2

Привычно придержав тяжелую, с дребезжащим стеклом дверь, которая тем не менее гулко грохнула у него за спиной, Сергей вышел в институтский двор. Влажный ветер, светлые блики на изрезанном трещинами асфальте, два ряда припаркованных машин. Проход тем не менее был закрыт – посреди двора натужно ревели, пытаясь разъехаться, две огромные иномарки. Остановившись чуть в стороне, у чугунного забора, за ними наблюдали несколько упитанных молодых людей в разноцветных плащах и шарфах и столько же девиц, в одной из которых Сергей узнал известную с недавних времен эстрадную диву. Сергей усмехнулся. С тех пор как институтское начальство сдало два верхних этажа коммерческим радиостанциям, в холлах и лифтах института стали периодически встречаться невиданные здесь доселе люди. Пугая завсегдатаев, в лифтах поднимались диджеи с заплетенными косичками, долговязые, в блестках девицы с невыспавшимися лицами и прочие неожиданные личности, иногда совершенно немыслимого вида, вплоть до панков с трехцветными волосами. Шумно переговариваясь на манер американских туристов и, похоже, не слишком представляя себе, где именно они находятся, они поднимались на двадцатый этаж под остекленевшими взглядами институтских старожилов, помнивших недавние еще времена, когда охранники внизу у входа подолгу сверяли лицо каждого из входящих с фотографией на пропуске, а молодежи запрещалось приходить на работу в джинсах.

Протиснувшись между машинами, за рулем одной из которых, похоже, сидел ведущий популярной телепрограммы, Сергей вышел в тенистый переулок. До тоннеля под железнодорожным полотном, ведущего ко входу в метро, было рукой подать. Вспомнив, что ничего еще сегодня не ел, Сергей остановился у киоска, чтобы купить сникерс. Листья шелестели над головой, над домами сквозило белое небо. Сунув сникерс в карман, Сергей двинулся дальше, сбавив шаг. Был тихий весенний день, светлый и бессолнечный, с холодящей свежестью и белыми бликами взболтанной дождевой воды в лужах, навстречу, смеясь и переговариваясь, шли студентки геодезического института, ветер путал их волосы, трепал пальто и распахивал плащи, скользнув ниже, он блуждал по асфальту, перетаскивая с места на место прошлогодний сор и бумажки. Пройдя переулком, Сергей миновал темно-коричневое, еще дореволюционной постройки здание арматурного завода, впереди выстраивались два ряда ларьков, между ними бегали собаки. Еще издали, как всегда, при виде их тронутый каким-то странным чувством, Сергей невольно стал вглядываться, пытаясь выделить двух-трех из них, которых он видел и знал давно. Собак здесь было много, целая стая. Группами по пять-шесть они лежали на траве или перебегали с места на место, занятые какой-то своей, значительной и непонятной для непосвященных жизнью.

Все началось с полгода назад, когда среди ларьков, торговавших сигаретами, пивом и кексами в упаковке, вдруг развернулась красивая мясная лавка на колесиках, с которой торговали сардельками, ветчиной, рулетами и прочей пахнущей продукцией, разложенной за стеклом в железных лоханях. Первые собаки появились почти сразу, потом их стало больше, и вскоре как будто какая-то пружина стала раскручиваться здесь по своим собственным законам, которые уже ничто не могло отменить или остановить. Собаки бегали и ходили, озабоченно принюхиваясь друг к другу, между ними возникали какие-то отношения, вскоре суки заходили беременные, появились щенки, новый уклад и миропорядок образовались на этом пространстве сами собой, независимо ни от чьей воли, новая жизнь мгновенно складывалась здесь, со своими заботами, сложностями, правилами, серьезными и важными, так, как будто они всегда были и будут тоже всегда. И причиной всему была мясная лавка, случайно закатившаяся сюда, и которой при другом раскладе здесь запросто могло бы и не быть. Вся жизнь этих собак, значительная, многообразная, и, как им, наверно, казалось, вечная, – все это было из-за нее. Мясная лавка была их солнышком, дающим жизнь и тепло, убери ее отсюда, и солнце погаснет, и ненужной и лишней окажется вся пестрота жизни, вся важность и значительность отношений, сложившихся здесь. Хрупкость того, что составляет жизнь, самое ее основу, была здесь как на ладони, что-то беспокоящее и важное было во всем этом, и когда Сергею приходилось видеть по телевизору или читать об угасших доменных печах и остановившихся заводах, об опустевших и вымерших рабочих поселках, он всегда вспоминал этих собак. Ясно было, что мясная лавка когда-нибудь уйдет отсюда, и тогда все рухнет, и непонятно было, что делать тогда, разве что взять жизнь нескольких из этих собак на себя и принести костей из дома.

Бросив прощальный взгляд на черную, клоками линявшую шавку, которую он, кажется, знал, Сергей вошел в тоннель, ведущий ко входу в метро. Зная по опыту, что лучшее средство избавиться от тянущих сердце ощущений – это прочитать газету, он купил свежие «Известия» и «Комсомолец». На чтении второго абзаца экономической рубрики все его сентиментальные настроения надежно затянулись. Проехав одну остановку на метро и выбросив на выходе обе газеты в урну, Сергей вышел на широкую центральную улицу. До министерства было недалеко. Миновав несколько старинных реставрируемых зданий в лесах, с деревянными заборами и щитами, возвещавшими, какому банку каждое из них принадлежит, он съел сникерс, прошел мимо нового здания «Макдональдса» и наконец приблизился к цели своего путешествия – грозно-серому, имперской архитектуры зданию, сложенному из неотесанных гранитных глыб. Зайдя в один из боковых подъездов и оформив пропуск, он вернулся к главному входу и, оттянув на себя дверь, за рукоятку которой, как за двуручный меч, можно было браться только двумя руками, по широким ступеням поднялся в огромный зеркальный вестибюль.

В высоком, без окон зале было немноголюдно. Охранники и несколько посетителей, ждавших, когда к ним спустятся, смотрели сериал «Умная и красивая». Отдав пропуск вахтеру, сидевшему за столом, и пройдя в спрятавшуюся в углу зала неприметную двустворчатую дверь, он оказался на маленькой, по контрасту узкой площадке с ведущей вверх лестницей. На старом, но ухоженном лифте он поднялся на шестой этаж. Узкие, с высокими потолками коридоры, ковровые дорожки, густо насаженные двери, на каждой из которых была табличка с указанием должности и фамилии. После недавней реорганизации и сокращения штатов число сотрудников министерства в полном соответствии с законом Паркинсона увеличилось в полтора раза, и теперь даже крупному начальству приходилось ютиться в небольших кабинетах. Свернув за угол, Сергей оказался у апартаментов Червенева. Маленькая комнатка для секретарши была пуста, дверь в кабинет открыта. Там тоже никого не было. Судя по свежести окурков в пепельнице и валявшемуся в кресле кейсу, хозяин был где-то в здании. Выйдя из кабинета, Сергей секунду постоял под жужжащей лампой дневного света. Ситуация была неопределенной. Червенев мог вернуться через пятнадцать минут, а мог и через два часа. Делать, впрочем, было нечего. В любом случае Червенева следовало дожидаться. Сунув руки в карманы, Сергей неспешно двинулся вдоль коридора.

В этом здании и в этих кабинетах ему приходилось бывать нередко. После того как министерство из руководящей организации превратилось просто в источник финансирования, такие визиты для разработчиков стали частью образа жизни. Как и в фигурном катании, здесь были свои обязательная и произвольная программы – обязательной было выбивание денег для института, произвольной, и гораздо более сложной, – для коммерческих структур. Обе требовали высокого уровня техники и артистизма, хуже всего, однако, было то, что пить, и помногу, приходилось в обоих случаях. Министерство жило по прочно установленному распорядку – в шесть часов кабинеты запирались изнутри и начиналась пьянка. В случае отсутствия посетителей чиновники пили друг с другом. В пятницу, впрочем, все могло начаться существенно раньше, тем более неизвестно было, сколько придется ждать Червенева.

Сергей вздохнул. Отношение к этим вечерним посиделкам было тем вопросом, где они с Андреем, люди, в жизни очень разные, отлично понимали друг друга. Без лишних слов они старались друг друга поддерживать. На практике это приводило к тому, что зачастую они ездили на прием к министерскому чиновнику вместе даже в тех случаях, когда обсуждаемый вопрос определенно касался только кого-то одного из них. Все это было производственной необходимостью – у того же Червенева в стенном шкафу всегда стояло две бутылки «Пшеничной» и известно было, что, пока обе они не будут опустошены, никакое обсуждение не могло закончиться, так что следовало попросту подстраховаться и разделить нагрузку.

Сергей мрачно пожевал губами, поглядывая на двери с фамилиями вдоль коридора, вспоминая, с кем из этих людей он пил, а с кем – нет. Воспоминания не веселили. Чиновники старой закалки, в большинстве своем от пятидесяти и старше, все они проделывали это с одинаково бессмысленной целеустремленностью. Алкаши со стажем, они пьянели уже после первых ста грамм, и последующие дозы уже ничего не могли прибавить к их состоянию. Тем не менее с какой-то сомнамбулической заведенностью они продолжали вливать в себя стакан за стаканом, словно непременной целью их было алкогольное отравление. Прикинув, сколько времени придется провести таким образом по ходу неизбежных увязок и согласований, если за сегодняшними событиями действительно кроется что-то реальное, Сергей ощутил тоскливый отклик в желудке, а вместе с ним какое-то предательски тянущее чувство. С внезапной усталостью он остановился у подоконника. Привалившись плечом к стене, он бездумно уперся взглядом в затененный министерский двор. Простор и безлюдье. На расчерченных квадратах стояли служебные «Мерседесы» и «Ауди», по черному асфальту вяло бродили голуби. Пустота и неподвижность. Тормозящее оцепенение, ровное и пустое, как белый свет из окна.

Спохватившись и отлепившись от подоконника, он вновь бесцельно побрел по коридору. Для того чтобы предаваться декадентским настроениям, у него было слишком много обязанностей. В сущности, это было единственное в его жизни, что заслуживало внимания. Ничего другого не было. А жизнь шла своим чередом. Надо было оплатить учебу дочери в гимназии и в спортивной школе, надо было накопить денег, чтобы летом отправить жену с дочкой на Кипр или в Испанию, надо было оплатить ремонт, надо было заплатить за учебу жены в коммерческом университете, где она переучивалась на менеджера по маркетингу вместо никому не нужной теперь профессии инженера-строителя, надо было помочь материально матери и родителям жены – пенсионерам, надо было заплатить квартплату за три квартиры – свою, матери и родителей жены, надо было оплатить посещение женой теннисных кортов, ибо это было единственным, что по-настоящему доставляло ей удовольствие, нужно было оплатить лечение матери в коммерческой поликлинике, нужно было оплатить хотя бы дважды в год ее двухнедельные поездки в дома отдыха, где она, несмотря на свои годы, заводила знакомства и чуть ли не крутила романы, – все это было одинаково нужно и все это мог обеспечить только он. Жизнь не требовала доблести, надо было просто проявлять терпение. А значит, надо было спокойно и выдержанно разобраться в сегодняшнем случае, выяснив, есть ли здесь действительно какая-то возможность заработать деньги.

Машинально поздоровавшись с несколькими знакомыми чиновниками, Сергей огляделся. Занятый своими размышлениями, он сам не заметил, как забрел в то крыло здания, где помещались апартаменты замминистра. Здесь был тупик. Коридор расширялся, переходя в большую квадратную площадку, выложенную фигурным паркетом, на площадку выходили двери приемной и сопутствующих кабинетов. В отличие от полупустых коридоров министерства, здесь что-то происходило. Посетители кучковались и что-то осторожно обсуждали у дверей приемной, люди с папками переходили из кабинета в кабинет. В воздухе стоял ровный, чуть приглушенный шум голосов. Отчужденность и суета. В центре площадки как-то по-школьному скованно стояли два молодых контр-адмирала. Перед ними, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, пружинисто упираясь в паркет каблучками, стояла по-спортивному подвижная, порывистая в движениях женщина лет тридцати пяти, в короткой юбке, кажется, референт замминистра. Увлеченно тыча пальцем в документ, который она держала в руке, она напористо втолковывала им что-то, а они оба, не отрывая от нее глаз и заворожено улыбаясь, послушно кивали. Ноги ее нервно вздрагивали, икры у нее были плотно-угловатые, неправильной, грубой формы, с туго прорисованными мускулами; объясняя что-то, она ставила ногу на каблучок, подняв носок туфли, икры напружинивались еще сильней. Что-то сгущалось в воздухе вокруг нее, и от этих танцующих ног, от резких и одновременно гладко натянутых икр на Сергея вдруг рвануло такой волчьей похотью, что на мгновенье у него потемнело в глазах. Внутренне вздрогнув, в ту же секунду почувствовав чью-то руку у себя на плече, он обернулся. Перед ним стоял Червенев. Весело сощурившись, с благодушной понимающей улыбкой он смотрел на Сергея.

