Ночь с 18 на 19 июня стала одной из самых неспокойных в году. Порывы ветра достигали 160 километров в час. Буря выворачивала деревья с корнями, все подвалы залило водой, молнии разрывали небо над Марсаком. Спасатели выезжали на вызовы вдвое чаще обычного. Порыв шквалистого ветра сорвал лист железа с крыши магазина «Сделай сам». А еще ночь с 18 на 19 июня стала одной из самых длинных в жизни Серваса. Они с Давидом ехали по шоссе, гремел гром, дул сильный ветер, сверкали молнии, пот заливал глаза под влажной повязкой, и сыщик вдруг подумал, что в ту ночь, когда обнаружили тело Клер Дьемар, было так же ненастно.

— Хорошо вы все разыграли, — произнес он, надеясь — увы, тщетно, — что его голос прозвучал достаточно уверенно. — Я едва не купился.

— Вы купились, — поправил его собеседник.

— Куда мы едем?

— Не хотите выслушать мои признания, майор?

— Могу.

Они на бешеной скорости обогнули очередную круглую площадку, и вслед возмущенно загудели машины.

— Я убил Клер Дьемар, Элвиса, Иоахима Кампоса и много кого еще. — Давид повысил голос, перекрикивая шум… — Они получили по заслугам. Ну вот, я все сказал. А вы что скажете, майор?

— Зачем вы это сделали, Давид?

Вместо ответа молодой человек схватил левую руку Серваса и каким-то до неприличия интимным жестом положил его ладонь себе на живот. Сыщик вздрогнул, нащупав пальцами длинный поперечный шов.

— Что это?

— Азиатский способ. Сеппуку по-японски. Я сделал это в четырнадцать лет, но не довел дело до конца… Духу не хватило. К тому же тупым ножом это делать не так удобно, как остро отточенным кинжалом, верно? — Давид издал неприятный смешок. — Увы, я не Мисима…

На мгновение Сервас пожалел, что он простой полицейский, а не психиатр и не умеет разговаривать на подобные темы.

— Вам ведь известна ма́ксима Камю, майор?

— «Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема — проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, — значит ответить на фундаментальный вопрос», — автоматически процитировал Сервас. — Не уверен, что правильно понял. Ты решил угробить нас на машине, Давид?

Ответа он не дождался. Мартен нервно сглотнул. Нужно найти способ остановить это безумие. Но как? Он слепой пленник мчащейся под дождем на дикой скорости машины и не контролирует ситуацию.

— Почему бы и нет? Это станет моим прощанием и одновременно признанием, — ледяным тоном произнес Давид. — Оцените красоту созвучия… Признания, скрепленные кровью и металлом.

Майора замутило, он опустил стекло, и крупные капли дождя шлепнулись на лицо, освежив кожу. Жадно вдохнул влажный воздух, лихорадочно соображая, что будет, если он выскочит на ходу.

— Не советую, — сказал Давид. — Там сплошные деревья и фонарные столбы. Вы же не хотите, чтобы вашу голову и тело нашли в разных местах. Марго вряд ли оценит такое зрелище.

Сыщик поднял стекло.

— Ты не ответил на мой вопрос: почему?

— Скажите, майор, вы знаете хоть одного стопроцентно невиновного человека? Держу пари, что нет.

— Кончай трепаться. Почему ты, Давид? В этой аварии выжили и другие… Почему убил ты, а не Виржини, Юго или Сара?.. Или ты это сделал, чтобы отомстить за товарища, который теперь ходит на костылях, или за девочку в инвалидном кресле? Круг… правильно?

На сей раз он дождался ответной реакции — в голосе Давида проскользнуло удивление.

— Браво, майор. Не думал, что вы так далеко продвинетесь. Все остальные чисты, виноват я один. Они только фантазировали, воображали, мечтали…

— Вы с Юго об этом говорили? О том, что́ ты собирался сделать? Ты ему открылся? Я прав? Вы все обсудили, он все знал, верно?

