Глава 5
Теперь понятно, зачем нужен остров
Надо сказать, что смерть крысы основательно выбила меня из колеи. Ведь из нее следовало, что Екатерине Арнольдовне вообще нельзя возвращаться в родное время! И, значит, ответственность за ее жизнь и хотя бы минимальный комфорт лежит на мне. А на острове, между прочим, сейчас уже конец июля. Скоро наступит август, а там и до зимы недалеко. Вряд ли она будет как в Москве, но старушке, чтобы дать дуба, особых морозов и не потребуется. Тем более что сорок тысяч лет назад еще продолжался ледниковый период, и, значит, зима все-таки будет несколько холоднее, чем сейчас в Средиземноморье.
Проникнувшись этими соображениями, я сел соображать, какими финансовыми возможностями располагаю.
Итак, зарплата у меня без малого шестьдесят тысяч в месяц на руки. Плюс еще двадцать семь тысяч получаю за сдаваемую старую квартиру. На оплату коммунальных услуг и транспорт уходит около десяти тысяч. Плюс двадцать тысяч на еду. Нет, так не пойдет, тут пора начинать экономить. Одежда и обувь у меня есть, в ближайший год можно ничего не покупать. В общем, на обустройство острова и кормежку соседки остается как минимум пятьдесят тысяч, этого должно хватить. Кстати, она, похоже, сама догадалась, что в нашем времени произойдет с крысой, оттого и старается взвалить на себя побольше, чтобы не быть мне в тягость. Причем, кажется, иногда через силу. Ладно, подвел я итог невеселым размышлениям, с этим можно будет разобраться на острове, а пока следует купить хорошую бензопилу. Или для начала обойтись какой-нибудь дешевкой, которую будет не жалко сломать в процессе приобретения навыков обращения с ней? Пожалуй, так будет правильней, решил я.
В этот раз я приволок на остров генератор, бензопилу, двадцатилитровую канистру бензина, две фляжки с маслом, электрическую дисковую пилу «Интерскол» и набор столярного инструмента. Увидев все это богатство, Екатерина Арнольдовна без особой грусти в голосе констатировала:
– Если я не ошибаюсь, бедная крыса приказала нам долго жить. А какая тут будет зима, вы не знаете. Вряд ли очень холодная, но минусовые температуры не исключены. Вы собираетесь делать сруб?
Я облегченно вздохнул – кажется, соседка воспринимает свою судьбу философски.
– Не собираюсь, у меня же нет опыта, а времени мало. Да и тяжеловато мне будет одному таскать бревна.
– Не держите меня совсем уж за инвалида, – возразила соседка. – Как-то помочь я все же смогу.
– Извините за вынужденное хамство, Екатерина Арнольдовна, но я не знаю, что в вашем возрасте может случиться от попытки поднять бревно – грыжа или что-нибудь похуже. И знать этого не хочу. Поэтому мы начнем с того, что серьезно утеплим и укрепим вашу палатку. Сделаем вокруг нее навес вроде того, что прикрывает мою, только капитальный. Глядишь, потом и на мою палатку время останется.
Женщина, похоже, хотела что-то возразить, но сказала только:
– Поступайте как считаете нужным, Вадик. Только прошу все-таки не отказываться совсем от моей посильной помощи. Обещаю, что не буду пытаться делать ничего выходящего за пределы моих возможностей, и все будет хорошо. Особенно если вы в ближайший заход принесете на остров медикаментов, список я вам дам.
С палаткой все получилось неожиданно быстро, недели за две. Все тонкие прямые деревца в ближайших окрестностях нашего лагеря были спилены, и я превратил их в какое-то подобие реек. Из них мы собрали треугольный в плане каркас вокруг палатки. Потом я притащил из будущего пенопластовые листы и обшил ими каркас, а сверху натянул тарпаулин. Получилось сооружение, с виду похожее на то, в котором жил я, но без щелей и с дверью в закрытом переднем торце. В качестве обогревательного прибора там была установлена туристическая печка «Дымок». В общем, получился не навес над палаткой, как у меня, а маленький отапливаемый сарайчик, внутри которого она стояла. Кстати, уже не на земле, а на рубероиде, а внутри весь пол был застелен ковролином.
Потом точно такие же операции были произведены с моим жилищем – и, как оказалось, очень вовремя. Буквально на следующий день после окончания работ зарядили дожди. Сразу похолодало, теперь температура днем не дотягивала до двадцати градусов, а ночью иногда опускалась ниже десяти. Я притащил из будущего тушенки и всяких круп, и поначалу мы в основном сидели каждый в своей палатке, общаясь только за обедом и ужином.
