Жан Франсуа Гало де Лаперуз родился в Альби, в семье судебных чиновников и землевладельцев. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, он стал гардемарином. В восемнадцать лет, во время первого сражения в бухте Киберон (1759), попал в плен к англичанам. Позже его обменяли, и в 1764 году он получил чин лейтенанта, а тремя годами позже его назначили капитаном военно-транспортного судна «Адур». С 1773 по 1777 год он совершил плавание в Вест-Индию, откуда вернулся старшим лейтенантом. В 1780 году, в чине капитана первого ранга командуя фрегатом «Амазонка», он захватил корвет английского корсара. Список его трофеев пополнили два английских фрегата. Более чем славная и блестящая карьера. Он заслужил уважение адмиралов и даже министра, но пока еще не привлек самых высоких лиц. Бесстрашный военный моряк обратит на себя внимание короля… своей человечностью.

В 1782 году морским министром был маркиз де Кастри, который горько сожалел о потере Канады. Франция продолжала воевать с Англией. Кастри задумал разрушить несколько вражеских укреплений в бухте Гудзона.

– Пошлите туда Лаперуза.

Лаперуз отплыл из Франции во главе трех кораблей и блестяще выполнил поручение. Первым пал форт Принц Уэльский, он был сожжен и стерт с лица земли. Форт Иорк постигла та же участь.

Когда Людовику XVI доложили о случившемся, король не одобрил инициативы министра. Какую выгоду можно было извлечь из этой операции? Никакой. Зато кровавая расплата вполне могла последовать. Недовольный король вызвал министра:

– Такая манера вести войну мне совершенно не нравится!

Король потребовал представить ему подробный отчет. И узнал, что господин де Лаперуз, проявив несомненную личную доблесть, к тому же показал себя весьма гуманным человеком. Он хорошо обращался с пленниками-англичанами, а потом не только освободил их, но еще и снабдил припасами и даже оружием, чтобы при отступлении они могли не опасаться нападения индейцев. В секретных документах Хирна, коменданта форта, Лаперуз обнаружил отчет о путешествии вдоль северного побережья Америки. Там были карты, планы и совершенно неизвестные прежде сведения. Победитель не забрал документы себе, а вернул владельцу, взяв с него обещание по возвращении в Лондон опубликовать их. Эта подробность настолько пришлась по душе миролюбивому королю, что, решив после заключения Версальского мира снарядить морскую научную экспедицию, он не хотел видеть во главе ее никого, кроме Лаперуза. Король лично дал капитану первого ранга четкие и подробные инструкции. Франция должна была «одновременно развить национальную торговлю и расширить сферу морских плаваний французов». Лаперузу надлежало завоевать дружбу вождей далеких племен как хорошим отношением, так и подарками; выяснить, какие европейские товары вызывают наибольший интерес и что вожди могут предложить в обмен. В довершение король собственноручно начертал: «При любых обстоятельствах господину де Лаперузу надлежит проявлять мягкое и человечное отношение к разным народам, которые встретятся ему во время путешествия. Если экспедиция не будет стоить смерти ни одному человеку, Его Величество расценит это как несомненный и блестящий успех».

Маршрут кругосветного путешествия Лаперуза не шел ни в какое сравнение с предыдущими экспедициями. Из Бреста ему надлежало отправиться на Канары, обогнуть мыс Горн, сделать остановку на острове Пасхи, потом на Сандвичевых островах. Далее подняться вдоль американского побережья на север, потом снова спуститься к югу; посетить Японию и Китай; вдоль азиатского побережья сместиться к северу, затем спуститься к Новой Голландии (Австралия); вернуться во Францию через Молуккские острова, зайти на Иль-де-Франс (Маврикий), обогнуть мыс Доброй Надежды. С королевской щедростью Людовик XVI отвел на выполнение поставленной задачи четыре года. Поистине чудо, что Лаперузу почти удалось уложиться в срок!

1 августа 1785 года он вышел из Бреста на двух фрегатах: «Буссолью» он командовал сам, а командование «Астролябией» доверил капитану Флёрио де Ланглю. В составе экспедиции было 242 человека, среди них 17 художников и ученых. Чтобы король своевременно получал донесения, разработали особую систему доставки сообщений.

В октябре математик Гаспар Монж, который плыл только до Тенерифе, вернулся с Канарских островов с отчетами о наблюдениях, проведенных Ламаноном и Ламартиньером.