— Не вмешивайте Юго! С него хватит. Юго ни при чем!

— Юго позвонил тебе и пересказал наш с ним разговор: я близок к разгадке, мне известна история с автобусом, я вот-вот возьмусь за членов Круга…

— Что вы такое говорите?

— По словам свидетеля, в машине с Иоахимом Кампосом ехали два человека, — сообщил Сервас. Он все еще держался за ручку, готовясь выскочить, если машина хоть чуть-чуть сбавит скорость. — И Бертрана Кристиаэнса бросили в Гаронну несколько человек, — добавил он.

— Смерть Кристиаэнса не имеет ничего общего с остальными делами, — откликнулся Давид. — То, что с ним случилось, — жестокая ирония судьбы…

— Лжешь.

— Что?

— Ты был участником убийства Бертрана Кристиаэнса, а потом давал показания в полиции о событиях того вечера: твоя фамилия занесена в протокол… Ты сидел в машине Иоахима Кампоса в день его гибели, хотя стрелял наверняка кто-то другой. Ты курил в кустах, когда убивали Элвиса: не забыл, как его скормили собакам? Но Клер Дьемар ты не убивал… Я знаю, кто это сделал.

— Что за чушь?

— Как Юго удалось довести тебя до такого состояния? Как он манипулирует людьми? Как убедил тебя написать за него фразу в тетради?

Давид дышал тяжело, со свистом.

— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Не Юго довел меня до такого состояния, как вы изволили выразиться, а мой отец и мой брат — моя гребаная семейка… Уверенные в собственной правоте люди, которые никогда ни в чем не сомневаются. В глазах этих карьеристов я был неудачником, ничтожеством… Юго сделал для меня невозможное. Он меня спас. Помог понять, что даже у такого, как я, есть свое место в жизни и другие не лучше, а хуже меня… Юго — мой брат. Мой старший брат. Истинный брат. Я сделаю для него все, что угодно…

Сервас понял, как отчаянно искренен Давид, и ужаснулся. Юго имел на него смертельное влияние: смертельное для них обоих…

— Вы угадали: фразу в тетради написал я. Мою ДНК найдут на окурках. И все поверят в мою виновность. А тот факт, что я прихватил с собой вас, подтвердит, что убийца именно я, и никто другой. Я не позволю вам мучить остальных…

Мартен потянул за повязку, сорвал ее, открыл глаза, и по его щекам полились горячие слезы.

Зрение было нечетким, но он видел. Нужно время, чтобы переадаптироваться. Встречный свет слепил глаза. Давид проскочил на красный свет, Сервас грубо выругался. Парень бросил на сыщика короткий взгляд и изумленно воскликнул:

— Что вы!.. Зачем вы сняли…

— Ты не обязан этого делать, Давид. Я дам показания в твою пользу. Скажу, что ты действовал по принуждению, под чужим влиянием. Доктора признают тебя невменяемым, будут лечить, потом выпустят. Ты выйдешь — здоровым — и будешь свободен!

Давид расхохотался, как безумный.

— Слушай внимательно, черт побери! Тебя можно вылечить. Я знаю, что ты ни в чем не виноват. Давид! Юго тобой манипулировал! Хочешь умереть, взяв на душу чужой грех, чтобы тебя навсегда записали в монстры?

Сервас увидел запрещающий знак: выезд с автобана! Сервас почувствовал, как кровь отхлынула к ногам, и вжался в сиденье… ДАВИД СОБИРАЕТСЯ ВЫЕХАТЬ НА ВСТРЕЧНУЮ ПОЛОСУ!

— Проклятье, не делай этого! НЕ СМЕЙ!

Ирен наблюдала за вереницей полицейских машин через открытые двери «Скорой». Синий свет мигалок скользил по лужам и лицу стоявшего рядом врача: он проверял провода, которыми Ирен подсоединили к множеству мониторов.

— Как вы себя чувствуете?

— Буду в порядке.

Циглер снова набрала номер Мартена, но он не ответил. Наверное, заснул. Она еще больше разнервничалась: нужно во что бы то ни стало сообщить ему новости.

