Глава XVIII
«Суперсон и «лесистая горка»

– Эй, воитель, вставай, – слышу я сквозь сон.

Открываю глаза, поворачиваюсь, в шалаше сидят четыре человека: Александр, сын Филиппа II, Македонский (АМ), Чингисхан, он же Темучжин (Ч), Эмир Тимур, он же Тамерлан (ЭТ), и Наполеон Бонапарт (НБ).

АМ: Ну что воитель, поговорим, раз ты избрал своей стезей тропу воина.

– Ну, давайте, поговорим, товарищи духи, – говорю я невпопад, оглядывая глазами самых колоритных персонажей истории мира.

НБ: Аха, мы духи, а ты сам тут в данной реальности кто? – говорит мне самый образованный из великих завоевателей, именем которого потом назовут торт. Вообще-то, может, знаний у этого было и поменьше, зато у него был документ об окончании какого-то пажеского корпуса (он закончил Парижскую военную школу, остальные все самоучки).

– Вы, господа-товарищи, тоже, что ли, попаданцы? – спрашиваю я у потрясателей вселенной.

Ч: Это неважно, – говорит, теребя редкую рыжую бородку, Чингисхан, – как ты думаешь, багатур, что нас всех собравшихся здесь объединяет?

– Вас? – спрашиваю я.

ЭТ: Нас, а не вас, то есть нас пятерых да плюс тебя, мингбаши (тысячник, примерно комполка).

– Если честно, понятия не имею, кто вы и кто я, то есть кто вы-то знаю, но какое сходство между вами и мной…

– АМ: И ты стратиг (просто, по-древнегречески, командир), и мы занимаемся воинским делом не по своей воле. Я, например, царский сын, жил бы себе да поживал, но отца отравили, нужен был царь-воитель, и я им стал, просто больше некому было. Вон коллегу Чингисхана тоже с детства продали в рабство и очень сильно мучили, он сбежал из рабства и, освобождая таких же, как сам, постепенно стал тем, кем стал. Или Тимур тоже жил себе поживал, пока дружок Эмир Хусейн не взбаламутил его, начали как грабители, кончил как владыка самого могущественного государства своего времени. Да и Наполеон поневоле поступил в военное училище, больше некуда ему было, а потом, когда якобинцы рубиловку всеобщую начали, пришлось все брать в свои руки. Ведь очередь могла дойти и до его головы, а так, бац, и стал целым императором.

– Ну, с вами-то понятно, вы все прославились на века, хоть и кровопийцы все, ну а я-то при чем? Я, наверно, тоже кровопийца, но по сравнению с вами так, ничтожный комарик с фонариком.

НП: Как при чем, тут у вас в Германии завоеватель появился, претендует ничтожество кровавое на наши лавры. Да, мы завоеватели, и, как ты сказал, кровопийцы мы, но по сравнению с этой мразью по имени Гитлер, мы как монахи-бенедиктинцы.

Ч: Как даосы.

ЭТ: Как дервиши и суфии.

АМ: Да Камбизы, Ксерксы, Дарии по сравнению с этим исчадием Аида, как нимфы, безобидны.

НП: Так вот, я разрушил современные мне страны Европы, коллега Александр сокрушил ахеменидскую Персию. Коллега Темучжин сокрушил могущественного Хорезмшаха да императора Китая, а коллега Тамербей победил османов Баязида.

– Я вас, господа победители, понять не могу, в чем смысл визита, что вы от меня хотите или что предлагаете?

Эмир Тимур встает во весь свой высокий рост и, хромая (за что и получил прозвище Железный Хромец), подходит ко мне и, глядя мне в глаза, улыбаясь, говорит:

– Мы тебе снимся. – И все великие завоеватели вместе начинают громко хохотать.

Открываю глаза, едрит мадрит, хетафе твою депортиву, точно сон. Причем только мне показалось, что он иррационален?

Однако ж приснится такое, уже светло, встаю и иду оправляться, благо сортиров-неватерклозетов понастроили. После оправки умываюсь, повесив канистру на сучок за ручку, подходит часовой красноармеец-артиллерист из крепости:

– Что, товарищ комиссар, не спится?

– Да, Мантулин, чего-то не спится. Слышь, у тя закурить есть? (После такого закуришь, блин.)