В феврале 1787 года в Версаль был доставлен толстый пакет писем, отправленный из Монтерея (Калифорния). В первом из посланий Лаперуз извинялся перед королем за небольшую задержку почты. «За четырнадцать месяцев мы обогнули мыс Горн и прошли вдоль всего американского побережья до горы Святого Ильи; мы исследовали берега с большой тщательностью и 15 сентября прибыли в Монтерей. Мы делали остановки на различных островах Южного моря и прошли по широте Сандвичевых островов пятьсот лье с востока на запад. Сутки я простоял на якоре у острова Мауи и прошел новым проходом, который англичане не удосужились посетить».

В письмах, не носящих делового характера, приводились более живописные детали. Так, стало известно, что, когда «Астролябия» и «Буссоль» вышли из Магелланова пролива, стадо китов, «этих властелинов моря», встретило их «дружным испусканием фонтанов». Стоянка в бухте Консепсьон, в Чили, дала повод для описания чилийских дам, весьма привлекательных по мнению очевидцев. 8 апреля 1786 года корабли подошли к острову Пасхи. Мужчины там расхаживали нагишом, а женщины – едва прикрытыми. Удивительно, что гигантские статуи не вызвали у французов особого любопытства: «Скорее не идолы, а могильные памятники». Ни единого вопроса о транспортировке и установке этих каменных глыб. Отношения с туземцами завязались прекрасные, в основном потому, что Лаперуз не наказывал местных жителей за мелкое воровство. Напротив, перед уходом французская экспедиция оставила туземцам несколько коз, ягнят, свиней и высеяла в вулканическую почву семена апельсинов, лимонов, моркови, кукурузы, капусты и хлопка. Как мы уже говорили, эта щедрость не была забыта.

Остров Мауи был одним из Гавайских островов, на котором несчастный Кук не успел побывать. Исполняя монаршую волю, Лаперуз составил акт о присоединении этой суши к Франции. «Европейцы еще не ступали на эту землю, но жители острова оросили потом эту землю, и она служит местом упокоения их предков».

Отчет заканчивался оптимистичным заверением, которое могло порадовать Людовика XVI: «До сих пор не пролито ни единой капли крови туземцев, и на „Буссоли“ нет ни одного больного. Потери „Астролябии“ – один из слуг». Правда, в том же пакете было еще одно письмо, написанное позже. Оно было не столь утешительным.

«Буссоль» и «Астролябия» вошли в еще не обследованную бухту на юге Аляски. «Представьте себе водный бассейн, глубину которого невозможно измерить в центре, – писал Лаперуз, – и который окружен островерхими горами огромной высоты, покрытыми снегом. Я ни разу не заметил, чтобы поверхность воды возмутилась здесь от дыхания ветра, но ее приводят в волнение громадные глыбы льда; падая, они производят невероятный грохот, и эхо разносится далеко по горам». Посреди бухты зеленые острова, поросшие деревьями. А на них дикари, потрясающие белыми шкурами в знак приветствия. «Мы сочли себя счастливейшими мореплавателями. Но самое большое несчастье, которого мы никак не могли предвидеть, уже подстерегало нас».

Бискайки (двухмачтовые парусные лодки) «Астролябии» и «Буссоли», а также небольшая шлюпка отправились для измерения глубины бухты. Тридцать моряков должны были пройти между островами, высадиться на одном из них, чтобы поохотиться. «Совместить приятное с полезным». Вернулась одна шлюпка, и ее командир рассказал о постигшей их беде. Парусные лодки, захваченные приливной волной, «которая со скоростью трех или четырех лье в час» неслась по проходу, были выброшены на прибрежные камни и разбились. Двадцать один молодой человек, среди которых было шесть офицеров, разом погибли. Самому старшему было тридцать три года. «Я не боюсь сказать, – признавался Лаперуз, – что моя скорбь по поводу этого происшествия стократно сопровождалась слезами». Бухту назвали Порт-де-Франсе – Французова гавань (ныне залив Литуйя). В центре острова был устроен кенотаф (символический надгробный памятник) со следующей надписью:

По пути к Монтерею Лаперуз, преодолев свою печаль, составил для министра обстоятельный доклад о возможности торговли пушниной. Люди Кука обнаружили, что туземцы на северной оконечности Американского континента отдавали за безделушки шкурки выдр, котиков и других пушных зверей. Меха затем дорого продавались в Китае. Людовик XVI полагал, что французы и сами могли бы заняться такой коммерцией.

