6

Пицца на ужин. Что еще новенького?

– Мам, у нас в школе сегодня появилась эта совсем чокнутая дама.

– И… кто-нибудь что, вызвал копов?

– Нет, у нас было общее собрание, а она выступала. Закончила Кугельблиц когда-то еще в стародавние времена.

– Мам, а ты знала, что семья Буша ведет дела с саудовскими террористами?

– Нефтяные, в смысле.

– Наверное, это она и имела в виду, но…

– Что?

– Типа, там что-то еще. Она что-то хотела сказать, но не перед полным залом детей.

– Жалко, что я пропустила.

– Приходи на актовый день в старшие классы. Ее туда опять выступать позовут.

Зигги протягивает ей флаер с рекламой сайта под названием «Таблоид про́клятых» и автографом «Марка Келлехер».

– Эй, вы, значит, Марку видели. Та-ак. Прямо-таки – так-так. – Она узнает это имя, как не узнать, Марка Келлехер – теща Гейбриэла Мроза для начала, ее дочь Талит и Мроз женихались еще в колледже. Может, в Карнеги-Меллоне. Поговаривают, развилось последующее охлаждение, pari passu с ростом доходов миллиардера, несомненно. Максин, разумеется, это все никак не касается, хоть она и знает, что сама Марка в разводе и кроме Талит у нее еще двое детей, оба мальчики, один – какой-то функционер ИТ в Калифорнии, а другой отправился в Катманду и с тех пор – открыточный кочевник.

Марка и Максин знакомы еще с кооперативного неистовства десяти-пятнадцатилетней давности, когда домовладельцы возвращались к былому атавизму и применяли гестаповские методы, чтобы вынудить легитимных жильцов съехать. Деньги, ими предлагаемые, были возмутительно малы, но некоторые жильцы на них велись. А к тем, кто не, отношение было другое. Двери квартир снимались для «текущего ремонта», не вывозился мусор, цепные псы, наемные громилы, поп восьмидесятых будь здоров громко. Максин заметила Марку в пикете соседей-оводов, старых леваков, организаторов борьбы за права жильцов и тому подобных, перед зданием на Колумбе, где все ждали появления гигантской надувной крысы профсоюза. Лозунги на плакатах у пикета включали: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, КРЫСЫ, – СЕМЬЯ ДОМОХОЗЯИНА» и «КООП – КРОВОЖАДНЫЕ ОСКОРБИТЕЛЬНЫЕ ОТТАЛКИВАЮЩИЕ ПРАКТИКИ». Колумбийцы без документов выносили мебель и домашнее имущество, стараясь не обращать внимания на эмоциональное волнение. Марка прижала бригадира-англо к грузовику и в выражениях не стеснялась. Она была стройна, рыжие волосы до плеч с пробором посередине, забранные потом в сетку, как выяснилось – из гардероба причесочных ретро-аксессуаров, что на районе стали ее коронкой. В тот конкретный день конца зимы сетка была алой, а лицо Марки показалось Максин серебристым по краям, вроде какой-то антикварной фотографии.

Максин нащупывала возможность с нею заговорить, но тут появился домовладелец, некто д-р Сэмюэл Крихман, пластический хирург на покое, вместе с небольшой ватагой наследников и правопреемников.

– Ах ты, жалкий, алчный старый ублюдок, – бодро приветствовала его Марка. – И ты осмеливаешься сюда свою рожу казать.

– Пизда уродливая, – ответствовал доброжелательный патриарх, – в моей профессии к такой роже и близко никто не подойдет, что это за сука, уберите ее нахуй отсюда. – Правнук-другой сделал шаг вперед, в готовности подчиниться.

Из сумочки Марка вынула 24-унцевый баллончик чистящего средства для духовок «Легко-Слезай» и принялась им потряхивать.

– Спросите у видного медика, что щелок делает с лицами, детки.

– Вызывайте копов, – приказал д-р Крихман. Некоторые элементы пикета подошли ближе и принялись обсуждать разные вопросы со свитой Крихмана. Случилось сколько-то, ну, дискуссионной жестикуляции, вплоть до непроизвольного контакта, который «Почта» в напечатанном ими очерке могла слегка приукрасить. Появились копы. Свет мерк, дедлайны приближались, и толпа стала редеть.

