Некоторые равнее других

Можно ли изучать нарушение нормальных социальных функций в лаборатории? Я разработал эксперимент, чтобы попытаться это выяснить.

Первый вопрос довольно прост: меняется ли ваша способность к сочувствию другому человеку в зависимости от того, «свой» он или «чужой»?

Мы поместили испытуемых в сканер. На экране они видели шесть рук. Компьютер случайным образом – вроде барабана в розыгрыше лотереи – выбирал одну из рук. Затем изображение перемещалось в центр экрана и увеличивалось, после чего к руке прикасались ватной палочкой или иглой от шприца. Эти два действия вызывают сходное возбуждение в зрительной системе, но очень разные реакции в остальных зонах мозга.

Сканируя мозг участников эксперимента, мы показывали им, как руку колют иглой или прикасаются к ней ватной палочкой.

Как уже говорилось выше, при виде человека, испытывающего боль, у нас в мозгу активируется матрица боли. Это основа сочувствия. Теперь мы можем поднять вопрос о сочувствии на следующий уровень. Измерив базовое состояние при воздействии, мы немного изменили эксперимент. На экране появлялись те же шесть рук, но теперь каждая из них была снабжена надписью: христианин, иудей, атеист, мусульманин, индуист или сайентолог. После случайного выбора одной из рук она перемещалась в центр экрана и увеличивалась, а затем ее касались ватной палочкой или кололи иглой от шприца. В результате эксперимента мы хотели выяснить следующее: будет ли мозг точно так же сочувствовать боли чужака?

Мы выявили большую амплитуду индивидуальных отклонений, но в среднем мозг демонстрировал более сильную сочувственную реакцию на боль «своего» и менее сильную на боль «чужака». Этот результат особенно важен с учетом того, что надписи состояли всего из одного слова: для определения принадлежности к группе требуется очень немногое.

Когда этот участник эксперимента видел «своего», испытывающего боль, в передней поясной коре наблюдалась активная реакция. В случае «чужого» активность была значительно слабее.

Грубой категоризации вполне достаточно, чтобы изменить сознательную реакцию мозга на боль другого человека. Соблазнительно приписать это религии, но причина кроется глубже: в нашем исследовании даже атеисты больше сочувствовали руке с надписью «атеист», чем руке с любой другой надписью. Таким образом, дело тут не в религии, а в группе, к которой человек себя причисляет.

По всей видимости, люди меньше сочувствуют чужакам. Но для того, чтобы объяснить насилие и геноцид, нужно сделать еще один шаг – к дегуманизации.

Лазана Харрис из Лейденского университета (Голландия) провел серию экспериментов, которые приблизили нас к пониманию, как это происходит. Харрис искал изменения в социальных сетях мозга, в частности в медиальной префронтальной коре. Эта зона активизируется, когда мы взаимодействуем с другими людьми или думаем о них, но не активизируется, когда мы имеем дело с неодушевленными предметами, вроде кружки для кофе.

Харрис показывал добровольцам фотографии людей из разных социальных групп, например бездомных или наркоманов. Он обнаружил, что медиальная префронтальная кора менее активна, когда испытуемые смотрят на бездомного. Как будто это не человек, а неодушевленный предмет.

Медиальная префронтальная кора активизируется, когда мы думаем о других людях – по крайней мере, о большинстве других людей.

Как отмечает Харрис, выключение систем, которые видят в бездомном человеческое существо, позволяет вам не испытывать неприятных чувств, когда вы отказываете ему в милостыне. Другими словами, бездомный дегуманизировался: мозг воспринимает его скорее как неодушевленный предмет, чем как человека. Отсюда отсутствие эмпатии. «Если вы не относите объекты к человеческим существам, – объясняет Харрис, – то моральные нормы, применяемые к людям, уже не действуют».

Дегуманизация – ключевой аспект геноцида. Нацисты считали евреев «недочеловеками», и точно так же в бывшей Югославии сербы относились к мусульманам.

В Сараеве я прогулялся по главной улице города. Во время войны ее называли «аллеей снайперов», поскольку стрелки, притаившиеся на окружающих холмах и соседних зданиях, убивали мирных жителей – мужчин, женщин и детей. Эта улица стала одним из самых впечатляющих памятников, символизирующих ужасы войны. Как такое могло произойти с обычной городской улицей?

Эта война, подобно многим другим, поддерживалась весьма эффективной формой нейронной манипуляции, которая применялась на протяжении столетий: пропагандой. Во время войны в Югославии главная новостная сеть страны, Радио и телевидение Сербии (РТС), контролировалась сербским правительством и постоянно передавала искаженные новости, выдавая их за правду. Журналисты придумывали сообщения о нападениях на сербов боснийских мусульман и хорватов, движимых этнической ненавистью. Они постоянно демонизировали боснийцев и хорватов, использовали негативные коннотации при описании мусульман. Высшим выражением ненависти стали ничем не подтвержденные обвинения, будто бы мусульмане скармливают сербских детей львам в зоопарке в Сараеве.

Геноцид возможен только в случае масштабной дегуманизации, и идеальное орудие для достижения этой цели – пропаганда. Она влияет на нейронные цепи, которые помогают понимать других людей, и снижает уровень нашего сочувствия им.

