглянула в щель.
– Да, сеньор, – ответила служанка и исчезла.
Очевидно, ей приказали нас впустить, потому что несколько мгновений спустя мы очутились в знакомой маленькой гостиной.
Когда мы сели, я увидел, что Крэг к чему-то прислушивается. Я тоже навострил уши и по другую сторону тяжелых портьер, отделявших эту комнату от гостиной, уловил тихие голоса. Разговаривали Альфонсо де Моше и Инес.
Этично это было или нет, но мы поневоле слышали их разговор. Кроме того, на кону стояло нечто куда более важное, чем этика.
Очевидно, молодой человек уговаривал девушку сделать то, с чем она была не согласна.
– Нет, – услышали мы ее негромкий голос, – я просто не могу поверить, Альфонсо! Мистер Уитни стал теперь партнером мистера Локвуда. Мой отец и мистер Локвуд всегда хорошо к нему относились. Почему я должна смотреть на него по-другому?
Студент ответил ей горячо, но очень тихо. Я не смог разобрать ничего, кроме обрывков разрозненных фраз, которые ни о чем мне не говорили. Один раз мне показалось, что молодой человек упомянул отца сеньориты. Но на чем бы он ни настаивал, его юная собеседница твердо стояла на своем.
– Нет, Альфонсо, – повторила она чуть громче и более резко. – Этого не может быть. Вы, должно быть, ошиблись!
Теперь они шли к двери в коридор, очевидно забыв, что раздвижные двери за портьерами открыты.
– Профессор Кеннеди и мистер Джеймсон здесь, – сказала мисс Инес. – Вы не хотели бы поговорить с ними?
Ее поклонник ответил отрицательно, но, проходя через приемную, поневоле нас увидел.
Девушка поздоровалась, а сеньор де Моше отчаянно попытался сделать нейтральное выражение лица. Ему это не удалось – я понял, что он испытывает горькое разочарование. Его разговор с сеньоритой явно закончился ничем. Юноша натянуто нам поклонился, пробормотал приветствие, извинился и вышел.
В коридоре ему предстояло пройти сквозь строй неотступных репортеров, а сеньорита тут же повернулась к нам. Он была бледна и явно нервничала: что-то сказанное молодым человеком очень ее взволновало. Но она всеми силами постаралась скрыть свое состояние и не собиралась выдавать, что же ее так растревожило.
– Вы явились с новостями? – спросила она с беспокойством.
– Нет. Пока я не узнал ничего важного, – ответил Крэг.
О своем опыте с кураре он, само собой, предпочел умолчать, как и о том, что ему уже известно, какой яд убил дона Луиса. Конечно, я тоже ни словом не заикнулся об этом, предоставив другу вести игру так, как он считает нужным.
Но почему мне показалось, что на лице девушки промелькнуло облегчение? Что за бред? Она, конечно, хотела, чтобы убийца ее отца был пойман. Разве могло быть иначе? Однако сеньорита Инес и не думала предложить нам помощь в расследовании, как сделали и Локвуд, и Нортон, и даже Уитни. Может, она подозревает, что кому-нибудь из ее друзей или родственников известны факты, которые принесут больше зла, чем пользы, если выплывут на свет божий? Или она сама знает что-либо подобное? Это было единственное объяснение, которое пришло мне в голову.
Меня удивил следующий вопрос друга.
– Мы повидались с мистером Уитни, – сказал он. – В каких отношениях с ним находится мистер Локвуд?
– Они с моим отцом были просто деловыми партнерами, – торопливо ответила девушка. – Они решили, что в их интересах заключить соглашение с мистером Уитни, который располагает большими связями там, в Перу.
– Как по-вашему, сеньора де Моше оказывает сильное влияние на мистера Уитни?
Судя по тону, которым детектив произнес имя индианки, он хотел проверить, какой эффект оно произведет на сеньориту.
– О, надеюсь, что нет! – тревожно воскликнула Инес.
Но было очевидно, что именно это она и подозревает.
– Почему вы ее боитесь? – в лоб спросил Кеннеди. – Что такого она сделала, чтобы вас напугать?