– Что, на Ритку смотришь? Хочешь? – С любопытством заглянув Сергею в глаза и не дождавшись ответа, он подчеркнуто уважительно протянул ему руку. – Рад тебя видеть. Что-то ты давно не заходишь. Забыл совсем старых друзей? Нет? Ну хорошо. Пойдем. С утра тебя жду.

Обменявшись рукопожатием, они пошли по коридору. По-юношески худой, слегка сутулый Червенев легко шагал рядом, покашливая в кулак. С уважительной деликатностью, свойственной алкоголикам в их трезвые периоды, он заглянул в лицо Сергею:

– Ну как ты сам-то? Как жив-здоров? Все хорошо?

– Да вроде. А вы как?

Червенев, шаря в карманах в поисках сигарет, махнул рукой.

– День прошел, и слава богу. Такой у нас теперь основной закон, – он доверительно понизил тон. – Я сам-то первую неделю на работу вышел. Две недели пробюллетенил.

– Простудились?

– Да нет, ногу ушиб. Две недели лежал, распухла вся.

– Здесь, в центре?

– Да нет, там, у себя. На станции. Платформа у нас сам знаешь какая.

Сергей кивнул. Червенев жил в Химках, около станции. В дни вечерних министерских возлияний, не рискуя сесть за руль, он возвращался домой на электричке и, сойдя у себя, периодически падал с платформы. Только сейчас Сергей заметил, что Червенев слегка хромает.

– Как сейчас-то, ничего?

– Сейчас нормально. Где надо, вроде гнется, и на том спасибо. На костылях, считай, сэкономил.

Червенев остановился, закуривая посреди коридора.

– Нашему брату-бюрократу правую руку беречь надо – чтоб визы ставить да в ведомости на зарплату подписываться. Правда, ведомости сейчас такие приносят, что и подписи своей жалко. Ежели б не крайняя нужда, никогда б не подписал. Сырой, сказал бы, документ, недоработанный. Идите сперва цифры сверьте.

– Мало платят?

– Мало? Не то слово. Ежели б моя фамилия была Итого, тогда еще туда-сюда. А так… – Он доверительно взглянул на Сергея. – У меня же семья, жена болеет. Сам посуди, каково мне на министерскую зарплату жить.

Сергей понимающе кивнул. Червенев, видимо, махнув рукой на неприятные мысли, с обычным для него бодро-требовательным видом взглянул на Сергея. – Ну, как у вас там дела в институте? Все шустрите? Америку скоро догоните?

Сергей улыбнулся:

– Америка в отрыв ушла.

Червенев кивнул.

– У нас бы кое-кому яйца пообрывать, тоже б в отрыв ушли. А то вечно что-то мешает. Но поздно. Уже танцуют. – Он с интересом взглянул на Сергея. – Ты-то как? Все интегралы берешь?

– Все беру.

– Ну и как? Даются?

Сергей стоически пожал плечами:

– Ноги пока целы.

– Ну-ну. Видел я вашего Крепилина пару дней назад на техсовете. Красиво излагал. Только профинансируйте, и все сделаем – лучше, чем у «Дженерал Дайнемикс». Наши мудачки аж уши развесили, особенно кто постарше. В былые времена сразу б денег отвалили, сейчас, конечно, хрен чего получишь, как щеки ни надувай.

– Нет финансирования?

– Не-а. Из правительства одно время обещали подбросить – на целевые программы, но тоже оказалось – сухой пердеж. Мы тут тоже докладную в правительство писали, с обоснованием – этому, новому козлу, как его… а, ладно. Ни ответа ни привета. В общем, суши весла. – Он осторожно взглянул на Сергея. – Вот разве что по линии бизнеса что пройдет… Через коммерческие структуры. Им, смотрю, бывает, что и дают. – Он с вкрадчиво-уважительным видом повернулся к Сергею. – Ну, я так понимаю, дают самым лучшим. Проверенным. Правильно я понимаю?

Сергей улыбнулся снова:

– Это надо у них спросить.

– А я у кого спрашиваю?

Картинно изобразив недоумение, Червенев распахнул перед Сергеем дверь своего кабинета.

– Ладно, заходи. Здесь будем говорить.

Пройдя через пустую комнату секретарши, они закрыли за собой вторую дверь. Оказавшись у себя в кабинете и мгновенно став как будто резче и суше, Червенев обогнул стол и, раздавив окурок в пепельнице, секунду подержал Сергея под задумчивым взглядом.

– Документы сразу будешь смотреть?

Сергей кивнул. Червенев загремел ключами от сейфа и, достав из внутреннего отсека целлулоидную папку с тиснением, положил ее перед Сергеем. Сергей придвинул ее и вскрыл. При первом же взгляде на документ он понял, что событие, похоже, действительно произошло. Быстро просмотрев договор, он раскрыл техзадание. Стараясь не торопиться, он начал читать. Документ был составлен подробно. Очень скоро не удержавшись и начав перескакивать глазами с абзаца на абзац, Сергей перелистывал страницу за страницей, торопясь быстрее ухватить содержание. Добравшись до конца, он уже медленней стал перечитывать документ снова. Фразы наталкивались одна на другую, образуя единую, давящую на сознание массу. «Разработка единой алгоритмической базы с целью повышения эффективности средств космического эшелона систем разведки, наведения и целеуказания, использующих растровые методы…» «Высокоэффективные системы наведения маловысотных беспилотных летательных аппаратов класса TERCOM…» «Компрессия и архивированное хранение рельефа трассы полета и ее реконструкция в реальном масштабе времени с адаптивно меняющейся в зависимости от оперативной обстановки степенью детализации…» «Высокоскоростные системы распознавания отдельных целей и тактических ситуаций на ТВД на основе декомпрессии фрактально сжатых данных…» Второй раз дочитав до конца, Сергей отложил документ в сторону. Перед ним была подробно расписанная программа исследований фрактальных методов компрессии статических и динамических изображений и их первоначальной макетной реализации. Содержание работ почти полностью совпадало с той заявкой, которую они писали для ведомства Сергачева, единственное отличие состояло в том, что если в конкурсных бумагах сущность исследований, имевших преимущественно военное и контрразведывательное применение, была изложена эзоповым языком, то здесь все вещи были названы своими именами, в результате чего все документы были под грифом.

Отложив техзадание, Сергей вновь раскрыл договор. Тематика работ, расписанных в техзадании, строго говоря, была не совсем министерской, однако заказчиком в договоре значилось министерство. По-видимому, все, о чем он читал, в самом деле, как и говорил Бакланов, было частью какой-то разветвленной межотраслевой программы. Сергей задумался. Строго говоря, с точки зрения его собственного финансового состояния все случившееся было большой удачей. Ясно было, что даже нескольких процентов от суммы договора, которые хозяева денег, вероятно, оставят им с Андреем в оплату операций по обналичке, образуют сумму, соразмерную с их заработками за год. Просматривая договор, где уже были все визы, кроме последней, Сергей еще раз подивился сверхъестественной изворотливости Сергачева, чьим незаметным и сверхпродуктивным интригам, как он не сомневался, он был обязан этим подарком. Радоваться, впрочем, особенно было нечему. Ясно было, что в этот раз не удастся избежать того, чего они с Андреем всегда инстинктивно сторонились, – участия в большом воровстве. Документ, который он сейчас держал в руках, наверняка не был единственным. Судя по всему, и, скорее всего, уже давно, плавно и неторопливо шла обычная и по-домашнему спокойная операция поглощения и усвоения чиновничьим аппаратом очередной порции средств, выделенных государством на военно-технические нужды. И в этом процессе, будничном и отлаженном, им с Андреем предстояло сыграть роль обычных и рядовых переваривающих ферментов. Крысы в арсенале.

Делая вид, что читает техзадание, и пряча лицо, Сергей думал о происшедшем. Ясно, что чиновничество крадет, но чиновничество из чувства самосохранения вынуждено жертвовать часть денег на реальные работы, в том числе на пропитание инженерам и ученым, жертвуя при этом ровно столько, сколько нужно для поддержания себя в глазах руководства страны в качестве практической иллюзии. Усмехнувшись такой формуле, Сергей попробовал прикинуть, во сколько могли бы обойтись расписанные в техзадании работы, если к их финансированию подходить серьезно. Выделенной в договоре суммы, вероятно, не хватило бы. Вместе с тем ясно было, что какую-то часть денег им с Андреем все-таки разрешат употребить на реальное дело, чтобы было чем отчитаться впоследствии. Вопрос был какую. Уже двадцати процентов от договорной цены хватило бы для того, чтобы что-то начать. Вероятно, примерно такая цифра была реальной, иначе невозможно было объяснить активность Сергачева, которому, как одному из основных реальных исполнителей работ, предстояло кормиться именно из этой части денег. Понимая, что дальше затягивать молчание бессмысленно, Сергей отложил документы и с видом готовности к продолжению разговора взглянул на Червенева. Червенев, приняв сигнал, затушил очередную сигарету и, взяв у Сергея документы, некоторое время листал их протабаченными желтыми пальцами.

– Кудряво написано, – произнес он наконец. Аккуратно сложив документы, он уважительно перевел взгляд на Сергея. – Ну что, все изучил?

– Да вроде бы.

– Ну и как? Вопросы какие-нибудь есть?

Сергей, вспомнив стереотипный текст договора, на секунду задумался.

– Да вроде нет пока.

– Ну и хорошо. – Червенев, кажется удовлетворенный такой реакцией, аккуратно сложил документы и, отложив их в сторону, побарабанил по столу пальцами. Словно желая лишний раз удостовериться, он с предупредительной осторожностью чиновника цепко взглянул на Сергея.

– Значит, календарный план, отчетность, особые условия – все хорошо, все устраивает? Готов в таком виде подписывать? Ничего менять не хочешь?

Сергей, поморщившись, гасяще прикрыл глаза веками:

– Да нет, все там нормально.

– Гм… Лады, – Червенев, словно доверяя мнению Сергея и считая вопрос закрытым, удовлетворенно кивнул. Положив папку с документами на полку и вновь громыхнув ключами, он на секунду откинулся в кресле, словно что-то обдумывая. Поморщившись и вздохнув, он вновь перевалился вперед и с интересом взглянул на Сергея.

– Ну что, значит, высокие технологии будешь двигать?

– Попробую.

– А потянешь?

Сергей усмехнулся:

– Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.

– Это точно, – Червенев с готовностью кивнул. Словно всерьез обеспокоенный, он деловито, без улыбки взглянул на Сергея.

– А партийная прослойка у тебя сильная?

Сергей, любивший в исполнении Червенева такие выходки, усмехнулся, вспоминая.

– Шестеро коммунистов, остальные, считайте, сочувствующие, – поддерживая тон, он улыбнулся. – А что, хотите с кадрами помочь?

Червенев, выпрямившись в кресле, сокрушенно вздохнул.

– Кадров нет, разбазарили кадры. Рад бы помочь, да не могу. – Разведя руками, он с серьезностью взглянул на Сергея. – Так что будешь опираться на собственные силы. Как товарищ Ким Ир Сен.

Сергей с улыбкой развел руками в ответ:

– Идеология чучхе в нашем деле всегда была основополагающей.

– Во-во. Ее и держись, не ошибешься.

Червенев, вновь откинувшись в кресле, задумчиво посмотрел на Сергея.

– Да, серьезная работа тебе предстоит. Помнишь, песня такая была – «готовься к великой цели»? Нет? Тебе сколько лет?

– Тридцать пять.

– Тридцать пять? Ну, тогда не помнишь, конечно. – Червенев махнул рукой. – Ни хрена ты в жизни не видел.

Сергей улыбнулся:

– И не слышал.

– И не слышал. Такая была песня… Сейчас уже таких нет.

Сергей ободряюще взглянул на Червенева:

– Ну, может, еще восстановят. В каком-нибудь мегахаус-варианте. «Старые песни о главном»…

– О главном? О самом главном не восстановят, не беспокойся. Поздно уже, проворовалось сельпо.

