Таинственным летним утром Кнопка распахнул окно.

Это было цветное утро. Лазоревое небо, белопенные облака, изумрудная зелень – словом, все дышало ярким великолепием. Как поверить, что все это настоящее? Такое бывает только на картинках… Кнопке даже представился художник: вот он, большущий, таинственный, стоит один в предутренний час и гигантской кистью раскрашивает землю и небеса. Капля золотистой краски упала Кнопке на нос.

Ему не разрешали уходить без спросу, но сидеть в душном доме, дожидаясь, пока проснутся родители, не хотелось, как и всякому другому человеку в одиннадцать лет. Он тихонько оделся и прокрался на крыльцо.

Дом стоял посреди старого сада. Яблони и вишни уже отцвели. Кнопке они нравились и такими – задумчивыми, притихшими. По утрам здесь всегда царила прохлада. Ветерок овевал стволы и стебли, сквозь зеленую завесу там и сям пробивались медовые, теплые лучи. За забором ходили люди, гавкали собаки, но в саду все звуки становились приглушенными. Было до того красиво, что он и не знал даже, чего хочется больше: остаться на месте, чтобы, открыв рот, глазеть на тенистый мир, или лететь как легкий стриж по деревенским улицам, оставляя за собой удивленных стариков. Кнопка чувствовал, как в груди растет что-то буйное, горячее, сродни самому солнцу.

Шелестела листва, сонно гудели мухи. Уже делалось жарко, а он все сидел и ждал чего-то. Вдруг он рассмеялся.

Над забором поднималось маленькое солнце. На то, что плыло по небосводу, невозможно было смотреть, не зажмурившись. А это, нижнее, светилось мягче, горящим ободком волос, и были у него задорные глаза, вздернутый нос и рот, который раскрылся, чтобы крикнуть:

– Привет, кулема!

Это был Рыжий, его лучший друг. Его-то Кнопка и ждал! Прошло мгновение – и он уже стоял по другую сторону забора, вместе с Рыжим, который сразу затараторил:

– Знаешь, я сегодня таааакую штуку нашел! Давай за мной!

И побежал. Кнопку не нужно было просить дважды, и они помчались, то обгоняя, то подталкивая друг друга, оглашая просыпающиеся улицы смехом. Из тени они выныривали на свет, со света проскальзывали обратно в тень. Облака, ограды, коровы – все проносилось мимо, и их сердца грозили разорваться от счастья.

Когда в просвете между домами сверкнула речка, Кнопка на бегу окликнул Рыжего:

– Может, искупаемся?

Да разве остановишь Рыжего теперь?

– Да ты что, купаться, когда там такоооое!.. – протянул он. – Не отставай!

И Кнопка бросился ему вдогонку, как послушный пес за хозяином, и ни капельки не было обидно, потому что светило солнце, потому что пел в ушах ветер, потому что он был с другом.

Они бежали, минуя поворот за поворотом, пока не оказались на окраине деревни. Рыжий остановился так резко, что Кнопка налетел на него.

Мальчишки стояли перед двухэтажным домом, окруженным раскидистыми вязами. Это было угрюмое, почерневшее от времени деревянное строение, и ничем, кроме размеров, оно не отличалось.

Три или четыре года назад хозяин был найден в петле, в сарае, стоящем на заднем дворе. Вряд ли эта смерть кого-нибудь расстроила: Таган (так его прозвали) слыл человеком тяжелым. Многие его побаивались: вопреки сложившемуся в деревне обычаю, он колотил не только жену и малолетнего сына, но и всех, кто попадался ему под горячую руку. Никто не сомневался, что повесился Таган по пьяной лавочке.

Его жена, вялая женщина, которая, как поговаривали, была не в своем уме, съехала через несколько дней после похорон, забрав с собой сына. Дом, однако, она продавать не стала. Деревенские пустомели подхватили было сплетню, что в нем творится что-то неладное, но успеха она не имела: хозяйка все же наведывалась сюда время от времени, чтобы прибраться. Да и мальчишки, которые, презрев все запреты, забирались в дом, в один голос заявляли, что ничего странного там нет.

Кнопка гадал, зачем же Рыжий его сюда привел, да еще так торопил. Они тоже побывали в свое время в доме Тагана, и Кнопке тот не пришелся по душе. Пусто и скучно. В комнатах пылилась кое-какая мебель, но интерес мог вызвать разве что подвал: там было темно. Друзья хорошо позабавились, пугая малышню… и только. Ощупывать голые стены – интереса мало.

– Идем, – сказал Рыжий и направился к углу дома. Кнопка двинулся за ним. В западной стене было разболтанное окно, через которое дети и проникали в дом.

– Подсади меня.

– Слушай, Рыжий, а зачем мы сюда лезем?

– Много будешь знать – рано состаришься.

В ответ Кнопка промолчал. Рыжий, протянув руку, помог ему подняться. Внутри стоял затхлый, но терпимый запах, и, как всегда, все было неподвижным. С трудом верилось, что когда-то здесь жили люди.

– Нам нужно в подвал.

– Что мы там потеряли? – удивился Кнопка.

– Скоро узнаешь.

Рыжий достал фонарик (даже в верхней части дома было темно из-за закрытых ставен) и стал играть с лучом. Молочное пятно металось по влажному потолку, наталкиваясь на другие, темные, пятна. Вдруг сноп света ударил Кнопке в глаза.