– Она мне не нравится, – нахмурившись, ответила девушка. – Мой отец был с ней знаком… Даже слишком хорошо знаком. Она интриганка и авантюристка. Стоит ей вцепиться в мужчину, и невозможно сказать, чем это может… – Она замолчала, не договорив, но потом продолжала уже другим тоном: – Я бы предпочла не обсуждать эту женщину. Да, я и вправду ее боюсь. Когда она со мной разговаривает, она всегда добивается ответов, даже если я не хочу отвечать. Я ей не доверяю. Она какая-то… жутковатая.
Лично я готов был согласиться с сеньоритой Инес. Глаза матери Альфонсо обладали такой силой, что почти кто угодно мог стать жертвой ее пронизывающего взгляда.
– Но вы можете доверять мистеру Локвуду, – сказал Крэг. – Он наверняка способен устоять перед ней… Да и перед любой другой женщиной.
Девушка покраснела. Было ясно, что Локвуд обошел всех других поклонников юной красавицы. Но следователь поставил вопрос таким образом, что она заколебалась.
– Да, – осторожно ответила сеньорита, – конечно, я ему доверяю. И не боюсь, что та женщина дурно повлияет на него.
Она произнесла это почти с вызовом. В ней происходила некая борьба, и она была слишком горда, чтобы открыть нам свой секрет.
Кеннеди встал и откланялся. Перехватив мой взгляд, он слегка пожал плечами и возвел глаза к потолку.
Я отлично понял, что он хотел сказать.
Что ж, пусть сеньорита Мендоза хранит свои тайны. Если она не желает сотрудничать с нами открыто, остается одно – помогать ей без ее дозволения.
Полтора часа спустя мы были уже в квартире Аллана Нортона, недалеко от университетского кампуса. Археолог внимательно выслушал Крэга, когда тот рассказал, чего нам удалось достичь, а при упоминании о яде для стрел страшно перепугался.
– Вы уверены? – снова и снова спрашивал он.
– Теперь – полностью уверен, – отрубил сыщик.
Профессор поморщился.
– Если поблизости рыщет человек, знакомый с секретом яда кураре, как знать, когда и на ком он испробует его в следующий раз?!
Признаюсь, меня впечатлил этот вопрос, тем более что недавно я уже слышал нечто подобное от коронера.
– Сама новизна яда – наша лучшая защита, – уверенно заявил Кеннеди. – Как только правда выплывет наружу (а это случится, если Уолтер опишет все с надлежащей убедительностью в «Стар»), вряд ли преступник захочет снова пустить в ход тот же самый прием.
– Вы так считаете?
– Да. И вот еще что: если бы вы обладали моим опытом в криминалистике, вы бы знали, что в тупик часто ставят самые заурядные преступления. А необычность как раз может дать верный ключ к разгадке. Нередко самые обыденные улики могут указывать на любого человека, вот и гадай, кто же на самом деле преступник.
Нортон пристально посмотрел на детектива и покачал головой.
– Возможно, вы правы, – с сомнением произнес он. – Только я бы предпочел, чтобы этот неведомый преступник не располагал таким страшным оружием…
– Кстати, об оружии, – перебил Крэг, – вам так и не пришло в голову, почему могли украсть кинжал?
– В этом деле слишком много неизвестных мне фактов, – вздохнул Аллан. – Поэтому я боюсь высказывать свое мнение. Например, я знал, что в трехгранных ножнах хранится острое лезвие, но мне бы и во сне не приснилось, что клинок отравлен.
– Вам еще повезло, что вы не оцарапались им случайно.
– Такое вполне могло случиться, если бы кинжал пробыл у меня подольше. Я ведь говорил, что только недавно нашел свободное время, чтобы приступить к исследованию этого…
– А вы знали, что на клинке есть ключ к тому, где спрятано сокровище Трухильо? – перебил Крэг. – Может, все же припомните, как выглядели надписи на кинжале?
