20. Западня
…Сколько их прошло, однообразных, темных дней, месяцев, лет? Время остановилось. Сжалось в комок, будто в неподвижности было избавление от боли.
Мальчик цепенел вместе с ним. Некогда огромный мир сначала уменьшился до размеров Улья, затем ограничился замкнутым пространством каземата, и, в конце концов, сомкнулся на мальчике, как защитная скорлупа. Она нарастала новыми слоями, костенела, но под ней еще шевелились не вытравленные до конца воспоминания прошлой, далекой жизни.
Они воплощались в рисунках. Это помогало мальчику выдержать окруживший его ужас бесконечных тренировок и пыток, слабым лучиком света вонзалось в непроглядный мрак, не давая сердцу окаменеть окончательно.
Но Дар не поощряет романтиков и мечтателей. Дар ненавидит любые проявления человеческих чувств. И когда наставник Харт обнаружил исчерканные карандашом наброски, Улей содрогнулся от подземных казематов до верхушек смотровых башен.
– Случай неслыханный, не достойный дарского воина, – жаловался Харт коллеге, в то время как неофит, подвешенный на дыбе, захлебывался собственной кровью. – Из-за этого упрямца мне самому приходится подвергаться наказанию. А ты знаешь, как рады господа преторианцы заполучить в когти нашего брата.
Харт указал на заплывший гематомой глаз. Он давно работал с молодежью, нахватался от них затейливых словечек, а потому мог себе позволить быть красноречивее прочих.
– Я предупреждал, – отвечал второй. – Силы потрачены впустую.
– Я прочил его в свои преемники, – вздыхал Харт, наблюдая за конвульсиями мальчика. – Не часто находишь идеального кандидата на должность наставника. Беда в том, что он еще цепляется за внешний мир. Однако я найду способ сделать из него васпу. Он готов. Надо только подтолкнуть.
И вот неофиты стоят на склоне холма, а хлесткий зимний ветер выжигает щеки и забирается под воротники коричневых гимнастерок. Внизу, у подножия, лежит деревенька в пять дворов, похожая на ту, оставшуюся в прошлой жизни. Мальчик видит ребятишек, играющих в чистом выпавшем снегу, лошадь, волочащую поклажу. Из печных труб валит дым, и до мальчика долетает запах свежеиспеченного хлеба.
Этот маленький кусочек прошлого зовет его, и мальчик начинает спускаться с холма. Но земля почему-то колеблется под тяжелыми башмаками, и непонятный груз давит на плечи. Мальчик глубоко увязает в снегу, останавливается, пытаясь совладать с невыносимой тяжестью собственного тела. Земля под ним дрожит и шевелится, будто старается избавиться от навалившегося на нее гнета. Будто каждое движение причиняет ей боль.
Тотчас до него долетает встревоженное ржание лошади. Дети прекращают свои игры и как один устремляют бледные лица в сторону холма. Кто-то начинает плакать, но выскочившая женщина сгребает малыша в охапку и уносит в дом. Становится тихо-тихо. Так тихо, что в голове у мальчика начинает звенеть. И слышно только, как стонет в черных ветвях ветер.
Тогда странные чувства захлестывают мальчика с головой. Этот мир больше не его. Он отталкивает, отвергает мальчика, боится, потому что знает: мальчик живет по своим, не зависящим от окружающей среды, законам.
Тогда вдалеке нарастает стрекот вертолета. Небосвод лопается, горизонт расходится по шву, а от земли вздымается алое облако ревущего пламени. Рядом раздаются сухие, отрывистые слова приказа, и мальчик не может не подчиниться им.
Отныне он – чуждый и страшный пришелец, враждебный всему живому. Отныне его место – в Даре. И он возвращается туда, опустошенный и мертвый.
Ловушка захлопывается…
Некоторое время он заворожено смотрел на фотографию обугленного бревенчатого остова, на бесформенную черную груду тряпья и костей, бывшую некогда человеком. Черно-белый снимок почти тридцатилетней давности околдовывал его, выхватывал из памяти давно забытые картины прошлого. Будто наяву, гудение огня, крики людей, рев машин смешивались в один сплошной гул, от которого вибрировал воздух, и земля, и все тело.