В августе 1787 года в Версаль поступили новые вести от Лаперуза. Почта была передана 3 января в Макао капитану французского судна. Кроме личных писем, в пакете содержались дневник путешествия до Макао и карта северо-западного побережья Америки – как писал Лаперуз, «самая точная из всех, какие были составлены». Он сообщал, что открыл острова Неккер и Ла-Басс, посетил «один из островов на севере Марианского архипелага, откуда отправился в Китай». Он рассчитывал прибыть на Камчатку в первых числах августа, а оттуда направиться на Алеутские острова. Потом, подняв все паруса и «не теряя ни минуты», плыть в Южное полушарие.

В октябре 1787 года фрегат «Сюбтиль», следовавший из Манилы, привез новый пакет. В нем было изложено мнение Лаперуза о китайском правительстве – «самом несправедливом, самом притесняющем и самом трусливом в целом мире». В Маниле (Филиппины) у великого мореплавателя нашлась еще одна причина для беспокойства: «Новая напасть угрожает уничтожить остатки благополучия – налог на табак!»

Только спустя год стало известно, что Лаперуз почти уложился в предписанный график. В сентябре 1787 года он прибыл на Камчатку. На этот раз письма от него доставил господин де Лессепс, французский вице-консул в России. Везли их через Сибирь на собачьих упряжках, на лошадях и даже на спине верблюда.

К географическим отчетам о маршрутах были приложены секретные доклады, один из которых касался Формозы (Тайвань). «Остров Формоза играет важную роль, и страна, которая будет им владеть, получит от китайцев все, что пожелает, поскольку ее будут бояться».

В Петропавловске, в Авачинской бухте, «Буссоль» была встречена 7 сентября 1787 года пушечными выстрелами. Это был салют в честь Лаперуза. Губернатор российской крепости наземным путем получил депеши из Версаля для французского капитана и сообщение, подписанное 2 ноября 1786 года, что ему присвоено звание командующего эскадрой.

Известно, что оба фрегата собирались отправиться в Южное полушарие. Новых вестей не ожидалось до момента остановки кораблей на Иль-де-Франс, намеченной на декабрь 1788 года. Людовик XVI немало удивился, получив 5 июня 1789 года письма из Новой Голландии (Австралия), доставленные одним английским капитаном, который прибыл из Ботанического залива. Лаперуз устроил там стоянку 26 января 1788 года после задержавшего его трагического инцидента, о котором обстоятельно докладывал.

Снова пройдя почти через весь Тихий океан, в начале декабря он прибыл на архипелаг Мореплавателей, где встал на стоянку у острова Маоуна. Появились туземцы, опоясанные водорослями в честь морских богов. Обнаженные местные женщины были очень красивы. Никакой враждебности в поведении островитян не наблюдалось. Моряки получили кокосовые орехи, гуайяву, бананы, кур и свиней. Лаперузу эта короткая стоянка показалась идиллической, а искусство местных ремесленников привело его в восхищение. «Моему удивлению не было границ, когда я увидел большое плетеное здание. Самый лучший архитектор не сумел бы придать столь элегантный изгиб краям эллипса, завершающим строение».

Когда Флёрио де Лангль ступил на сушу, чтобы забрать последний груз воды перед отплытием, он запасся множеством небольших подарков, надеясь оставить у островитян хорошую память о французах. Туземцы яростно стали вырывать подарки друг у друга, самые сильные и наглые завладели почти всем. Те, кому ничего не досталось, обратили свой гнев не на соплеменников, а на дарителей. Они стали бросать в них камнями и угрожать. Флёрио де Лангль мог произвести залп из ружей, но помнил о миролюбивых наставлениях короля. Он предпочел отдать приказ об отплытии. В него попал камень, и он пошатнулся. Повторялась сцена смерти Кука, со времени которой минуло девять лет. Когда сопровождавшие капитана люди бросились на его защиту, оказалось, что ружья подмокли и не стреляли. Двенадцать человек, в том числе Флёрио де Лангль и натуралист Ламанон, были убиты.