Марианна…

Легко понять, почему она так поступила. Причина одна, но веская. Она шпионила за Мартеном, чтобы защитить Юго, ей необходимо было знать все о ходе расследования. Марианна сделала бы для сына все, что угодно, больше у нее никого не осталось, однако нанять Йовановича было роковой ошибкой. Циглер победила, но у ее победы был горький вкус. Она не могла не думать о том, как отреагирует Мартен, узнав о предательстве Марианны. Он только кажется неуязвимым. Трагическая смерть матери и самоубийство отца нанесли ему незаживающую рану. Как он справится с новым ударом? Циглер заметила, что врач смотрит в сторону и улыбается блаженно-идиотской улыбкой.

Циглер проследила за его взглядом и увидела Жужку. Черные волосы волнами падали на короткую кожаную куртку кремового цвета, шею украшали бусы и цепочки с брелоками, короткая майка доходила до пупка, шорты с набивным рисунком подчеркивали красоту длиннющих ног, ярко-красные губы притягивали взгляды окружающих. На мгновение Ирен забыла обо всем на свете.

— Мы закончили? — спросила она.

Врач переводил взгляд с Ирен на Жужку и обратно, как будто решал, с которой из двух красавиц хотел бы провести ночь, хотя видок у блондинки — гематомы, толстая марлевая наклейка на лице в форме креста — был еще тот!

— Ну… вам следует проконсультироваться у лора, проверить спину и ребра…

— Потом.

Циглер слезла с носилок, выпрыгнула из «Скорой», обняла Жужку и поцеловала ее, стараясь не задеть свою «маску». У губ подруги был горьковато-сладкий вкус «Кампари», водки и вермута. «Манхэттен», любимый коктейль Жужки. Она приехала прямо из своего стрип-клуба «Pink Banana», как только Ирен ей позвонила. Врач решил, что провел бы ночь с обеими. Именно так: с обеими сразу.

На очередном повороте Серваса прижало к дверце, и он почти взмолился, чтобы они перевернулись до выезда на автобан. Асфальтовая лента дороги стремительно разворачивалась, из темноты на них надвигались фары встречной машины. Сервас непроизвольно сглотнул. Теперь они мчались противоходом по центральной разделительной полосе. У Серваса от ужаса съежилась мошонка: он заметил, что машины с другой стороны центральной разделительной полосы едут в том же направлении!

— Умоляю тебя, Давид. Подумай хорошенько! Ты еще можешь остановиться! Черт, не делай этого! Осторожно!

Водители яростно жали на клаксон, лихорадочно мигали фарами. Мартен закрыл глаза. Пот ручьем стекал со лба, в глазах щипало, и он то и дело промокал лицо рукавом.

— Давид! Отвечай, будь ты неладен! Мы же убьемся!

Давид смотрел прямо перед собой, и Сервас читал в его глазах смертный приговор им обоим. Руки, сжимающие руль, побелели от напряжения, он не отводил затуманенного взгляда от асфальта, ожидая появления следующей машины, чтобы положить конец кошмару своей жизни.

Майор заметил вдалеке фары и вжался в сиденье. Поняв, что «Форд» едет навстречу по его полосе, водитель начал подавать отчаянные сигналы. Еще фары… Более мощные… Залитые дождем… Оглушительный рев разорвал ночь. О нет! Грузовик! Свет ослепил Серваса, но он заметил, как грузовик ужасающе медленно уходит на другую полосу и из-под огромных колес мастодонта разлетаются фонтаны воды. Он услышал натужное кряхтение двигателя, заскрипела коробка передач, свет обезумевших фар больно ударил по глазам. Сейчас Давид повернет руль, и они врежутся в стальное чудовище.