– Ты – темный, я – светлый! – загоготал Рыжий и повернулся к двери.

Кнопка давно привык к таким выходкам и всегда прощал их другу. Тот уже вышел из комнаты в коридор, вздымая за собой пыль. Крупинки взлетали к потолку.

Кнопка потер маленький, наперсточный нос, из-за которого и получил свое прозвище, и бросил последний взгляд за окно. Все так же ослепительно было небо, все так же ползли сочные облака, все так же густо собирались на ветвях листья. Но мальчик последовал за другом, чтобы сойти вместе с ним в страну, где цветов не существовало.

Они нашли люк в подвал и осторожно спустились по обветшавшей лестнице, от души, но в шутку желая друг другу сломать шею. Когда они очутились внизу, Кнопка спросил:

– Ну и что?

– А вот что! – торжествующе произнес Рыжий и высветил фонариком дыру в стене. Та была похожа на огромный черный глаз.

Кнопка ахнул. Это же целое приключение! Он встал у зияющей пасти и изучал ее, пока Рыжий рассказывал:

– Значит, надумал я вчера поиграть в тюрьму. Наловил лягушек и хотел посадить в гнилое бревно, что в овраге. И тут вспомнил про этот подвал. Уж знатнее тюрьмы не найдешь, сколько не ищи. Когда я начал их из мешка доставать, он возьми и выскользни, и лягушки распрыгались кто куда. Я гоняюсь за ними по всему подвалу, не вижу ни черта. Но всех переловил, кроме одной. Она как раз вот здесь села и квакает. Я подкрался к ней тихохонько, да как прыгну! А она, сволочь такая, – в сторону. Вот я и шарахнулся со всей дури о стенку. Чувствую, что провалился. Посмотрел – а там дырища. Страсть как хотелось туда залезть, но без тебя я не стал.

– А может, ты просто струсил? – спросил Кнопка. Спросил просто так. Человека смелее Рыжего он не знал: его друг не боялся ни лягушек, ни ос, ни змей, а один раз даже был на настоящих похоронах и ни капельки не испугался (по его словам; впрочем, Кнопка не сомневался в их правдивости).

– Конечно, нет! – отрезал Рыжий. – Я о лягушках сразу позабыл, хотел к тебе бежать, да вспомнил, что вы там что-то празднуете. Насилу утра дождался.

Кнопка был бы только рад, если бы ему удалось удрать со скучных именин, но спросил только:

– Как ты думаешь, что это такое?

– Нора какая-нибудь.

Оба прекрасно знали: скажи им кто-нибудь, что это вход в ад, они бы и тогда полезли.

– Так кто первый – ты?

– Как хочешь.

– Тогда я.

Кнопка взял фонарик и сразу исчез в лазу. Тот оказался узким, но вместе с тем довольно гладким, и пробираться по нему было не очень тяжело. Не прошло и двух минут, как мальчик снова стоял на ногах и светил Рыжему.

– Ну и яма!

Кнопка кивнул. Теперь, когда друг был рядом, он решился осмотреться.

По сути, они попали в каменный мешок. Вихрастые головы почти касались свода, а лица вытягивались, потому что не было здесь ровным счетом ничего, кроме камней – мелких, крупных, но неизменно серых.

И тут Кнопка заметил, что в дальнем конце пещерки что-то белеет.

– Рыжий, глянь.

Они приблизились к странному предмету… и застыли. В углу пещеры, облаченная в кружевное платье, таилась она.

Не было со дня творения на земле более совершенного безмолвия. Молчали все трое, но каждый по своим причинам.

Наконец Кнопка проговорил:

– Какая же ты красивая!..

– Да… точь-в-точь чучело, что торчит у нас в огороде.

Казалось, не мальчишка повернулся на каблуках – лязгнул клинок.

– Что ты сказал? – отчеканил Кнопка.

– Что-что… Ну ты сдурел! Что, и клоп садовый для тебя красавец?

– Я не понимаю тебя, – слова выходили холодными, стальными; впервые в этом голосе звучала бездушная нотка.

– А что ты заводишься-то? Давай-ка лучше перетащим ее наверх и там рассмотрим получше.

Рыжий потянулся было к ней, но Кнопка резко оттолкнул его.

Их глаза встретились. Так они не встречались никогда прежде. Ледяная ярость стояла в одних, страх и неуверенность плескались в других.

Внутри Кнопки все рушилось и менялось. С каждой секундой он осознавал все глубже: нет, Рыжий ему не друг, совсем не друг, он что-то наносное, случайное… он и вовсе враг, надо гнать его, нельзя подпускать его к ней…

Кнопка подобрал камень с острыми краями, Рыжий зашептал: «Да ты что, Кнопка? Я же…» Но камень рассек ему скулу, и он упал.

– Убирайся, – сказал Кнопка, и бывший друг повиновался. Оставляя за собой кровавый след, уполз он куда-то в темноту и больше не возвращался.

А Кнопка сел рядом с ней и взял ее за руку. Он говорил с ней, и она понимала каждое движение его сердца. Садились батарейки в фонарике, двое погружались в бесцветную темноту. Но Кнопка ничуть не страшился, а только говорил, говорил, говорил…

И даже когда губы его тронул первый мазок тления, он не переставал твердить:

«Как хорошо, что у меня есть настоящий… настоящий друг».