Как-то без перехода отмахнувшись и подтянувшись в кресле, Червенев нахмурился:

– Ладно. На хрен эту херню, давай о деле поговорим.

Вновь нависнув над столом и опершись на локти, он снизу вверх взглянул на Сергея.

– В общем, так. Ты тут, как говорится, не первый год замужем, так что тебе долго объяснять не надо. Наука наукой, а тити-мити – это дело отдельное. Это, как говорится, особстатья. Взял интеграл, не взял, а кому по ранжиру полагается, все равно отслюнить надо. Сам знаешь, так уж положено. Не нами заведено, не нам и менять. А?

Сергей спокойно кивнул.

– Да уж как водится.

– Водится, водится, не сомневайся. В общем, капитализм с человеческим лицом, ядрить его в душу мать. – Червенев с расстановкой взглянул на Сергея. – Потому так. Как только аванс придет, семь с половиной миллионов надо осадить. Тут уж делать нечего. Это мы с тобой сразу забьем. Вот так. Все понял?

Сергей кивнул.

– Как скажете.

– Ну, добро. Значит, договорились.

Червенев, как бы еще тревожась, посмотрел на Сергея исподлобья. – Только ты с этим не тяни. Как деньги на счет придут, сразу давай действуй. Чтоб задержки не было.

– Семь с половиной миллионов, я понял. Надеюсь, в безнале?

– В безнале, в безнале. – Червенев, не уловив иронии, как-то по-домашнему покивал. – Под договор. – Он кивнул в сторону сейфа. – Договор-то субподрядный уже здесь, все продумано. В понедельник, как с печатью придешь, оба и подпишешь. Ты уж извини, я ж тебе договор с собой дать не могу.

Сергей усмехнулся.

– Который из двух?

– Главный, конечно. Там же все бумаги грифованные. Ты ж у себя первого отдела не завел пока. Так что в понедельник с утра прийти сможешь?

– Приду.

– Ну, тогда все в ажуре.

Словно сбросив с плеч основной груз и неожиданно ощутив пустоту в разговоре, Червенев умолк. Сергей, услышавший именно то, что ожидал услышать, однако смущенный мелкостью названной Червеневым суммы, секунду поколебавшись, осторожно поднял глаза.

– А дальше?

Червенев деловито-веско кивнул.

– Дальше – больше.

– И сильно больше?

– А я почем знаю? – Словно с облегчением освободившись от надоевшей ему роли, Червенев как-то бесшабашно пожал плечами. – Не того об этом спрашиваешь. Ежели б я эти миллионы себе на дачу копил, я б тебе сказал. А так-то что. Я вон у себя на участке третий год хозблок достроить не могу, а ты говоришь – дальше. – Заметив озабоченное выражение лица Сергея, Червенев сменил тон: – Ладно, не беги впереди паровоза. В понедельник подписывать пойдем, все и узнаешь. Может, сами скажут, может, через меня передадут. Раньше времени не умирай.

– Ладно, не буду, – Сергей вздохнул. – Сами скажут, говорите? Хорошо бы. Кстати, кто из замов договор подписывать будет?

– Белошвей, – Червенев, прищурившись, посмотрел на Сергея. – А что?

Снова ожидавший именно этого, Сергей стоически покивал.

– Да нет, ничего. Понятно, с чьим лицом у нас капитализм.

– А ты думал – с моим, что ли?

Червенев, коротко чиркнув спичкой, снова закурил.

– То-то и оно. Белошвей сейчас большую власть взял. Все деньги через него пошли. А ты говоришь… Ты его дачу в Софрино видел?

– Нет. И как?

– Лучше, чем у «Дженерал Дайнемикс». Плюс коттедж для сына в Голицино. Ну, в общем, сам понимаешь.

– Понимаю… – Невнимательно слушая, Сергей взглянул в окно. – Коттеджи, дачи… Так сказать, новые песни о мелком.

– О мелком? Как сказать. Дача-то трехэтажная. Это, считай, уже о крупном.

Сергей улыбнулся.

– В старые времена сказали бы – особо крупном.

– В старые, может, и сказали бы, а сейчас – нет. Так, крепкий середнячок. Вон твои деньги обналичит, может, и в крупные выйдет. – Перехватив предостерегающий взгляд Сергея в сторону потолка, Червенев махнул рукой: – Да не генери, давно все выключено. Да и кому на хрен нужно…

Спровоцированный Червеневым на откровенность, Сергей пожал плечами:

– Меня, собственно, одно интересует – на какие деньги я договор выполнять буду. Белошвей, конечно, может хоть все Софрино на корню скупить, это его дело, вопрос, что после этого на сами работы останется, на что этого хватит? Если на то, чтобы бумаги для отчета купить, – это одно, а ежели «октагон» в полной конфигурации, – это совсем другое. Жаль, если только бумаги, ведь, кроме денег, все есть, изумительнейшие вещи можно было бы сделать.

Червенев, похоже искренне сожалея, покрутил головой:

– Не знаю. Знал бы – сказал, а так чего зря волну гнать. Меня попросили с тобой переговорить – я переговорил, а дальше Аллах ведает, к интимным подробностям не допущен. Ясное дело, штаны с тебя в несколько приемов снимать будут, но так, чтобы совсем без денег оставили, это вряд ли. Им же самим отчитываться надо. Одних бумаг мало, надо какое-то железо предъявить. Так, по практике, обычно до половины оставляют, ну уж двадцать процентов – это точно. В общем, что-то на бедность подбросить должны. – Червенев махнул рукой: – Ладно, не дрейфь. Склепаешь ты как-нибудь свой фрактальный бронепоезд.

Сергей усмехнулся:

– Без орудий главного калибра?

– Да кому он на х… нужен, твой главный калибр, – Червенев поморщился. – Ладно, ничего. Ежели американцы нападут, пулеметами отобьешься.

Сергей долгим взглядом посмотрел мимо Червенева.

– От американцев – пулеметами? Это – вряд ли…

– Ну, не знаю. Защита Отечества – частное дело граждан, все к этому идет, – Червенев, затянувшись, прокашлялся. – Не знаю я, Сергей, чем тебе помочь. Раньше, сам помнишь, все, что мог, делал. И финансирование мог выбить, и оборудование, какое нужно, доставал – по одной записке все, что нужно, отгружали. А сейчас – что я могу? Кто я такой теперь? Начальник производственного управления… Какое производственное управление, когда производства никакого нет? Так, сижу, бумажки перебираю. Да книжки в выходные читаю на диване.

Сергей, не знавший за Червеневым склонности к чтению, недоверчиво поднял глаза:

– Какие книжки?

– Ну, какие… Мемуарные, исторические… Сейчас много чего навыпускали.

Сергей улыбнулся:

– «Развал советской экономики в жизнеописаниях основных его участников»?

Червенев, похоже задетый за живое, с интересом взглянул на Сергея:

– А что, есть такая?

Сергей мрачно кивнул:

– Будет.

– Ну, будет, тогда и почитаем. А то давай сами напишем. Гонорар пополам. Говорят, книги не пахнут.

– Это деньги не пахнут. А книги-то очень даже.

– Ну, тебе виднее. Ты знаток, ты и нюхай, – Червенев выпрямился над столом. – Да, вот такие дела. Куда ни кинь, все концом по лбу. – Он посмотрел на часы. – Полвторого уже. Идти надо. Сейчас в малом зале конференция по инвестиционной политике начнется – мне там в президиуме сидеть. Не хочешь поприсутствовать? Англичане будут, американцы… Я им тебя представлю – как отечественного предпринимателя, занимающегося наукоемким производством.

Сергей мрачно покивал.

– Вы с них еще плату за просмотр возьмите.

– Ну, это уж ты сам. У меня тут своя головная боль – с бумагами бы разгрестись.

– Стоящая конференция?

– Денег много вгрохали.

– А по сути?

– А по сути… А по сути – говно на парашюте. Чего спрашиваешь, не знаешь, как это бывает, что ли?

– Да знаю…

– Ну так чего тогда? – Червенев, морщась, посмотрел в окно. – Обычная конференция, век бы их не видеть. Доклад Игнатьев будет делать – второй зам. Щеки надувать, выменем трещать, рассказывать, какие мы инвестиционно привлекательные. С инвестициями сейчас хреново – в производство хрен кто вложит. Некоторые выкручиваются, правда. У меня вон на прошлой неделе директор хабаровского радиозавода был – у него японцы из какой-то кинокомпании на две недели сборочные цеха арендовали недореконстуированные – фильм снимали про Годзиллу. Антураж, сказали, больно подходящий. Ну да на всех заводах так не сделаешь, конечно. Никаких Годзилл не хватит.

Сергей усмехнулся:

– Им бы на химкинский антенный заглянуть, где шесть цехов в незавершенке. Еще лучше снять можно было бы.

Червенев эпически покивал:

– Там – да. Но там – какой Годзилла? «Гибель Японии», не меньше. – Он, помрачнев, поморщился. – Да, вот такое кино. Сейчас плачутся все. А семь лет назад – кто экономической самостоятельности требовал? Раздухарились все тогда. Министерство, мол, к ядреной фене. А теперь? Что, рады? Сделай, говорит, чтоб у меня член до пола доставал – тот проснулся, а у него ноги короткие. Вот и радуемся теперь. Гибель Японии, одно слово.

Червенев раздосадованно замолчал.

Сергей улыбнулся:

– Ничего. Идеи Микадо восторжествуют. Священный ветер наполнит белым шелестом сады цветущей вишни, и солнце Ниппона взойдет вновь.

– Веселишься? Ну, веселись. Был бы я молодой, как ты, тоже б веселился, а вернее сказать, послал бы все на хер, ну да теперь-то уж чего там, жизнь под уклон пошла, до пенсии бы дотянуть. – Он устало вздохнул: – Ладно, хватит политонанизмом заниматься, все равно не поможет. Дело делать пора. – Он решительным жестом собрал в стопку разбросанные по столу бумаги. – Ну что? Вроде бы мы с тобой все, что могли, обкашляли, теперь понедельника ждать надо. На том и порешим. Ты сейчас обратно в институт?

Сергей подумал.

– Да нет, наверно, смысла нет. Впрочем, не знаю. Позвонить надо.

– Ну смотри. Андрею привет передай, – он, прищурившись, посмотрел куда-то вдаль. – Мудаки вы с ним оба, ежели честно сказать. Обо мне вспоминаете, только когда жареный петух в темя клюнет. Нет чтобы понять, что старый чиновник может такой навар организовать, что вам и не снилось. Подумаешь, ты заказ на сто сорок миллионов получил – радости полные штаны. Ежели б вы меня на все сто процентов использовали – давно два раза по столько иметь бы могли. Даже сейчас, если мои возможности с умом употребить, без перерыва можно было бы обналичку гнать – худо-бедно нас все же финансируют. И вам польза, и мне. Я ведь тоже не всякому доверюсь – а то бегают тут мимо всякие – из молодых да ранних, – хрен их знает, какие у них на заднице клейма стоят. А вы с Андреем все ждете чего-то. Ну да как знаете.

Червенев махнул рукой.

Сергей дипломатично отвел глаза.

– Есть проблемы. Но – будем работать.

– Вот-вот, поработайте. Давно пора. А то все ушами хлопаете, смотрите, как деньги мимо плывут.

Червенев достал ручку.

– Ну что, значит, на конференцию не останешься? Ну тогда время ставлю – тринадцать тридцать пять. – Он посмотрел на часы. – Тебе хорошо, сейчас на свежем воздухе окажешься, а мне тут еще три часа штаны напрягать, всякую херню слушать. Хорошо хоть, потом по-людски сделали – работа в секциях начнется. – Словно внезапно озабоченный какой-то мыслью, он с надеждой взглянул на Сергея: – Слушай, у тебя ноги молодые, может, сбегаешь мне за бутылкой – а то я с утра не запасся, а после заседания как пойдешь, уже люди будут, неудобно. Я-то сейчас хромой. А? Тут «Три семерки» рядом – всего-то делов. Я тебе и денег дам. А то мне ж в секциях работать.

Сергей кивнул.

– Как скажете. Если надо, сделаем, конечно. А то и вправду – работа в секциях не заладится.

