Книга IV

Общество в эпоху становления Империи

Одновременно с образованием империи происходит преобразование китайского общества – глубокое, но малоизученное. Я должен буду ограничиться тем, что обозначу основные точки отправления этого движения. Пожалуй, ничто не представляло в ту пору столь же большого интереса, как сложившееся новое представление о сюзерене: в нем сочетаются черты различного происхождения и разной судьбы. С другой стороны, вроде бы давно начавшаяся, но затем резко ускорившаяся перестройка классов общества сопровождается реформой нравов, к которой были причастны как пропагандистские усилия некоторых моралистов, так и действия правительства.

Глава первая

Император

Первый император, Цинь Ши Хуанди, принадлежал к крупному княжескому дому, происходящему из княжества Цинь. Напротив, восстановивший единство империи в пользу Хань сразу же после смерти ее основателя Гаоцзу был человеком из народа.

После введения в 359 г. приписываемых Вэй Яну, легисту князя Сянь княжества Цинь, установлений там появилось новое понимание государя и его прав. Цинь Ши Хуанди, как и князь Сянь, наряду с некоторыми другими крупными властителями эпохи считался тираном. Его упрекали в том, что он правил с помощью наказаний, иначе говоря злоупотребляя приговорами по обвинению в оскорблении достоинства государя. Действительно, в основании нового порядка, который он хотел утвердить, лежало представление о величии, присущем императорской особе.

Династия Хань стремилась представить себя восстановительницей старого порядка. Императоры этого дома претендовали на то, что ими положен конец временам тирании. Принадлежа к новой династии, возвращающейся к старым истокам права, они хотели, чтобы в них видели продолжателей трех древних царских династий и истинных наследников династии Чжоу. Они основывают свою власть на окружающем Сынов Неба престиже. Притворяясь, что у главы государства остается только видимость простого сюзерена, ими сохраняется созданный Ши Хуанди титул императора. С помощью более или менее новых приемов они, подобно ему, поддерживают величие императора. Их заботит мысль, как выглядеть восстановителями, а не новаторами. Они добиваются включения в представление о Сыне Неба образующих идею величия элементов. В то же время им хотелось бы воспользоваться двойным наследством и они отнюдь не пренебрегают принципами власти, выработанными в эпоху тираний. При содействии ученых мужей, которые в их царствование и к их выгоде восстанавливают китайские древности, им удается навязать новое представление об императорском величии, представив его древним атрибутом Сынов Неба, этих мудрых авторов национальной цивилизации.

1. Сюзерен, Сын Неба

Лучшие китайские исследователи видят в «Чжоу ли» («Чжоуских ритуалах») и некоторых других подобных трудах творение администраторов-утопистов, трудившихся на службе дома Хань. Оставляя уверенным в своих знаниях эрудитам заботы по восстановлению вплоть до деталей конституции царства Чжоу (см. Конституцию династии Инь), я лишь попытаюсь выявить основное представление, которое в эпоху Хань можно было составить о Сыне Неба. Если в силу удачи цари Чжоу и являлись в незапамятные времена такими государями, какими их представляли себе Хань, то говорить об этом здесь еще слишком рано. На самом деле эти цари не играли никакой политической роли в эпоху, когда открывается китайская история (период «Чунь цю»). Иногда их рассматривают как великих жрецов своего рода национальной религии. Сразу же приписать им эту основную функцию – значит позволить обвести вас вокруг пальца благочестивым фальсификаторам, восстанавливавшим династическую историю древности. Критический анализ в лучшем случае способен выделить несколько корней традиционного видения Сына Неба, как оно закрепилось при династии Хань.