– Так точно, товарищ комиссар дивизии, трофейные, – протягивает пачку сигарет, щелкает по пачке снизу, и две сигареты выскакивают на 2–3 сантиметра из пачки. Вытягиваю одну, отточенным через семь десятков лет движением закидываю ее в рот, Мантулин подносит спички и чиркает, спичка загорается, распространяя запах серы и дыма. Затягиваюсь, сигарета, сразу загораясь, начинает отдавать свой ядовитый дым. Со второй затяжки голова начинает кружиться, сажусь на давешнюю канистру. И не спеша, окутываясь дымом, как агрессивно проснувшийся брутальный вулкан, докуриваю сигарету, кайф. Потом, поблагодарив за сигарету и пожелав спокойного дежурства, иду в свой шалаш да мгновенно засыпаю. Хватит на сегодня ужастиков, меня накрывает здоровый сон.

Сплю, никого не трогаю, тут что-то ходит по мне, или Машуня меня щекочет, открываю глаза, ни фига, нет никого, вульгарнейшая божья коровка ползет по щеке. Ну да ладно, вскакиваю, и надо сперва, конечно же, пробежаться, кровь разогнать. Не обременяя свое тело ничем, кроме галифе, рву на волю, в пампасы. Бегу себе, никого не трогаю, вдруг за мной пристраивается его величество экс-император разведки Петруха фон Онищук ни разу не Гогенцоллерн.

– Слышь, командир, поболтать надо.

– Ну, как говорится, антилерист без антилерии, я тя слухаю трошки, но потом, а щас нефиг на бегу разговаривать, – дальше мы уже, как говаривал Райкин, бегмя бежим, и добежав до последнего автомобиля, поворачиваем обратно.

Добежали до шалаша разведчиков и начинаем делать зарядочку, Петруччо снова порывается языком пошевелить, я не даю, надо же сначала успокоить дыхалку.

– Короче, товарищ старший лейтенант, мы вчера с Лечи прошвырнулись к Ильиных, у него горячая информация, но как я доведу ее до полковника, в разведке-то мы были самовольно.

– Есть вариант, я скажу полковнику, что вы должны съездить к Арсению Никаноровичу, узнать новости, вы валите, потом через часик-два, повалявшись в лесу, возвращаетесь и сливаете информацию. Но за самоволку доиграешься, чтобы я больше таких махновских приколов не слышал, мы тебе не ПОУМ, мы РККА.

– Кстати, командир, сливаем, это как или это что?

– Эх, ну ты, Петруха, отсталый, короче, рассказываете Старыгину.

– Хорошо, Виталий, тогда нам надо пораньше начать завтрак, а ты нам выбей разрешение, на меня и чеченюгу, мы вдвоем скатаем и к десяти вернемся.

– Смотри, обормот, не подведи меня. И впредь ничего махновского, тоже мне анархо-синдикалисты третьего дня.

Потом пошел я на завтрак, само собой, подсел к Старыгину. И начал вдувать ему в уши просьбу разведдятлов.

– Товарищ полковник, наши разведчики давно у товарища Ильиных не были, надо кого-нибудь отправить, желательно, конечно, Вахаева, ну и мне кажется, пора реабилитировать Онищука.

– Ты, старлей, что, в адвокаты записался?

– Да, товарищ полковник, я ж комиссар, и я считаю, что наказание было достаточным, тем более Мамбеткулову трудновато заниматься разведкой, все-таки даже в наряде самого Гитлера на немца ну ни разу не похож, даже сзади, и даже издалека, и по-немецки он ни бум-бум.

– Да знаю я все, и Мамбеткулова специально поставил, чтоб был повод вернуть Онищука. Хорошо, с этого дня твой Петр вновь назначен начальником разведки, и пусть едут к Арсению, тот действительно заждался, наверно. Только предупреди, еще раз поступят так, в стиле Стеньки Разина или атамана Зеленого, лично расстреляю перед строем, и Петра, и Лечи, и защитников типа тебя в гаупвахту на полгода посажу.

– Онищук и Вахаев, позавтракали? – типа строго спрашиваю я.

– Так точно, товарищ комиссар дивизии.

– Тогда обоим переодеться в немецкую форму, взять подходящие документы у Ашота, мотоцикл с горючим и патроны у начтыла, а потом на разведку, к Ильиных.

