Глава восемнадцатая

Лосев высадился в нормандском порту Кале под видом бедного сакского дворянина, ищущего счастья на материке, со своим слугой, роль которого пришлось выполнять Самюэлю. Отросшие за последние дни усы на гладко выбритом лице сильно меняли внешность Сергея, он знал это с молодых лет. А годы общения с саксами вполне нивелировали его акцент до естественного для жителя Оловянного острова. Великолепная память на имена и лица, оставшаяся в наследство от прежней профессии, позволяла в разговоре с любым саксом найти общих знакомых или родичей. Тем более, что прообраз выбранной легенды, дворянин Теодор Кунзе, оставался преподавателем в геолого-металлургическом училище, в провинции Мурсия. Сергей выбрал его за внешнее сходство и необщительный образ жизни.

Первым делом оба навели справки о торговце из Руана Леоне, что прибыл на сутки раньше. Это оказалось довольно просто выяснить у таможенника в порту. Пара серебряных марок убедила чиновника в благородных намерениях шевалье Теодора, разыскивавшего своего приятеля. Он равнодушно отправил шевалье в сторону постоялого двора, где по совместительству предоставляли транспортные услуги. Как оказалось, приятель шевалье, очень спешил и отказался ехать в карете, предпочитая купить мерина со всей верховой амуницией, после чего направился по дороге в Руан. Пришлось также поступить и нашим путешественникам, так велико было нетерпение встречи с другом Леоном. Предоставив Самюэлю выбирать и коней и готовить их к пути, Лосев зашёл в питейное заведение, послушать разговоры.

Скромно устроившись со стаканом вина на неудобном месте у входа, как и подобает бедному путнику, Лосев огляделся, оценивая информированность посетителей и самого кабатчика. Но, благоразумно решил, что Леон вряд ли здесь известная личность, а любые поиски наводят на нехорошие предположения. Так и не добившись ничего хорошего, оба сыщика отправились в путь. Убористой рысью двигались без остановки, вечером добравшись до придорожного постоялого двора. Судя по времени, именно там останавливался ночевать купец из Руана. Причём здесь его вполне могли знать довольно хорошо. Поэтому, предоставив Самюэлю позаботиться о конях, Сергей принялся расспрашивать трактирщика, в ожидании ужина. Трактирщиком оказался молодой парень, воспринявший исключительно экономическую сторону разговора. После второй серебряной марки информация из него так и лилась, к вящему удовольствию шевалье Теодора.

— Да, вчера останавливался купец Леон из Руана, с двумя спутниками, судя по виду, отставными наёмниками. Почему я так решил? Так оба не расставались с мечами, а в багаже ясно просматривались разобранные арбалеты. Куда отправились утром? Куда ещё, кроме Амьена от нас проедешь, только туда или обратно в Кале. Но, они точно поехали в Амьен. Рано утром выехали, значит, сейчас должны подъезжать к городу. Как звали спутников Леона? Это я не знаю, господин, но, мог запомнить наш конюх Анри, он седлал им коней.

Лосев отправился на поиски конюха, мирно спавшего в ворохе соломы у входа в конюшню. Внешний вид и густой перегар проснувшегося Анри побудил графа сходить за «лекарством» к тому же трактирщику. Возможно, такое понимание и сыграло свою роль, поскольку конюх после пары глотков вина честно пытался вспомнить имена спутников Леона, но смог упомянуть лишь шрам на лице одного из них.

— Эх, не успеваю догнать, они наверняка уже в Амьене, — раздосадовано проговорился капитан, стоя у вороха соломы, — где их искать там, ума не приложу.

— Они до Амьена сегодня не доберутся, — с пьяной улыбкой икнул Анри, — у гнедого мерина подкова отвалится, ик, они в кузнице старого борова задержатся, ик.

Старым боровом, как подтвердил трактирщик, называли кузнеца, державшего своё хозяйство на проезжей дороге в двадцати верстах от трактира. Парень после упоминания о шраме тоже вспомнил такую примету на лице одного из наёмников, сопровождавших купца. Преследовать их ночью было невозможно, мало того, что кони устали, так ещё и ночи выдались безлунные, тёмные, что при отвратительных дорогах сводило на нет все попытки. Слишком часто в своей жизни капитану приходилось ночью блуждать по незнакомым местам, теряя часы, тогда, как днём он находил искомые ориентиры за пару минут. Продолжили путь преследователи за час до рассвета, разбудив заспанного трактирщика для стакана горячего чая. Пока весёлый Анри седлал коней, Сергей и Самюэль плотно позавтракали и прихватили еды с собой в дорогу. К этому времени на улице сгустилась предрассветная тьма, заставляя преследователей спешить.

До рассвета пришлось двигаться неторопливой рысью, пока видимость не позволила рассмотреть дорогу отчётливо. Здесь оба пришпорили коней, стремясь добраться до Леона со спутниками уже сегодня. За пару часов они добрались до кузницы и постоялого двора старого борова, чтобы услышать о трёх путниках, покинувших ночлег час назад. Рассчитывая на своих меринов, показавших неплохую выносливость, сыщики рискнули продолжить путь крупной рысью и не прогадали. Ближе к полудню впереди показались три всадника, бодро двигавшиеся в Амьен. Опасаясь спугнуть их, капитан не спешил догонять, потому сближение происходило почти естественно, в течение ещё пары часов. Те, видимо, почувствовали эту неторопливость сближения, отсутствие криков и нервозности, позади скачущих путников, потому и не стали обращать внимание.

Когда две группы всадников поравнялись, впереди показались первые строения Амьена, куда капитан определённо не собирался пускать своих врагов. Потому, определив в группе Леона, он пожалел об отсутствии огнестрельного оружия. Направив Самюэля вперёд, велел ему не пропустить любой ценой Леона в город. Убедившись, что парень опередил первого из преследуемых всадников, Лосев приблизился вплотную к последнему из них и предательским ударом сабли разрубил тому левую руку. Не успел раненый вскрикнуть, как Сергей пришпорил коня, в считанные секунды поравнялся со вторым наёмником, разрубая тому спину, прикрытую плащом. Шум и крики заставили Леона обернуться, судя по изменившемуся лицу, тот узнал Сергея и пришпорил коня, пытаясь скрыться.