Датируемые летописи никогда не изображают кого-либо из царей Чжоу пользующимся присущей ему религиозной властью. Как и любой сеньор, царь обладает предками и богами почвы. Подобно им, он, будучи основателем своего народа, почитает героя, который прославился, обустраивая Землю. Предок Чжоу носит титул Хоуцзи, или князя проса, господина урожаев. Наделенные тем же титулом потомки продолжают его дело. Каждый год они первой бороздой лишают землю ее священного характера; каждый год они возглавляют праздник урожая. Даже вожди самых небольших княжеств имеют те же обязанности. В то же время летописи позволяют разглядеть некоторые черты нравственного авторитета, вроде бы присущего именно сюзерену. Сын Неба выступает военным вождем Китайской конфедерации. В принципе он командует походами, которые, будучи направлены против варваров, являются истинными войнами. По правде говоря, любой князь является охотником за варварами и действует только на окраинах своего домена. Лишь Сын Неба ведет войну или ее возглавляет, если она противопоставляет Китайскую конфедерацию союзу варваров. Возможно, что трое царей Чжоу играли историческую роль еще до появления датируемых летописей. Во всяком случае лирическая или эпическая традиция рисует царей Чжао, My и Сюаня вождями крупных походов против варваров, живущих на дальних границах. В эпоху «Чунь цю» только отдельные сеньоры командовали этими ополчениями конфедерации. Правда, согласно обрядовой традиции они всегда действовали от имени царя. Когда они побеждали, триумф принадлежал сюзерену. Самым прославленным из этих вождей, наделяемых императорской властью для ведения войны против варваров, был первый из гегемонов Хуань из Ци. Ему приписывают славу того, кто остановил натиск племен ди. Отметим, что термином, служившим после эпохи гегемонов для обозначения тиранов, было слово, определяющее, как говорят, титул наделяемого императорскими полномочиями лица. Как военный руководитель конфедерации, государь защищен от феодальных вендетт. Поэтому и его город служит местом мира. Отправляющийся на сражение с соперником сеньор не может следовать вооруженным мимо укреплений столицы. Недостаточно, что его воины снимают шлемы и спускаются с колесниц; нужно, чтобы их кирасы и любое другое вооружение, помещенное в колчаны и другие футляры, оставалось невидимым. Действительно, сюзерен поддерживает мир в стране. В порядке апелляции он выносит приговор на феодальных процессах. По меньшей мере в теории он главенствует при заключении соглашений («мэн») о прекращении вендетт. Главенствующий на деле простой сеньор, обладающий титулом гегемона, может его реально замещать; однако, чтобы возглавлять переговоры о прекращении вендетт, ему следует получать императорские полномочия от сюзерена.

Кажется, что свои особые религиозные обязанности сюзерен получает именно в силу того, что является военным вождем. Разросшиеся в результате работы по их исторической реконструкции, они выглядели источником высшего престижа и сходили за непосредственный атрибут Сына Неба. То ли празднуя триумф, то ли председательствуя на соглашениях о мире, так или иначе последний всегда остается хозяином исключительного по своему великолепию жертвоприношения. К торжеству приобщены Предки и Почва, но также и Небо, причем даже более тесно, чем любое другое божество, будь то божество почвы или культа предков, ибо Небо – это божество клятв. Оно – бог договоров, бог межфеодальных сборов: это единственное общее и национальное божество. Это также единственное божество, которому придаются человеческие черты. Можно предположить, что своей антропоморфной природой оно обязано тому, что как высшего судию его подкармливали человеческими жертвоприношениями. Мы уже видели, что согласно традиции первые уголовные законы были провозглашены во время карательных походов против варваров, которые мало чем отличались от охотничьих экспедиций. Да и самые знаменательные случаи человеческих жертвоприношений, которые сохранила для нас память, относятся к совершаемым на варварских окраинах военным парадам. К тому же относящиеся к изначальным формам поклонения Небу предания показывают нам мифических государей приносящими в соответствующее время года жертвоприношения на горах четырех стран света. Действительно, одно из стихотворений, лучше других осведомляющее нас о престиже сюзерена, – оно изображает его в роли миротворца, стремящегося снискать покровительство божеств Великих Рек и Великих Гор (Юэ, горы четырех стран света), – также объясняет, причем характернейшим образом, сам титул Сына Неба. «В нужное время отправляюсь я по княжествам! – И вот, само Августейшее Небо относится ко мне как к сыну» Традиция утверждаег, что стихотворение относится к парадам великих охот четырех времен года, благодаря которым разъезжающий по империи царь «одновременно взращивает и распространяет свою добродетель». Датируемые летописи не сообщают ни об одном царе династии Чжоу, который разъезжал бы по империи, принося жертвы в Святых местах. Напротив, они повествуют о первом из гегемонов, Хуане из Ци, в Шаньдуне, который, одержав во имя Сына Неба несколько побед, захотел уже в собственных интересах совершить жертвоприношение на горе Востока Тайшань в Шаньдуне. С другой стороны, сеньоры княжества Цинь, постепенно создавшие свой ряд Святых мест, где они совершали жертвоприношения областным ипостасям Неба, наделили титулом гегемона одного из своих предков, князя My. Он утверждал, что принес в жертву Небу побежденного, которого на время предварительного очищения разместил в башне Лин, башне Счастливых Влияний. В царской столице, а только там, по ритуалу, должна была находиться башня Лин, о ней никогда не упоминают вне связи с храмом, называемым Мин тан. Хотя башню Лин вспоминают по случаю триумфов и принесения в жертву пленных, она также является местом проявлений небесной воли. Одновременно Мин тан (где, если верить традиции, Чжоу освятили торжественным жертвоприношением разгром народа Инь) является как местом феодальных сборов, на которых председательствует Сын Неба, так и храмом, приличествующим для провозглашения ежемесячных указов, значимых для всего царства. Задача этих указов – добиться согласования человеческой деятельности и управляемых Небом обыкновений природы. Небо направляет времена года, а Мин тан – это Дом календаря. Царь выступает Сыном Неба, когда провозглашает ежемесячные указы. Для этого ему следует кружить по Дому календаря, который в плане, подобно Земле, квадратен, но должен быть покрыт круглой, подобно Небу, соломенной крышей. Кружение Сына Неба по Мин тану уподобляется традицией поездкам мифических государей по стране. Они должны протекать таким образом, чтобы государь провозглашал, будучи на востоке, времена и указы весны; будучи на юге – времена и указы лета, и т. д. Ведь, по китайским поверьям, существует точная взаимосвязь пространства и времени. Таким образом оказывается установлен сдвоенный порядок Сторон света и Времен года. Сын Неба распространяет на всю империю свою направляющую добродетель, поскольку в Доме календаря он от имени Неба управляет течением времени, и это после того как в ходе сезонных охотничьих парадов он возглавлял жертвоприношения, совершаемые всеми вместе объединенными сеньорами во имя божества, гаранта доброго порядка и национального мира.