Приятное, опьяняющее чувство было сродни легким электрическим импульсам, которые зарождались где-то глубоко в нервных ганглиях, и распространялись через позвоночник по всему телу.
Это возбуждало его.
Ян облизал кончиком языка пересохшие губы, и только теперь заметил, что неосознанно потирает правую ладонь о шершавый подлокотник кресла. Время от времени шрам невыносимо зудел, но в целом это было терпимо. И долгое время Ян просто не понимал, отчего вдруг новым Уставом было запрещено вступать в симбиотические отношения с людьми.
Если верить старым рапортам, договор между васпой и человеком когда-то был неотъемлемой частью их жизни. Возможно, когда-то они объединяли свои усилия для достижения общей цели. Но потом все изменилось, и Дар отделился от остального мира, и появились новые законы, и появилась первая Королева, а вместе с ее появлением изменился и Устав.
Узнав об этом ритуале от Нанны, Ян сразу выделил для себя положительную сторону этого симбиоза, хотя еще не успел воспользоваться всеми преимуществами своего положения в деле. Возможно, ему еще не представилось подходящего случая. Или же требовалась определенная практика. Некое знание, которое было утеряно за давностью лет, и которым Ян не обладал. Но кровь хозяина, его жизненная энергия обновила его организм, защитила от яда Королевы. Хотя была и обратная сторона, о которой не говорилось в рапортах. И Ян теперь понимал, почему.
Устанавливая над Виктором контроль, Ян постепенно терял контроль над самим собой.
Сначала это проявлялось в ночных кошмарах. Тех самых воспоминаниях о прошлой жизни, о которой он позабыл за все годы службы в Дарском Улье. И, черпая от Виктора энергию, он черпал что-то еще, чему пока не мог подобрать название.
Это дезориентировало его.
Наверное, поэтому он прочел ту книгу о жизни людей до Сумеречной эпохи. Поэтому с жадностью подмечал и впитывал все нюансы незнакомого ему мира, в котором чувствовал себя не слишком комфортно.
Прежде всего, это заключалось в реакции людей на его появление. Наверное, срабатывали древние инстинкты самосохранения, как это бывает у диких животных при появлении более крупного хищника. Но где бы ни находился Ян, вокруг него сразу образовывался некий вакуум. Люди старались свести до минимума свое общение с ним, и даже в зале информационного центра посетители предпочитали ютиться по несколько человек за столиком, чем подсесть на свободное место рядом с васпой.
Исключение составляла девушка-консультант.
Именно ее настойчивый голос выдернул Яна из задумчивости.
– Возьмите ваши копии, – дружелюбно произнесла она.
Ян все еще не сводил взгляда с фотографии выжженной дотла деревни, но пьянящее возбуждение постепенно спадало, и реальность снова возвращалась к нему.
Четырнадцать небольших городов и деревень.
Столько было уничтожено по различным причинам за почти десятилетний отрезок времени. Шесть из них были полностью стерты с лица земли, не осталось ни одного свидетеля. В остальных восьми выжило несколько очевидцев происшедшего, и именно их рассказы Ян изучил наиболее внимательно.
Вообще васпы не ставили своей целью уничтожать северные поселения. Рабочих особей – тех, кто не прошел перерождение до конца, – в Ульях было немного, и васпы слишком многое получали от людей – еду, технику, женщин… не говоря уже о новом биологическом материале. В каком-то смысле это был тот же симбиоз. Ведь не просто так к дарским воинам приклеилось презрительное прозвище «паразиты».
Ян немного посторонился, пока девушка выкладывала перед ним стопку отпечатанных листов. Обычно, если не было надобности, васпы избегали прямого физического контакта с людьми, и прекрасно чувствовали их неприязненное отношение. Но здесь девушка не спешила убирать от листов руку, а наоборот – выкладывая копии, будто невзначай коснулась его кисти.
Прикосновение обожгло его. Он поднял на девушку удивленный взгляд и встретился с ее улыбчивыми глазами.
– Наверное, вы историк? – предположила она.
Наклонилась над столом так, что ее груди упруго натянули ткань блузки.