Самюэль не подвёл графа, прижал своего мерина к преследуемому всаднику и схватил мужчину на одежду, стаскивая с коня. Завязалась борьба, позволившая Лосеву догнать их. Он не стал заниматься перетягиванием каната, резко ударил Леона кулаком в челюсть и перехватил поводья. В это время сзади приблизились раненые наёмники. Одни из них, получивший ранение в левую руку, успел достать правой рукой меч и попытался ударить Самюэля. Парень резко рванул в сторону, уходя с дороги на ячменное поле, раненый поскакал за ним. Лосев замешкался, стаскивая Леона на землю, и едва не попал под удар мечом второго наёмника, получившего ранение в спину. Но, видимо, попытка спасти нанимателя, подорвала остаток сил раненого. Промахнувшись мечом по Лосеву, наёмник упал с коня и лежал без движения.

Капитан убедился, что гонявшийся за Самюэлем наёмник будет долго вытаптывать поле без результата, и обыскал своего пленника. Затем привычно связал ему руки и перекинул через седло его же коня. После этого оттащил упавшего наёмника за придорожные кусты, обыскал его, изъяв кошелёк и пару ножей, кроме меча. Конь того убежал вперёд, ловить его времени не было. Затем провёл под уздцы своего мерина и коня, нагруженного Леоном в сторону развлекавшегося Самюэля, продолжая вытаптывать ячменное поле. Заметив своего нанимателя в связанном виде, раненый в руку наёмник прекратил преследовать парня и устремился на Лосева с недвусмысленными намерениями, размахивая мечом. Капитан только этого и ждал, пройдя вперёд перед лошадьми, обнажил саблю.

Возможно, наёмник редко сражался конным, может, у него помутилось в голове от потери крови, но, он направил коня прямо на графа, пытаясь стоптать или напугать. Привыкший к обращению с лошадьми за годы в этом мире, Сергей громко крикнул и взмахнул руками, пугая животное. Мерин противника резко остановился, бросая седока вперёд, в считанные секунды капитан подскочил к нему и ударил наёмника рукоятью сабли по опустившейся к шее коня голове. Одновременно успел перехватить узду, успокаивая животное. Наёмник рухнул под копыта своей лошади. Сыщики быстро связали его, обыскав, и перекинули через седло его же мерина. Затем в темпе, опасаясь появления свидетелей, отвели всех четырёх коней в ближайшую рощу, в полуверсте от дороги.

Когда пленников небрежно скинули на землю, Леон застонал, очнувшись, отлично, наступило время допроса. Пока Лосев беседовал со своим врагом, Самюэль перевязал раненого, обыскал перемётные сумы коней и багаж пленников. У наёмника действительно оказался разобранный арбалет в мешке, запрещённый, между прочим, католической церковью. Больше ничего интересного у пленников не оказалось. Зато «купец», узнавший свою неудавшуюся жертву, «пел» не хуже соловья, выкладывая подробности организации покушения. И чем больше узнавал капитан подробностей об именах своих заказчиков, тем хуже становилось на душе. Его надежда кавалерийским наскоком решить все проблемы не увенчалась успехом.

После часового подробного допроса Леона, действительно оказавшимся купцом из Нанта, правда, известного в узких кругах любителя оказывать тайные услуги господам из высшего общества, обрисовалась следующая картина. Заказ на устранение графа Васакса пришёл к нему от управляющего замком барона Ла Круа. Напуганный купец подробно описал внешность и одежду этого черноволосого толстяка, с поразительно синими глазами, при взгляде в которые, по его выражению, пробирают мурашки. Этот толстячок с нежным голосом так напугал Леона, что даже сейчас, вспоминая их встречу, он вздрагивал и трясся от ужаса. Толстяк передал небольшую сумму в качестве аванса, подробно расписал, как устроить засаду в Лондоне, где нанять убийц и в каком количестве. Затем приставил к Леону двух венецианских арбалетчиков, с которыми запретил расставаться, велел вернуться и сообщить об исполнении заказа.

Так Леон и поступил, рассмотрев, после выстрелов арбалетчиков, как один болт вонзился в горло наёмника, а другой, чётко ушёл в сердце графа Васакса, на груди которого расплылось кровавое пятно. Буквально через секунду после этих выстрелов все трое поспешили покинуть засаду, бегом отправившись в порт, откуда и отплыли тем же вечером. Никаких сомнений у всех троих исполнителей в смерти объекта заказа не возникло, тем страшнее оказалась встреча с убитым три дня назад графом. Глядя на испуганного купца, Лосев прикинул, с какой целью могли вызывать того для отчёта, расплатиться с ним могли и в Нанте. Плюс подозрительные венецианцы-арбалетчики, с лёгкостью рубившие концы. Скорее всего, эти арбалетчики после доклада о выполнении заказа, прикончат Леона, и, возможно, последуют за ним. Интересно, как отреагирует на это сам купец?

— Леон, а ты не думал, зачем тебя вызвали для доклада в замок Ла Круа? — сыщик с жалостью взглянул на грязное лицо собеседника, — расплатиться с тобой могли в Нанте, в замке тебя ждёт, скорее всего, расправа. Как говорится, мёртвые молчат, и платить им не надо. Подумай об этом.

После этого настала очередь допроса арбалетчика, уже оклемавшегося, его Самюэль отвёл подальше в рощу. Капитан поменялся местами с помощником и приступил к разговору. Генуэзец оказался плохим собеседником, отвечая лишь на безобидные вопросы, и наглухо замолкая, когда разговор заходил о деле. Попытки силового давления показали, что характер у наёмника есть, и пытки ничего не дадут. Более того, имея дело с волевыми людьми, применение силы может навести на ложный след, выдать желаемое за действительное, нежели дать правдивый результат. Придётся применять метод Селезнёва, с разочарованием определился капитан и велел Самюэлю выбирать место для ночлега, разжигать костёр и готовить ужин. Дело затянется надолго.