– Есть, товарищ старший лейтенант, разрешите выполнять.

– Даю вам время до обеда, не позже двенадцати вы должны быть здесь.

И ребятки, окрыленные (будто отрехлитрились «пред буллом»), улетели в окрестности Городка, в деревню Нюшкевичи, к Арсению, коренному гурану. А я пошел опять к отфильтрованным экс-пленным, надо, как говорится, побалакаты, чем воны дышать и що им зараз треба працюваты. Стоит их брать в отряд (на боевые места) или, если толка нет, то пусть в склады, санбат и т. д.?

Прибылов проверяет новых вояк через сооружение землянок, на всякий случай вокруг устроены четыре пулеметных гнезда, мало ли чего. А ребята работают, слышен стук топоров, крики, швырканье лопат, мат и другой рабочий шум. Вот двое бегут с носилками, видимо, землю выносят из будущей землянки.

– Бойцы, кто такие?

– Товарищ старший лейтенант, я красноармеец Симакин, а это красноармеец Абузяров, мы артиллеристы из УР-62, служили в многоамбразурном ДОТе «Лесистая горка».

– Как попали в плен?

– 21-го вечером приехали НКГБ-шники и арестовали командира ДОТа капитана Анисимова, с собой привезли капитана Кондратенко, его назначили новым командиром ДОТа. Затем еще до взвода красноармейцев прибыло на пополнение, по приказу самого Павлова, сказали, ну и документы у них, у лейтенанта и остальных, смотрел Кондратенко.

А потом НКГБ-шники, Кондратенко и эти новоприбывшие, вдруг оказались немцами, и пока мы спали, они обезоружили часовых и взяли ДОТ без выстрела. А ДОТ охранял железнодорожный мост и буквально рядом автомобильный, в результате этого немцы рванули вперед, не встречая сопротивления, разгромив пехоту в предполье. А мы проснулись уже в плену. Вот нас всех пригнали в этот лагерь, поначалу конечно, расстреляв евреев, коммунистов, комиссара ДОТа и одного грузина по фамилии Окруашвили, он, бедный, очень был на еврея похож.

– Понятно, и много вас тут с того ДОТа?

– Да нет, товарищ старший лейтенант, тут человек десять, нас разделили, остальных почему-то в другие места погнали. А почему, так немцы нам не докладали.

– Ну и что вы теперь собираетесь, разбегаться по домам или воевать?

– Товарищ старший лейтенант, после плена домой не пойдем, надо за это все отомстить клятым немчурам. Вы бы знали, как эти суки нас мучили, чем кормили, только месть, о другом у меня мыслей нет.

– Красноармеец Абузяров, вы тоже так думаете?

– Конечно, товарищ старший лейтенант, при мне немчура Абрашку Ванштейна пристрелила, а он моим другом был. Да и потом в лагере поиздевались тварюги, нет, месть немцам. Надо их отблагодарить за трупы лошадей, картофельные очистки, хлеб из опилок, брюкву и другие яства, которыми они кормили нас

– Ладно, бойцы, работайте, пойду я дальше.

В том же духе пообщался еще с двумя десятками бойцов, все очень обозлены на немцев, некоторые из них, по-моему, будут рвать любого, кто говорит на немецком, вне зависимости от настоящей нации, пола, возраста и т. д.

Настало время обеда, надеюсь, архаровцы уже возвратились, надо бежать к штабу, и я, добеседовав с танкистами, рванул к штабу. Действительно, вхожу в штаб, а там мило беседуют реабилитированный Онищук, Лечи-чеченец, Старыгин и какой-то незнакомый мужичок в штатском.

– Товарищи командиры, позвольте присоединиться к беседе.

– Садись, Виталий Игоревич, – и Старыгин показывает место рядом с собой, приятно.