– Ужасные времена были, – она вздохнула, обводя фотографию аккуратным алым ноготком. – Страшные трагедии. Сколько людей погибло… Наверное, надо быть очень сильным человеком, чтобы выжить в этих условиях. Вы ведь с севера?
– Да, – машинально ответил Ян.
– Я еще вчера поняла, что вы нездешний, – прощебетала девушка. – Но вы быстро учитесь. Вы давно приехали в Дербенд?
– Недавно.
– И который день сидите в душном офисе? – засмеялась она. – Неужели нет никого, кто бы устроил вам экскурсию? Дербенд стоит того!
– У меня дела.
– Даже от важных дел требуется отдых, – заметила девушка. – Например, перерыв на чашечку кофе. Как вы на это смотрите?
Вообще Ян смотрел на ее выпирающую под блузкой грудь, но при этих словах отчего-то стушевался и отвел взгляд.
За всю его жизнь впервые кто-то обращался к нему дружелюбно и по доброй воле. Не говоря о том, что обращалась женщина. Привлекательная женщина.
Ян сгреб листы, засунул их во внутренний карман куртки.
– Мне нужно позвонить, – сказал он, старательно глядя мимо девушки.
– Конечно, – сладко пропела она и поманила его за собой. – Пройдемте.
Пока он набирал номер Виктора по стационарному телефону, девушка сбегала куда-то, и вернулась уже в верхней одежде и с напарницей, которой что-то жарко зашептала в ухо. Та скептически усмехнулась, но кивнула согласно. Девушка-консультант улыбнулась в ответ и вернулась к Яну.
– Как успехи?
Он повесил трубку на рычаг.
– Не отвечает.
– Вы можете перезвонить позже, – предложила она. – А сейчас я приглашаю вас в кафе… Вы ведь не откажете девушке в этой любезности?
Она взяла его под руку, и Ян вздрогнул снова. Напор этой красивой женщины был незнаком ему, а потому настораживал.
– Не волнуйся насчет денег, – она истолковывала его заминку по-своему. – Я угощаю. К тому же, Ольга заменит меня сегодня.
День клонился к закату. Небо на западе снова постепенно набухало кровяной гематомой, и воздух стал жарче, а запахи острее. Вся эта мешанина просачивалась внутрь, сквозь отвердевшую оболочку Яна, будоражила его. Так могла чувствовать себя гончая, сбитая со следа обилием новых запахов. Это опьяняло с одной стороны. С другой – беспокоило.
Как беспокоило его присутствие женщины.
Еще Ян был недоволен Виктором, который почему-то не отвечал на его звонки, вынуждая снова терять время. Сколько вообще дней отпущено ему? Ян не мог этого сказать. Пока что он занимался восстановлением потраченных сил и доедал уже четвертое пирожное под восхищенные взгляды своей спутницы. Карина – так звали девушку, – пододвинула к нему пятое и засмеялась, когда Ян взял и его.
– Впервые вижу мужчину, который так любит сладкое! – воскликнула она.
Ян осекся и положил пирожное назад. Карина рассмеялась.
– Нет-нет, я не в обиду, – дружелюбно возразила она. – Ты ешь, если хочется. А то вон какой худой, будто в голодный год родился.
Она засмеялась снова и подмигнула ему:
– У вас на севере, наверное, таких сладостей и нету.
– Нет, у нас нет, – подтвердил Ян.
– Что ж вы там кушаете, бедненькие? – посочувствовала Карина.
Ян промолчал, но девушка и не ждала ответа. Вместо этого она подвинулась ближе, положила ладонь на его плечо. Ян неосознанно отпрянул, чем вызвал у Карины новый взрыв смеха.
– Глупый! – сказала она. – Я ж не кусаюсь. У вас на севере девушек нет, что ли?
– Есть.
– Е-есть, – беззлобно передразнила Карина и покачала головой. – Дикий ты какой-то. И странный… – она задумалась. – Вроде и тихоня, а есть в тебе что-то такое… сила какая-то, что ли… Кто ты?
Она протянула руку, но Ян перехватил ее, больно сжал пальцы.
– Тебе не понравится ответ, – жестко сказал он.
– Ай, больно, пусти! – пискнула Карина. – Маньяк!