В традиции эпохи Хань Сын Неба выступает единственным хозяином Календаря и в этом качестве – живительной силой всей китайской земли. Далеко не ясно, была ли такой же его роль в античности. Во всяком случае в эпоху «Чунь цю» различные княжества использовали совершенно разные системы календаря. Если в летописях нам указаны даты в соответствии с царским календарем, то это благодаря благочестивому вмешательству историков императорской эры. Таким образом они лишили сведения древней хронологии значительной доли их ценности. С другой стороны, они дают нам свидетельства крайней важности, но свидетельства запоздавшие, поскольку они приобретены, что Сын Неба – единственный, кто способен править всем Китаем и временем для всех. Ни один документ не позволяет сделать вывод, что сюзерен один жил под соломенной крышей Мин тана, единственным среди сеньоров подвергаясь особым запретам. По-видимому, он был обязан, как любой другой вождь, подвергаться через определенные промежутки времени испытаниям среди дикой природы или испытаниям одиночества в темном убежище. Ему часто случалось связывать свое существование с жизнью природы. Однако принимаемые им на свой счет искупления, из которых проистекала его животворная добродетель, ничем не отличались от налагаемых на сеньора самого незначительного удела: знаменательно, что самопожертвование основателей двух первых царских династий, Юя и Тана, по своей природе ничем не разнилось от самопожертвования простых вождей исторического периода. И все же лишь сюзерен имеет право называться Человеком Единственным: дело в том, что он один вступает в родство с Небом, возлагая на себя бремя самого сурового и самого славного искупления – искупления, требуемого одержанной объединенными силами Китайской конфедерации победы. Он возглавляет триумфальный танец жертвоприношения Небу и первым общается с почитаемым всеми сеньорами божеством. Внутренне с ним породнившись, он может с полным основанием называть себя его сыном в самом точном значении этого слова. Согласно исторической традиции династия Сынов Неба ведет происхождение от героя, рожденного небесными деяниями. Хотя лишь один-единственный из предков княжеских домов назывался именно Сватом, кажется, что все вожди княжеских домов обязаны были предстательствовать на весенних праздниках плодородия. Однако же согласно древним обрядовым руководствам лишь женщины из семьи сюзерена обладали правом весной отмечать праздник Верховного Свата, этого единственного мужа Великих женщин, родивших благодаря милости Неба основателей царских династий. Мифическая либо обрядовая тема союза Цариц-Матерей с небесным божеством вдохновляет прекрасные династические гимны: несомненно, они весьма поспособствовали приданию императорскому дому блеска особого благородства. Эта тема прямо напоминает о могуществе матерей и дуализме, лежащем в основании власти вождя, отца и матери народа. Эмблемой царицы служит Луна, в которой ученые эксперты хотят видеть всего лишь простое зерцало, но она служит главным образом сокровищницей всего земного плодородия. Даже «Чжоу ли» допускает, что единственно царица способна удерживать жизнь в семенах. Рядом с царем, являвшимся Сыном Неба и эмблемой которого было Солнце, царица сохраняла часть уважения, заслуженного ею во времена, когда ее наделяли совокупностью присущих Матери-Земле сил.