Червенев, приободрившись, выставил ладонь:

– Будь спокоен. Чтоб я работу в секциях завалил – никогда такого не было. За то и ценим начальством. – Благодарно засуетившись, он вытащил деньги. – Вот спасибо, выручил. Две «Пшеничных» и две «Московских» возьми. Придешь – прямо в шкаф поставь, меня уже не будет. Я первую дверь не буду запирать. Лады?

– Лады.

– Ну, до понедельника.

Они пожали друг другу руки. Сергей сунул пропуск в карман и вышел в коридор.

Пусто и тихо. Смятые ковровые дорожки и полумрак. Сергей секунду постоял в задумчивости. Двери соседних кабинетов казались наглухо закрытыми, ряд неоновых трубок под потолком перешел на мигание на манер дискотечного стробоскопа. Пытаясь сообразить, где могут находиться эти «Три семерки», о которых Червенев сказал как о чем-то сакральном, чье местонахождение должно быть известно всем и каждому, Сергей двинулся в сторону лифта. На такой же пустой лестничной площадке кнопка лифта горела грязно-красным светом. Лифт болтался между этажами здания, а может, его просто угнали. Прислушавшись к доносившимся из шахты звукам и не услышав ничего обнадеживающего, Сергей стал медленно спускаться по широким волнистым ступеням. Волею обстоятельств рабочий день его был, скорее всего, закончен. Возвращаться в институт было поздновато, да и не очень-то хотелось, разговор же с Червеневым не прояснил практически ничего. Подтвердилась версия с расхищением бюджетных средств, но самое существенное – на каких условиях власть имущие намеревались использовать их предприятие и почему выбор пал именно на них – оставалось неясным. Ясно тем не менее было, что с понедельника должна была начаться если не новая жизнь, то по крайней мере некая новая история, чреватая большими головными болями и, возможно, большими деньгами. Радости само по себе это не сулило, но это была его жизнь. В каком-то смысле, впрочем, это было возвращением на круги своя. Спускаясь по лестнице, Сергей размышлял о путях отечественного бизнеса и о том, какими способами можно заработать крупные деньги в отечественных условиях. Массовых попыток на его памяти было три. Первой и самой давней, имевшей место еще в период угара перестройки, была перепродажа компьютеров. Поветрие было всеобщим. Честные советские служащие, одуревшие от безделья в своих конторах, вдруг стали хвататься за телефоны и вести долгие, таинственные переговоры, порой с совершенно неожиданными людьми, пересыпая их терминами «откат», «боковик», «белая сборка» и «желтая сборка». Шизофрения окончилась быстро, не оставив заметных следов.

Следующим поветрием, уже не столь массовым, были биржи. Это общественное движение затронуло уже и их с Андреем и выразилось в том, что, поддавшись массовому психозу и не вполне понимая, что они делают, они купили брокерское место на одной из бирж, торговавших радиокомпонентами, наняв для этой деятельности одного несостоявшегося комсомольского активиста. Как-то забежав по своим делам в здание Радиопрома, где эта биржа помещалась, Сергей из любопытства посетил торги. В большом зале, имевшем вид амфитеатра, распорядитель торжеств со сцены выкрикивал названия лотов, а разношерстная брокерская аудитория тягостно слушала. Ровным счетом ничего не происходило. Атмосфера была невнятно-заторможенной и напоминала профсоюзное собрание на какой-нибудь покрытой плесенью провинциальной фабрике, безнадежно провалившей квартальный план. Казалось, вот-вот начнется обсуждение вопроса о соцстраховских путевках или распределение участков под огороды. Большинство бирж тихо скончалось, к большому облегчению брокеров, за исключением двух фондовых, через которые стали вести дела зарубежные операторы.

Следующим поветрием стали различные финансовые пирамиды, явившиеся широкой публике в овечьих шкурах общенародных инвестиционных фондов, по итогам своей деятельности заставившие вспомнить старые слова о немногих, которым обязаны очень многие. Со временем кончилось и это. Эпоха предпринимательского примитивизма и исканий пришла к логическому концу, и в общественном бытии и сознании утвердился единственно надежный и выдержавший испытание временем способ делания денег – расхищение бюджетных средств. На практике это означало перераспределение между субъектами бизнеса налоговых поступлений, по идее с этих же субъектов бизнеса и взимавшихся, – принцип, который по сути своей хотя и находился в противоречии с законом сохранения энергии, однако в стране неограниченных энергоресурсов смотрелся вполне естественно и, вероятно, вообще был единственно возможным. Обналичка через несколько промежуточных звеньев была лишь одним из множества путей реализации этого принципа, при этом наиболее простым и удобным для чиновничества и потому наиболее популярным. Формальное прикрытие для нее требовалось минимальное. Подумав об этом, Сергей пожалел, что не попросил у Червенева договор о сбросе семи с половиной миллионов, заботливо подготовленный для него министерством, чтобы посмотреть, что именно, касательно содержания якобы выполнявшихся работ, было туда вписано. Обычно в договорах подобного рода в графе «предмет работ» повсеместно было принято писать «маркетинговые исследования». Это было общепринятой практикой. Какие-то данные о договорах такого рода, с указанием объемов переводимых средств, вероятно, попали в официальные статистические сводки, что дало основание различным либеральным экономистам и аналитическим центрам объявить маркетинговые исследования одной из наиболее перспективных и динамично развивающихся отраслей отечественного бизнеса. Vae victis. Сергей вздохнул. Глубокомысленные размышления его кончились с последним маршем лестницы, пора было думать о дне насущном. Согласно уговору надо было позвонить Андрею. Подойдя к гранитной нише гардероба, пустовавшего ввиду наступления весеннего времени, он достал мобильный телефон. Ожидая, пока Андрей отзовется, он присел на стул, стоявший рядом.

– Слушаю.

– Привет из Рейхсканцелярии.

– Рот фронт, – Андрей прикрыл ладонью трубку. Слышно было, как он сказал кому-то «ладушки, но только после стопроцентной предоплаты». – Да, извини. Я тут затраханный, как всегда. Ну что, как успехи? Удалось что-нибудь выяснить?

– Все подтвердилось.

– Понятно. Да, это интересно. Ну и как? Пакт Молотова – Риббентропа подписан?

– Отложили до понедельника.

– Что, секретные протоколы не готовы?

– Ты даже не представляешь, насколько ты прав.

– Понял. Ясность есть?

– Пока нет.

– Угу… Ну ладно, это со временем. Но в общем какое-то представление получил? Как общение прошло? О чем вообще говорили с Червеневым?

– Да так… – Сергей усмехнулся. – Занимались маркетинговыми исследованиями.

– Понятно. Что-то голос у тебя слишком трезвый для маркетинговых исследований. Чувствую, неглубоко вы там копаете.

– Насчет этого все нормально. Я сейчас как раз в «Три семерки» иду. Рынок изучать.

– А, ну тогда за будущее маркетинговых исследований можно не беспокоиться. Но ты уж там соизмеряй – силу анализа.

– Это Червенев соизмерять будет. Я только горючее заброшу – и назад.

– Вот это хорошо. Слушай, тут такое дело. Тебе опять Сергачев звонил. Говорил, ты по мобильному недоступен. Может, ты в метро был. Он ждет тебя у себя.

– Где – у себя? В их главной конторе?

– Ну да, на Ключевой. Просил к двум часам.

– Понятно. Просто так являться – или с вещами?

– Насчет вещей он ничего не говорил. Насколько я понял, хочет поговорить по этому самому делу. Какие-то там у него вопросы. Может, узнаешь новое что-нибудь.

– Гм… Может быть. Он хоть трезвый?

– Ты знаешь, по моему впечатлению – значительно трезвее, чем утром.

– Вот это радует. Ну ладно, делать нечего, поеду. Ты отзвони ему, что я выезжаю.

– Ладушки. Он сказал, будет ждать тебя прямо в вестибюле. Ну, разбежались. Звони мне домой, если что.

– Пока.

Сергей спрятал телефон. Пригнувшись, чтобы не удариться головой о гранитную притолоку, он выбрался из гардеробного алькова. Предупредив вахтера, что еще вернется, и показав пропуск, в котором предусмотрительный Червенев сделал соответствующую пометку, он вышел на улицу. Вариант сокращенного рабочего дня отменялся. Предстояло нечто совсем иное. Двинувшись наугад в поисках «Трех семерок» и поглядывая на вывески, Сергей пытался прикинуть, насколько полезным мог оказаться разговор с Сергачевым в плане предстоящих в понедельник основных событий. Плюсом было то, что Сергачев теперь наверняка уже мог объяснить, каким образом ему удалось получить этот заказ, минус состоял в том, что самого Сергачева наверняка больше всего интересовали чисто практические вопросы о размерах будущих выплат трудовому коллективу, на которые Сергей, не зная, сколько денег оставят в его распоряжении, не мог еще дать даже приблизительного ответа. Увидев через переулок вывеску «Три семерки», Сергей подумал, не купить ли ему бутылку и для Сергачева – для облегчения разговора, однако решил не спешить. Затарившись в магазине, он двинулся в обратный путь, как и полагается человеку с таким грузом, уже ни о чем не думая. Вновь оказавшись в министерском вестибюле, не имея возможности из-за ноши в руках достать пропуск, но тут же овладев ситуацией, он ускорил шаг, принял торопливо-значительный вид, и, показав сменившемуся вахтеру высоко поднятые четыре бутылки, со словами «на конференцию» проследовал в сторону лифта. Наверху, как и было договорено, он поставил бутылки в шкаф и, спустившись на лифте, покинул министерство уже окончательно.

Часы на столбе показывали без пяти два. Улица дышала ветром и сверкала отраженными солнечными бликами в стеклах машин. Не испытав удовольствия от мысли об электрическом свете и духоте метро, Сергей поднял руку и остановил машину. К двум он уже не успевал, однако Андрей сказал, что Сергачев будет ждать его в вестибюле. Проторчав положенные полчаса в разнообразных пробках, они добрались наконец до места, немного, впрочем, не доехав до здания, так как путь был загражден строительными работами. Перейдя над разрытыми трубами по деревянному мостику, Сергей двинулся вдоль фасада.

Здание ведомства Сергачева было выстроено в хозрасчетно-минималистской манере и представляло собой нечто вроде архитектурного эквивалента известной картины «черный квадрат на белом фоне». Единственным украшением были решетки на окнах. Войдя в дверь, которая помещалась прямо на уровне асфальта, не имея ни двух-трех положенных ступенек, ни козырька, Сергей оказался в выкрашенном фармацевтически-белой краской вестибюле, что действительно придавало ему вид некой свежезапущенной в эксплуатацию аптеки. Впечатление нарушали лишь восемь управляемых телекамер и контрольно-пропускной пункт в глубине вестибюля, где, видимо, восседал некто, кого не было видно за зеркальным тонированным стеклом. Вдоль стен стояли ряды откидных стульев, видимо взятые напрокат из какого-нибудь сгоревшего кинотеатра. Сергей огляделся – вопреки Андрею, его никто не ждал. Единственным, кроме него, посетителем был сидевший недалеко от него на стуле невзрачный человечек в полосатой фуфайке и темных очках. Сергей взглянул на часы над входом – была уже половина третьего. Желая прояснить ситуацию, он двинулся было к висевшим на стене местным телефонам, однако в этот момент человек неожиданно встал со стула и решительно направился ему навстречу. Это и был Сергачев. Пока Сергей приходил в себя от изумления, пытаясь понять, как он мог не узнать человека, с которым регулярно общался на протяжении восьми последних лет, Сергачев, с застенчивой улыбкой сняв очки и зацепив их за вырез фуфайки, несколько суетливо пожал ему руку.

– Это я, Сергей, я. Нечистую совесть за очками спрятал.

Быстро раскрыв кейс, он достал оттуда ключи от машины и, зачем-то оглянувшись, снова улыбнулся Сергею.

– Я тут у боевого товарища машину одолжил, чтоб можно было съездить поговорить без помех, а то у нас негде, да и не дадут ни хрена, ну и… – Не докончив фразы, он характерным для него поспешным жестом махнул рукой и двинулся к выходу. Сергей пошел за ним. Они вышли во двор.

– Куда едем – на дачу?

– На дачу – хорошо, у меня сын звонил, уже поехал, огурчики, помидорчики… нет, не на дачу. У нас объект один пустой – тут, недалеко совсем – как раз подойдет. За двадцать минут доедем.

Сергей, вспомнив «Бриллиантовую руку», улыбнулся:

– «Точка на трассе»?