– Ночью мы не пикетируем, – сказала Максин Марка, – лично мне очень не хочется уходить с рубежа, но, с другой стороны, примерно сейчас я бы не прочь выпить.

Ближайшим баром был «Старый Хрен», технически ирландский, хоть один-два престарелых голубых брита и могли нечасто в него заглянуть. Под выпивкой Марка имела в виду «Папу Добля», который бармен Эктор, ранее замеченный лишь в нацеживании пива и начислении порций, сконструировал для Марки так, будто занимался этим всю неделю. Максин себе тоже такой взяла, чисто за компанию.

Они выяснили, что все это время жили всего в нескольких кварталах друг от друга, Марка – с конца пятидесятых, когда англов этого района терроризировали пуэрториканские банды, и после заката восточнее Бродуэя никто не захаживал, да и днем отыскивались такие, кто ездил с Сентрал-Парк-Уэста на Бродуэй городским автобусом. Она терпеть не могла Линколн-Центр, ради которого снесли целый район и выдрали с корнем 7000 семейств boricua лишь потому, что англы, кому насрать вообще-то на Высокую Культуру, боялись детишек этих людей.

– Леонард Бернстайн написал об этом мюзикл, не «Уэстсайдскую историю» – другой, где Роберт Мозес поет:

Выставьте этих пуэрто– Риканцев на Улицу – Тут просто Трущобы, Снесите тут всьо-о-о!

Пронзительным бродуэйским тенором, до того достоверным, что у Максин в желудке скисает выпитое.

– Им даже хуцпы достало на самом деле снимать «Уэстсайдскую», блядь, «историю» в тех же кварталах, которые сами уничтожали. Культура, простите, Херманн Гёринг был прав, как только слышишь это слово, проверь стрелковое оружие. Культура притягивает к себе худшие позывы богатых, у нее нет чести, она сама напрашивается на субурбанизирование и растление.

– Вам бы с моими родителями как-нибудь познакомиться. К Линколн-Центру никаких теплых чувств, зато от Мета их за уши не оттянешь.

– Шутите, Элейн, Эрни – мы сто лет знакомы, на одни демонстрации ходили.

– Моя мать ходила на демонстрации? За что – скидки где-нибудь?

– Никарагуа, – без веселья, – Сальвадор. Роналд Рейх-Ганс и его дружочки.

То был период, когда Максин жила дома, доучивалась на степень, ускользая по выходным в безмозглость клубных наркотиков и лишь изредка замечая, что Элейн и Эрни, похоже, что-то гнетет. Только много лет спустя им стало как-то ловчее поделиться воспоминаниями о пластиковых наручниках, перечном газе, немаркированных фургонах, Бравых, занятых тем, что у копов получается лучше всего.

– Снова превратив меня в Бесчувственную Дочь. Должно быть, нащупали какую-то наводку, некий изъян моего характера.

– Может, они просто пытались уберечь вас от неприятностей, – сказала Марка.

– Могли бы с собой позвать, я б им тылы прикрывала.

– Начать никогда не поздно, бог свидетель – дел еще полно, думаете, что-то изменилось? размечтались. Ебаным фашистам, которые всем тут заправляют, по-прежнему нужно, чтобы расы ненавидели друг друга, именно так они не дают зарплатам расти, аренде падать, всей власти не выходить за Ист-Сайд, чтобы все оставалось уродским и безмозглым, как им нравится.

– Да, припоминаю, – говорит теперь Максин мальчикам, – Марка всегда была как бы… в политике?

Она цепляет самоклейку к своему календарю, чтобы не забыть сходить на выпуск и поглядеть, что нынче поделывает старая бешеная псина в волосяной сетке.

Докладывает Редж. Он повидался со своим башковитым ИТэшником Эриком Дальполем, который рыскал в ПодСетье, искал секреты «хэшеварзов».

– Скажи мне, что такое Альтман-Зед?

– Формула, по которой предсказывают, обанкротится ли компания, скажем, за следующие два года. В нее подставляешь цифры и смотришь, чтобы значение z было меньше примерно 2,7.

– Эрик нашел целую папку проработок Альтман-Зед, через которые Мроз гонял разные мелкие дот-комы.