Методом Селезнёва капитан называл процедуру допроса с применением наблюдения за тончайшими нюансами поведения допрашиваемого. Сыщик, задавая невинные, порой откровенно глупые вопросы, просто разговаривая с подозреваемым преступником, на протяжении нескольких часов, подмечал непроизвольные реакции его организма. Не только изменение тембра голоса, выражение лица, структуру речи, даже расположение рук и поза собеседника принималась во внимание. Всё это, конечно, шло на подсознательном уровне сыщика, просто отмечавшего, когда злодей лжёт, когда говорит правду, когда вопрос его пугает, когда безразличен. Опытные специалисты после пяти-семи часов разговора узнавали необходимую информацию, не задавая прямых вопросов, анализируя молчание или лживые ответы. Одним из лучших специалистов такого допроса в уголовном розыске Прикамского ГРОВД был как раз некто Селезнёв, у которого и научился Лосев подобной тактике. Метод довольно рискованный, сложный, но, в провинциальной практике оставался единственным средством получения необходимой информации.

Так и сейчас, радуясь тёплой сухой погоде, капитан усаживался надолго и с комфортом, если можно назвать жужжание мошкары и гудение комаров таким словом. Он развязал собеседнику руки, дал ему напиться и неспешно смаковал родниковую воду из своей фляги. Пора приступать.

— Представляешь, на моей родине, через каждое лье бьёт родник с чистейшей прозрачной водой, мы даже фляги с водой не берём, когда на охоту отправляемся. Помню, был случай, — и сыщик разразился подробным рассказом о случае на охоте, действительно, произошедшем в Прикамье, долго со вкусом перечислял другие воспоминания, затем лениво спросил, — а у тебя дома родники есть?

— Нет, — машинально ответил арбалетчик, дёрнувшись обратно от понимания того, что отвечает на вопросы, но, поразмыслив, не нашёл опасности в таком ответе и попытался скрыть свою растерянность, — я в степи живу, там нет родников.

— Да, степь я люблю, много раз там бывал, — как ни в чём не бывало, продолжил разговор Лосев, делая вид, что не заметил оговорки собеседника, продолжил свою увлекательную игру в кошки-мышки, абсолютно непонятную пленнику. Прошёл час, Самюэль приготовил ужин, все четверо перекусили, попарно, затем уселись у двух разных костров с кружками травяного отвара в руках. Сергей продолжал свои отвлечённые рассказы, изредка спрашивая мнение генуэзца, порой настолько глупые вопросы задавал, что через три часа общения арбалетчик смотрел на графа с откровенной брезгливостью, как полного идиота. Шли часы, ночь опустилась на рощу, комары свирепо бросались на людей, давая очередную тему для разговора капитану. Ближе к полуночи даже насекомые куда-то исчезли, не мешая монологу сыщика, изредка прерываемому односложными ответами пленника.

Так в глупых, никчёмных разговорах провели ночь двое, сыщик и его жертва, не замечая, что Леон и Самюэль давно дружно храпят у своего костра. Час за часом Сергей общался с незнакомцем, так и не раскрывшем своё истинное имя, наблюдая его реакцию на свои рассказы. Порой, в своих байках, он упоминал имена, пытаясь угадать имя арбалетчика, потом переспрашивал, вновь говорил всякую чушь. Небо заметно посветлело, когда Лосев исподволь перешёл на интересующие его темы, тщательно вуалируя свои вопросы. И солнце уже появилось над горизонтом, когда капитан пришёл к выводу, что всё узнал, можно немного вздремнуть. Он связал собеседника, разбудил Самюэля и велел пару часов караулить, после чего с удовольствием провалился в сон. Говорят, утренний сон самый полезный, трудно сказать, так ли это. Но, что утренний сон самый приятный, это Лосев знал с детства. Кроме удовольствия от краткого утреннего отдыха, сыщик нуждался во времени для принятия решения.

Того самого неприятного решения, способного определить судьбу не только раненого убийцы-венецианца, его подельника-купца, но, и самого Сергея. Предстояло принять решение, способное привести к гибели нескольких людей, в том числе и его самого. Несмотря на жестокость последних лет, проведённых в средневековье, он не научился хладнокровно отправлять людей в могилу, даже преступников. Предстояло обдумать все возможные варианты и принять взвешенное решение, мысленно обкатать это решение на прочность, после чего выполнять, уже не сомневаясь в нём. В такие минуты Лосев всегда давал своему мозгу несколько часов для раздумья, не пытаясь сразу воплотить свои мысли в жизнь. И, как правило, организм не подводил его, за дополнительное время подсознание находило слабые места замысла, одновременно выстраивая линию защиты и поддержки принятого плана. Так, что в ходе реализации многие случайности и ошибки становились неопасными и даже шли на пользу общему результату.

Наслаждаясь утренним солнышком, тёплым ветерком и отсутствием комарья, изрядно выпившего крови за ночь, он проспал часа три, проснувшись с готовым планом действий. Одновременно чувство опасности требовало бежать с места ночлега, как можно быстрее. Отправив Самюэля на разведку, капитан умылся, сбрасывая с себя остатки дрёмы. Помощник вернулся через считанные секунды, докладывая, что со стороны дороги по следам движется десяток стражников. Видимо, лошадь убитого венецианца добралась до ближайшего селения, или местные жители заметили место ночёвки путников, слишком уверенно направлялись стражники в рощицу. Кони уже были осёдланы, оставалось разобраться с пленниками, что без раздумья выполнил Сергей. Быстрым ударом стилета он проткнул сердце арбалетчика и кивнул на него Леону, впавшему в ступор от предчувствия неизбежного.

— Будешь молчать, и выполнять мои указания, либо отправишься за ним, я не господь, и прощать своих убийц не стану. Быстро в седло, теперь мы твои арбалетчики из Венеции, понял? Доберёмся до замка Ла Круа, сведёшь нас с управляющим, отпущу живым.

Напуганный до полусмерти ловкач, уже почувствовавший стальное лезвие в спине, сориентировался мгновенно, уверенно пробираясь сквозь заросли орешника. Объясняя по пути предстоящий путь, Леон через час вывел путников на старую просёлочную дорогу, ведущую в Париж. Теперь, когда не было нужды спешить, путешествие превратилось в приятную возможность познакомиться со средневековой Францией. Небольшие изменения в костюмах капитана и Самюэля превратили их в наёмных охранников, сопровождавших купца средней руки, направляющегося по важным делам на юг. Рассматривая красоты Франции, не особо отличавшиеся от украинских, сыщик двигался рядом с купцом, час за часом втолковывая тому предстоящие действия.