– Нет, не на трассе, в городе. Тут, на Шаболовке. Он сейчас не используется как раз – хоть поговорить можно – спокойно, по-большевистски. – Сергачев как-то встрепано оглядел площадку. – Где же он, злодей, машину поставил? А, за домом, наверно.

Порывисто повернувшись, он пошел по периметру здания, вновь увлекая за собой Сергея. С задней стороны дома, поодаль от других машин стояли серые, потрепанные «Жигули». Сергачев бросил портфель на заднее сиденье и, порывисто включив зажигание, задним ходом выбрался с площадки. Проехав маленькую улочку, они влились в транспортный поток. По ходу путешествия царило молчание. Сергачев, казалось поглощенный пилотированием «Жигулей» и нервно руля, ничего не говорил, Сергей, поняв, что Сергачев не хочет ничего обсуждать ни у себя в учреждении, ни в машине, молчал тоже. Наконец вблизи квадратного приплюснутого вестибюля метро «Шаболовская» они свернули во двор рядом стоящего дома, и Сергачев, прихватив с собой портфель и набрав комбинацию на подъездном кодовом замке, который, как ни странно, работал, провел Сергея в старый, пятидесятых годов, жилой дом. На площадке, еще до лестницы, ведущей к лифту, помещалась обитая железом дверь. Поколдовав с массивной связкой ключей, Сергачев открыл ее, и они вошли.

Сергачев включил свет в прихожей и, поставив портфель на столик, свернул налево, где, судя по всему, были туалет и кухня. Сергей, оглядевшись, пошел вперед. Не ожидавший увидеть здесь того, что он увидел, он с любопытством смотрел вокруг. Помещение, куда он попал, представляло собой, судя по всему, специально оборудованную студию видеоконференцсвязи. Стильного дизайна мебель, видеокамеры на штативах с механическим приводом, ряд широкоэкранных мониторов, бесшумные кондиционеры, рассеянный свет. Полагавший ранее, что все подобные студии в Москве ему известны, Сергей с любопытством разглядывал оборудование. Судя по размерам кодеков, комплекс был произведен в начале девяностых, когда для обеспечения функций, ныне выполняемых устройством не крупнее видеомагнитофона, требовалось несколько стоек размером в шкаф. Согласно индикации на панели управления все это тем не менее исправно работало.

Сергачев вернулся, волоча портфель, и, бросив его на стол для демонстраций документов, прямо под объектив нависшей видеокамеры, уселся в пружинящее кресло напротив. Неопределенно пошевелив руками и двинув шеей, словно понимая, что необходимо срочно сосредоточиться, но не уверенный, что сможет это сделать, он, словно отчего-то смущаясь, посмотрел на Сергея.

– Ну что, давай поговорим, пожалуй. Время вроде есть.

– Время есть. – Сергей, видя, что Сергачев чего-то от него ждет и, скорее всего, действительно еще не вполне представляет себе ситуацию, зная ее лишь в том виде, в каком она покинула его ведомство, придвинулся к столу в кресле на колесиках.

– Про мои приключения слышали?

Сергачев скромно улыбнулся.

– Андрей меня отчасти проинформировал, – он почти заискивающе посмотрел на Сергея. – Но о приключениях лучше – из первых уст.

– Докладываю из первых, – Сергей помедлил, собираясь с мыслями. Понимая, что главным будут ответы на вопросы и, скорее всего, его ждет прикидочный торг по деньгам, он, как всегда, ища способа изложить все покороче, пересказал Сергачеву содержание своих разговоров в министерстве и в институте.

Сергачев слушал насторожившись, глотая каждое слово и одновременно, как показалось Сергею, словно бы в нетерпении. По окончании рассказа он, будто отмечая долгожданную точку, оживленно кивнул и спрятал глаза.

– Понятно. Это понятно.

Секунду подумав и побарабанив пальцами по столу, он, как бы невольно помрачнев, со вздохом опустил ладони на стол.

– Ладно. Давай о главном поговорим.

Стремительно привстав над столом, он подтащил к себе портфель и, порывшись в нем, извлек и положил перед собой грязно-желтый, большого формата почтовый конверт из плотной вощеной бумаги. Смущенно улыбаясь, он, секунду помедлив и как бы сам посмеиваясь над собственной нерешительностью, посмотрел на Сергея.

– Даже не знаю, с чего начать.

Сергей, еще не улавливая, что происходит, осторожно улыбнулся:

– Ну, наверно, лучше сразу с середины?

– Ты думаешь? – Сергачев, застыв, как в стоп-кадре, мгновенье смотрел на конверт. Тут же выйдя из этого состояния и словно восстановив решительность, он вздохнул: – Ну что ж, с середины так с середины.

Отпихнув портфель, он через стол придвинул конверт к Сергею.

– На. Полюбуйся.

Сергей вскрыл конверт – в нем было несколько фотоснимков. Изображения были явно получены со спутника, длиннофокусным объективом. Сергей хмыкнул – таких фотографий он не видел давно. Последний раз он сталкивался с чем-то подобным в конце восьмидесятых годов, когда они по заказу аэрокосмических сил разрабатывали алгоритм компьютерной обработки таких изображений с целью восстановления мелких деталей и участков с недостаточным разрешением. Зная, что вопреки газетным байкам о том, что из космоса можно рассматривать звездочки на погонах и читать газетные заголовки, на самом деле такие фотографии крайне трудно разбирать, не зная заранее, что на них изображено, Сергей с любопытством перетасовал фотоснимки.

Изображение было монохромным. Все фотографии состояли из непонятных черно-серых пятен и разводов разной интенсивности и напоминали обложки ранних альбомов группы «Пинк Флойд». Кое-где, среди водянистых наплывов и клякс можно было различить более темные и геометрически более правильные детали – круглые или продолговатые. Еще раз просмотрев изображения – все они практически ничем не отличались – и отложив их в сторону, Сергей с любопытством взглянул на Сергачева.

– Да, космическое око не дремлет. Ну и что же здесь изображено? Надеюсь, не расширенная коллегия министерства?

– А ты что, узнал кого-то? – Вдруг остановившись, словно желая загладить промах, тот поспешно улыбнулся Сергею. – Ну, коллегия не коллегия, это пока неважно, это я тебе так показал, для примера, с какими материалами придется работать. Это, считай, так, фронт работ. – На мгновенье замерев, он тряхнул головой. – Нет, не с того я начал. Наверное, рано тебе еще этим голову морочить – ты ж еще всех последних веяний не знаешь. – Он беспокойно улыбнулся. – Я тут в последние дни замотался, позвонить некогда было, да и рано еще, так что вроде вас с Андреем без информации оставил – насчет этого заказа и всего прочего. – Он махнул рукой. – Ладно, что сейчас об этом говорить. Нам с тобой сейчас много вопросов нужно решить, так что давай поработаем по-ударному, а там все само собой должно проясниться. Вопросы-то, в общем, понятные, только без раскачки действовать надо. Согласен?

Сергей, ничего не понимая, кивнул.

– Ну тогда давай все по порядку.

Сергачев подтянулся в кресле.

– Ну, в общем, ситуация такая – договор к подписанию готов. Я сегодня в шесть часов со своим генералом встречаюсь. Если говорю «да», то все – он договор визирует, потом на самом верху – сам понимаешь у кого – подписывает, и, считай, все, часы пошли. Это значит, что и тебе в понедельник в министерстве тоже все без звука подпишут. Насчет денег, что ты волновался, тоже все нормально должно быть – лишнего ничего не возьмут. Эти семь с половиной миллионов, что твой Червенев говорил, наверно, возьмут, это я не знаю, это еще выяснить надо, видно, они об этом с нашим начальством договорились, но больше ничего не возьмут, это точно, это уже не их доля, никто и заикаться не станет. Так что насчет этого будь спокоен. – Он помедлил, соображая. – Ну и, в общем, можно начинать. Договор – ну, ты его читал – как раз то, что нужно, конечно основные деньги по этой программе не нам пойдут, тут, сам понимаешь, люди и структуры замешаны – не нам чета, но это – бог с ним, главное – мы зацепились, все на нас официальным порядком записано, мы – официальные исполнители работ. Это, считай, переход в другую лигу, как все получилось – другой вопрос, обстоятельства, конечно, очень выгодно сложились, неопределенность такая на время образовалась, ну а дальше – меня учить не надо – я уже по краю прошел, удачно удалось подсуетиться. Но это ладно, насчет этого я б не стал тебя перед выходными с работы срывать. Тут дело вот в чем. Тут так обстоятельства сложились, есть еще одна проблема, тоже с этим договором связана, и вот насчет нее я тоже с тобой посоветоваться хотел. То есть связана, но тоже так, по-хитрому, тут все как-то переплелось, в общем, уже хрен поймешь, где что. Проблема такая, что не со всяким обсуждать станешь, тут серьезный специалист нужен, с техническим кругозором, кроме тебя я, в общем-то, не вижу никого. Вопрос, в общем-то, достаточно смутный, как подойти, непонятно, стандартными средствами не очень-то решается, а что-то делать все-таки надо. Заковыристый, короче, вопрос. В общем, вот что я тебе скажу, давай пока обо всем забудем, все эти дела на часок отложим, поговорим как инженер с инженером, чего уж тут, раз такое дело. А?

Сергачев выжидающе посмотрел на Сергея.

Сергей поспешно кивнул:

– Ну да, конечно, о чем речь.

– Ладно.

Сергачев удовлетворенно кивнул.

С кухни раздался мелодичный перезвон. Услышав его, Сергачев с мгновенно изменившимся выражением лица улыбнулся Сергею:

– И давай кофе попьем.

Вернувшись через минуту с подносом, на котором было две чашки и розетка с печеньем, он неторопливо и сосредоточенно расставил все это на столе. Вновь усевшись в кресло и помешав кофе ложечкой, он, словно еще додумывая что-то, озабоченно-серьезно взглянул на Сергея.

– Да, вот такие дела. Ну что ж, обстановку ты теперь знаешь. Давай теперь к сути дела.

Раздумывая, он побарабанил пальцами по столу.

– Ты программу «Время» смотрел на этой неделе?

Сергей, вновь не улавливая смысла вопроса, пожал плечами:

– Ну так, эпизодически.

– В понедельник не смотрел? Там один сюжет был – в самом начале – может, видел случайно? Интересный такой сюжет. К нашим делам, в общем-то, прямое отношение имеет.

– К нашим делам – прямое? – Сергей, озадаченный, задумался, вспоминая. – Нет, тогда не видел, наверное. А что ж это за сюжет мог быть? Что, налоговая инспекция черные списки вывесила? «Они продали Родину, не уплатив НДС»?

Сергачев серьезно помотал головой:

– Нет, не про то. Военный сюжет. Про учебные стрельбы. Запуск ракеты во время учений Северо-Западного округа с базы «Северная».

– А, это видел, – Сергей, мгновенно вспомнив, качнул головой. Он с интересом взглянул на Сергачева. – Да, действительно интересный сюжет, давно такого не было. Как раз обратил внимание.

– Видел, значит, – Сергачев задумчиво подпер подбородок кулаком. Шевельнувшись в кресле, он напряженно-застенчиво улыбнулся Сергею. – Может, тогда расскажешь мне, что там было. Я-то сам не видел, слышал только. Как вообще все было, что показали, что рассказали.

– Да, конечно, – Сергей, припоминая сюжет, несколько озадаченно пожал плечами. – Да в общем ничего особенного, по-моему. Что называется, традиционный видеоряд, все как в старые добрые времена. Приехала пусковая установка, подняла трубу. Дым, гром, ракета полетела. Показали, как летит. Ну и все. А что еще могло быть. Все хорошо. Ракета поразила цель в расчетном квадрате.

– Понятно, – Сергачев, не глядя на Сергея, отрешенно кивнул. Подняв глаза, он, ловя взгляд Сергея, еще раз напряженно улыбнулся. – Ну, в общем, это именно то, о чем я с тобой говорить хотел. В этом-то как раз и проблема. – Секунду помедлив, он вздохнул. – В общем, слушай все, что я тебе сейчас расскажу, сведения закрытые, ну, я с тебя, само собой, никаких допусков требовать не буду, слава богу, я тебя не первый год знаю, потому и рассказываю, но ты уж имей в виду и не обижайся – чтоб дальше тебя все это не пошло. Ну, в общем, сам понимаешь.

Он решительно поморщился.

– Ну ладно. В общем, слушай, как все было на самом деле.

Напряженно прищурившись, он цепко взглянул на Сергея.