– Так вот, Любимов, по сведениям от Ильиных, немцы очень активно перебрасывают войска и грузы по этому мосту, – и Старыгин показывает мост на карте, – рядом автомобильный мост, и по нему тоже до черта немцев прет. По сведениям Арсения Никаноровича, около трех дивизий прошли только за два дня. Но не это главное, главное там ДОТ «Лесистая горка», один из ДОТов УР-62, и он в полном порядке, и даже орудия там, причем с боеприпасами, немцы сегодня только начали вывозить боеприпасы. Мы планируем по совету Арсения захватить ДОТ, а в нем шесть 76-миллиметровых орудий, плюс шесть пулеметных амбразур с «максимками», а мы в рейд танки БТ с броневиками захватим, да в резерв их, в предполье. Взяв ДОТ, ударим по колоннам, переправляющимся через мост, обозначим нашу точку зрения на немецкую агрессию. Тут и немцы попрут на уничтожение ДОТа, а там их наша техника встретит, да с пехотным прикрытием, это вам не 22 июня в Бресте. Покажем гитлеровцам, чему в РККА нас учили, что может Красная Армия и почем фунт лиха.

– Товарищ полковник, а я сегодня среди новичков встретил ребят из того самого ДОТа, говорят, их тут около десяти. Может, применим их в бою, им-то ДОТ привычен.

– Ну, комиссар, ну, молодец, а то мы уж хотели искать планы ДОТа. А тут готовые бойцы, тогда в путь надо выйти сегодня же вечером, вечерком же захватить ДОТ, там немцев около взвода (это кроме охраны мостов), плюс полсотни наших пленных, таскают боеприпасы из ДОТа в грузовики, хорошо бы еще и грузовики захватить.

– Тогда после обеда надо подготовить тех, кто пойдет, и в 5 часов выходить, товарищ полковник.

– Это само собой, тут еще товарищ от Арсения, послушай его, очень завлекательные вещи он рассказывает.

И я перевожу взгляд на мужичка, что сидит слева от Лечи.

– Здравствуйте, пан комиссар, я Януш Прокопюк, житель местный.

– Здравствуйте, товарищ Януш. О чем вы хотели рассказать?

– Я, пан комиссар, когда-то тоже, как пан полковник, крепость Брест-Литовскую защищал, и тоже от немцев. Правда, в тридцать девятом. Я тогда в маршевом батальоне 82-го пехотного полка был, командовал нами поляк один, по фамилии Радзишевский. А всей крепостью командовал генерал Плисовский, ох и сердитый пан был. Но не о нем речь, ну их, этих горделивых польских панов. Чуть раньше наступления немцев в крепость приезжал сам Рыдзы-Смиглы, с огромной толпой сопровождающих, много жолнежей с ним было. И много пушек там, машин и другой техники. Пробыв несколько дней в крепости, маршал куда-то отбыл вместе со своей свитой и охраной, поговаривали, что сбежал, то ли в Венгрию, то ли в Румынию.

А потом пришли немцы и нас побили, правда, и мы немало швабов побили. Потом я попал в русский лагерь для военнопленных. Оттуда меня сразу отпустили, как белоруса, и я поехал к родственникам в Сибирь. Их еще в 1915-м царское правительство эвакуировало, когда кайзер наступал. А мы на тот момент были в лесу, отец лесник, там и остались под германцем. Как только советские меня отпустили, я съездил в Сибирь, адрес знал, повидал там своего кузена, Михася, он там в начальники цеха на заводе выбился. Ну пожил у Михася и его матери, пани Галины (дядьку Анджея повидать не удалось, умер он), вернулся домой, а тут и война началась.

Ну и не это главное, главное, часть зброи, то есть оружия, что было у них, люди маршала оставили здесь, и оно зарыто в 12 километрах на восток от крепости. Там одна пушка противосамолетная и четыреста снарядов к ней, потом противопанцерная и пятьсот зарядов к ней. Пятьсот русских винтовок и двести винтовок Маузера, полтора миллиона патронов к ним, два маленьких танка TKS с пулеметами и один такой же танчик с пушкой маленькой, кроме того, две трехдюймовки и пятьсот зарядов к ним. Ах да, ружья все не русского калибра, а немецкого.

– Что скажешь, комиссар? Тут Януш нам дарит столько оружия.

– Так надо это оружие как-то доставать и вывозить.

– Ну да ладно, пока не горит. Успеем, надо будет забрать, фрицы пока не знают. Да, Виталик, насчет наших дел, возьмешь танки БТ (все), броневики (тоже все), две роты ахундовцев для предполья и два взвода из ЗАР. Ах да, еще добавишь взвод саперов и эту десятку из новичков, которые раньше в ДОТе служили. Возьмите транспорта сколько нужно, патронов и другого боеприпаса побольше, один небельверфер с боезапасом и, думаю, две «косилки». Броневиков и танкистов я оповещу, остальные твоя забота, старлей.