— Сейчас, Леон, нет у тебя лучшего друга и защитника, чем я, — пятый раз повторял капитан одну и ту же мысль купцу, стараясь выбить у него любую мысль измены, — пока ты спал, венецианец, кстати, его звали Марио, рассказал, что в замке тебя ждала быстрая смерть. Такие свидетели ни барону, ни его венецианским друзьям, не нужны. Сам ты разве не догадался, для чего тебе дали сопровождение? Да ещё в замок пригласили?

— Когда доберёмся до замка, мы будем изображать венецианцев, а ты всегда находись поблизости, иначе убить тебя поручат кому другому. Мы, по крайней мере, убивать тебя не станем, мне нужны настоящие заказчики нападения. Главное, ничего не бойся и держись возле нас. И не вздумай предать, если нас схватят и узнают, я скажу, что ты никакого покушения не устраивал, а сразу пришёл ко мне и сдал своих нанимателей. О моём оружии ты имеешь представление, так, что даже полсотни воинов не смогут нас захватить, а свою гибель можешь считать мгновенной.

Постоянное давление на Леона в сопровождении неусыпного контроля дало свои результаты, тот не пытался убежать или позвать себе помощь, при появлении немногочисленных стражников. Даже при въезде в Париж, когда стражники лениво раздвигали рогатки, перекрывавшие дорогу, купец благоразумно молчал. Столица Франции не произвела особого впечатления, обычный пыльный городок, с огромными лужами посреди разбитых дорог. Относительно чисто было лишь в центре, где часть улиц были вымощены булыжником. Ни единого знакомого здания, даже знаменитой церкви Нотр Дам де Пари, Сергей не увидел. Париж ничуть не походил на Старый город в Таллине, где снимали «Трёх мушкетёров», скорее напоминал южнорусский райцентр, чему способствовал вид местных жителей. Горожане своими одеждами и поведением походили скорее на цыган или грузин, чем на европейцев, этому в немалой мере способствовали наряды. Простой народ был в откровенном рванье, люди позажиточней носили абсолютно несовместимые цвета одежды. Много было синих, красных, зелёных красок, дисгармонировавших с выцветшими серо-жёлтыми холстинами, грязно-коричневыми сапогами и бархатно-чёрными беретами. Всё это разнообразие накладывалось на поведение горячих южных ребят, отчаянно жестикулировавших и споривших по самым незначительным поводам.

Устроившись на постоялом дворе за южными городскими воротами, все трое взяли одну комнату, а Леона предусмотрительно связали на ночь. Путь к Луаре обещал уложиться в три дня, которые предстоит пройти в постоянном движении, хоть и рысью, чтобы не запалить коней. Постоялый двор пользовался популярностью среди торговцев, утром три различных каравана отправлялись в путь одновременно. В конюшне и дворе столпились два десятка мужчин, стремясь первыми покинуть место ночлега, по рассветному холодку. Трое конных путников, не обременённые повозками, раньше всех собрались и вывели коней со двора под пронзительными взглядами торговцев. Те, по купеческой привычке, в каждом незнакомце видели потенциального разбойника, стараясь запомнить всех встречных, особенно вооружённых мужчин. Встретившись взглядом с одним из купцов, шедшим с тремя возками на юг, Сергей по скользнувшему взгляду бородача, демонстративно отвернувшемуся к слугам, понял, что тот его узнал. Торопясь, пока торговец не поднял шума, он бегом вывел коня и рысью отправился на юг, догонять опередивших спутников.

Некоторое время он добросовестно пытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах видел купца, но, так и не вышло. Наконец, сыщик выкинул встречу из головы, уверяя себя, что славянские торговцы и дворяне давно путешествуют по всей Европе без опаски. Чего же опасаться ему? После обеда зарядил сильный проливной дождь, не желавший заканчиваться. Потому пришлось остановиться на ночлег в тридцати верстах от цели путешествия, в городке Этампе, ещё засветло. Расседлав и вычистив коней, трое путников уселись в таверне при постоялом дворе, намереваясь плотно поужинать, впервые за беспокойные пять дней. Повар, надо сказать, не подвёл их ожиданий, традиционный тушёный гусь с кашей вполне удался, позволив плотно заправиться, чему немало способствовало местное красное вино.

— Так я согласен хоть год путешествовать, — сытно похлопал себя Самюэль, отправляясь на ночлег, как обычно в одной комнате, прямо над трактиром.

Уже под утро чуткий слух капитана, не перестававшего ждать подвоха, услышал негромкие разговоры под окном. Местный диалект французского языка был достаточно труден для сонного восприятия, однако, фраза «надо взять их сонными» моментально лишила сна. Растолкав попутчиков, он быстро оделся, прислушиваясь к творящемуся снаружи. Уже достаточно рассвело, чтобы через окно рассмотреть десяток стражников с дюжиной вооружённых жителей. Они что-то усиленно обсуждали вблизи ворот постоялого двора, практически не скрываясь. Такая наглость кольнула в сердце сыщика неприятным предчувствием, он отодвинул засов на двери и толкнул её, дверь была заперта снаружи, не шелохнувшись на сильные толчки плечом.

— Чего они говорят? — шёпотом поинтересовался Лосев у своих спутников, пока рылся в котомке с боеприпасами, придётся пускать их в ход. Заводить разговоры с власть имущими, да ещё в стране, дважды воевавшей против славян, он не собирался. Цель была близка, если сейчас сбежать, они успеют добраться до замка раньше преследователей.

— Говорят, ждут подкрепления, ещё десяток стражников из соседнего городка, — перевёл Самюэль.

— Ну, что, Леон, останешься и сдашься властям? — поинтересовался Сергей, подготавливая гранаты и динамит, — ты же не с нами, простят и отпустят.

— Нет, эти не отпустят ни за что, они упоминали о награде за тебя от местного барона, — Леон машинально перекрестился, — прости господи, де Ла Круа.