– Ракета «Сирень», тактического класса. Аналог американской «Джифэлкон». Или она наш аналог, я не ракетчик, я во всем этом туго разбираюсь, сам понимаешь, наша контора только электронную часть курировала. Бортовой процессор, система наведения, в общем, все такие дела. Делало все это КБ имени Сидорова, ну, наши эксперты тоже консультировали, помогали, ну и по нисходящим договорам многие другие принимали участие, субподряды, и все такое прошлое, фирмы были самые разные. Кстати, и вы с Андреем тоже руку приложили. Помнишь, в прошлом году договор был на оптимизацию алгоритмов восстановления сжатых данных?

– Помню.

– Ну вот, это тоже туда пошло. Я этим сейчас, когда все решалось, тоже аргументировал – дескать, вы уже принимали участие. Ну да ладно, речь сейчас не об этом.

Он подумал.

– В общем, хорошая разработка. По инициативе нашего комитета проводилось, в свое время вместе с военными все бумаги писали, кляузничали, один из немногих проектов, которые удалось отстоять. Дальше тоже не слава богу все было, деньги сейчас, сам знаешь, как трудно достаются – то замораживали, то размораживали, разрешение на финансирование завершающего этапа чуть ли не у самых первых лиц пришлось выбивать. Но, в общем, заводам заплатили, опытные образцы изготовили, худо-бедно дотянули до испытаний. Тот пуск, что ты видел, испытательный был.

Тут, чтоб ты понимал, в чем фокус. Крылатая ракета наземного базирования, дальность пятьсот шестьдесят километров, чтоб никаких договоров не нарушать. Летит, как полагается, на сверхнизких высотах, бортовой процессор, компрессированные массивы данных о поверхностях, ну, дальше, сам понимаешь, сверка рельефов, привязка, расчет подлетной трассы в реальном масштабе времени, ну и допуск на поражение – чуть ли не в сантиметрах. В общем, все как обычно, но на новой элементной базе, новые процессоры, новые алгоритмы, за счет сжатия объем архива данных в пятьдесят раз больше, у нее там в памяти рельефы чуть ли не всей Европы хранятся, ничего перепрограммировать не надо, в общем, конфетка. Хорошая такая ракета, никаких соглашений не нарушает, а пользы от нее выше крыши, все новейшие технологии позволяет отработать.

Сергачев, остановившись, поморщился.

– Но это все в теории, по замыслу, а на практике, видно, как ни крути, от неожиданностей все равно не убережешься. Конечно, перед испытаниями все по сто раз вылизывали, проверяли, но что случилось, то случилось. Смотри, что получилось при запуске.

Сергачев, нахмурив брови, вздохнул.

– В общем, ракет, как ты понимаешь, было три. До поры до времени все нормально шло, поначалу у всех трех двигатель дистанцию отработал, все штатно, все как надо. Ну а дальше – то самое. Из-за чего весь сыр-бор завязался, из-за чего мы сейчас с тобой и разговариваем. Даже вспоминать не хочется. Короче, из трех ракет две, точно как по телевизору сказали, нормально отработали, в штатном режиме куда надо долетели и действительно поразили цель. Ну а третья… – Сергачев остановился, подбирая слова.

Сергей усмехнулся:

– А третья поразила всех.

– А третья поразила всех, это точно. Заложила вираж, ушла от расчетной траектории хрен знает на сколько градусов, потом еще долго планировала и упала черт знает где. Вот такие дела.

Сергей сочувственно посмотрел на Сергачева:

– Надеюсь, без жертв обошлось?

Сергачев нервно усмехнулся:

– Если б жертвы были, мы б сейчас с тобой не разговаривали. Слава богу, удачно упала, вдали от населенных пунктов. Да, кстати, еще вдобавок и не разорвалась. Заряд там, конечно, пустяковый был, но тоже еще одна шарада. – Сергачев мрачно поежился. – В общем, вот что мы имеем. Слава богу, всю процедуру запуска, как полагается, со спутника отслеживали, полет ракеты этой и место падения сразу зафиксировать удалось, хоть разыскивать потом не пришлось, хотя от этого не легче. Вот они, фотографии эти. – Сергачев взял снимки. – Вот, видишь, лежит в лесополосе. Лес тут жиденький, в общем, все видно, вот она.

В общем, обздох капитальный. Тут, чтоб ты понимал, в чем проблема. Этой разработке большое значение придавалось. Мы ж ее под каким флагом пробивали – сделать рывок в правильном направлении, преодолеть наше отставание по боевым вычислительным системам. Ну и результат соответственный. Там в бортовом компьютере и по алгоритмике, и по элементной базе столько всего наворочено, сколько раньше за двадцать лет не делали. Ни одно из старых решений не повторено, революционная разработка. Конечно, может, еще где-то и коряво, но, сам понимаешь, какие на это надежды возлагались. Что теперь делать, непонятно.

Сергей заинтересованно взглянул на Сергачева.

– А что анализ показал? Печатные платы смотрели? Может, там просто какие-то корпуса прогорели, тогда еще все доказать можно. Исследования проводили уже?

Сергачев, глядя в пол, помотал головой:

– Нет.

– А чего ждете? Или она еще там? – Сергей кивнул в сторону фотографий. – Это вообще что за местность? Подъездные пути есть?

– Не в подъездных путях дело. Их и создать недолго. Хотя они там есть.

– Ну так надо с командованием округа связываться, какие еще проблемы? Уж вашей-то конторе транспорт точно дадут.

– Транспорт не нужен.

– То есть как?

– Да так. Вернее, бесполезен.

– Не пойму. Там что, заминировано, что ли?

– Вроде того. – Сергачев, словно думая о чем-то своем, спокойно посмотрел куда-то в сторону. – Это вообще не в России.

– Та-ак… – наконец поняв, что на самом деле произошло, Сергей неторопливо поднял глаза на Сергачева. Осознав услышанное, он стоически кивнул: – Ну понятно. «Сирень», маршевая дистанция под шестьсот километров. «Вся Европа – наш сад». Из Северо-Западного округа, хрен знает на сколько градусов отклонилась, говорите? – Еще не вполне веря, он придвинул к себе фотографии. Вспомнив старый анекдот об уснувшем ракетчике, он с интересом всмотрелся в них. – Ну и что это? Бельгия?

Сергачев, не сдержав раздражения, крутанул головой.

– Бельгия… – беззвучно выругавшись, он тоскливо вздохнул: – Если б Бельгия, может, все и проще было бы… – Опустив глаза, он секунду помолчал. Снова глубоко вздохнув и распрямившись в кресле, он в упор, не мигая посмотрел на Сергея.

– Это не Бельгия. Это – Белоруссия.

С остановившимся взглядом, пытаясь осмыслить услышанное, Сергей секунду смотрел в сторону.

– Ну и что? – Так и не поняв, чем были вызваны страдальческие интонации в голосе Сергачева, он недоуменно взглянул на него. – И что из этого следует? И в чем тогда драматизм?

Сергачев бессильно подпер голову кулаком.

– А ты не понимаешь?

– Нет. То есть ЧП, понятно, приятного мало, но что здесь такого фатального? Разве из всех возможных вариантов этот не лучше всех?

– Лучше? Чем?

– Ну как… В конце концов, это ж наш ближайший союзник. Ведь в любом случае ее оттуда не так уж трудно будет назад вернуть.

– Вернуть? А что значит – вернуть? Официально? Высшему руководству доложить? На самый верх? Чтоб разбирались они?

– Ну зачем же… – Сергей осторожно пожал плечами. Он непонимающе покосился на Сергачева. – «Вызываю огонь на себя», конечно, интересный был фильм, но зачем уж так… Здесь, наоборот, сам бог велел все решать тихо, не поднимая волны. Собственно, в чем проблема? Все вроде под боком, там, я понимаю, никто еще ничего не заметил. Послать туда людей, пока там ее какие-нибудь грибники не нашли, да привезти сюда. Или в крайнем случае на месте подорвать. Хотя, по-моему, проще привезти. Виз не надо, граница открыта, таможни нет. Сделать на нее какие-нибудь документы, ежели вдруг дорожная милиция остановит, – как на какой-нибудь спиртогонный компрессор, заколотить в ящик – да в трейлере в Москву. Вроде бы и все.

– Вроде бы и все… – Сергачев обхватил голову руками. – А какими силами?

– То есть?

– Какими силами ты это собираешься сделать?

– В смысле? Сколько людей брать?

– Да нет. Из ведомства – из какого?

– Ну как… Я полагал – из бывшего вашего. Спецназ какой-нибудь технический или ФСБ.

– То есть спецоперация?

– Ну да.

– Ну понятно. – Сергачев, как будто из него выпустили воздух, обмякнув, с тоской посмотрел куда-то в угол. – Хотел бы я так, как ты, рассуждать. – Он почти с завистью посмотрел на Сергея. – Ты человек науки, зарылся в свои интегралы, можешь не замечать, что вокруг делается. Я худо-бедно тоже разработками занимаюсь, только хрен мне кто позволит так, как ты, жить – как на Луне.

– О чем это вы?

– О чем… А ты о чем? Ты себя послушай – «украсть», «подорвать», «спецназ». Это какой же самоубийца такой приказ отдаст? Ты что, не знаешь, что спецоперации против стран СНГ уже хрен знает сколько лет как запрещены?

– Как запрещены?

– Да так, с самого основания Содружества. Они ж, е… твою, союзники наши. Специальные соглашения есть – под договорами подписи первых лиц стоят. Никакой нелегальной деятельности, вся оперативная работа запрещена и прекращена, не говоря уже об оперативно-диверсионной. Вот тебе и весь сказ. Ты что, первый раз об этом узнал?

– Первый раз, – Сергей, обдумывая услышанное, задумчиво посмотрел на Сергачева. – Да, неожиданный оборот. – Секунду поколебавшись, он вновь коротко покосился на него. – Только один вопрос. А сами-то вы в этот сказ верите?

– В смысле? Ты о чем?

– О чем? – Сергей пожал плечами. – Помнится, один умный человек говорил – если все кругом кричат и бьют себя в грудь, что чего-то нет, значит, на самом деле это точно есть. Не хочу делать никаких намеков, но учитывая некоторые обстоятельства…

– Да не все ты учитываешь обстоятельства. Не все, – Сергачев махнул рукой. – Да понял, понял я тебя. Ты что, хочешь сказать, что я тут тебя баснями кормлю, а на самом деле такая работа есть и ведется?

– Ну, утверждать ничего не могу, но уж на такую единичную операцию ваше руководство могло бы санкцию дать.

– Да ни хрена б оно не могло, – Сергачев, сникая, опустил голову. – Начальство это гребаное… Если б оно хоть чего-то могло, чего б я с тобой советовался теперь. Мы сейчас в такой жопе, в какой, может, вообще никогда не были, – он махнул рукой снова. – Ну, с тобой понятно – телевизор не смотришь, газет не читаешь, ты как этот философ-мазохист, думаешь, если тебе чего-то неизвестно, то этого и на свете нет. Ты что, действительно не знаешь, что на следующей неделе твориться будет?

– Нет.

– Ну так слушай. На следующей неделе на белорусскую границу большая делегация выезжает – праздновать годовщину, как там порушили какие-то там пограничные столбы. Фестиваль будет – славянское единство, песни, пляски, керамика, пантомима, все что надо. Праздник Янки Купалы – депутаты обоих парламентов через костер будут прыгать, хоровод водить вокруг конской головы, русалок отлавливать, ну и все такое. Ну а через два дня сюда уже основная делегация приезжает – большой договор заключать. В следующую субботу его первые лица подпишут. В день подписания пол-Москвы на уши поставят – фольклорные пляски, гром из пушек, патриарх с молебном, народные викторины, эстафеты, женские хоры с дирижаблей цветы разбрасывать будут – кому-то это надо, кто-то свои задачи решает, ядрить их…

– Понятно. А о чем договор?

– О чем… объединяемся мы с ними. В союз, в единое государство. Ты что, действительно ничего об этом не слышал?

– Нет. Погодите. Так мы ж с ними в прошлом году объединялись уже?

– Ну и что? А сейчас опять объединяемся. Интегрируемся мы с ними. Интеграция – что такое, понимаешь, нет?

– Нет.

– Это мало кто понимает. Вернее, все понятно, знать бы только, как нам из-под всего этого выползать теперь.

– А на какой основе объединение?

– На основе нерушимости суверенитетов, на какой же еще.

– А, ну да. Действительно. Извините, глупый вопрос.