– Нет и нет, – ответил Нортон. – Я до сих пор себя ругаю, что не догадался срисовать те письмена. Что касается Трухильо… Да, до меня доходили слухи о кладе. Но Перу – земля, полная историй о зарытых сокровищах. Поэтому я обращал на эти слухи не больше внимания, чем вы обратили бы на слова какого-нибудь человека, утверждающего, что ему известна тайна кладов капитана Кидда. Должен признаться: только когда кинжал украли, я задумался, не являлся ли он и впрямь ключом к легендарной сокровищнице. Но… Это крайне маловероятно. Гадать я не люблю, а извлечь из кинжала конкретные факты не успел. Иногда мне кажется, что эта вещица мне просто приснилась. Поверить не могу, что простой археологический и этнографический образец смог сыграть столь важную роль в практических событиях реальной жизни.
– Это и вправду кажется невероятным, – согласился детектив. – Но есть кое-что еще более удивительное. Он исчез без следа после того, как сыграл свою роль.
Мы помолчали.
– Если бы речь шла об обычной краже, полагаю, украденное могло бы всплыть в антикварных магазинах, – рассудил профессор. – Многие воры в наши дни отлично разбираются в стоимости подобных предметов. Но теперь, когда им убили Мендозу… Так зверски убили… Маловероятно, чтобы кинжал появился в какой-нибудь антикварной лавчонке. Нет, нужно искать его где-то в другом месте.
– Согласен, – сказал наш друг, вставая. – Если вы узнаете нечто новое или вам придут в голову интересные соображения, дайте знать.
– Непременно, – отозвался Аллан. – Но у меня нет вашей блистательной способности к научному анализу, Кеннеди. Нет, лучше в этом деле я буду полагаться на вас, а не вы на меня.
Мы оставили археолога озадаченным и встревоженным больше прежнего.
В лаборатории Крэг зарылся в какую-то монографию, показавшуюся ему подходящей для данного случая, а я принялся (время от времени консультируясь с ним) писать статью о зловещей роли кураре в убийстве сеньора Луиса. Потом я зачитал по телефону свое творение редакции «Стар» – и успел как раз вовремя, чтобы статья моя вышла в первом утреннем выпуске. Если преступник узнает, что мы идем по горячему следу (а он-то думал, что яд ни за что не распознают), будем надеяться, что он запаникует и наделает глупостей.
На следующий день я прочитал сыщику вслух множество утренних газет в надежде, что в них отыщется нечто полезное для нашего дела. Нет, полиция по-прежнему была в тупике, но хранила на сей счет гордое молчание, отделываясь ничего не значащими заявлениями. Моим коллегам-репортерам тоже ничего не удалось раскопать. Итак, ничего полезного в газетах не нашлось, и, торопливо позавтракав, мы поспешили продолжить расследование с того места, на котором остановились.
К моему большому удивлению, на ступенях химического факультета нас поджидала Инес Мендоза, очень взволнованная и бледная. Ее голос дрожал, когда она поздоровалась с нами.
– Со мной случилось нечто ужасное! – вскричала она прежде, чем Кеннеди успел спросить, что произошло.
Девушка вытащила из сумочки конверт, из которого извлекла смятый, грязный листок бумаги.
– Я получила это с первой почтой, – объяснила она. – И едва дождалась, когда смогу показать его вам. Не доверила дело посыльному, принесла письмо сама. Как вы думаете, что это может означать?
Крэг развернул листок. На нем печатными буквами, похожими на буквы присланных нам предупреждений, была выведена одна зловещая строчка: «БЕРЕГИТЕСЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ ПРИТВОРЯЛСЯ ДРУГОМ ВАШЕГО ОТЦА».
Я перевел взгляд с записки на сыщика, а с него – на сеньориту. Мне на ум пришло всего одно имя, и я выпалил его, не успев подумать:
– Локвуд!
Инес с вызовом взглянула на меня.
– Невозможно! – воскликнула она. – Просто кто-то пытается меня с ним поссорить. Остерегаться мистера Локвуда? Какой абсурд!
Но кого еще мог иметь в виду автор записки? Только Честера. Именно он был партнером и ближайшим другом покойного сеньора де Мендоза. И я видел, что наша собеседница сама это понимает.
Я невольно посочувствовал храброй девушке, которая опять оказалась жертвой безжалостных обстоятельств. Сперва гибель отца, теперь попытки разрушить ее любовь и доверие к самому близкому человеку. Но мне было ясно: только неопровержимые доказательства могут убедить сеньориту Инес, что тот, кого она любит, причастен к темным делам.