Императоры Хань изображали себя перед китайцами законченными Сынами Неба. Они отстаивали мнение, что их родоначальник Гаоцзу был чудесным образом зачат своей матерью. В течение 113 г., когда император Уди намеревался объявить наступление новой эры, он в одеянии желтого цвета совершил жертвоприношение в честь Владычицы Земли, называемой «обильной матерью», при этом нарочито отметив, что оно должно послужить дополнением к жертвоприношению в честь Неба-Владыки. Император Чэн в 31 до н. э. приказал возвести в северном пригороде столицы жертвенник Земли, прежде сооруженный в Фэньинь провинции Шаньси: жертвоприношения Небу совершались в южном предместье. С незапамятных времен, но, несомненно, еще до VII в. Землю представляла статуя женщины. Существует вероятность, что это антропоморфическое осмысление божества китайской почвы было древним, так же как определенно древним является антропоморфическое представление о Небе. В старых текстах молитв или клятв Владычица Земля уже противостоит Августейшему Небу. Они принадлежат к переиначенным при Хань сочинениям. И все же они по меньшей мере подтверждают, что Хань принимали принцип религиозного дуализма. Трудно поверить, как этого хотят китайские эрудиты, а вслед за ними и западные ученые, что этот принцип был ими выработан из разношерстного материала. Изображаемый творцом почитания Владычицы Земли император Уди был одним из тех китайских монархов, кто остро чувствовал угрозу для государства, представляемую опирающимся на религиозный дуализм дуализмом политическим, который слишком большим престижем наделял императриц и вдовых государынь. Разумно допустить, что если император, принося жертву Земле, и ввел что-то новое, то этим новым было лишь то обстоятельство, что император лично и открыто предстательствовал на церемонии, где должна бы, может быть в тайне гинекея, главенствовать императрица. Тактика честолюбивых императриц, вроде У Цзэтянь из дома Тан (684–704), состояла в том, чтобы сначала добиться привилегии главенствовать на жертвоприношениях в честь Земли, а затем захватить право на жертвоприношения Небу. Жертвоприношение Земле было сделано императором Уди с намерением дать одному императору воспользоваться религиозным престижем, который ранее несомненно принадлежал царицам в их роли жриц женского культа Земли, важность которого сборники ритуалов скрывали. Это самое вероятное истолкование сделанных императором новаций.

Такое истолкование прекрасно согласуется со смыслом обрядов «фэн» и «шань», введенных все тем же императором Уди. Выглядит история этих жертвоприношений значительно более сложной, чем утверждается обычно. В их совершенную новизну опять-таки поверить невозможно. Использованные императорами Хань традиционные сведения для придания этой церемонии значения высшего религиозного акта почерпнуты, как можно заметить, из древних обрядов, имевших отношение к триумфальным празднествам. В мифических истоках жертвоприношения «фэн» речь идет одновременно о том, как отметить вступление в обладание и как искупить последствия победы. И знаменательно, что жертвоприношение «фэн» было совершено императором Уди именно на главной вершине Востока горе Тайшань как раз в тот момент, когда этот государь хотел закрепить свое господство над всеми восточными провинциями Китая. Первый император, бывший также первым завоевателем восточных провинций, совершил восхождение на Тайшань, но историки дома Хань настойчиво, хотя и с некоторым замешательством, заверяют нас, что Ши Хуанди не удалось принести жертвы. Неудавшееся жертвоприношение оборачивается против незадачливого жертвователя: преждевременная смерть в 210 г. императора произошла во время нового инспекционного объезда восточных земель. Но император Уди после некоторых колебаний сумел в 110 г. осуществить жертвоприношение «фэн» на горе Тайшань. Правда, несколькими годами раньше, в 119 г. любимый полководец императора Хо Цюйбин, взяв в плен восемьдесят вождей варваров, отпраздновал на горах Ланцзюсю и Ху-янь жертвоприношения «фэн» и «шань», для того чтобы вступить в обладание их землями. При этом Хо Цюйбин был племянником, императрицы Вэй, брат которой являлся главнокомандующим всеми китайскими вооруженными силами; она же была матерью объявленного наследника императора Уди. И оказалось, что особой, выбранной императором для его сопровождения при восхождении на гору Тайшань в 110 г., стал сын Хо Цюйбина. Император приглашал его в собственную колесницу и любил, словно собственного отца, но он умер от таинственных последствий жертвоприношения. Высказывания историков ясно показывают, что он пал именно их жертвой. Эти обстоятельства тем знаменательнее, что, несмотря на опалу, которой позднее подверглись императрица Вэй и ее сын, главным среди регентов, назначенных императором Уди для того, чтобы оберегать своего нового наследника, стал Хо Гуан, брат Хо Цюйбина. И именно внучка Хо Гуана, отданная в жены императору Чжао, после смерти этого наследника императора Уди в 74 г. стала обладательницей всей власти вдовой царицы: она ее использовала к выгоде семейства Хо, один из членов которого обеспечил династии Хань триумф над варварами, в то время как другой искупил эту победу.

