Глава 7

Мы нарекли синелицего Велундом – его настоящее имя наверняка было не выговорить. Был он мускулист и черен, будто покрытый копотью кузнец, вот мы и стали звать его так же, как бога кузнечного ремесла. Рольф забрал тела погибших на борт «Морской стрелы» и, отойдя чуть дальше, причалил к берегу. Датчане похоронили Орма Пучеглазого и Квельдульфа вместе со своим товарищем, которому непостижимым образом в каждый глаз воткнулось по стреле. В могилу их положили со справным оружием – мечей синелицых у нас теперь хватало с избытком. Сигурд сказал, что ему странно хоронить своих воинов так далеко от родной земли, но дома ими гордились бы, ведь они совершили столь дальнее путешествие и победили стольких врагов.

На корабле синелицых нашлось множество съестных припасов: хлеб, вяленое мясо, зерно и сыр. Была там и целая корзина странных желтых плодов, таких кислых, что, когда Свейн расхрабрился и надкусил один, его перекосило так, что мы расхохотались. Сок стекал по его бороде, глаза выпучились, а жилы на шее натянулись – того и гляди, лопнут.

– Злой-то какой, что Брамова Боргхильда, – сказал он, когда снова обрел дар речи.

– Эх, не знаешь ты мою жену, Рыжий, – сказал Брам, махнув на Свейна рукой, – с нею ничто не сравнится.

Вновь грянул хохот – Брам, похоже, не шутил.

Корабли наши выстроились клином, словно стая гусей: «Змей» впереди, «Конь бурунов» и «Морская стрела» справа, «Фьорд-Эльк» и «Голиаф» – так мы назвали корабль синелицых – слева. Несмотря на большой парус, «Голиаф» шел медленно и тяжело; наверное, быстроходным был второй корабль, который уклонился от боя.

– Тот охотился, а этот приканчивал добычу, – предположил Брагги, глядя на судно.

Мы назвали его «Голиаф» в честь древнего великана, о котором рассказывал отец Эгфрит на франкской земле. Всем понравилось начало, когда могучий филистимлянин в сияющих доспехах выступил из стана под дружные крики своих побратимов. А вот конец разочаровал: скандинавы недоумевали, как мог простой мальчишка сразить могучего великана камешком, и, пока Эгфрит досказывал легенду, сидели с надутыми лицами.

– Наверное, Давид убил Голиафа его же мечом, – оправдывался отец Эгфрит.

С недовольным ворчанием воины отправились спать, оставив монаха сожалеть о том, что такой хороший рассказ пошел псу под хвост.

Однако легенда Эгфрита всем запомнилась, а имя Голиаф как нельзя лучше подходило огромному кораблю. Правда, был он что камень на шее – мешал плыть быстрее, и все же бросать его было жаль: слишком дорогой ценой достался. Да и выглядел он устрашающе – едва завидев нас, корабли меняли курс, как пес, отбегающий от пьяного хозяина, чтоб не попасть под горячую руку.

Велунд с готовностью отвечал на наши вопросы во время редких стоянок. От него мы узнали, что Гердова Титька – «мечеть», церковь синелицых. До того как попасть в плен к синелицым, он был разбойником. Выглядел Велунд грозно – сплошная гора мускулов, – но нрава был добродушного и нравился мне больше, чем Ингвар. О Гердовой Титьке зашла речь, когда Велунд упомянул, что неподалеку есть еще одна мечеть, и по описанию мы поняли, о чем он толкует: что у Гердовой Титьки, что у другой мечети была вспученная крыша, каких мы прежде не видывали.

Островерхие горы и поросшие кустарником холмы исчезли. Уже много дней по левому борту тянулся пологий берег, а море было таким теплым и прозрачным, что, казалось, можно ловить рыбу голыми руками. Даже далеко от берега на смазанные жиром лоты налипал толстый слой песка, а значит, подходить ближе не стоило. Волны накатывались на длинный склон, мчались назад, а потом яростно били о берег пенистыми валами. К северо-востоку лежал знакомый Велунду остров. Белокаменные утесы с разбросанными то тут, то там темно-зелеными пятнами лесов будто вырастали из лазурного моря. У кромки воды, на узкой, усыпанной галечником полоске берега, будто стражи, возвышались гигантские валуны. Когда-то давным-давно они сорвались с гор и теперь, отесанные волнами и вросшие в землю, подобно Иггдрасилю, собирались стоять незыблемо до Гибели богов. Мечеть была на северной стороне острова. Велунд слыхал, что знатные люди останавливались здесь, чтобы помолиться, – далекий остров чист от греха, и того, кто сюда доберется, вознаградит Аллах. Эгфрит сказал, у христиан тоже есть затерянные в морях обители для истово верующих, ведь в таких местах ничто не отвлекает от служения богу.