Ничего не случилось. Грузовик пронесся мимо. Сервас повернул голову и увидел искаженное ужасом лицо дальнобойщика. Он выдохнул. И наконец-то понял все: события, случившиеся после его приезда в Марсак, должны были привести его сюда. Эта залитая дождем автострада символизирует его историю, возвращение в собственное прошлое. Он подумал об отце, Франсисе, Александре, Марго, Шарлен. О своей матери и Марианне… Судьба, рок. Случай, совокупность событий… Частицы, как атомы, устремлялись навстречу друг другу, сталкивались, рассеивались — рождались и исчезали.

Это было предопределено.

Или нет.

Он резким движением сунул руку в карман халата Давида: парень убрал туда телефон, якобы поговорив с Эсперандье. Маневр удался.

— Что вы делаете? Прекратите!

Машина опасно вильнула с одной полосы на другую. Сервас оторвал взгляд от дороги и поднес телефон к губам, а Давид схватил его за запястье, чтобы отобрать трубку.

— Венсан, это я! Слышишь меня? Венсан, это Юго! Юго виновен! Слышишь? ЮГО! Запись в тетради сделали, чтобы отвести от него подозрение! Он попытается свалить вину на Давида! Ты понял?

Эсперандье наконец ответил на вызов, закричав:

— Алло, алло, слушаю! Это ты, Мартен?

Майор продолжил, успешно уклонившись от кулака Давида:

— Свяжись с судьей! Юго не должен выйти из тюрьмы! Все, мне пора, я тебе перезвоню!

На сей раз ему удалось привлечь внимание Давида.

— Что вы наделали? Что наделали?

— Все кончено, Юго не удастся соскочить. Немедленно остановись! Тебе помогут, будут лечить, я обещаю! Даю честное слово — тобой займутся! Кто будет навещать Юго в тюрьме, если тебя не станет?

Слева от них снова возник свет фар. Четыре, в одну линию. Сверхмощные. Слепящие. Высоко над асфальтом. Еще один тяжелый грузовик… Давид тоже его заметил и медленно съехал с центральной полосы на полосу встречного движения, по которой двигался грузовик.

— НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! НЕ ДЕЛАЙ!

Водитель грузовика замигал фарами, начал жать на клаксон. Стальной мастодонт извивался и встряхивался, ища выход. На сей раз его не будет. Грузовик не успеет отвернуть в сторону. Столкновение неизбежно. Значит, дорога закончится здесь. Это записано в Книге Судеб. Конец истории. Через несколько секунд. Чудовищный удар, вспышка и — небытие. Сервас заметил съезд с площадки для отдыха, спускавшийся с холма в их направлении.

— Если убьешь нас, загубишь две невинных души! Юго не выпутаться! Для него все кончено! Кто будет навещать его в тюрьме? Левее! ВОЗЬМИ ЛЕВЕЕ!

Четыре круглых светящихся глаза надвинулись на них, снопы света отражались от мокрого асфальта. Сервас опустил веки, вытянул руки и абсурдным рефлекторным жестом прижал ладони к приборной доске.

Он ждал удара.

Но они резко вильнули влево… Мартен открыл глаза.

Они съехали с автострады! И на полной скорости карабкались противоходом на холм!

Сервас видел, как гигантский полуприцеп промчался мимо них. Спасен! Эйфория длилась не дольше мига: другая машина покидала площадку над их головами. Давид крутанул руль, и машины успели разминуться (на лицах водителя и пассажиров читался невыразимый ужас). «Форд» вырвал днищем несколько веток низкой живой изгороди, и они оказались на пустынной площадке. На другом конце горели неоновые вывески кафетерия и заправки. Давид вдавил в пол педаль тормоза, шины взвизгнули.

«Форд» застыл на месте.

Майор отстегнул ремень, открыл дверцу, вывалился наружу, и его стошнило.

Отныне он будет знать смерть в лицо. Это лицо большого грузовика — бампер и четыре фары. Он никогда его не забудет. И всякий раз, садясь в машину, даже в качестве пассажира, будет испытывать страх.