– С расчетом на… что, приобретение?

Уклончивые зенки.

– Эй, я тут просто осведомитель.

– Этот парнишка тебе какие-нибудь показывал?

– Онлайн мы с ним много не встречаемся, такой он параноик, – ага, кто бы говорил, – он любит встречаться лично и только в подземке.

Сегодня безумный белый святоша в одном конце вагона состязался с черной капеллой в другом. Условия идеальные.

– Кой-чего тебе принес. – Редж подсовывает диск. – Мне поручено тебе передать, что он благословен Линусом лично, пингвиньими ссаками.

– Это чтоб меня сейчас совесть мучила, да?

– Конечно, это не повредит.

– Я занимаюсь, Редж. Мне просто не очень уютно.

– Лучше ты, а не я, если честно – мне бы кохонес не хватило. – Оказалось, это нырок в странные глубины, как из пушки ядро. Эрик пользуется компьютером в том месте, где подрабатывает, – крупной корпорации без достойных упоминания ИТ-прихватов, посреди кризиса, которого никто не предвидел. Что-то немного не так. Всякий раз, выныривая из ПодСетья, он чуть больше стремается, либо так кажется тем, кто сидит в соседних загонах, хотя там столько народу проводит свои часы в серверной, нюхтарят «халон» из огнетушителей, что им может не хватать перспективы.

Ситуация не настолько прямолинейна, как Эрик, видимо, надеялся. Шифрование затейливо, если не до безумия серьезно. Хотя Редж тешил себя фантазиями наскоряк метнуться туда-сюда, Эрик обнаружил, что клерки в этом «7-Одиннадцати» ходят со штурмовыми винтовками в полностью автоматическом режиме.

– Все время сталкиваюсь с этим темным архивом, заперт весь плотно, нипочем не скажешь, что туда сложено, пока не крякну.

– Ограниченный доступ, говоришь.

– Мысль в том, чтобы обеспечить безотказность на случай аварии, естественной или антропогенной, можно спрятать архив на избыточных серверах в каких-то удаленных местах, надеясь, что хотя бы один выживет, если только не настанет конец света.

– В известном нам виде.

– Если желаешь радостно почирикать, наверно.

– Мроз ждет аварии?

– Вероятнее, просто не хочет к чему-то подпускать пытливые умы. – Поначалу тактика Эрика была сделать вид, что это кулхацкер развлекается, поглядеть, выйдет ли проникнуть через «Задний проход», а затем установить сервер НетБас. Тут же пришло сообщение на литспике в том смысле, что «Поздравляем нуб ты думаешь проник но проник ты в мир глубокого дерьмища». Что-то в стилистике ответа зацепило глаз Эрика. Почему их система безопасности озаботилась так персонализировать ответ? Почему не просто короткое и бюрократическое вроде «Доступ запрещен»? Что-то – быть может, всего лишь добродушный наезд – напомнило ему хакеров постарше, еще из девяностых.

Они с ним играются? Каково с ними играть-то будет? Эрик прикинул: если от него ожидается, что он станет вынюхивать тут, словно какая-то пакетная мартышка, ему придется сделать вид, будто он не в курсе, до чего они тут все в тяжелом режиме или даже кто эти ребята вообще. Поэтому для начала он давай долбиться в пароль, словно он что-то олдскульное типа «мелкомягкого» ЛМ-хэша, который крякнуть даже ретарды могут. На что Защита ему отвечает, опять литспиком: «Нуб ты соображаешь на кого залупу поднял?»

К этому момент Редж с Эриком уже посреди Бруклина, ду-уоп и декламация «Библии» давно вышли. Эрик изготовился драпать.

– Ты там все время туда-сюда, Редж, когда-нибудь напарывался на кого-нить из их безопасности?

– Слух был, что Гейбриэл Мроз этим отделом сам рулит. Была там вроде какая-то история. Кто-то живой терминал в ящик стола сунул и забыл ему сказать.

– Забыл.

– Никто и охнуть не успел, как бесплатно выложили всякие закрытые исходники. Фиксили несколько месяцев, это им стоило крупного контракта с военным флотом.

– А неосторожный сотрудник?