Однако аппетит почему-то не пропал ни у меня, ни у соседки. И желание как-то проявить мышечную активность тоже. Я начал, не обращая внимания на дождь, валить деревья и при помощи лебедки подтаскивать стволы к лагерю, а Екатерина Арнольдовна занялась исследованием острова. После обеда она надевала резиновые сапоги и болоньевый плащ с капюшоном, брала палку и, прихрамывая, потихоньку удалялась в лес, возвращаясь примерно за час до ужина, чтобы успеть его приготовить. Ну а я, как уже говорилось, пилил деревья. И где-то в середине сентября допилился.
Когда работаешь бензопилой, ни холод, ни моросящий дождь как-то не чувствуется. Когда ворочаешь тяжеленное бревно, а потом тащишь его лебедкой – тоже. Но между этими событиями бывают перерывы, и в один из них я ухитрился простудиться. Причем здорово, уже на второй день температура подскочила до тридцати девяти с половиной, и Екатерина Арнольдовна, прослушав меня при помощи фонендоскопа, сказала, что сильно подозревает воспаление легких.
– Вадик, вам срочно надо в Москву, – подытожила она.
У меня от температуры путались мысли, но я помнил, что в Москву мне почему-то не надо. Блин, да почему же? А, кажется, сообразил…
– Екатерина Арнольдовна, всякий раз, возвращаясь в тот мир, я чувствую упадок сил, да вообще самочувствие всегда немного ухудшается. А в моем состоянии много может оказаться и не нужно, тогда что вы тут будете делать совсем одна? Нет уж, я точно помню, что принес сюда и шприцы, и антибиотики. Надеюсь, вы умеете делать уколы?
– Конечно, – кивнула соседка. – Тогда переворачивайтесь на живот, а я принесу все необходимое.
Дальнейшее я помню смутно. То есть видения-то были довольно яркие, но вот различить, где просто сны, где бред, а где реальность, получалось как-то не очень. Хорошо запомнилось, что за мной ухаживала какая-то необычайно красивая девушка, похожая на Екатерину Арнольдовну с фотографии в Судаке, но заметно моложе. Кажется, я признавался ей в любви. Но тут из леса выходил покойный дед с автоматом ППШ в руках и простым русским языком советовал идти известным маршрутом – мол, здесь тебе ничего не светит. Потом вообще начались какие-то летающие медузы, заполнившие палатку, а дальше все провалилось в темноту.
Однако я выкарабкался, причем пришел в себя довольно резко. Огляделся – лежу в палатке, вроде все как было. Приподнялся и сел – это получилось без особых усилий. Огляделся еще раз и обнаружил, что рядом с моим матрасом лежит матрас Екатерины Арнольдовны. Это что же, старушка не отходила от меня все время, пока я валялся без памяти?
Тут она зашла в палатку. Увы, никакого чуда с соседкой не случилось. Или, точнее, почти никакого. Она слегка поправилась и выглядела немного помолодевшей. Лицо смотрелось именно лицом, хоть и далеко не юным. Но, во всяком случае, это был не череп, обтянутый пергаментом, как в первый момент ее появления здесь. Впрочем, и сейчас я видел скорее результат умелого применения косметики, чем реальную картину. То есть в действительности вид соседки мог быть хуже кажущегося. И хромота ее никуда не исчезла, даже вроде стала чуть заметней. Парик несколько укоротился – наверное, обтрепался на концах, дама его и обрезала. Про фигуру ничего сказать не получалось, женщина была в мешковатом тренировочном костюме.
– О, Вадик, вы очнулись? Впрочем, что кризис прошел, было видно еще несколько часов назад. Как самочувствие?
Ее голос показался мне немного не тем, что я слышал раньше. Каким-то более старушечьим, что ли.
– Хорошо себя чувствую, только есть очень охота.
– Вам голубиного бульона или самого голубя тоже скушаете немного?
– Мне, пожалуйста, бульона. И всего голубя, при чем тут немножко? И еще чего-нибудь, если есть.
После обильной еды меня потянуло в сон, и я продрых до вечера, зато проснулся бодрым и абсолютно здоровым. Прогулялся до ближайших кустиков, потом умылся. На шум из своего сарайчика вышла соседка. На ней был плащ с капюшоном, хотя дождя вроде не наблюдалось.
– Вижу, вы совсем ожили? Это хорошо. Но надо провести еще одну лечебную процедуру, которая, как мне кажется, окончательно закрепит выздоровление. И не возражайте, я вас лечу уже почти неделю, так что опыт есть. Идите в свой дом, я подойду минут через пять.