За два с половиной года экспедиция, которую Людовик XVI задумал как мирное плавание, потеряла более тридцати человек. Вышеупомянутый английский капитан сообщил, что «Буссоль» и «Астролябия» покинули Ботанический залив 10 марта 1788 года, за четыре месяца до его собственного отплытия.

Больше вестей от Лаперуза не было. Никогда.

События, потрясшие Францию, объясняют неспешность, с которой снаряжалась спасательная экспедиция. Парижское Общество естествоиспытателей обратилось в Национальное собрание, которое в феврале 1791 года вынесло постановление «о необходимости оказать помощь Лаперузу и его команде». Спустя еще семь месяцев два корвета под командованием контр-адмирала Д’Антркасто ушли из Бреста. Прошло уже три с половиной года, как «Буссоль» и «Астролябия» покинули Ботанический залив.

Никто не хотел верить в смерть Лаперуза и его спутников. Быть может, ради успокоения совести люди предпочитали считать их пропавшими, нашедшими пристанище на каких-то островах, «бросившими нас ради более гостеприимных небес». Командующий эскадрой оставался в ведомостях личного состава флота, и мадам де Лаперуз исправно получала жалованье мужа.

При подготовке экспедиции «Форель» переименовали в «Поиск», а «Дюране» – в «Надежду». Оба названия больше соответствовали целям путешествия. Д’Антркасто получил указание, которое счел интересным. Английский капитан Джордж Оуэн по возвращении из Бомбея слышал, что к северу от Новой Гвинеи, на островах Адмиралтейства, были найдены обломки французского корабля. Туда Д’Антркасто и решил направиться.

Во время стоянки у мыса Доброй Надежды до него дошел еще один слух: другой англичанин, капитан Хантер, вроде бы видел на островах Адмиралтейства людей в форме французских моряков, подававших ему сигналы. Сильное волнение на море помешало ему пристать к острову. Добросовестный Д’Антркасто останавливался повсюду, где надеялся обнаружить следы пребывания «Буссоли» и «Астролябии». Но тщетно.

Однажды майской ночью 1793 года дозорный сообщил об острове по левому борту. При свете звезд была видна пена разбивавшихся на рифах волн. Д’Антркасто, уже больной смертельной лихорадкой, сверился с картой: островок на нее нанесен не был. Мореплаватель прошел мимо, однако дал островку название. В точке с координатами 11°40′ южной широты и 164°37′ восточной долготы он написал «остров Поиск» – по названию своего корвета. Если бы капитан распорядился осмотреть этот островок, он мог бы написать «остров Находки». И тайна Лаперуза была бы раскрыта задолго до 1827 года.

21 июля 1793 года тело Д’Антркасто со всеми почестями опустили в воду в виду берегов Новой Бретани. Ровно шестью месяцами раньше голова короля Франции скатилась с эшафота. Залезая в повозку, которая должна была отвезти его на площадь Революции (бывшая площадь Людовика XV, будущая площадь Согласия), Луи Капет – исторически достоверная деталь – спросил тюремщика:

– Есть ли вести от Лаперуза?

Вестей не было.

Через тридцать четыре года другой корабль, также называвшийся «Поиск», а вернее, «Рисёрч», поскольку плавал под британским флагом, подошел к атоллу Ваникоро, который со времени смерти Д’Антркасто никто не называл островом Поиск. Его капитан Питер Диллон уже долгие годы бороздил Коралловое море. В этих местах тайн для него не было, кроме одной, которую он мечтал раскрыть.

Несколькими месяцами ранее он посетил остров Тикопиа, где туземцы продали ему серебряную гарду шпаги. На ней был выгравирован герб. Питеру Диллону показалось, что он узнал герб Лаперуза. Имя великого мореплавателя было известно всем морякам мира. Питер Диллон, говоривший на всех наречиях этого региона, опросил жителей Тикопиа. Они сообщили ему, что в последние годы серебряные чайные ложки, топоры, чайные чашки к ним привозили рыбаки, рискнувшие добраться до отдаленного атолла Ваникоро. Продавая свои сокровища, туземцы рассказывали о двух французских кораблях, которые давным-давно потерпели крушение у их берегов, а люди утонули. По другим сведениям, их убили.

Питер Диллон горел желанием тут же взять курс на Ваникоро, но в Пондишери его ждали судовладельцы, и он не решился ослушаться. Прибыв в порт назначения, он рассказал об услышанном, показал гарду шпаги и попросил Ост-Индскую компанию направить его на место предполагаемого кораблекрушения. Он получил согласие и покинул Пондишери, взяв на борт господина Эжена Шеньо, официального представителя Франции.