Если скрытая подоплека жертвоприношения «фэн» доказывает устойчивость дуализма в организации государства и семьи, этот же дуализм обнаруживается и в религиозном аспекте обряда. Речь идет о двойной церемонии, в которой жертвоприношению Небу («фэн»), совершаемому в самой верхней точке горной вершины лично самим императором в сопровождении помощника, предшествует жертвоприношение «шань». Согласно китайской традиции слово «шань» равнозначно слову «жан», означающему «выгонять» и «уступать», древняя значимость которого разъяснена выше: этот термин обозначает деяние, которым император, прежде чем взять себе всю полноту власти, начинает с передачи, уступки ее династическому герольду – выбранному вроде бы в семействе жены иной раз наставника сына-наследника, а иной раз приносимого в жертву. Жертвоприношение «шань», будучи предварительным условием жертвоприношения «фэн», совершается в честь Земли. Оно происходит на низком пригорке посреди окружающего пруда. Из церемоний, проводившихся в Фэньинь в честь Владычицы Земли, нам известно, что выбранное место имело форму человеческого зада. Пригорок в форме крестца («шуй») определяется словом «жан», словом, сближаемым и написанием и произношением со словом «жан», значащим «жертвовать», «уступать», «кукуруза», но в памяти вызывающим одну из открывающих наступление нового года игр, а также взрыхленный пригорок. Напротив, в слове «фэн» заключено двоякое представление о груде сваленных вместе булыжников и о высоком камне, воздвигнутом в честь победы. Празднуя свое великое жертвоприношение, император Уди произнес молитву, призванную если не обеспечить ему бессмертие, то по меньшей мере восславить в его особе величие, свойственное императору. С другой стороны, символизм обрядов «шань» и «фэн» достаточно прозрачен, чтобы увидеть: с помощью этих двух совмещенных обрядов император стремился воспользоваться выгодами от них ради пополнения своего престижа Сына Неба за счет присвоения добродетелей, которыми наделяются при служении в честь Земли. В этом случае императрица У Цзэтянь из дома Тан опять-таки очень точно поняла религиозную традицию, использовав ее посредством перевертывания ролей к вящему скандалу эрудитов, и добилась того, что одна предстательствовала на двойной церемонии в 695 г., заняв место императора. Сначала ей удалось заполучить поручение в 686 г. на совершение одного жертвоприношения «шань», которое она во главе своего гарема и сделала. А тем временем ее муж ограничился совершением одного обряда «фэн».