– Исчез. Все это фольклор компании, сам понимаешь.

– Успокаивает.

Не опаснее партии в шахматы, как представляется Реджу. Защита, отход, хитрость. Если не съём в парке, где твой противник становится буйным психопатом без предупреждения, конечно.

– Паранойя, что не, Эрик все равно заинтригован, – Редж докладывает Максин. – Доперло, что это может оказаться чем-то вроде вступительного экзамена. Если на другом конце – сам Отмороженный, если Эрик окажется годен, возможно, его впустят. Может, надо ему советовать, чтоб уносил ноги.

– Я слышала, там такая тактика найма, возможно, стоит ему сказать. Меж тем, Редж, что-то в голосе у тебя намного меньше восторга насчет твоего проекта.

– На самом деле это ты зов побережья слышишь, я даже не знаю, что я теперь с этим вообще уже делаю.

Ой-ёй. Интуиционная тревога. Максин, конечно, это не касается, но:

– Экс.

– Тут тот же самый блюзец, ничего существенного. Только теперь она и муженек – они вместе производят шум насчет переезда в Сиэттл. Не знаю, он какая-то корпоративная шишка. Вице-Президент по Ректальным Неудобствам.

– Ай, Редж. Прости. В старых мыльных операх «переводом в Сиэттл» шифровалось вычеркивание из сценария. Я раньше вообще думала, «Амазон», «Майкрософт», все они начаты какими-то вымышленными обмылками.

– Я все жду, когда следующий гвоздь забьют, миленькая открыточка от Грейси с объявлением: «Ура! мы беременны!» Как раз где-то теперь и должно случиться, правда? Так не томила б хоть уже.

– И ты с этим норм?

– Лучше какого-нибудь урода, который считает моих детей своими. Отчего у меня кошмары. Буквально. Типа он же может оказаться, блядь, извращенцем.

– Ладно тебе, Редж.

– Что. Такое же бывает.

– Перебор с семейным телевидением, для мозгов неполезно, лучше смотри ночные мультики.

– Ой, хватит, как мне, по-твоему, с этим справляться?

– Такое ты из головы не можешь просто выкинуть, похоже.

– Вообще-то я имел в виду более упреждающий подход?

– Ох нет, Редж. Ты ж не…

– Ствол ношу? Пистон уебку в жопу вставить, зашибись фантазия, а… но Грейси, наверно, со мной больше разговаривать не будет. Девчонки тоже.

– Хмм, думаю, нет.

– Кроме того, думал цапнуть и драпать, это мне тоже не по карману. Рано или поздно придется устраиваться на работу, номер соцстраха – и меня опять замели, опять адвокаты впутались в остатки моей жизни. И старушка Хаер-Торчком по-любому девчонок себе пригреет, а мне навсегда запретят с ними даже видеться. Поэтому в последнее время я чего думаю – может, лучше отъехать туда и вести себя смирно.

– Ага, и… они тебя там ждут?

– Может, сперва найду работу, потом всем сюрприз устрою. Просто не хочется, чтоб ты обо мне слишком плохо думала. Я знаю, выглядит так, будто я от чего-то сбегаю, но на деле-то я сбегал как раз в Нью-Йорке, а теперь между мной и моими детками будет примерно целый континент. Слишком далеко.

У Максин в обычае, проверяя мелкие стартапы вроде «эунтуихсг. ком», также поглядывать, какие у них инвесторы в кадре. Если кто-то способен терять деньги, всегда есть шанс, для облегчения выхлопа аварийки или чего угодно, что они захотят нанять Максин. В связи с «эунтуихсг. ком» все время всплывает название ВК где-то в ЮХе, который ведет дела как «Фонарный народ». Как в «Не переставай верить», воображает Максин. В списке клиентов – совпадение, несомненно – также случайно фигурируют «хэшеварзы».

«Фонарный народ» размещается в переоборудованной фабрике с чугунным фасадом несколько в стороне от главных маршрутов шопинга по ЮХе. Кармическое эхо потогонной эпохи давно заглажено переносными звукопоглотителями, ширмами и ковровым покрытием, перешло в нейтральную тишь без привидений. Бадди Найтингейл, сидящий в спектре нерешительных морских волн, нарциссов и фуксий, рабочих станций из шлифованного металла, разработанных на заказ Зуи Чу, кое-где подчеркнутых начальственными креслами Отто Цапфа из черной кожи.