– Ну вот, даже ты понимаешь.

– Ну да, – Сергей кивнул. – Интеграция с Белоруссией – это что-то вроде секса по телефону. И удовольствие сомнительное, и детей точно не будет.

– Да какие удовольствия теперь. Все начальство только вокруг этого и пляшет. По телефону, кстати, тоже не отвечает, все совещания отменены, сами то ли заседают, то ли носятся хрен знает где. Все подготовкой заняты. Подготовка еще та идет. Сам знаешь, как у нас раскочегарить могут, если сверху добро дадут. В общем, в такой ситуации и за такой санкцией идти, с таким докладом – лучше сразу себе голову прострелить, ну наше начальство и зарылось в блиндажах, наверх никто и носа не кажет.

– Ну понятно. По шапке получить можно капитально.

– Да не в том дело, что по шапке. По шапке сколько раз получали. Просто шансов ноль – бессмысленно и опасно, – Сергачев, кривясь, дернул головой. – Понимаешь, о таких ситуациях или аналогичных докладывать принято, когда уже исправлено все – тогда они там наверху все правильно понимают. Ну там пожурят, перьев навтыкают, но суть в том, что все уже позади, от них уже ничего не требуется, им ничего делать не надо, а это для них самое главное. А тут ситуация подвешенная, доложить – значит перед фактом поставить, а дальше сам понимаешь, как все покатиться может, когда столько народу наверху спит и видит, как бы нашу отрасль последнего финансирования лишить. Комиссии, реорганизации – все устроят, по полной программе. И, главное, санкции на спецоперацию все равно не дадут – в такой момент такую операцию санкционировать – это ж политической провокацией пахнет, что они там, самоубийцы, что ли. Ну вот и имеем ситуацию. Новейшая ракета, военными секретами под завязку набитая, в трехстах километрах от границы лежит, а мы ни рукой, ни ногой пошевелить не можем.

Сергей с сомнением покосился на Сергачева:

– А не преувеличиваете вы? В конце концов, что может случиться? Ну лежит она там, ну так не где-нибудь лежит, а на территории дружественной страны. Ну найдут они ее, ну так в конце концов нам же и вернут, они ж союзники наши. Что с того?

Сергачев, словно на секунду потеряв дар речи, в тоске схватившись за голову, взвился в кресле:

– А кто американцам комплекс C-300 продал? Забыл? Новейший комплекс ПВО за пять миллионов долларов спустили глазом не моргнув. Это как? Что, ты думаешь, мы все колотимся здесь? Второй серии будем дожидаться?

Сергей, наконец все поняв, быстро посмотрел на Сергачева:

– Американцы знают?

– По идее – должны. Система оповещения у них четко работает. Заинтересовались или нет – другой вопрос. Слава богу, хоть место падения вряд ли зафиксировали – над границей облачность была, мы сами ее только по телеметрии зацепили. А о старте знают почти наверняка. Главное – заинтересовались ли. Если заинтересовались, то на серьезные меры могут пойти.

– Белорусские-то ПВО ничего не заметили?

– Ничего. Они в другую сторону развернуты. Такого подарка никто не ожидал.

– Это точно?

– Точно.

Сергей усмехнулся.

– Оперативной деятельности не ведется, говорите? ФСБ, значит, в курсе? Не заложат вас? Ведь обязаны доложить.

– Пока сдерживаем. И их, и внешнюю разведку тоже. Генерал ездил, выпили по старой дружбе, удалось уговорить. Они ж все понимают.

– А военные? Не колотятся? Их же вроде тоже касается?

– А эти-то чего? Ракета-то не их, на вооружении не состоит. Они только пуск осуществляли. К действиям пускового расчета претензии есть? Нет. Ну и гуляй. В общем, уговорили пока. Генерал к ним тоже ездил. Тоже выпили, посидели, ситуация пока под контролем.

– Чувствую, генерал ваш всю неделю не просыхал.

– Просохнешь тут… – Сергачев махнул рукой. – У нас пока пьют, ситуация всегда под контролем. Вот когда трезветь начинают, тогда ноги уноси. Хрен знает чего случиться может.

– Но возвращать все равно как-то надо. Может выйти-таки наверх, но не за санкцией, а просто попросить, пусть там с их президентом договорятся, чтоб вывезти ее.

– Мы об этом думали. Доложить, в ноги бухнуться, они это любят. Но там же политика. Еще хуже. Переговоры же будут, торговля. Им что-то от нас нужно, нам – что-то от них. Каждый аргумент на счету. А тут вдруг мы со своим – у нас, понимаете ли, ракета улетела. Подарок к празднику. Как раз для переговоров. Те только рады будут – представляешь, какой дополнительный торг пойдет, какую цену заломят? Но даже не в этом дело. Президент их, может, и согласится, но не он же ее будет вытаскивать и доставлять. Те, кто американцам C-300 загнал, между прочим, все на местах, а если и нет, то и новых найти недолго. Их казна тогда за него пять миллионов получила, а американцы-то заплатили пятьдесят. Куда остальные сорок пять пошли, понимаешь? А практически-то все как два пальца об асфальт – по пути ее на стенд, содержимое озушек снять, схемы по печатным платам скопировать, и все дела. Полдня хватит, ежели навалиться. Потом скажут, задержались в пути, рытвин на дороге много, весенняя распутица. А кому ее на стенде распотрошить, там есть.

– Да, НПО «Сердолик» и все такое. Я кое-кого из этих ребят знаю.

– То-то и оно.

– А междусобойчик нельзя устроить? Ну, тихо, по-свойски все решить, келейно? Договориться с военными? Ну опять же посидит наш генерал – какой-нибудь там замкомандующего округом – с их генералом в бане, выпьют, былые годы вспомнят – все-таки свои люди, в прежние времена в одних округах служили, в одних академиях учились, родственников тьма, ну и переправит тот эту ракету по старой дружбе спецрейсом в Россию под мужское слово, потом при случае можно ему без шума тысяч двадцать долларов в конверте передать за коммерческий риск. Уж такую-то сумму вы как-нибудь обналичить сможете.

Сергачев угрюмо покачал головой:

– Не получится. Не пойдут они на это. Мы-то готовы, они точно не пойдут.

– Побоятся? Что там, борьба с коррупцией такая?

– Борьба с коррупцией там такая же, как у нас, – бесконтактный стиль. Там хреновей дело – там с политикой строже, никто не рискнет. Ты их внутренней обстановки не представляешь. Там военных в строгости держат – это тебе не наши, что навострились арсеналы в дачи конвертировать. С их генералами сколько ни пей, никакие прежние связи не помогут – в политически опасное дело никто не станет соваться. Да и выпивку в бане организовать не так-то просто, ты этими разговорами про военное сотрудничество не очень-то обольщайся, на деле ничего еще не решено, серьезные препятствия есть. Мы все это не понаслышке знаем, сталкивались. Это со стороны кажется, что все просто так. – Сергачев внезапно посмотрел на Сергея. – Ты белорусскую конституцию читал?

Сергей, поперхнувшись, опасливо взглянул на Сергачева.

– Да нет, знаете, не успел как-то. Все дела, дела… Хотя друзья советовали. Рекомендовали, знаете ли. Хвалили. В общем-то, я языка белорусского не знаю.

– Не в языке дело. Его и там никто не знает, кроме активистов национального фронта. Это они все норовят по-белорусски между собой переговариваться – чтоб подслушать никто не смог. А сама конституция по-русски написана. Так вот, там прямо указано: Белоруссия – нейтральное государство. А это знаешь, что значит? Это значит, оно агрессивной внешней политики не ведет, в военно-политических блоках не участвует, военных баз за рубежом не держит и вообще во внешней политике руководствуется принципами мирного сосуществования, невмешательства во внутренние дела других государств, неприменения силы в международных отношениях и делом мира.

Сергей крутанул головой:

– Эта их конституция – прямо триллер какой-то.

– В общем, сам понимаешь, для реального военного сотрудничества серьезные препятствия есть, и они ими дорожат, при случае задорого будут продавать. И с генералами их ничего не выйдет.

Сергачев, заметно нервничая, посмотрел куда-то мимо Сергея.

– В общем, ситуация предельная. Обздались мы лихо, в результате и дальнейшие работы, и деньги, и интересы страны – все под угрозой. А часы тикают. В любой момент все что угодно может случиться.

Сергей кивнул:

– Да, невесело. Действительно, вроде все просто, а на деле не просматривается путей. Даже не знаю, что вам посоветовать.

– Ладно, советовать ничего и не надо. – Сергачев внезапно в упор посмотрел на Сергея. – Вот ты и привезешь ее.

– Я?

– Ты, – Сергачев, подобравшись, как перед решающим рывком, впился глазами в Сергея. – Ты только не перебивай, ты выслушай. Ты ж знаешь, я тебе не враг и дурного не посоветую. И подставлять тебя тоже не буду. Ты давай как мужчина с мужчиной – обещаешь не перебивать?

– Ну, обещаю.

Сергачев, виляя в кресле, доверительно наклонился к Сергею.

– В общем, смотри, ты пойми, как все было. У нас, как все выявилось, легкий столбняк пошел. Генерал наверх тыкался – сориентироваться – бесполезно. Серьезные люди конфиденциально четко сказали: шансов нет. Обстановка не позволяет. Времени было только смежные службы предупредить, чтоб нас не опередили, поберегли пока. Дескать, сами справимся, выпутаемся как-нибудь. А как выпутаешься? То, что ее левым способом вывозить надо, с самого начала ясно было. Только кто с этим справится? Люди-то есть, и даже структуры есть, квалифицированные, из наших, бывших, но им же платить надо. Где деньги взять? Тысяч двадцать долларов, как ты сказал, мы еще худо-бедно обналичить можем, но тут же совсем другие деньги нужны, кто за двадцать тысяч долларов за такое дело возьмется? А крупные суммы мы неизвестно кому переводить не можем, мы ж госструктура, у нас же бюджет, финансовый план, нас же контролируют. Ну тут я и пропас, про вас с Андреем вспомнил. Работы по фрактальной компрессии – единственная тема, которая еще адресно не расписана, деньги уже есть, а исполнитель не определен, думали, НПО имени Иванова, но что-то они там закобенились, дескать – мало, сроки нереальные, в общем, застопорилось дело, генерал бумаги отложил, не подписал, пауза возникла, хотя считалось, вроде они тендер выиграли. Ну я и рванул к генералу, дескать, так, мол, и так, есть надежные люди, знающие, проверенные, и ситуацию разрешить могут, и тему потянуть, денег, чтоб им заплатить, нет, ну так отдать им тему, и кранты. Генерал меня сначала обматерил, а через час опять вызвал, стал про вас расспрашивать, выхода-то нет. Ну я ему и представил в лучшем виде, дескать, и квалифицированные, и опытные, и по этой тематике уже с нами работали, результаты есть. Финчасть на дыбы встала, ну и пришлось это все через ваше министерство прогонять, генерал кому-то из ваших замминистров звонил, договаривался насчет транзитного договора. Тут, видно, с него эти семь с половиной миллионов и слупили. Так что заказчиком для вас ваше министерство будет. Я у генерала один день паузы взял, дескать, технические детали согласовать – и к тебе. Пойми, раньше не мог, все так покатилось, что и слова не вставишь, а с другой стороны, что и вставлять. В общем, пойми, все от тебя зависит. Если согласишься, такой заказ можно поиметь, такие деньги сшибить, о каких мы и мечтать не могли. И работу, само собой, сделать, тут я если б не был уверен, то, сам понимаешь, ни о чем и не заикался б. А перспективы? Такого случая больше точно не будет. Это притом, что в Белоруссии дел-то всего ничего. В общем, тебе решать, но знай: великое дело можешь сделать – и для страны, и для бизнеса.

Сергей подозрительно посмотрел на Сергачева.

– Где-то я сегодня уже слышал такое.

– Ну слышал, и правильно. Такой шанс один раз в жизни выпадает.

– Ну хорошо, погодите. «Дел-то всего ничего». Ну, допустим, мы на это пойдем. Как же я, по-вашему, ее оттуда выволакивать буду?

Сергачев, заметно успокоившись, махнул рукой:

– Ясное дело, не вручную. Да она вся целиком и не нужна. Главное, с боеголовки, с бортового процессора платы снять, где навигационная программа зашита. Тут-то как раз все продумано. Тебя что, уже технические детали интересуют?

– Ну предположим.