7 июля 1827 года он прибыл на Ваникоро. Потребовалось некоторое время, чтобы завоевать доверие туземцев, но затем они всё рассказали. Два корабля с Духами прибыли к ним. Это случилось много лун назад. Один из кораблей разбился на рифах. «Наши предки хотели подойти ближе, чтобы рассмотреть Духов, но те послали огненные шары, сеявшие смерть». Однако боги благословили стрелы, и предки смогли убить всех Духов с этого корабля.

Туземцы сообщили, что второй корабль выбросило на песчаный пляж. На нем были невоинственные Духи, они раздали подарки. Их вождь с таким же торчащим длинным носом, как и у остальных, разговаривал с луной с помощью палки. Другие Духи, стоя на одной ноге, день и ночь охраняли лагерь, где за деревянными загородками строили маленькое судно из остатков большого. У всех «одноногих» были железные палки. Через пять лун после их прибытия Духи уплыли на борту своего маленького судна.

Позже выяснилось, что рассказ сознательно приукрасили и внесли изменения. Питер Диллон сумел расшифровать выражения туземцев: «длинные носы» оказались треуголками, «палка для разговоров с луной» – подзорной трубой, «одноногие» были часовыми, неподвижно несущими стражу, а «железные палки» – их ружьями. Он отыскал в море, вблизи берега, несколько бронзовых пушек и морской колокол, надпись на котором смог прочесть: «Меня отлил Базен, Брест, 1785». Он выловил якоря и бронзовые грузила. Туземцы продали ему доску, на которой был выгравирован цветок лилии, а также подсвечник с гербом. Герб, как выяснилось позже, принадлежал господину Колиньону, одному из натуралистов в составе экспедиции Лаперуза. Были приобретены и другие мелкие предметы, подробную опись которых составили в присутствии господина Шеньо.

В апреле 1828 года Диллон приплыл в Калькутту. Его ждала новая миссия: лично доставить королю Франции найденные вещи. Он прибыл в Париж в феврале 1829 года. Карл X тут же принял его и наградил орденом Почетного легиона, вручил 10 тысяч франков в качестве возмещения расходов и назначил пожизненную пенсию в 4 тысячи франков. По крайней мере одному человеку кораблекрушение Лаперуза принесло удачу.

В то же время, когда Питер Диллон покупал на Тикопиа гарду шпаги, капитан второго ранга Дюмон-Дюрвиль уходил из Тулона с официальной миссией поиска «Буссоли» и «Астролябии», о которых тогда ничего не было известно.

Любой портрет Жюля Себастьяна Сезара Дюмон-Дюрвиля свидетельствует, что у этого человека был трудный характер. Он сам рассказывал, как еще ребенком требовал от матери, чтобы она называла его волком. Позже соученики Императорского лицея Кана дали ему кличку Медведь, а офицеры именовали Совой. Красивый, физически развитый, несмотря на свои зоологические клички, молодой человек взял в жены юную Адель, редкая красота которой, как он сам говорил, была «наименьшим из ее достоинств».

В 1819 и 1820 годах он принимал участие в гидрографических экспедициях на Черном и Эгейском морях. За находку на острове Милос Венеры без рук, великолепной скульптуры, которую приобрело французское правительство, он получил крест Святого Людовика. Назначенный первым помощником капитана на корвете «Кокий» («Раковина»), которым командовал Дюпре, он исследовал побережья Новой Гвинеи и Новой Зеландии, проливы Торреса и Кука, а по пути изучал различные диалекты Океании. За 32 месяца он 7 раз пересек экватор и прошел 25 тысяч лье без единого происшествия.

24 апреля 1825 года «Кокий» вернулся во Францию, а через пять месяцев Дюмон-Дюрвиль получил звание капитана второго ранга и стал рыцарем ордена Почетного легиона. «Меня охватило столь полное ощущение удовлетворения, что оно не могло длиться долго», – писал он. Его счастье внезапно омрачила смерть старшего сына: «Тщетно моя прекрасная Адель старалась меня утешить. Я заболел. Ученые доктора уверяли, что мне надо уйти в море, дабы избавиться от страданий». И Дюмон-Дюрвиль передал Карлу X проект нового кругосветного плавания.