— Вот как? — удивился капитан, устанавливая динамитную шашку в косяк двери, — мы же не знакомы с ним. Прячьтесь под лавку, быстро.

Короткий фитиль уверенно задымил, сыщик присел в угол, укрывшись одеялом в ожидании взрыва. Заряд не подвёл и сработал качественно, вырвав косяк двери наружу, в коридор второго этажа. Путь к отступлению свободен. Осталось напугать стражу, Лосев быстро выкинул две гранаты в окно, в сторону столпившихся поборников законности. За пару секунд до взрыва, он успел отойти от окна и взять свои вещи, направляясь к выходу. Крики раздались одновременно со взрывами, выбившими все окна в округе. После чего к шуму добавились стоны раненых и ржание коней, но беглецам было не до того. Перепрыгивая через ступеньки, они сбежали в крытый переход в конюшню, где встретили трёх вооружённых дубинами слуг. Взрывы так подействовали на мужчин, что не понадобилось доставать оружие. Лосев вытянул пустую руку в направлении опешивших франков и сказал, — Бах! Падайте!

Один действительно упал, остальные поспешили убраться с глаз страшного колдуна, открывая двери в конюшню. Пока Леон с Самюэлем седлали коней, сыщик разведал пути отхода, со стороны заднего двора никакой охраны не было, все сбежались к месту взрыва гранат, оказывая помощь раненым и контуженным. Слуги откровенно собрались в большую толпу возле стражников, опасаясь заходить внутрь постоялого двора. Заметив среди стражников упорядоченное движение и чёткие команды, капитан выкатил в ту сторону ещё одну гранату, остаточного явления, от взрыва которой вполне хватило, чтобы неспешно вывести осёдланных коней в сторону Луары.

— Сколько ещё до замка? — спросил через час быстрой рыси Лосев, убедившись в отсутствии погони.

— Меньше двух часов, — уверенно определил успокоившийся Леон.

— Не забудь, подъезжаем к воротам, мы твои бойцы-арбалетчики, вызывай управляющего и постарайся вывести его из ворот замка.

— Да помню я, помню, — огрызнулся торговец, выучивший все инструкции наизусть за дни совместного путешествия.

Ворота замка Ла Круа были открыты настежь, пропускали телеги крестьян, спешивших доставить барону свежий завтрак. Однако, часовой на воротах не пропустил троицу даже во двор, лениво окликивая управляющего. Тот прибежал почти сразу, видимо, нервничал в ожидании исполненного заказа. Потому и легко согласился на разговор вдали от стражников, давая возможность увести себя за поворот округлой башни, скрывший от глаз стражи. Там капитан бесцеремонно оглушил управляющего, с помощью подельников забросил на своего коня, сам уселся сзади, придерживая неподвижное тело. Оба спутника взяли своих коней под уздцы и все двинулись к ближайшей роще. Подозрительный барон приказал вырубить все кустарники и деревья вокруг замка на расстоянии километра, не меньше. Потому к моменту прибытия в рощу пленник стал подавать признаки жизни, явно собрался проснуться. Перед пробуждением Сергей вставил ему кляп и связал руки, после чего похлопал по щекам.

— Рассказывай, милый, кто заказал моё убийство, кроме барона? — возиться с долгими допросами капитан не собирался, не расскажет управляющий, расскажет барон. Реакция на вопрос о бароне подтвердила подозрения сыщика на сто процентов. Не ожидавший появления легендарного колдуна в самом сердце страны, управляющий потерял всякое самообладание. А демонстрация ножа с намёками о поедании мягких частей живого тела привела беднягу в полное расстройство, в самом неприятном смысле этого слова. Теперь для допроса Сергею пришлось пересесть с наветренной стороны пленника, который кивками головы подтвердил своё согласие к сотрудничеству.

— Ваше сиятельство, ваше сиятельство, я не виноват, я только передал указание господина барона, — торопился высказать свою преданность толстячок, всего пару недель назад пугавший Леона до судорог.

— Короче, кто, кроме барона, давал заказ на убийство и почему? Отвечать быстро, пока я не рассердился, — капитан понимал, что через пару минут управляющий выйдет из шока и может остановить фонтан своего красноречия.

— Посланник венецианского дожа и кардинал Дювалье, только они, клянусь, только они двое и, барон, конечно.

— Где они?

— Посланник живёт в замке у барона, а кардинал в доме местного епископа, в Орлеане.

— Когда барон садиться обедать, он же с посланником обедает? — принял решение об очерёдности нападения Лосев. Барона надо брать прямо сейчас, пока не обнаружили пропажу управляющего, иначе запрётся в замке, месяц не выкурить.

— Да, с посланником и супругой, — закивал головой пленник, радуясь безобидности вопросов, через час будут завтракать.

— Где помойный слив из замка, сколько там людей днём?

— Откуда там люди, помои сливают по вечерам, прямо в реку, а дверцу я покажу, если ваша светлость желает, прямо сейчас.

— Ключи от неё?

— У меня, ваша светлость, на поясе, вот этот жёлтый ключик. Эти от кладовых, от винного погреба, от переходов в башню, от пыточной и тюремного подвала, — толстяк лихорадочно перебирал связку у себя на поясе, — у меня все ключи от замка есть, ваша светлость, только от казны барон у себя держит, не доверяет.

— Сейчас пойдём к помойному сливу, откроешь его для нас, рот я тебе заткну, не надейся. Затем отведёшь в обеденный зал барона и проваливай, останешься живым.

— Ап, — успел сказать любопытный толстяк, получая кляп обратно в беззубый рот.

Больше всего опасался Лосев, когда все четверо возвращались к замковой стене, что бдительные стражники заметят всадников и поднимут тревогу. Но, видимо управляющий часто привлекался к делам, не любившим огласки, потому при виде толстяка на переднем мерине, спокойно трусившем к стенам, стражники демонстративно отворачивались. Были некоторые подозрения и насчёт охраны «помойного» входа, которые развеялись при виде норки, чуть выше метра высотой, шедшей через всю четырёхметровую стену. Действительно, при осаде, завалить этот ход проще некуда. Двое встретившихся слуг, когда все четверо поднимались на второй этаж, в господскую столовую, постарались скрыться, пока на них не обратили внимания. Возле двери в столовую пришлось задержаться на десять минут, в ожидании появления несравненного барона де Ла Круа, поскольку посланник дожа уже ходил по залу. Времени вполне хватило, чтобы зарядить арбалет, пожалев, что он единственный, второй унесла на себе лошадь, сбежавшая при стычке на дороге.