– Согласен, товарищ полковник.

– А мы, товарищ полковник? – одновременно скосив рожи, спросили разведуны.

– Ваша функция, ребятки, разведка, кроме того, вам сюрприз подготовило НКГБ, с завтрашнего утра вы в распоряжении Елисеева и этого заброшенного капитана НКВД, у вас спецзадание, ясно?

– Так точно, товарищ полковник, разрешите удалиться?

– Конечно, вперед. – И разведчики рванули вперед с места аллюр до черта крестов.

А мы пошли с полковником и белорусом на обед. После обеда я сходил сперва к Прибылову и выпросил у него взвод саперов и всю десятку из ДОТа «Лесистая горка», передав их Савельеву, чтобы поработал с ними да выбил им личное оружие у Машуни (влом самому, после вчерашнего, туда идти). Затем пошел в ЗАР к Гогнидзе, мне нужны артиллеристы, ну и «косилки» (они тоже ЗАР), то есть не мне, а нам и Родине. И Гогнидзе пообещал подготовить два взвода, и, само собой, понятно, даже Гогнидзе не в курсах, куда мы пойдем, надолго ли и когда вернемся. Военная тайна, бдю нипадеццки.

Кстати, а как же без Круминьша, он же по-немецки знатно размовляет, пся крев, или как там по – латышски. Мимо пробегает Акмурзин, зову его и поручаю ему найти Артура, минут через 5–6 Артур с привеском в виде Акмурзина появляется предо мной.

– Акмурзин, ты свободен, – командую ему, а тот мнется.

– Товарищ старший лейтенант, позвольте нашему бесшумному полувзводу тоже принять участие в операции, – это, что ли, они так лучников прозвали? – Товарищ комиссар дивизии, наши особенности должны пригодиться, знаете же; Маши каслом не испортишь.

Думаю, башкир прав, если взвод охраны ДОТа снять бесшумно, то это будет просто шикарно, ну, в смысле, потерь будет меньше.

– Что ж, Акмурзин, собирайтесь, в 16.45 вы должны быть у «отправки».

С легкой руки Онищука место, откуда обычно мы отправляемся на задание, то есть участок дороги под деревьями, обозвали «отправкой». Оно удобно, деревья хорошо скрывают кусок проселка около 50—100 метров длиной. Так что узырить и с саломета (а що не так-то?) не судьбинушка, надо соколо-орлино-ястребиные глазки иметь, а их у немчуры нема.

Потом выяснилось, что Старыгин приказал выдать начтылу недельный сухпаек на всех, да и к грузовику (бюссингу, он мощный) присобачить лишнюю полевую кухню, которую жадный Елисеев притаранил с лагеря. Видимо, от нее кормились покойные охранники лагеря военнопленных, ну и в вечное владение по наследству передали гэбисту со товарищи. Тем более она наша (советская), видимо, немчура взяла трофей и приспособила под свои нужды, а мы ее взад вернули.

Старыгин также назначил начтылом колонны лейтенанта Полуэктова, командира взвода из ЗАР, пусть все принимает у Маши, я в обиде на нее, вот за меня Полуэктов Дениска и отдувается. Согласно приказу полковника мы еще один грузовик горючкой нагрузили, на всякий случай, танки с броневиками любят бензин, как буржуй ананасы и рябчиков.

Ну и в 16.45 началась погрузка бойцов, броники и танки готовы, вскоре бойцы погрузились, а еще две сорокапятки и небельверфер принайтовили к задам грузовиков, это же резерв – сюрпрайз для гитлеровцев. Потом полковник пожелал ни пуха ни пера, но, конечно, не этими словами, а, скажем, более «объемными» и «острыми» выражениями. Типа, чтобы мы там не распустились.

И мы рванули в путь – четыре броневика, пять танков, шесть мотоциклов, три ганомага и шесть грузовиков, венчаемых двумя «косилками», причем повозки не тащили лишь те грузовики, у которых сзади пушки да неберверфер, остальные, да и «косилки», тянули за собой по две повозки. Ну не на крыльях же бойцам за колонной лететь. Чай, не архангелы с ангелами, а бойцы самой что ни на есть Красной Армии.