Спросить его, Рокуэлл «Роки» Тэкнез объяснил бы, что утрата гласной на конце его фамилии была ценой гладкости и ритмичности в бизнесе, как слова в опере. На самом деле он считал, что так фамилия будет звучать больше англо, хотя ради особых посетителей, среди коих сегодня, похоже, Максин, его, как известно, полярность может вдруг перемкнуть, и он снова становится неискренне этничен.

– Эй! Пъездь че не хътиде? Самвидж сыйдзомыпердзам?

– Спасибо, но я только что…

– Самвидж сыйдзомыпердзам моей маммы.

– Ну, мистер Тэкнез, все зависит. Вы имеете в виду, что это рецепт вашей матери? или это, типа, ее личный сэндвич с яйцом и перцем, который она зачем-то держит вот в этой креденце, а не в холодильнике, где ему самое место? – На занятиях с Шоном Максин обучилась экзотическому азиатскому методу, известному как «Ложноядение», поэтому, если дойдет до дела, ей придется лишь делать вид, будто она ест сэндвич с яйцом и перцем, который, несмотря на достоверную наружность, мог быть отравлен почти чем угодно.

– Этъ ниджё! – снова схватив предмет, как теперь уже заметно, неестественно колышущийся. – Пластмасса! – швыряя его в ящик стола.

– Трудновато жевать.

– Вы лапуся, Макси, норм, если я буду вас так звать, Макси?

– Конечно. Норм, если вас я не буду звать Роки?

– Ваш выбор, спешки нет, – внезапно, на миг, Кэри Грант. Что? Где-то по периметру Максин подрагивают и начинают слежение давно не задействованные антенны.

Он берет трубку.

– Придерживай мои звонки, ОК? Что? Говори давай… Не. Не, тащить за собой – это в цементе отлито. Весь храповик, может, и срастется, но про это поговори с Клубнем. – Отбился, вызвал файл на экран. – Ладно. Это про дот-ком «эунтуихсг», что недавно кверху брюхом всплыл.

– Для которого вы служите, или мне следует сказать служили, ВК.

– Ну, мы им Серию А провели. С тех пор пытаемся перетечь скорее в мезонинную позицию, ранние стадии слишком уж легки, самая трудность, – деловито стуча клавишами, – начинается при структуризации траншей… оценка компании, когда действуешь по принципу Уэйна Грецки – где будет шайба, а не где она сейчас, понимаете, о чем я.

– А как насчет того, где она была?

Щурясь в экран:

– Какаем мы усердно, а потому храним ежедневные логи, все оно архивируется, впечатления, надежды и страхи… Похоже, что… еще когда эти ребята собирали соглашение об основных условиях, они слишком уж щепетильно относились к предпочтениям ликвидации. Затянулось дольше, чем следовало. Мы добились одного к одному лишь по крохотной позиции, поэтому… не хотел бы совать нос, но почему вы именно на нас с этим налетели?

– Вас расстраивает нежеланное внимание, мистер Тэкнез?

– Мы ж тут не акулы-ростовщики. Гляньте вон на ту полку.

Она глядит.

– У вас… в компании кегельбанная команда.

– Профессиональные призы, Максин. После той штуки с повесткой Уэллза в 98-м? тогда-то звоночек для нас и прозвенел, – искренне, как жертва на ток-шоу, – мы все отправились в ретрит на озеро Джордж, тотально поделились своими чувствами, проголосовали все, очистились от скверны, те дни для нас уже в прошлом.

– Поздравляю. Обрести нравственное измерение – всегда плюс. Может, тогда вам легче будет оценить некоторые забавные цифры, что я обнаружила.

Она излагает ему нестыковки в кривой Бенфорда у «хэшеварзов».

– Среди получателей этих подозрительных издержек выделяется «эунтуихсг. ком». Странно то, что после ликвидации компании выплачиваемые суммы резко растут до еще большей щедрости, и все, похоже, исчезает в какой-то офшор.

– Ебаный Гейбриэл Мроз.

– В смысле, простите?