Странно, но голос соседки снова показался мне каким-то не таким. Только теперь он был не старушечьим, а молодым и звонким.
Когда я делал освещение в своей палатке, то сделал его с запасом. Если включить все три светильника, то становилось даже светлее, чем днем. Сейчас горел только один, самый тусклый. Вечер еще не полностью вступил в свои права, да и чего мне здесь особенно разглядывать-то?
Зашла Екатерина Арнольдовна, причем сейчас она не хромала, но почему-то прятала лицо под капюшоном. Нагнулась к выключателю и врубила полный свет. Потом выпрямилась и одним движением скинула плащ. Под ним ничего не было.
Сказать, что я офигел – это значит ничего не сказать. Женщина была невероятно красива. Такие не встречались мне не только в журналах, но даже в мечтах. И в Интернете тоже.
Лукаво глянув на мою ошарашенную физиономию с отвисшей челюстью, она подняла руки и медленно повернулась, давая рассмотреть себя со всех сторон. Если бы я был способен офигеть еще больше, то, разумеется, обязательно так и поступил бы.
Тем временем соседка сделала два шага и села рядом со мной. Я молчал, впав в оцепенение от увиденного.
Не знаю, сколько мы сидели молча – минуту, пять или пятнадцать. Наконец Екатерина Арнольдовна с мечтательным выражением на лице спросила:
– Вадик, не подскажете, как называется столица Камбоджи?
– П… Пномпень, – с трудом выдавил я.
– Вот именно. А вы, наоборот – пень пнем! Подумать только, к нему пришла прекрасная юная девушка. Разделась, села рядом и уже черт знает сколько времени изо всех сил показывает, что готова на все по первому же намеку. А он мало того что вовсю хлопает ушами, так еще и руки спрятал за спину! Если мне не изменяет склероз, то во времена моей первой молодости юноши вели себя несколько иначе.
Тут она опустила взгляд и добавила:
– Кстати, независимо от ваших дальнейших планов, плавки я все-таки рекомендую снять. А то ведь они сейчас лопнут спереди, и мне же их зашивать придется.
Я, конечно, в свои двадцать девять лет не был мальчиком. И даже успел почти три года побыть в законном браке, пока жене не надоело ждать, когда же помрет мой дед – такое впечатление, что она женила меня на себе исключительно из-за его квартиры. Учитывая, что ему тогда было всего девяносто шесть лет, то понятно, что супругу ждал жестокий облом. Увидев, как на своем девяносто девятом дне рождения он выпил лишнего и пустился вприсядку, она, видимо, решила, что дед будет жить вечно, после чего подала на развод. Да и до нее, и после женщины у меня были в достаточных количествах. Так вот, ни с одной из них мне даже отдаленно не было так хорошо, как с Катей!
Когда мы немного перевели дух после бурного первого раза, я спросил, любуясь ее безупречным телом:
– Как это ты так резко помолодела всего за неделю? Тебе сейчас ни за что не дашь больше двадцати пяти лет.
– Неужели я выгляжу такой старухой? – притворно огорчилась Катя. – Но все равно мог бы в порядке комплимента сказать «восемнадцати». Или даже «шестнадцати», я бы не обиделась. А изменения начались уже через неделю здешней жизни. Просто я старалась их тебе не показывать. Сначала было страшно – а вдруг все на этом закончится? Потом начали сходить шрамы, и я поняла, что это всерьез. Вот здесь был шрам от аппендицита. Никаких следов, только он сильно чесался, пока исчезал. И, похоже, удаленный аппендикс снова отрос, потому что внутри тоже чесалось. Я продолжала скрываться, но теперь уже из других соображений. Ведь если бы ты наблюдал все эти медленные изменения, то не был бы так потрясен, увидев окончательный результат. А мне очень хотелось произвести на тебя впечатление. И ведь получилось же, а? Впрочем, мою задачу сильно облегчила твоя выдающаяся невнимательность. Ну надо же быть до такой степени слепым! Может, сходишь к окулисту, когда будешь в Москве?
Я молчал, улыбаясь. Теперь мне казалось, что на самом деле я все видел, но ничего не говорил, потому что боялся сглазить. Катя же продолжала:
– Кажется, у меня исчезло еще одно полученное в молодости повреждение организма. Ведь я же не могла иметь детей из-за неудачного аборта. И раз их не было там, то пусть они будут здесь! Ты уже понял, на что тебе намекают, или мне разъяснить по пунктам? Куда убрал руку? Положи обратно, где лежала, и давай наконец вновь займемся делом, а не болтовней. Чего тебе, между прочим, хочется ничуть не меньше, чем мне.