Ехали чуть больше часа, немного не доезжая до места, за километров 15 остановились у деревни Криушевичи. Просто надо было сконтактовать со связником, и в деревню въехал мотоцикл с Круминьшем, латышский красавЧЕГ теперь в форме обер-лейтенанта Вермахта, с ксивой обера Вильгельма Шульца (Ашот исправил фамилию с Гроссбауэра на Шульца и фотку переклеил), хозяин ксивы не против, ему все уже по барабану, навечно. На всякий случай Круминьша контролирует сержант Паскевич, мало ли что взбредет в голову нашему андреналиноману…

Через полчасика Артур вместе Паскевичем вернулись обратно.

– Товарищ старший лейтенант, через минут пятнадцать – полчаса пойдет колонна из трех грузовиков, которые возят боеприпасы из ДОТа на немецкий склад. Нужно их захватить, пригодятся, ну и потихоньку, на этих машинах, да к ДОТу можно.

– Хорошо, фельджандармерия вперед, Артур, переодевайся, теперь ты обер фельджандармский.

Дорогу оседлали четыре мотоцикла с самопальными фельджандармами, ну и ждем колонну, человек десять из ЗАР и весь «бесшумный полувзвод» притаились у того места, где планируется остановить вражескую колонну. Ну чтобы без выстрелов (из огнестрела) прихватить врага, день сюрпрайзов для зольдатиков начался. Стоим, ждем, я в прикиде обер-фельдфебеля ФЖ-шного, совсем как папа Шварценеггера, сижу в коляске за пулеметом, покуриваю трофейную сигаретку, опять стрельнул у кого-то, во блин, инстинкт курильщика, стрельнуть стрельнул, а у кого и когда не помню.

Вот слышен треск-грохот моторов, едут, Артурас вальяжно выходит на центр дороги, подняв ладонь, типа «Хальт на хрен». Подъезжая к Артуру, колонна останавливается, всего четыре грузовика под охраной трех мотоциклов (только два байка с пулеметами). С переднего мотоцикла выскакивает лейтенантишко Вермахта и, подбежав, начинает чего-то трындеть подобострастно, Круминьш в ответ жестко и как-то невежливо втюхивает свое летехе, да с видом Батыя, дающего ярлык на княжение какому-нибудь задрипанному князьку из Мухосранского княжества. Затем Артур делает знак мне и другим типа мотоциклистам ФЖ, и мы передергиваем синхронно затворы. Летеха умнеет не по дням, а по мгновениям (немчура фельджандармерии боится сильней, чем красноармейцев), и подзывает своих архаровцев, те сруливают и с байков и тачил, и, построившись, вся дюжина немцев начинает готовить документы.

– Ахтырмурза, – кричит непонятную немцам команду Артур, и из укрытия, дзенькая, летят стрелы, безжалостно разрывая грудные клетки и брюшные полости немцев. Десять луков выпустили по три-четыре стрелы, секунды за две, и все, амбец, колонна наша, разворачиваем ее, трупы фашистов относим в лес, снимаем прикид (жалко, шмотки в партизанской жизни вещь нужная), и уже спокойно едем к ДОТу. Кстати, немцы ничего понять не успели, ну не учил Вермахт к отражению атаки луками, с танками фашисты бороться умели, с укрепленными районами боролись успешно, но, как говорится, на каждую старуху бывает прореха (извините, проруха), и провалились гитлеровцы в ту самую прореху. Как космолет в черную дыру, быстро и навечно.

Когда до ДОТа остается километр (ну, может, чуть больше), глушим моторы и выгружаемся с машин и, запрятав/замаскировав грузовики, повозки и другое имущество (кто скажет, что оно нажито нечестным трудом, получит по промежутку) в лес, бронетехнику тоже активно заныкали-замаскировали, и дальше двигаемся пешком, в роли разведки, впереди беспилотными (сорри, бесплотными) духами двигаются «бесшумники».

Разведав посты, Акмурзин подходит ко мне и шепотом говорит:

– Товарищ старший лейтенант, у немцев пять часовых, мы готовы к атаке, разрешите начать?

– Давай, Акмурзин, сам знаешь, что нам желательно поменьше шума.