– Встречались нам такие обители, монах. – Улаф подмигнул Сигурду, а тот кивнул, ухмыльнувшись.

– В Гердовой Титьке нечем было поживиться, – заметил Рольф.

Сидя неподалеку от нас, датчанин продирал гребнем спутанную бороду и давил вычесанных вшей.

– Мы поджидали там богача эмира, – продолжал рассказ Велунд, – но нас опередил лис покрупнее, который охотился на тех же… – Он нахмурился, вспоминая слово.

– Кур? – подсказал Сигурд.

Велунд кивнул. Его шайку перебили люди клювоносого; самых сильных оставили в живых и посадили на весла. Некоторое время спустя клювоносый вступил в бой с датским кораблем. Ингвар был в числе тех, кто веслами пытался оттолкнуть вражеский корабль, но упал за борт. Вода еще не успела стечь с одежды датчанина, как его уже заковали в цепи и швырнули на скамью к Велунду. Слушая Ингвара, я ловил на себе взгляд Улафа – ведь я тоже стал гребцом на «Змее», когда дым от моей сожженной деревни еще чернил небо.

– Может, стоит наведаться в здешнюю мечеть, Дядя? – Сигурд задумчиво провел пальцем по шраму на правой щеке, которую ему разодрал поверженный Маугер.

– Ты уши не мыл? – огрызнулся Улаф. – Слыхал ведь, что случилось с Велундом.

– Сколько у вас было кораблей? – спросил ярл синелицего гребца.

– Один, – ответил Велунд.

Сигурд, торжествуя, ухмыляясь поглядел на Улафа.

– Говоришь, много серебра ваши богачи с собой возят? – спросил Улаф Велунда.

– И серебра, и золота, – ответил тот, сверкая белозубой улыбкой.

Итак, носы наших кораблей повернулись к Иевисе – так, по словам Велунда, звался остров. Сигурд сказал, что боя мы постараемся избежать, если получится. Воины еще морщились от порезов и синяков, полученных от синелицых, да и никому не хотелось ввязываться в новую драку так скоро, как бы ни манило нас эмирово золото.

Мы причалили в уединенной бухте на северо-западе острова. Таких бухт вдоль берега попадались сотни, но лишь эта была незаметна с моря, и мы, скорее всего, прошли бы мимо, если б Велунд не узнал пирамиду из камней на вершине утеса. Именно отсюда люди клювоносого атаковали суденышко, на котором приплыла шайка Велунда.

– А из того храброго куска дерьма вышел бы неплохой морской разбойник, – с уважением признал Улаф. – Корабли-то он ловил, как паук – мух.

– Вот только нас его паутина не удержала, Дядя, – ухмыльнулся я.

– Да где ж пауку ястреба поймать, – сострил Свейн Рыжий, который редко говорил что-то умное.

Те, кому предстояло украсть золото эмира, готовились сойти на берег. Сигурд сказал, что десяти человек хватит за глаза. Просто заберем, что есть ценного, и – обратно на корабли. Если на острове много синелицых, нам все равно их не перебить, да мы и не собирались ввязываться в бой, вот и решено было идти вдесятером. Вооружены мы были, что боги войны. Сигурд, Свейн, Брам, Флоки, Аслак, Бьярни, Пенда, Виглаф, Велунд и я – все облачились в сверкающие кольчуги и начищенные до блеска шлемы. Вид Велунда даже в старом снаряжении Квельдульфа внушал благоговейный ужас. Правда, некоторым не понравилось, что синелицый наденет кольчугу и шлем их убитого побратима. Они ворчали: мол, Велунд полдня стоит на четвереньках, молясь своему богу, а кто ж так обращается с добрым снаряжением? Даже Ингвар возмущался, что на берег с ярлом идет не он, а его товарищ-гребец. Но Сигурд сказал, что, хоть Велунд и синелицый, проку от него будет больше, потому что он говорит на языке тех, кто поклоняется Аллаху. Возразить было нечего, хотя некоторые все равно требовали, чтобы Велунд положил снаряжение обратно в сундук Квельдульфа сразу же, как вернется, ведь у того есть сын, значит, и снаряжение теперь его.