– Вот что в корках на этого парня: он берет позицию, обычно меньше пяти процентов, в каждом из всего портфеля стартапов, которые, как он знает, потому что прогнал их через Альтман-Зед, обанкротятся в краткосрочной перспективе. Использует их как оболочки для фондов, которые хочет неприметно перемещать. «эунтуихсг. ком», похоже, как раз из таких вот. Куда и зачем, поневоле задумаешься, а?

– Над этим мы работаем.

– Ничего, если я спрошу, кто вас этим озадачил?

– Тот, кто сам предпочел бы не ввязываться. Меж тем по списку ваших клиентов я вижу, что еще вы ведете какие-то дела с Гейбриэлом Мрозом.

– Не я непосредственно – уже какое-то время.

– Никакого шмузинга со Мрозом ни в каким светском смысле? вы и, возможно, даже… – поведя головой на фотографию в рамке у Роки на столе.

– Звать Корнелия, – кивает Роки.

Максин машет картинке.

– Здрассьте вам.

– Не только красотка, как видите, но и элегантная хозяйка старой школы. Любым светским задачам под стать.

– А Гейбриэл Мроз, он… озадачивает?

– Ладно, обедали вместе, разок. Может, два. Такие точки в Ист-Сайде, где подходит человек с теркой и трюфелем, засыпает им тебе всю еду, пока не скажешь хватит? На шампани винтажные даты, тому подобное – со стариной Гейбом все дело всегда в цене… Никого из них не видел с, может, прошлого лета в Хэмптонах.

– Хэмптоны. Еще бы. – Блистающая крысиная нора и летняя дача всех богатых и знаменитых Америки, а также огромного сезонного притока яппо-соискателей. Половина дел Максин рано или поздно подбирается к чьей-нибудь нужде в нездоровой хэмптонской фантазии, которая ныне уже сильно перевалила за срок хранения, если вдруг кто-то не заметил.

– Скорее Монток. Даже не на берегу, в лесной глуши.

– Так ваши тропки…

– Время от времени пересекаются, еще бы, пару раз в «АНБ», энчилады в «Синем попугае», но Мрозы нынче крутятся совсем в других кругах.

– А я-то прикидывала, они хотя бы на Фёрзер-лейн.

Шмыг плечами.

– Даже на Южном Зубце, как мне жена сообщает, деньгам вроде Мрозовых сопротивляются до сих пор. Одно дело построить дом с фундаментом в песке, ну да, и совсем другое – заплатить за него деньгами, в реальность которых не все верят.

– Прям по «И-Цзин».

– Она заметила. – Снова полуозорной взгляд.

А, ха:

– А яхта, как насчет яхты, у них есть яхта?

– Может, арендуют.

– Океанская?

– Я вам что, Моби-Дик? Если так интересно, поезжайте да сами гляньте.

– Ну да, щас, а кто за тачку платить будет, а суточные, понимаете меня.

– Что. Вы это на авось делаете?

– Пока тут полтора бакса на метро, это я, вероятно, покрою. А дальше…

– Не должно стать преградой. – Сняв трубку. – Да Лупита, mi amor, ты не могла бы, пожалуйста, выписать чек на… э, – вздев брови Максин, которая жмет плечами и показывает пятерню, – пять тысяч долларов США, на имя…

– Сотен, – вздыхает Максин, – пять сотен, ёксель, ладно, это сильно, но этого хватит, только чтоб ярлык завести. Не беспокойтесь, в следующем счете-фактуре можете быть Доналдом Трампом или кем угодно, ОК?

– Просто пытаюсь помочь, я ж не виноват, что я парень щедрый и последнюю рубаху готов, ну? Давайте хоть обедом вас угощу?

Она рискует глянуть ему в лицо, ну и конечно же – сиянье Кэри Гранта, Заинтересованная Улыбка. Аахх! Что бы стала делать Ингрид Бергман, Грейс Келли?

– Я даже не знаю… – Вообще-то все она знает, потому что у нее в мозгу эта встроенная функция ускоренной перемотки, которая способна засекать ее, день или два спустя, у зеркала, глаза злые: «Ну и какого хуя ты себе думала?» – и в данный момент эта мигалка сообщает: «Сигнал Отсутствует». Хмм. Может, просто от того, что какой-нибудь обед ей бы не помешал.