Мартен жадно глотал влажный ночной воздух. Дыша коротко, со всхлипами, ловил языком теплые дождевые капли. В ушах гудело так сильно, как будто там поселился пчелиный рой. Сервас медленно обошел «Форд» и обнаружил Давида — тот сидел на земле, привалившись к колесу. Он рыдал — горько, безутешно, глядя в землю. Мартен опустился перед парнем на колени и положил руки на вздрагивающие под белым халатом плечи.

— Я сдержу слово, — пообещал он. — Тебе помогут. Только ответь на один вопрос: это ты вставил диск Малера в систему Клер Дьемар?

Встретив недоуменный взгляд Давида, сыщик покачал головой — «забудь!» — сжал его плечо и поднялся на ноги.

Сервас отошел в сторону, чтобы позвонить, хорошо осознавая, как странно выглядит в промокшей до нитки больничной рубахе, с расцарапанными (спасибо погружению) руками и остатками пластыря на лице.

— Что за дикий звонок, патрон? Почему ты не отвечал на вызовы?

Судя по голосу, Венсан был в панике. Сервас осознал, что телефон действительно звонил, но он не услышал его в водовороте событий. Голос Эсперандье подействовал как лекарство.

— Потом объясню. Буди судью. Пусть отменит распоряжение об освобождении Юго и даст разрешение допросить его сегодня же вечером в тюрьме. Звони Сарте.

— Ты прекрасно знаешь, что он не согласится. Это незаконно. С Юго сняли все обвинения.

— Еще как согласится! Мы допросим его по другому делу.

— О чем ты?

Сервас рассказал лейтенанту о своей идее.

— Действуй, я приеду, как только смогу.

— Но ты ничего не видишь!

— Еще как вижу… И поверь, иногда лучше быть слепым.

— Ты не в больнице? — после долгой паузы спросил Венсан.

— Нет. Я на автостраде, на площадке для отдыха.

— Что? Почему ты…

— Забудь. Нам сейчас не до разговоров, отложим все объяснения на потом.

У него за спиной хлопнула дверца машины. Мартен резко повернулся, попросив помощника подождать.

По лицу сидевшего за рулем Давида блуждала рассеянная улыбка. Они встретились взглядами, и Сервас дернулся, как от удара током. Он быстрыми шагами направился к машине, потом побежал. «Форд Фиеста» мягко тронулся с места и направился к выезду.

Происходящее напоминало дурной сон. Сервас сказал себе, что далеко Давид не уедет, все выезды блокированы, но уже через секунду все понял. «Нет! Нет, Давид, НЕТ!»

Он бежал и кричал, подталкиваемый в спину отчаянием, страхом, яростью, и понимал, что никогда не простит себе, что был таким идиотом. Он бежал за машиной, глядя на удаляющиеся огни задних фар, бежал, зная, что не догонит. Автомобиль Давида скатился со склона, на который они поднялись всего несколько минут назад, оказался на шоссе и остановился поперек движения.

Сервас услышал, как парень выключил зажигание. Почти сразу слева истерически взвизгнули тормоза: водитель полуприцепа не справился с управлением, и тяжелая машина всем своим весом обрушилась на крохотный «Форд», превратив его в груду искореженного металла, пластика и человеческой плоти.

Все остальное Сервас видел сквозь пелену то ли тумана, то ли слез. Кареты «Скорой помощи». Полицейские машины с синими мигалками, разрывающими темноту ночи. Завывание сирен, треск полицейских раций. Крики, короткие команды, свист плюющихся пеной огнетушителей и пронзительный стон электропил майор слышал, как сквозь вату. На минивэны телевизионщиков с параболическими антеннами на крышах он внимания не обратил, а молодую журналистку, которая осмелилась сунуть ему микрофон под нос, отшил довольно грубо. Все, что происходило вокруг, казалось мороком, наваждением. Он дотащился до кафе, где суетились люди, похожие на растревоженный дымом пчелиный рой, и ему в голову пришла странная мысль: все эти люди не ведают, что безумны, но они безумны, ибо только безумцы могут испытывать желание жить в подобном мире и день за днем вести его к гибели. Сервас заказал кофе.