«Морская стрела» подошла к скалам так близко, что мы высадились на берег, не замочив ног. Щурясь от полуденного солнца, отражавшегося от белых камней, мы принялись вслед за синелицым взбираться по скалистому склону. Бороды и спины почти сразу промокли от пота. В руках у нас были мечи, щиты, копья, секиры, а у некоторых еще и луки – лучше принести меньше добычи, чем лишиться жизни. Еще мы взяли с собою съестные припасы, шкуры и меха на случай, если придется заночевать на острове.

Иевиса казалась пустынной – нам встретились только тощие горные козлы, которые проводили нас равнодушными взглядами. Среди скал не было следов присутствия человека, но Велунд заверил нас, что скоро мы своими глазами увидим храм синелицых. Хорошо, что мы пошли вдесятером; сапоги вздымали облако белой пыли, и, будь нас больше, мы бы выдали себя так же явно, как если б протрубили в рог.

Солнце клонилось к западу, когда, усталые и с пересохшими глотками, мы преодолели последний откос. Велунд сделал нам знак пригнуться, а сам, присев, выглянул из-за края скалы. Он привел нас к мечети с восточной стороны по огибающим остров скалам; отсюда было удобно высматривать врага, как орел высматривает зайца.

– Гердова Титька побольше была, – проворчал Свейн; лицо силача покраснело, борода промокла от пота.

– Мы сюда не мечетью любоваться пришли, – напомнил Сигурд, хлопая могучего скандинава по спине.

Я раздвинул копьем заросли дрока и увидел внизу, на расстоянии полета стрелы, храм синелицых. Его окружала низкая стена, а крыша была такой же круглой, как и у первой мечети, только ту еще опоясывали мостки, откуда можно было наблюдать за всем с высоты, зато к этой с восточной стороны лепилась башенка – Велунд сказал, что она называется «минарет». Стены мечети и башенки были ослепительно-белыми, как парус «Голиафа», я даже зажмурился. Единственным темным пятном выделялись деревянные двери. По двору шли два каменных желоба с чистой водой, в некоторых местах такие глубокие, что воду можно было зачерпнуть ведром.

– Никого, – сказал я.

– Придут, – ответил Велунд.

Однако за весь день мы увидели только одного человека в белых одеждах. Он несколько раз поднимался на минарет и затягивал протяжную песнь. Ранним утром, еще до восхода солнца, мы залегли у края скалы. Заря понемногу окрашивала стены мечети в розовый цвет. Переливающаяся в лучах солнца вода так и манила – наша в бурдюках давно стала теплой и безвкусной, – но Сигурд запретил нам рисковать.

– Будь ты синелицым, что б ты сделал, увидев нас? – спросил он Брама, когда Медведь стал жаловаться, что в бурдюках не вода, а лошадиная моча.

– Полез бы в драку, – пожал плечами Брам.

– Кто еще как думает? – нахмурился Сигурд.

Флоки Черный покосился на меня.

– Я бы заперся в башне, – сказал я, – и зажег факел наверху, чтобы поднять тревогу.

Сигурд многозначительно посмотрел на Брама.

– Чертов трус, – пробормотал тот в мою сторону, скалясь в ответ на ухмылки.

Мы остались наверху. Я слушал песнь синелицего и смотрел, как Велунд совершает свой странный ритуал каждый раз, как до нас долетал заунывный мотив, – оказывается, человек в башне сообщал, что пришло время вознести молитву Аллаху.

– Суровый у вас бог, раз вы целуете землю по пять раз на дню, – удивленно заметил Пенда. Я повторил его слова Велунду на норвежском.

– Молитва – ключ к воротам рая, – ответил тот.

– Смотри, ключ-то весь сточишь, – предупредил Брам, набирая полный рот сухой макрели.