Они заходят за угол в «Итальянскую кухню Энрико», коя, как Максин припоминает, удостоилась неких восторгов у Загата, и находят столик. Максин направляется к дамскому туалету, а по пути обратно, вообще-то еще даже не выйдя из него, слышит, как Роки и официант спорят.

– Нет, – Роки с некоторым злорадством, которое Максин замечала у отдельных детей, – не «пас-та э фа-джо-ли», мне кажется, я сказал «пастафазул».

– Сэр, если вы посмотрите в меню, там ясно написано, – любезно тыча в каждое слово, – «паста, э, фаджоли»?

Роки пялится на палец официанта, прикидывая, как лучше будет отделить его от ладони.

– Но я разве не разумный человек, а? разумный, конечно, давайте обратимся к классическому источнику, скажите мне, детка, неужели Дин Мартин поет «Когда у звезд раздолье / Словно паста э фаджоли»? нет. Нет, он поет вот как…

Максин тихонько садится, следя за частотой своих мыргов, а Роки, отнюдь не sotto voce, а вполне в тон, осуществляет свою пародию на Дина Мартина. Хозяин Марко высовывается из кухни:

– А, это вы. Che si dice?

– Объясните новенькому?

– Он вам мешает? пять минут, он в мусорке с ракушками от скунджилли.

– Может, для него просто орфографию в меню поправить?

– Уверены? Для этого надо в компьютер залезть. Проще его шлепнуть.

Официант, чье образование включает в себя пару серий «Сопрано», сообразив, что тут к чему, не отсвечивает, стараясь не слишком вращать глазами.

Максин в итоге оказывается с домашними строццапрети с куриной печенкой, а Роки выбирает оссо буко.

– Эй, а вино какое?

– Что скажете о «Тиньянелло» 71-го?.. хотя с другой стороны, умников тут столько, что, может, просто чутка стар-доброго, э, «Неро д’Авола»? маленький стаканчик?

– Читаете мои мысли. – Не особо вперился в кусачее супертосканское, но глаза несколько взблеснули, а это она, быть может, и намеревалась спровоцировать. И с чего бы такое, еще раз?

Звонит мобильный Роки, в рингтоне Максин распознает «Una furtiva lagrima».

– Послушай, дорогуша, ситуация вот какая… Постой… Un gazz, я тут с роботом разговариваю, да? Еще раз. Вот! не-а! как оно ничего? ты как давно уже робот… выгодная работа? Ты часом не еврей? Ну, типа в тринадцать лет тебе родители бот-мицву не устраивали?

Максин проматывает глазами потолок.

– Мистер Тэкнез. Ничего, если я кое-что спрошу? Из чисто профессионального интереса – начальные инвестиции для «хэшеварзов», вы, случайно, не знаете, кто их вложил первым?

– Спекуляция в то время шла оживленно, – вспоминает Роки, – обычные подозреваемые, «Грейлок», «Утюг», Юнион-сквер, хотя на самом деле никто не в курсе. Большой темный секрет. Мог быть кто угодно, у кого хватит ресурсов об этом помалкивать. Даже какой-нибудь банк. А что?

– Пытаюсь сузить охват. Ангельские деньги, какой-нибудь правый эксцентрик с особняком в Солнечном поясе с центральным кондиционером? Или более ведомственный тип зла?

– Постойте – что это вы пытаетесь намекнуть, как сказала бы моя жена?

– Что, публика, с вами, – Максин невозмутимо, – и вашими давними связями с ВСП…

– Мы, публика, быльем поросли, Счастливчик Лучано, УСС, я вас умоляю. Не стоит уже об этом.

– Никаких этнических инсинуаций, конечно, не предполагалось.

– Мне стоит вспомнить Длинного Звильмана? Добро пожаловать в «Фонарный народ», – подняв стакан и слегка пристукнув им по ее стакану.

Ей слышно, как в сумочке над ней смеется пока еще не депонированный чек, словно ей устроили великолепный розыгрыш.

«Неро д’Авола», с другой стороны, вовсе не плох. Максин дружелюбно кивает.

– Давайте подождем моего счета.