Тогда же прошел слух: некий американский капитан обнаружил у полинезийских туземцев крест Святого Людовика и французские медали, которые могли принадлежать морякам «Астролябии» и «Буссоли». «Кокий» Дюрвиля был по этому случаю переименован в «Астролябию II», а капитану поручили двойную миссию: расширить научные знания о Полинезии и отыскать следы своего знаменитого предшественника.

Выйдя из Тулона 25 апреля 1826 года, вторая «Астролябия» обогнула мыс Доброй Надежды при сильном морском волнении (Дюмон-Дюрвиль замерил волны, которые достигали 13 метров в высоту). Дюрвиль пересек Индийский океан, прошел по Тихому через острова Океании, добрался до Новой Зеландии, поднялся на север до Тонгатапу, спустился до Земли ван Димена (Тасмания) и под стенами Хобарта встал на якорь в декабре 1827 года. Были составлены новые карты, сделаны анатомические рисунки, собраны многочисленные минералогические образцы. Но судьба Лаперуза была по-прежнему окутана тайной.

Слегка разочарованный Дюмон-Дюрвиль просмотрел почту из Франции, которая ждала его на этой стоянке. Читая довольно старый экземпляр «Газетт», он наткнулся на статью, в которой некий Диллон рассказывал историю серебряной гарды шпаги, возможно принадлежавшей некогда Лаперузу и попавшей в руки индейцев на каком-то атолле Ваникоро.

Когда Дюмон-Дюрвиль читал эту статью, он еще не знал, что Питер Диллон уже побывал на Ваникоро и собрал то, что уцелело от экспедиции Лаперуза. Он отдал приказ о немедленном отплытии, и через несколько недель форштевень новой «Астролябии» рассекал те воды, где плавал и погиб его предшественник.

Французам было трудно разобраться в рассказах туземцев – путаных, осторожных и противоречивых, но материальные следы говорили сами за себя. «Наши люди, – писал Дюмон-Дюрвиль, – нашли разбросанные на дне моря, на глубине трех или четырех брассов якоря, пушки, ядра, а главное – огромное количество свинцовых пластин. Я послал шлюпку, чтобы поднять хотя бы якорь и пушку и доставить их во Францию как неоспоримое доказательство кораблекрушения наших несчастных соотечественников».

Туземцы, похоже, говорили, что несколько лун назад здесь побывали европейцы, искали затонувшие суда, но Дюмон-Дюрвиль не был уверен, что правильно понял их слова. Напротив, он считал, что выполнил двойную миссию и мог объявить миру, где, если не как, погиб Лаперуз.

Недалеко от места находок был установлен кенотаф – простая четырехугольная призма с длиной ребра 10 футов, увенчанная пирамидой. Когда «Астролябия» снялась с якоря в безоблачное утро марта 1829 года, две сотни туземцев собрались на берегу. Самые старшие из них были свидетелями, а быть может, и участниками трагических событий. Пушечные выстрелы «Астролябии» – последний салют в честь погибших – разогнали перепуганную толпу.

Обратное путешествие было трудным и опасным. Оно продолжалось целый год. Когда «Астролябия» пришла в Марсель, Дюмон-Дюрвиль привез с собой 65 новых карт, более 7 тысяч образцов растений, столько же образцов минералов, 10 тысяч анатомических рисунков, многочисленные наброски и главное – как считал капитан – разгадку тайны Лаперуза. Сколь глубоким было его разочарование, когда он узнал о недавнем визите британца Диллона, которого Карл X принял как героя. Вещи, доставленные Диллоном, стали экспонатами Морского музея. А пушка и якорь, с таким трудом извлеченные со дна, – лишь незначительным дополнением ко всему прочему. Ни Дюмон-Дюрвиль, ни его спутники не получили никакого вознаграждения. «Глубоко опечаленный, уязвленный до самой глубины моей чувствительной души, я отошел от дел».

Надеясь, что его научные собратья окажутся не столь неблагодарными, как правительство, Дюмон-Дюрвиль выдвинул свою кандидатуру в Академию наук. За него проголосовало 6 человек, 49 – против. Вместо него избрали человека-пустышку, о котором сегодня никто не помнит.