Быстро связав управляющему руки за спиной, капитан толкнул дверь и пропустил Леона вперёд. Тот, согнувшись вдвое, беспрестанно кивая головой, потрусил в сторону барона, сопровождаемый двумя арбалетчиками, которыми вновь стали Сергей и Самюэль. Они также нагнули головы в поклонах, стараясь без лишнего шума преодолеть два десятка шагов до противника. Барон, уже усевшийся в кресло, с брезгливой гримасой встал, намереваясь хорошенько отчистить наглого простолюдина и управляющего, допустившего это быдло в замок. Посланник дожа замер возле своего кресла, недоумевая, правильно ли всё идёт. К нему и скользнул Лосев, имевший возможность оценить походку неплохого бойца, не успевшего отреагировать на удар открытой рукой. Не успел венецианец упасть, как Самюэль приставил свой кинжал к горлу барона.

— Закрой двери, — кивнул Лосев торговцу, связывая посланника морской республики, — господин барон, не пытайтесь оказать сопротивление, в отличие от вас, мы вооружены.

Через пару минут он уже стоял перед связанными собеседниками, вернее, слушателями, поскольку кляпы не давали возможности тем говорить. Первым вопросом к барону было имя, — Анна жива?

— Будь ты проклят, — не выдержал Людовик, — ты обокрал меня. Эта шлюха сбежала в Тур и наняла себе охрану. Да ещё ославила меня перед обществом.

— Спасибо, Самюэль, закрой барону пасть, — сыщик повернулся к посланнику дожа, — чем я прогневал Венецию? Только коротко.

— Если коротко, зеркала и корабли, — усмехнулся непонятливому славянину венецианец.

— Тогда слушайте мои условия, два месяца я буду ждать извинений от дожа и виры, скажем в сто тысяч серебряных марок, либо аналогичной платы другим товаром, с клятвой дружбы. В противном случае, прибуду в Венецию сам, возьму всё, что захочу, включая голову самого дожа. Напомните ему, что голову последнего шотландского короля Малькольма принёс королю Ярославу именно я. Самое главное моё пожелание, чтобы никаких покушений на меня или мою семью больше не случалось. Я оставляю за собой и своими наследниками право в случае повторения подобного, не заниматься расследованием, а сразу плыть в Венецию и уничтожать её население, под самый корешок. Думаю, что византийцы мне с удовольствием помогут, как и ваши друзья генуэзцы. Я полагаю, вы всё запомнили, у вас два месяца, начиная с этого дня.

Капитан подошёл к связанному барону и хладнокровно вонзил кинжал венецианца Людовику под левую лопатку. Затем обернулся к посланнику дожа, — кардинала не ищите и с церковью больше не дружите против меня, не надо.

Уходили все трое гораздо быстрее, чем пришли, жалея, что не удалось проверить ключи из связки управляющего, особенно от кладовых и винного погреба. Найдя своих коней на месте, от стен отъезжали ровной рысью, не спеша, пока не скрылись из вида стражников. Только тогда кони перешли на галоп, стремясь до темноты добраться в Орлеан. Им это удалось, к удивлению Леона, даже кони выглядели здоровыми, не пытались околеть прямо на дороге. Оставив их в постоялом дворе, все трое перекусили и отправились на поиски кардинала Дювалье. Тут удача не покинула Сергея, кардинал заканчивал вечернюю службу в главном храме города.

— Экая реликвия, — не сдержался Лосев при виде неказистой церквушки, носившей гордое название главного храма, — Леон, вот тебе серебро, иди, купи или найми самую быстроходную лодку и жди нас на причале. Надеюсь, тебе не надо напоминать, что я теперь для тебя самый лучший друг? Да, прихвати еды и тёплую одежду, ночью на реке прохладно.

— Ты не боишься его отпускать, — Самюэль выразительно поглядел вслед торговцу, — если он нас предаст?

— Рано или поздно придётся рискнуть, — пожал плечами капитан, — если разочаровываться в человеке, так сразу. Купи, на всякий случай, три тёплых плаща, шляпы и еду. А я подожду окончания мессы.

Возле церкви стояла крытая повозка, на козлах которой дремал опрятно одетый слуга. Сергей подошёл к нему и разговорился, окончательно уверившись, что повозка ждёт кардинала, тот обычно выходит с одним служкой и едет в дом епископа. Рассматривая повозку, сыщик убедился, что пассажиры не видят своего возницу, что определило план захвата кардинала. Не дожидаясь окончания службы, когда на улицу выйдет народ из храма, сыщик легко взял возницу на болевой приём, отвёл за угол и связал, заткнув рот кляпом. Сам же, накинув плащ и шляпу слуги кардинала, уселся на его место. Как и говорил возница, вскоре из храма стали выходить люди, месса закончилась, значит, кардинал может появиться с минуты на минуту. А, вот и Самюэль вышел на площадь с большим свёртком, пытается найти Лосева. Сергей подал ему знак, дождался приближения и сообщил свой план захвата кардинала.

Едва они успели переговорить, как из церкви появился кардинал со служкой, опознать Дювалье не составило труда, классическая одежда кардинала словно выставлялась напоказ. Кардинал оказался крепким мужичком лет пятидесяти с замашками щёголя, несколькими перстнями на пальцах и золотым шитьём на мантии. Сыщик максимально сгорбился на козлах, стараясь придать своей фигуре похожесть на возничего, весьма субтильного сложения. Служка, недоумевая, почему возница не открывает дверцу кареты, сам помог забраться кардиналу внутрь, после чего уселся туда же. Опасаясь прилюдного скандала, Сергей начал неторопливо править к дому епископа, благо дорога шла вдоль набережной, в сторону причалов. Проезжая мимо них, Лосев убедился, что не ошибся в Леоне, торговец одиноко стоял у довольно крупной лодки, в ожидании остальных путников. Сергей оглянулся, заметив трусившего за каретой Самюэля, махнул тому рукой.