– Да нет там ничего сложного. Главное – импульсный пробойник – им ты будешь корпус и обшивку вскрывать. Хорошая такая штука, вроде автогена или сварочного аппарата, тоже отечественная разработка, еще даже в серию не пошла, у тебя автономный ранцевый вариант будет – на сжиженном газе, тяжеловат, правда, килограммов тридцать, но в работе зверь – любой металл под ним что скорлупа яичная, за тридцать минут все это хозяйство как шпроты вскроешь. Дальше в монтажной схеме разобраться надо, но это тебе еще здесь наши люди покажут, помогут, там интерфейсные платы надо снять, нижние зацепить, жгуты перерезать и весь этот конструктив, где бортовой процессор, прямо как новогоднюю игрушку в коробке вытащишь. Можно бы ее там же на месте распылить, чтоб не досталась врагу, на этот случай у тебя пиропатрон будет, но это в случае крайности, если не дай бог что, а так-то нам процессор живьем нужен – нам же после этой аварии заново все узлы надо на стенде прогонять, считай, полгода исследований как минимум, и будут ли результаты – неясно, а так сразу отдефектоваться можно, поймем, что случилось, наконец. К тому же там же системный архиватор, вроде черного ящика, в нем пока вся полетная информация хранится, у него питание автономное, на электролите, еще дней пять напряжение держать сможет, тоже причина, почему торопиться надо. Кидаешь конструктив в сумку, баллоны с газом там же в лесу оставляешь, хрен с ними, сразу двадцать килограммов веса долой, выбираешься из лесополосы – и домой. Там тебя машина будет ждать. Ну и все. Говорить-то о чем? Как будто есть какие-то причины волноваться при таком раскладе.

Сергей, морщась, мотнул головой:

– Не о том вы что-то говорите. Технические подробности – это ладно, это я, может, и вправду как-нибудь освою. Как это вообще все будет? Я тут вас послушал, вы вообще что себе думаете, это ж спецоперация в чистом виде, я ж тут практически нелегал. Я не пойму – прикрытие-то какое? На каком основании я там буду находиться? У меня что, фальшивый белорусский паспорт будет?

– На хрена тебе белорусский паспорт? Да еще фальшивый. Придумал тоже. Ты на себя посмотри. Какой ты на х… нелегал? Тебе что, русского паспорта мало? Ты не придумывай. Ты ж сам говорил, ни виз, ни загранпаспортов не надо, это ж родное СНГ, ты едешь-то почти что к себе домой.

Сергачев, порывшись в портфеле, вытащил среднемасштабную офицерскую карту.

– Смотри. Вот деревня Литвишки. Вот совхоз Житнев Лог. Вот шоссе, а вот между ними лес. Долетаешь до Минска, там на электричке, потом на машине полчаса по шоссе, и все. Ты, считай, у себя дома. Тебе что, в лесу прогуляться нельзя?

– Ну да, со сварочным аппаратом на сжиженном газе.

– Это ты брось. У нас демократия. Хочешь, со сварочным аппаратом в лесу гуляешь, хочешь – без. Хочешь, на сжиженном газе, хочешь – хоть на солярке. За что боролись? Гулять со сварочным аппаратом в белорусском лесу – священное право российского гражданина. Мало ли, кому как нравится. Может, ты так заключение союза отмечаешь. Что ты вообще из-за этого сварочного аппарата колотишься – тебя машина к опушке подвезет, сразу прямо с шоссе в лес нырнешь, тебя и не заметит никто. Ты вообще из этого путешествия проблемы не делай. Это ж так, прогулка. Развеяться, грибы пособирать. Ты не бери в голову, что это Белоруссия, ты ж как на дачу к себе едешь. У тебя где дача?

Сергей, помрачнев при воспоминании, нехотя отвел глаза:

– В Кратово.

– Ну вот, ты как в Кратово к себе и едешь. Дел-то всего. Все то же самое – свежий воздух, природа, лес. С той разницей, что там у вас в Кратово ракета не падала.

Сергей, задетый внезапным поворотом разговора, неожиданно для самого себя с затаенным сожалением посмотрел куда-то вдаль:

– А хорошо бы ей там упасть. Я бы подсказал пару адресочков.

– Ну вот, в следующий раз и подскажешь. А пока по этому адресу съезди. Тебе же лучше, слава богу, хоть огород перекапывать никто не заставляет.

Сергей, снова морщась, покрутил головой:

– Легкомысленно как-то все у вас получается. Прямо игра «Зарница» на новый лад, только что деревянных гранат не выдают. Честно говоря, удивляюсь я вам. Все-то вам просто. Из Москвы глядя, знаете, легко рассуждать. Вам прямо все равно, что там со мной будет. А если я попаду в руки белорусских спецслужб – известных своим зверством?

– Да причем тут спецслужбы? Я ж тебе говорю, ты просто по лесу гуляешь. Ты сам подумай, на хрена ты этим спецслужбам нужен? Юнармеец…

– По лесу. А если меня прямо у ракеты возьмут?

– Ну и что? Это ж места боев. Мало ли там по лесам всякой всячины валяется. Ну, найдут там тебя – и что? Кто чего знает? Может, ты черный следопыт?

Сергей подозрительно посмотрел на Сергачева.

– Какой еще черный следопыт? Вы меня что, в негра перекрасить хотите?

– Да причем тут негры? Черные следопыты – это мужики такие, по лесам, по местам боев ходят, старое оружие выкапывают. Немецкие каски, кресты, сувениры. Коллекционерам продают потом. Тут даже твой сварочный аппарат в строку пойдет. Они ведь в самом деле часто по последнему слову снаряжены. У некоторых даже американские металлоискатели сканирующие есть.

– Понятно, – Сергей со стоическим любопытством посмотрел на Сергачева. – Ну и как в Белоруссии поступают с черными следопытами? На месте линчуют?

– Да какое линчуют! Там даже статьи в уголовном кодексе такой нет. Оштрафуют да отпустят. Самое худшее, что может случиться, – это сварочный аппарат у тебя отберут.

Сергей удовлетворенно кивнул:

– Вот это хорошо.

– Ты вообще много всего об этом воображаешь. У ракеты его, видите ли, застукают. Я ж тебе говорил – знаешь, там сколько такого добра гниет повсюду? Снаряды, бомбы всякие неразорвавшиеся. Там же такая месиловка была. Ты сейчас процессор снимешь, так эта же ракета там еще сто лет лежать будет, не жалко, кто увидит, может, и внимания не обратит. Думаешь, кто-нибудь спрашивать будет, откуда да что. Лежит да лежит. Мало ли. Эхо войны.

Сергей усмехнулся:

– Может, мне на ней еще белой краской свастику нарисовать? И написать ФАУ-2?

– Да чего хочешь, то и пиши. Хоть ФАУ-2, хоть «Ессентуки-17». Ты вообще напридумывал себе бог знает что. Неужели ты думаешь, если б все так опасно было, я б тебя в это дело впутывать стал? То, что я тебе говорил насчет американцев, – это я тебе просто объяснял, почему мы такую ситуацию терпеть не можем. А на деле вероятность осложнений – меньше процента. Да и вообще ничего особенного не происходит. Даже в том, что мы тебя левым путем посылаем, ничего особенного нет. Были уже такие случаи, кстати, последний не так давно. Помнишь, был такой Якубович? Он еще сейчас в тюрьме сидит.

Сергей удивленно посмотрел на Сергачева:

– Якубович – в тюрьме? Вроде неделю назад по телевизору видел. Жена с тещей смотрели. «Есть такая буква»…

– Да нет, другой Якубович. Тот, что потом оригинал «Моления Даниила Заточника» из Ленинской библиотеки спер и в Израиль продал. Помнишь ту историю?

– Да я ее, по-моему, и не знал никогда.

– Да все ты знал, забыл просто. В девяносто третьем году это было. Когда с Верховным Советом заваруха была. Ну и этот Якубович решил властям пособить, привез из-за границы компромат на Хасбулатова. Ну какую-то там бумагу из Канады, где нотариально было заверено, что Хасбулатов – му…к. Ну Верховный Совет на него охоту объявил, МВД тогда Верховный Совет поддерживало, уже ордер на арест выписали, нельзя было им этого второго Якубовича выдавать. А ситуация точно как сейчас – официально-то действовать нельзя. Ну и наняли какое-то там товарищество – с сильно ограниченной ответственностью, оно его и вывезло на трех «Мерседесах» отсюда в Армению.

– На трех «Мерседесах»? Это что, расчлененного, что ли?

– Зачем расчлененного, живого. Два других «Мерседеса» для прикрытия. Ну и улетел он из ереванского аэропорта назад, в Америку к себе. Потом, правда, вернулся, видно, решил, что теперь ему все с рук сойдет, ну и прокололся – в федеральную библиотеку этот самый папирус не вернул. Ну, тут его в ленинградском областном суде и расчленили, уже года три как сидит. Ну с тобой-то такого не будет.

Сергей, стоически глядя в пространство, тоскливо вздохнул:

– «Насыщаясь многоразличными брашнами, помяни мя, сух хлеб ядущего. Егда ляжешь на мягкие постели, под собольи одеяла, помяни мя, под единым рубищем лежащего, и зимой умирающего, и дождевыми каплями, аки стрелами пронзаемого…»

Сергачев с опаской покосился на Сергея:

– Ты что это – бредишь?

Сергей нехотя отвернулся:

– Почти.

– Ну-ну, – Сергачев нетерпеливо-просительно посмотрел на Сергея. – Ну так что, я тебе вроде все сказал, может, выскажешься по существу, наконец. Слушай, чего хочешь со мной делай, но нет тут никакого подвоха. Я тебе слово коммуниста даю, ты что ж, своему старшему товарищу не веришь, моим тридцати годам партстажа не веришь? – неожиданно осекшись, он знающе-прищуренно подался в сторону Сергея. – Слушай, чего ты вообще тень на плетень наводишь? Межведомственную комиссию тут строит из себя. Ты ж с самого начала согласен был.

– Откуда вы знаете?

– Оттуда, оттуда. Ты ж с самого начала за это ухватился, сам тут выкаблучивался, вопросы задавал, а на самом деле уже с первых слов все понял. Или неправда?

Сергей, морщась, кисло посмотрел куда-то в сторону.

– Ну, правда.

– Ну то-то же. Я ж, слава богу, знал, к кому идти. Что, ты думаешь, я к тебе, а не к Андрею обратился.

Сергей беззлобно усмехнулся.

– Ну, Андрей-то вам понятно что бы ответил. «Предложение, конечно, интересное, есть плюсы, есть минусы…» И ко мне бы отослал. – Остановленный внезапной догадкой, он с подозрением посмотрел на Сергачева. – Или так оно и было?

Сергачев махнул рукой:

– Да нет, какое там. Я сразу к тебе кинулся. А с Андреем-то, само собой, придется встречаться. Времени-то немного. Когда ты уедешь, сразу будем с ним план работ составлять.

– Ну-ну, – Сергей ядовито покивал. – По вопросам выплат трудовым коллективам с ним побеседуйте. Это вам не то что со мной.

– А может, я лучше тебя подожду?

– Ну, зачем же… – Сергей махнул рукой. – Ладно. Нашутились. Ну и что мне теперь делать? Договор кровью подписывать?

– Да ничего не делать. Домой иди.

– Ну понятно, – Сергей кивнул. – «С вами свяжутся».

– Ну а как? Теперь на нас часы переведены, подожди теперь. Не все ж еще сварилось. Мне ж сегодня в нашей конторе столько людей обегать надо. Еще ж бумаги ваше министерство должны пройти. В понедельник, как подписанный договор получишь, так и будет ясно, как и что. Но там уж без задержки все закрутится. Я с тобой свяжусь, к другим нашим людям подведу. Может, уже в понедельник в Минск вылетишь. Ну а до понедельника отдыхай.

– Понятно, – Сергей рассеянно посмотрел на Сергачева. – Понятно.

Обменявшись еще несколькими ничего не значащими фразами, они, не сговариваясь, стали подниматься и собирать вещи. Больше говорить было не о чем. Снова прихожая, железная дверь, подъезд, машина. Не с первого раза, взвизгнув, неохотно завелся мотор. Сергачев, которому предстояло возвращаться в свое ведомство, выбравшись на проспект и проехав несколько светофоров, по просьбе Сергея высадил его на одной из шумных центральных улиц. Хлопнула дверь «Жигулей», и Сергей, проводив взглядом удаляющуюся машину, неспешно и бездумно пошел по тротуару.