И тот, кивнув, растворяется в сумерках, ползу за ним, вот слышно, как дзенькают луки, слышны глухие удары, немецкие часовые получают по нескольку стрел и, падая, издают эти глухие звуки (нам на фрицев стрел не жалко, мы ребята щедрые). Последняя стрела контрольная, и часовые ее получают, уже падая от первых. Так вам, суки! Представляю, что они успели почувствовать перед смертью, монголы в свое время до германских племен не дошли, но мы восполним этот пробел истории.

Затем «бесшумники» стремительно рванули в ДОТ, пуляя во все, что подозрительно, своими тростинками-камышинками, за ними по знаку Акмурзина и все остальные полетели тоже. Отсылаю красноармейца, представившегося шепотом Павлом Епишкиным, за транспортом с провиантом и боеприпасами, сам бегу за наступающими.

Все, ДОТ наш, немцы перебиты, в каземате спят (продирают уже глазки) пленные бойцы РККА, которые тут грузчиками работали, сонный немец монгольскому лучнику не мишень, то есть мишень, но легкая, скажем, лакомая добыча, деликатес, блин. Под охраной выводим бывших пленных красноармейцев на улицу, пусть затаскивают внутрь провиант и отбитые боеприпасы. Немцы перебиты, в плен спросонья попали три немца: два рядовых и один унтер.

Круминьш, как учили в Абвере, начинает кошмарить унтера, ему помогает какой-то монголообразный боец из крепостников, его личико просто как галоперидол действует на унтера. Унтер не может отвести взгляд от лица сына степей и его сабли, ага, старый прием, «времен колчаковских и завоеванья Крыма».

– Ты кто? – спрашиваю у азиата.

– Красноармеец Мингбаев Йигитали, – отвечает тот.

– Киргиз? – уточняю его нацию.

– Йук ака, мен узбек. – Тут все уже знают, что я розмовляю не только на российской, но и на узбекской, ну и на таджикской мовах.

– Ундай булса бир немисни куркитгин, сени вахший деб уйлаб, хаммасига рози булади.

– Бажарамиз, командир ака.

Йигитали делает такие рожи, что Фредди Крюгер, все живые мертвецы, все зомби и все вампиры в сторонке курят More с ментолом. На немца действует, и он просит Круминьша избавить его от монголоида. Тот говорит, что дикаря сегодня не кормили и он хочет вкусить арийского мясца, эти глупости падают на благодатную почву геббельсовско-риббентроповской антиазиатской пропаганды, и унтер близок к произвольной дефекации, изо всех отверстий.

А я, смилостивившись над гансом (или фрицем, я ж не знаю его имени, не представился сцуко, да и не до того ему было), отсылаю Йигитали в другой каземат и прошу Круминьша перевести унтеру следующее:

– Сидишь у телефона, отвечаешь на звонки от начальства, скажешь что-нибудь, что может нам навредить, Шырмюгыдир (типа имя у Йигитали такое, даже я не выговорю, для немца вообще как запретное имя бога смерти) закусит тобой.

Немец в оргазме, согласен на все, хоть гопака сбацать, аккомпанируя щелканьем своих зубов от страха, ну или «Катюшу» исполнить, не зная ни слов, ни мотива.

Затем назначаем часовых и сменщиков (сегодня пусть подежурят саперы), а через часок, когда пленники уже перетаскали груз, ложимся спать, машины уходят с приказом пока затаиться к резерву. Свободные саперы (от дежурства) стали протягивать телефонную линию в лес, к резервистам. А я составляю донесение полковнику, затем зашифровываю (перевожу на таджикский), и радист стучит своим девайсом, отсылая маляву в штаб, там, в штабе, дежурит Мунавваров, парень с Куляба, он переведет на русский язык, фашисты хрена проссут, «энигма» отдыхает.

Потом ложимся спать, ДОТ наш, ждем вас, немцы, с утра – добро обжаловаться, или разжаловаться? Фигня, главное «Милости просим», причем именно в смысле Ильфа и Петрова – у них этот «Милости просим» похоронная контора. Всё теперь, все свободные, спать на фиг, сил набираться. Сам звоню Абдиеву, того зовут к телефону и я, им в лес, тоже объявляю отбой. Ждем, что готовит нам 12 июля.