Только карета свернула к реке, направляясь кратчайшим путём к лодке и Леону, служка высунулся из повозки и задал вполне определённый вопрос, — Какого чёрта? Куда ты едешь, бездельник?

Договорить ему не удалось, Самюэль схватил парня за грудки и выдернул из кареты, чудом не оборвав дверцу. Не успел служка закричать, помощник Лосева привычно ударил его рукояткой кинжала в висок, оставляя на земле уже неподвижное тело. Затем Самюэль в два прыжка догнал карету и забрался в неё, приставив кинжал к груди кардинала, с единственной просьбой, — Молчать!

Ещё несколько напряжённых мгновений, пока случайные прохожие пытаются разобраться в случившемся, и карета остановилась на берегу. Теперь настала очередь Лосева применить силу, он с помощью Самюэля выволок Дювалье из кареты, поверх одеяния кардинала сразу накинули тёмный плащ, на голову надели шляпу. Священнослужитель пытался о чём-то спорить, даже кричать, что было пресечено жёстким боевым приёмом со стороны сыщика. Доверив багаж Самюэлю, он провёл кардинала, изогнувшегося от боли и вставшего на цыпочки, к лодке, куда быстро забрались все четверо, отталкиваясь вёслами от причала. Только тогда раздались первые крики свидетелей похищения кардинала Дювалье, среди белого дня, из центра Орлеана. Леон и Самюэль лихорадочно гребли вёслами, Сергей осмотрел панику на берегу и пришёл к выводу, что погоня будет через полчаса, не раньше, есть время побеседовать с кардиналом.

Тот, казалось, впал в ступор, шокированный наглостью похитителей. Пара пощёчин вывела его преосвященство из раздумий, настроив на рабочий разговор. Сергей сразу представился, рассматривая вытянувшееся лицо собеседника, попытавшегося нырнуть за борт от ужаса встречи со своим врагом, приговорённым к смерти. Реакция Дювалье показала Лосеву бесплодность мирного сосуществования с таким человеком, тот скорее пойдёт на смерть, нежели на сотрудничество с язычником, врагом католической церкви. Пришлось срочно менять подготовленную схему допроса.

— Ваше преосвященство, вы хотите стать мучеником, умереть в страшных пытках, заживо сгорая, или на колу? — сыщик внимательно наблюдал реакцию кардинала на свой вопрос, с облегчением заметив явные признаки страха. С клиентом можно работать, он слаб духом и телом.

— Нет, нет, нет, — испуганно твердил священник, зажав руками огромный серебряный крест, висевший поверх сутаны.

— Тогда перечислите мне всех кардиналов, направивших вас на такое богопротивное дело, как убийство человека, то есть, меня? — Сергей вскоре пожалел о заданном вопросе, так много оказалось у него врагов среди кардиналов, не меньше десятка. Пришлось заучивать наизусть список своих недоброжелателей, рисуя кинжалом на рукоятке сабли первые буквы их имён. К тому времени, когда весь список плотно засел в памяти, гребцы обратили внимание капитана на первые лодки погони и два десятка всадников на правом берегу Луары, преследовавших похитителей кардинала. Пришлось в темпе заниматься мерами безопасности, река была не настолько широка, чтобы укрыть от выстрела из арбалета. Лосев с удовольствием разрядил самострел в первого из всадников, серьёзно ранив его коня, после чего занялся приготовлениями к казни Дювалье.

По его задумке, демонстративное, на глазах преследователей, утопление кардинала, наверняка задержит погоню. А, в силу полученной информации, судьба самого Дювалье волновала сыщика гораздо меньше, нежели полтора десятка кардиналов, объявивших охоту на него. При таких обстоятельствах казнь кардинала, даже неудавшаяся сыграет неплохую роль устрашения. Капитан взял лежащий в лодке якорь, в виде большого камня на верёвке, привязал его на шею Дювалье, предварительно связав том руки. Затем снял с него тёмный плащ и шляпу, чтобы преследователи ясно различили в лучах заходящего солнца личность священника. Дювалье не переставал молиться, не пытаясь сопротивляться, что не помешало Лосеву столкнуть его в воду посреди реки. Да, перед этим, Сергей внятно и чётко предупредил кардинала, низко пригнувшись к лицу,

— Молитесь, ваше преосвященство, если господь услышит вашу молитву и спасёт вас, это будет знаком нашего с вами примирения. В таком случае прошу прислать ко мне в графство Васакс своего человека не позднее двух месяцев от сегодняшнего дня. Только в этом случае гарантирую вам дальнейшую жизнь, иначе, вас ждёт участь всех остальных моих недоброжелателей, направивших руку убийцы. Так кардиналам и передайте, хотят выжить, пусть присылают своих представителей ко мне с мирными предложениями и извинениями, ждать буду два месяца.

— А если не спасёт? — судорожно схватился за бортик лодки Дювалье, глотая воздух, словно запасаясь им перед погружением в воду.

— Всё в руках господа, — пожал плечами Сергей, переваливая тело кардинала через борт лодки.

На преследовавших лодках, приблизившихся на сотню метров, в один голос ахнули, а часть гребцов стала раздеваться, выбирая момент для прыжка к месту утопления кардинала. Лосев удовлетворённо кивнул, вероятность спасения его убийцы повышалась, Луара не такая и глубокая река в этом месте, не более пяти метров глубиной в русле. Всадники, также бросились в воду, раздеваясь на ходу, лишь пятеро самых настырных продолжили преследование беглецов. Да одна лодка с городскими стражниками упорствовала в желании покарать преступников. Сергей велел гребцам отдохнуть, чтобы упрямцы смогли приблизиться, что и случилось сразу за излучиной реки. Спокойно наблюдая сближение с лодкой преследователей, капитан выбирал удобный момент для броска гранаты на берег, в пятёрку вооружённых всадников. Выбрав момент, когда те выехали на открытое от кустарника побережье, в тридцати метрах от беглецов.

— Самюэль, бери вторую гранату и бросай, чуть вперёд по ходу коней, — Лосев тоже кинул гранату одновременно с помощником, укрываясь от осколков за связкой плащей.