Ночью пошел дождь. Мы по очереди стояли на часах, укрываясь промасленными оленьими шкурами и гадая, как долго еще Сигурд собирается ждать. В плохую погоду, да с пустыми желудками, воины обычно вспоминают дом, представляют, как родные сидят вокруг очага, в котором потрескивают поленья, смеются, сплетничают о соседях, обсуждают работу, которую нужно сделать по хозяйству, и причитают, что нет дома отцов. Надвигалась зима, сельчанам надо решать, какой скот переживет зиму, а какой придется забить. О таком говорили норвежцы и уэссекцы, а я молча слушал, ибо не знал своих родных. Не было у меня никого ближе девушки, которая даже глядеть на меня не хотела, да воинов, сидевших рядом со мной в скалах Иевисы.

Два дня спустя Флоки Черный выследил нашу добычу. Ему наскучили разговоры о доме, и он ушел в промозглую ночь высматривать корабли со скал – ему одному Сигурд разрешал покидать лагерь. Вернулся Флоки на рассвете, бледный, промокший до костей. На его исхудавшем лице, обрамленном мокрыми волосами цвета воронова крыла, играла ухмылка, с бороды текла вода. Сигурд вытирал шлем изнанкой рубахи, остальные справляли нужду или протирали сонные глаза.

– Синелицые идут, – сказал Флоки Черный, кивая на восток, где уже показался край солнца. – Причалили ночью, камень с берега брось – попадешь.

– Так близко? – удивился Брам.

– Ну, Свейн попал бы, – уточнил Флоки, улыбаясь, что случалось нечасто. – Не иначе, Тор нас хранит – чудо, что они на нас не наткнулись.

– К счастью для них, – заметил Брам.

Бьярни потер кулаком лоб.

– Да прошлой ночью любой, у кого есть голова на плечах, сидел там, где посуше, а не бродил, словно непохороненный мертвец.

– Сколько их? – спросил Сигурд.

– Я насчитал два десятка, – ответил Флоки. – Темно было, а они костра не развели. Может, уже молиться идут. Видит Один, больше причаливать к этому острову незачем.

– Нам везет, – радостно сказал Свейн.

– Синелицые – храбрые воины, – напомнил Бьярни.

– Я тут кое-что придумал, – сказал я, хотя план еще не сложился полностью у меня в голове.

– Выбросить серебро в море? – съязвил Брам. Бьярни шутя двинул ему кулаком по голове.

– Говори, Хугин, – велел Сигурд. Хугин – один из воронов Одина, и имя его означает «мысль».

– Ну же, поделись с нами, Ворон-умник, – ухмыльнулся Флоки Черный.

– В бой мы ввязываться не хотим, так? – спросил я.

Многие, но не все, кивнули в знак согласия.

– Велунд – синелицый. Тот воющий сукин сын внизу – тоже.

– Сиськи Фригг, парень! Как умно! – поддразнил Брам, однако Сигурд гневно покосился на него, давая понять, что сейчас не до шуток.

– Велунд пойдет к длиннобородому – разумеется, без оружия, – продолжил я, – и попросит у него разрешения помолиться, а потом пригрозит отрезать ему уши, если тот не отдаст ему свою одежду.

– Почему бы просто его не убить? – пожал плечами Свейн.

– Да потому что пятна крови на белой одежде останутся, тупой ты ошметок харкотины, – возмущенно потряс головой Флоки.

Свейн надулся.

– Синелицые войдут в мечеть все разом? – спросил я Велунда.

– Может быть, – ответил он, – но обычно сначала молится эмир. А уже после – все остальные.

Я кивнул.

– Ну так вот, когда эмир зайдет в мечеть, Велунд схватит его и прикажет синелицым сложить оружие.

– А если не послушают?

– Тогда их господин отправится к Аллаху гораздо раньше, чем рассчитывал. – Я посмотрел на Велунда. – Как только они сложат мечи – а они это сделают, эмир же их кормит, – придем мы.

Толстые губы Велунда скривились в улыбке – мой план ему понравился.

– По крайней мере, серебро в реку выбрасывать не придется, – признал Брам, когда я объяснил свой замысел Пенде и Виглафу, хотя они и так уже поняли, о чем речь.

– Все получится, – сказал Сигурд, на мгновение удержав мой взгляд.

– Надо поторопиться, – предупредил Флоки Черный. – Скоро они будут здесь.

Велунд с готовностью снял кольчугу Квельдульфа.