Она вырвала руку, ее щеки покраснели от возмущения. Ян отодвинул стул.
– Мне пора.
– Подожди!
Она тоже вскочила с места и ухватила его за ладонь. Ян вскинул голову, ощутив, какой жар исходит от девушки. Ее глаза были широко раскрыты, дыхание стало сбивчивым.
– Любишь жесткие игры, да? – промурлыкала Карина. – В тихом омуте черти водятся?
– Мне пора, – повторил Ян, но девушка вцепилась в его рукав мертвой хваткой. Прильнула к нему, задышала в ухо.
– Куда же ты пойдешь, сладкий? – зашептала она. – Друг твой не отвечает, другими делами занят. Так и ты займись. Девушка тебя приглашает.
Ее тело было упругим, податливым. Ян чувствовал биение ее пульса, ее кожа источала аромат желания. И этот запах оглушил его, перекрыл все другие запахи в мире.
– Идем, – он грубо перехватил ее ниже талии.
Карина захихикала.
– Не при людях же, – укоризненно произнесла она. – Пойдем ко мне. Здесь недалеко.
Закат теперь обрел полную силу. Кроны деревьев загорались огненными сполохами, асфальт будто плавился под ногами, и неясно было, стекает ли это жидкий закатный огонь с раскаленных крыш, или ревущее пламя вырывается из подземных глубин Эреба. Под твердой скорлупой Яна тоже вскипало пламя, и голова шла кругом, когда Карина жадно целовала его на пороге квартиры.
– Как тебе это удается? – страстно шептала она. – Сводить меня с ума… Какие-то феромоны? Магия?
Дверь захлопнулась за их спиной, и замок хищно щелкнул, словно сомкнулись железные челюсти капкана. Карина сдернула с Яна рубашку, и ее глаза округлились от смешанного чувства страха и возбуждения.
– О-о… – протянула она. – Ты плохой мальчик.
Она провела пальцами по свежим ранам и уже застарелым рубцам. Ян сжал ее запястье, и Карина охнула от боли.
– Всегда знала, что тихие мальчики любят погорячее, – простонала она, спиной падая на кровать. Грудь ее тяжело вздымалась, от тела исходил жар. Он захлестывал Яна с головой, а собственное сердцебиение отдавалось в ушах рокочущим гулом пожара, что плотной стеной отгородил людей от остального мира, где нет места холоду и мраку, а есть только очищающий огонь.
Он больше не мог контролировать свои инстинкты.
Ян подмял под себя податливое тело, погружаясь в него, как погружается нож в размякшее масло. А женщина кричала и извивалась под ним, и в ответ на каждое движение впивалась острыми ногтями в его спину, что еще больше распаляло обоих. Потом напряжение достигло пика, мышцы сокращались судорожно, движения стали чаще и быстрее, и, наконец, это взорвалось внутри, подобно фейерверку.
Карина стонала протяжно, долго и сладко, выбрасывая все накопившееся в молодом организме напряжение. Потом обмякла и только повторяла бессвязно:
– Ты дьявол… дьявол…
В голове Яна еще ревело пламя, а перед внутренним взором расходились алые и черные полосы.
– Я должен идти, – тем не менее сказал он.
Карина приподнялась на локте.
– Вот так просто уйдешь?
Ян промолчал и взял рубашку. Тогда она кинулась к нему, обвила руками бедра.
– Еще не время, – сказала она. – Ни один мужчина не уходил так рано из моей западни. Не уйдешь и ты, мой дикий дьявол.
– Я должен, – повторил Ян.
Но она продолжала ласкать его, и бурлящая стихия возвращалась, снова затапливая его сознание огненной жижей неистовой страсти.
– Теперь я не отпущу тебя, – продолжала шептать Карина, вновь притягивая его к себе. – Ты ведь еще покажешь мне, на что способны дикие дьяволы с севера?
Он увяз в этом, как оса в патоке.
Ловушка захлопнулась.
Карина охнула, когда он навалился сверху, закрыла глаза, отдаваясь во власть исступления. И поэтому не видела, как в полумраке комнаты тускло сверкнуло лезвие.
– Да, – произнес дьявол. – Я покажу.