Выше мы видели, что вся история празднования обряда «фэн» императором Уди из дома Хань связана с церемонией подготовки к введению Календаря, приличествовавшего новой династии. Именно в 113 г., году совершения жертвоприношения Владычице Земле, император Уди в своем качестве Сына Неба вступил от имени дома Хань во владение всей Китайской империей. В том же году он выделил удел одному из потомков династии Чжоу, с тем чтобы на этой территории можно было продолжить религиозные традиции павшей династии. Так не поступили в отношении других более древних династий только потому, что от них никого из потомков не оставалось. Опять же в том году Сын Неба «в первый раз совершил объезд империи», начав с Востока и горы Тайшань: похоже, это инспектирование сопровождалось переписью Святых мест, что соответствовало окончательному вступлению во владение. Поскольку в том же году зимнее солнцестояние пришлось на первый день, подумывали установить новую эру и возобновить смену времен. Но начатая против Наньюэ (Юго-Востока) война заставила отложить жертвоприношение «фэн» до 110 г. Оно состоялось уже во время новой инспекционной поездки, и, как только церемония была закончена, император направился в Дом календаря или, точнее, к тому месту, где, как предполагали, он существовал в древности. В 106 г. по случаю второй церемонии «фэн» Дом календаря был отстроен и открыт императором Уди. В день цзя цзы, первый день шестидесятилетнего цикла, пришедшийся на первый день одиннадцатого месяца и день зимнего солнцестояния, император принес жертву в Мин тане, и там были произнесены такие слова: «Оборот времени завершился! Он начинается вновь!» Вот почему «те, кто рассчитывает календари, превратили это число, 25 ноября 105 г., в первоначальное». На самом же деле Календарь был изменен только на пятый месяц, в день летнего солнцестояния. Отныне начинают почитаться династические эмблемы, желтый цвет и число пять. Эта реформа Календаря предполагала полную переделку системы мер и в особенности определяющих гамму звуковых труб. «Вновь стали правильными деления года; вновь стала чистой нота «юй»;…начала Инь и Ян разъединяются и соединяются правильным образом». Существует большая вероятность, что величайшее свершение царствования, вся работа по проведению денежной реформы, была затеяна в связи с этим династическим пересмотром мер. Во всяком случае, в 110 г., году первого жертвоприношения «фэн», была введена в действие система регулирования цен, которой добивался Сан Хунъян: по мысли своего автора, она должна была обеспечить экономическое равновесие империи Хань. Эти факты заставляют думать, что власть Сына Неба проистекает из религиозной оценки, получаемой при освящении династической победы. Знаменательно, что она празднуется на Востоке и после успешной кампании против варваров Востока. Престиж Сына Неба имеет началом триумф, который обусловливает и который осуществляет единство Китая, осмысляемое как единство китайской цивилизации.

«Под Небом», то есть в китайском мире, Сын Неба, единственный, кто извлекает выгоду из триумфального искупления, побуждающего Небо освятить победу, занимает положение «Человека Единственного». Извлекать выгоду из всего и принимать искупление за всех – таковой была основная функция любого сеньора, но на ограниченной территории. Ясно, что авторитет, вскармливаемый искуплениями, совершаемыми для другого, соответствует власти, удерживаемой по поручению, а не самостоятельной и истинно верховной власти. С другой стороны, эта власть в силу самой своей природы обязывает как сюзерена, так и вассала вести жизнь, управляемую этикетом и традицией. Отныне вождь способен действовать, лишь передавая часть своей власти и распределяя доли своего престижа. Он царствует только при том условии, что не управляет. И прежде всего для него опасно действовать в военной области, ибо в таком случае он обязан наделять своего полководца императорскими полномочиями, использование которых иной раз затруднительно ограничить лишь варварскими окраинами. Традиция уверяет, что цари династии Чжоу увидели, как власть гегемонов начинает заслонять их собственную власть. Императорам приходилось опасаться, что власть их главнокомандующих по меньшей мере уравновесит их собственное могущество. История династии Хань действительно показывает постоянно растущее влияние ее полководцев. Чаще всего полководец – это отец или брат императрицы. Последняя служит заложницей для императора, своего мужа, но, как только он умирает, она становится вдовствующей государыней, и полководец, опекун при малолетнем императоре и охранитель всей династии, приобретает власть хозяина дворца. Династия сохраняется, лишь периодически принося в жертву своих великих полководцев, которым императору приходится передавать императорские полномочия. Против них ей приходится опираться на своих прислужников. Словно простой сюзерен, император Хань вынужден раздавать им уделы и видеть защитников в своих родителях, в «варварах-вассалах». Империя – это добыча хищников из семейного окружения, и ввести там государственную администрацию можно только хитростью и с помощью многочисленных уловок. Император, подчеркивающий, что он всего только простой Сын Неба, и провозглашающий, что «начало всех ошибок в нем самом», обречен на бездеятельность. Таким был император Вэнь из первых Хань (180–157), за свою обрядовую скромность заслуживший славу, которой осыпали его литераторы-эрудиты. Вместе с тем именно в его царствование феодалы подняли голову, а варвары вновь стали представлять угрозу. Его преемник едва не утратил власти. Именно тогда великий деятель династии, император Уди, вернувшись отчасти к обыкновениям Цинь Ши Хуанди, постарался подкрепить власть Сына Неба всеми принципами силы, которыми в самом конце эры тиранов первый император вскармливал свое величие.