Таким образом, мозгом можно манипулировать в политических целях, дегуманизируя других людей, что может привести к высвобождению самых темных сторон человеческой натуры. А нельзя ли запрограммировать мозг таким образом, чтобы он сопротивлялся подобным манипуляциям? Один из возможных ответов предлагает эксперимент, который провели в 1960-х гг., но не в научной лаборатории, а в школе.

Это было в 1968 г., через день после убийства Мартина Лютера Кинга. Джейн Эллиот, школьная учительница из небольшого городка в штате Айова, решила продемонстрировать своему классу, что такое предрассудки. Джейн спросила учеников, понимают ли они, как чувствует себя человек, о котором судят по цвету кожи. Дети ответили, что понимают. Но Джейн сомневалась – и провела с ними эксперимент, которому было суждено стать знаменитым. Она объявила, что голубоглазые дети «лучшие в классе».

Джейн Эллиот: Кареглазым детям не разрешается пить из фонтанчика. Вы должны пользоваться бумажными стаканчиками. Кареглазым детям не разрешается играть с голубоглазыми на площадке, потому что они хуже голубоглазых. С этого дня кареглазые дети в классе должны носить шейные платки. Так мы издалека сможем сказать, какого цвета у вас глаза. Теперь откроем страницу 127… Все готовы? Все, кроме Лори. Готова, Лори?

Ученик: У нее карие глаза.

Джейн Эллиот: У нее карие глаза. С сегодняшнего дня вы станете замечать, сколько времени мы теряем, пока ждем кареглазых детей.

Через секунду она оглядывается в поисках линейки, и тут подают голос два мальчика. Рекс подсказывает, где линейка, а Реймонд дает совет: «Послушайте, миссис Эллиот, вам лучше держать линейку на столе, на случай если коричневые, то есть кареглазые, отобьются от рук».

Недавно я беседовал с этими двумя мальчиками, теперь взрослыми мужчинами, Рексом Козаком и Реем Хансеном. У обоих голубые глаза. Я спросил, помнят ли они, как вели себя в тот день. «Я очень плохо обращался со своими друзьями. Изо всех сил придирался к кареглазым детям, чтобы самому выбиться в лидеры, – вспоминал Рей. В детстве у него были белокурые волосы и яркие голубые глаза. – Я был настоящим маленьким нацистом. Искал любой предлог, чтобы обидеть своих друзей, с которыми несколько часов или даже минут назад был очень близок».

На следующий день Джейн изменила правила поведения на противоположные. Она объявила классу:

Кареглазые дети могут снять шейные платки. Каждый из них может повязать свой платок на шею голубоглазого одноклассника. Кареглазым перемена продлевается на пять минут. Голубоглазым запрещается пользоваться игровой площадкой. Голубоглазые не должны играть с кареглазыми. Кареглазые лучше голубоглазых.

Рекс описывает, как он себя чувствовал: «Весь мир рухнул – такого со мной еще никогда не было». Когда его причислили к низшей группе, он испытал такое чувство потери себя, своей личности, что почти ничего не мог делать.

Один из самых важных навыков, которыми овладевают люди, – это умение видеть перспективу. У детей такого опыта еще нет. Но, когда приходится ставить себя на место другого человека, это открывает новые когнитивные пути. После эксперимента в классе миссис Эллиот Рекс возмущался, когда слышал расистские высказывания; он вспоминает, как возражал отцу: «Это неприемлемо». Рекс с гордостью вспоминает об этом поступке, который укрепил его уверенность в себе, и он чувствовал, что меняется как личность.

Суть эксперимента с голубыми/карими глазами заключалась в том, что Джейн Эллиот поменяла группы местами. Это позволило ученикам понять, что система правил может быть произвольной. Дети усвоили, что истина непостоянна – более того, она не обязательно истина. Этот опыт научил школьников видеть суть за туманом и зеркалами политических программ, формировать собственное мнение – качество, которое все мы хотим видеть в своих детях.

Ключевую роль в предотвращении геноцида играет воспитание. Только понимая склонность мозга делить окружающих на своих и чужих и стандартные уловки пропаганды, стремящейся использовать эту склонность, можно надеяться, что удастся поставить барьер перед дегуманизацией, которая заканчивается массовыми зверствами.

В наш век цифровой коммуникации еще важнее, чем когда-либо прежде, понимать связь между людьми. Мозг человека запрограммирован на взаимодействие с окружающими: мы в высшей степени общественные существа. Нашими социальными мотивами иногда можно манипулировать, но именно они составляют основу человеческого успеха.

Принято считать, что человек ограничен своей кожей, но в определенном смысле четкой границы между вами и окружающими людьми не существует. Ваши нейроны и нейроны всех остальных жителей планеты взаимодействуют в рамках гигантского, непрерывно меняющегося организма. То, что мы называем собой, – это просто нейронная сеть внутри еще большей сети. Если мы желаем своему биологическому виду светлого будущего, то должны продолжать исследования, пытаться понять, как взаимодействуют мозги разных людей – выявлять как опасности, так и возможности. Мы не вправе игнорировать истину, которая запрограммирована у нас в мозгу: мы нуждаемся друг в друге.