Затем, сразу после разрывов, кинул две динамитные шашки в лодку со стражниками, приблизившуюся на пять метров. Результат обоих взрывов был соответствующий, лодка быстро затонула, стражники, скидывая доспехи и оружие, погребли к берегу, забыв о беглецах. На земле картина была ещё хуже, напуганные и раненные кони сбросили седоков и разбежались, лишив преследователей возможности догнать лодку по берегу. Впрочем, уже через несколько вёрст, лодка отправилась в плаванье одна, с самодельными чучелами на борту. А трое наших героев поспешили добраться пешком среди ночи в Блуа, куда оставалось совсем немного. Там, после долгого препирания с содержателем постоялого двора, удалось купить трёх нестарых меринов и перекусить. Спать не стали, поскольку к окончанию трапезы достаточно рассвело, чтобы продолжить путь верхом.

Все трое несколько раз уточнили, как выбраться на дорогу в Тур, после чего неторопливой рысью двинулись в ту сторону. Но, за городской чертой, Лосев попрощался с Леоном, который спешил в свой Нант, а капитан с помощником направился просёлочной дорогой в Шатодён. Разделились они вовремя, дорога на Шатодён первое время шла в сторону Орлеана, вряд ли преследователи поверят, что беглецы повернули обратно к месту преступления. Хотя узнать, жив ли кардинал Дювалье, обоим хотелось. Теперь, когда планы Сергея были выполнены, возвращение не составило труда и особых хлопот. Беглецы опережали новости на половину дня и на всём пути в Гавр сохранили такое опережение. Слухи о покушении на кардинала Дювалье застигли Сергея уже на морском причале, где он разговорился с кормщиком, отправлявшимся в Портсмут с грузом пеньки и парусины.

— Говорят, что три чёрта пытались похитить нашего кардинала Дювалье, — снимая кожу с сушёной рыбки, рассуждал кормщик, — но, его преосвященство, смог святым крестом и молитвой лишить чертей силы и загнать обратно в ад. Те на глазах людей взорвались, превратившись в соломенные чучела. Вот такое чудо случилось в Орлеане.

— Да, святой человек наш кардинал, — поддержал разговор один из матросов, — вернусь из плаванья, съезжу в Орлеан, пусть меня благословит его преосвященство. Его благословление теперь дорогого стоит, и польза будет больше, чем у нашего епископа.

— Не богохульствуй, лоботряс, — наградил его подзатыльником кормщик, — отдавай концы, отходим.

Почти сутки плаванья оба путешественника отдыхали, попивая молодое вино и слушая разговоры команды, азартно обсуждавшей похищение кардинала. К удивлению Лосева, так и не привыкшего к легковерности людей средневековья, многие матросы безоговорочно приняли официальную версию о чертях. Некоторые стали вспоминать случаи явления чертей людям, особенно священникам, затянув разговор до вечера. Сергей, узнавал всё больше и больше нового из жизни христиан. До этого ему не приходилось так тесно общаться с простыми верующими, даже не пытающимися сомневаться в словах священников, не говоря уже о епископах и кардиналах. По общему мнению моряков, высшие иерархи церкви стояли значительно выше дворян, даже графов и герцогов. Для простых людей средневековья было очевидно, что статус обычного священника значительно выше их уровня и может быть приравнен к дворянскому титулу. Учитывая, что большинство дворян были безграмотны, а священники умели читать и даже писать, одно это умение добавляло немалую долю уважения церковнослужителям. Соответственно, никто не видел ещё умершего от голода монаха, даже странствующего. У большинства крестьян и горожан того времени голодная смерть постоянно стояла за плечами. Многие матросы мечтали в старости устроиться в монастыре, в тепле и достатке, если доживут, конечно.

Лосев, покачиваясь в гамаке, обдумывал проблемы, что возникли после его наглых заявлений венецианскому представителю. Вопрос о том, что слово придётся держать, не возникал, капитан даже не сомневался, что идею нападения на Венецию с радостью поддержит король Ярослав и большинство частных кормщиков. Венеция и Генуя были богатейшими европейскими государствами Средиземноморья, после Византии. Обе республики быстро росли, захватывая новые торговые пути, не брезговали откровенным пиратством, и причиняли большие проблемы торговому судоходству. Сейчас Лосев обдумывал, как привлечь на свою сторону мавров и генуэзцев, с кем связаться и что предложить. Своих сил у славян было достаточно для уничтожения города, но огромный венецианский флот мог «закидать шапками» ту неполную сотню кораблей, что в состоянии добраться до Венеции. Требовался флот, соразмерный венецианскому, хотя бы двести-триста судов.

— Самюэль, ты, что собираешься делать, — сыщик посмотрел в глаза своему помощнику.

— Займусь прежним ремеслом, буду возить контрабанду, разве, что, корабль свой куплю, — улыбнулся парень, невольно пощупав пояс с зашитыми марками, полученными от капитана.

— А поработать на меня ещё полгода слабо? — Лосев нуждался в связях опытного контрабандиста, потому вёл разговор так, чтобы не получить отказа, — работа будет легче и на острове.

Самюэль внимательно взглянул на графа, уже согласившись на предложение.

— Нужно навербовать сотни три-четыре кораблей, даже просто лодок с отчаянными ребятами, способными ограбить Венецию или встречные корабли венецианцев. Все они пойдут в сопровождении вооружённых троек, их задачей будет не сражение, а пленение моряков и горожан, с перевозкой в наше королевство. Сам понимаешь, дож, скорее всего не пойдёт на уступки, слово мне придётся сдержать, Венецию разрушить. Имущество и пленников наши корабли просто не смогут вывезти, для этого и нужны бойкие ребята. Пленников я у них куплю всех, но уже на острове, имущество пусть сбывают, куда хотят.

— Интересное предложение, — мечтательно улыбнулся контрабандист, представляя объёмы награбленного добра, — я возьмусь за это. Каков будет расчёт?

— За каждый корабль получишь по десять марок и по марке за каждого моряка на корабле, треть перед походом, окончательный расчёт после возвращения, в Портсмуте.

— Договорились, граф, — Самюэль пожал руку своему нанимателю, становшемудругом.