Считая, не без оснований, что причиной провала стало давление правительства, Дюмон-Дюрвиль обратил свой гнев на короля и перешел в открытую оппозицию. Когда Карл X отрекся от трона, отвергнутый Академией наук Дюмон-Дюрвиль предложил временному правительству сопроводить свергнутого короля в ссылку в Англию. Месть – блюдо, которое вкушают холодным. Следует отметить, что, по свидетельствам тех лет, Дюмон-Дюрвиль вкушал его с достоинством.

При Луи-Филиппе мореплаватель вновь ушел в плавание и совершил открытие, увенчавшее его труды. Никто не мог его оспаривать, оно принесло Дюмон-Дюрвилю заслуженную вечную славу. 21 января 1840 года, в день сорок седьмой годовщины смерти Людовика XVI, пресловутый Южный материк, в который после путешествия Кука уже никто не верил, внезапно возник перед глазами моряков «Астролябии». Речь шла не о громадной и чудесной стране, о которой мечтали многие поколения ученых и мореплавателей, а о мрачных скалах, которые нелегко было различить среди окружающих их льдов. При виде их Дюмон-Дюрвиль произнес несколько слов, которые Лебретон, бортовой лекарь, записал для истории:

«Мои дорогие и славные спутники! Да здравствует король и Франция! Ни один исследователь не превзойдет наш подвиг. Отныне Франция владычествует на Южном полюсе. Эта обширная необитаемая земля, непригодная для жизни людей, будет носить французское имя, которое мне дороже всего, имя моей прекрасной супруги. Господа, поприветствуем Адель! Слава мадам Дюрвиль!»

Дюмон-Дюрвиль мог по праву гордиться. Земля Адели сегодня – передовая научная база. В ходе той же четырехлетней экспедиции командир «Астролябии» открыл еще одну южную землю, названную Землей Луи-Филиппа. Он снова привез обширную научную информацию. И на этот раз его ждал настоящий триумф. Ему присвоили звание контр-адмирала, а Географическое общество единодушно избрало его своим членом и, чтобы стереть воспоминания о былой несправедливости, удостоило Большой золотой медали.

Дюмон-Дюрвилю исполнился пятьдесят один год, и он был вполне удовлетворен. 8 мая 1842 года, за две недели до пятьдесят второй годовщины, он предпринял новое путешествие, взяв с собой супругу Адель и сына. Речь шла всего-навсего о поездке в Версаль – путешествие для бывалого мореплавателя пустячное. Правда, контр-адмирал избрал оригинальный вид транспорта, отправившись в путь по только что построенной «левобережной» железной дороге.

Путешествие началось хорошо. Разместившись в первом классе, во втором от локомотива вагоне, они мирно ехали среди полей и холмов Медона. Кроны деревьев уже покрылись нежной зеленью. Станция Бельвю, несомненно, заслуживала свое название. Но как только они от нее отъехали, случилась беда: адский грохот, ужасные толчки. Сломалась ось локомотива, взорвался котел. Все вагоны сошли с рельсов, упали набок. Пламя и выбросы пара охватили три головных вагона. Спасатели не могли к ним приблизиться. Один пассажир четвертого класса, не пострадавший в заднем вагоне поезда, прошел вдоль путей. Он утверждал, что, оказавшись рядом со вторым вагоном, долго слышал мужской голос, умолявший: «Спасите мою жену! Спасите моего сына!»

Когда пожар закончился, с большим трудом удалось собрать обгоревшие останки знаменитого капитана второй «Астролябии».

Ни Питер Диллон, ни Дюмон-Дюрвиль не смогли собрать полную информацию о трагическом конце экспедиции Лаперуза. Свои последние секреты атолл Ваникоро открыл не профессиональному мореплавателю, а прославленному вулканологу Гаруну Тазиеву. Он посетил его в 1959 году в составе команды великолепно оснащенных водолазов. Лагуна отдала в их руки остатки кораблекрушения: шесть якорей, пушки, ядра, латунные гвозди. И серебряный рубль с изображением Петра I, российского императора. Такую серебряную монету мог иметь только участник экспедиции Лаперуза, которая в XVIII веке побывала в Сибири, а затем плавала в южных морях.

Гарун Тазиев побеседовал с самым старым туземцем Ваникоро, и тот пересказал ему древнюю легенду, которую из уст в уста передавали уже четыре поколения местных жителей. В ней говорилось про два больших корабля, про отрезанные головы и про день, когда было съедено много белых людей…