17
«Юбик Кафе»
— С кофеином, — сказал Сервас.
— Мне тоже, — произнес Пюжоль.
— Аналогично, — поддержал Эсперандье.
— А я, пожалуй, выпью… чаю, — объявила Самира Чэн и вышла из совещательной комнаты, чтобы «обслужиться» в автомате с горячими напитками, стоявшем у лифтов.
Венсан включил кофеварку.
Воскресенье, 13 июня. 9 часов утра. Сервас украдкой разглядывал своих помощников. На Эсперандье были футболка Kaporal в обтяжку — она подчеркивала, что подчиненный майора холит и лелеет свою мускулатуру, — и джинсы с заплатками на коленях. Мартен не сразу привык (да и привык ли вообще?) к такой манере одеваться, но, когда в отдел пришла Самира Чэн, модные пристрастия Венсана неожиданно показались ему почти… обоснованными. Этим июньским утром наряд Самиры выглядел вполне умеренным: расшитая монетками жилетка поверх футболки с надписью «DO NOT DISTURB, I'M PLAYING VIDEO GAMES», джинсовая мини-юбка на ремне с большущей пряжкой и коричневые ковбойские сапоги. Мозги сотрудников всегда интересовали Серваса гораздо больше их внешнего вида, а после прихода Венсана и Самиры показатели раскрываемости по Отделу криминальных расследований у его группы стали лучшими. Ни для кого не было секретом, что за официальным фасадом розового города, кичащегося уровнем жизни, культурным наследием и динамичным развитием, скрывается уровень преступности, намного превышающий средний по стране.
«Оставьте старушонку с сумочкой на ночной улице, — любил говорить Сервас, — и половина подонков-скутеристов слетится, чтобы ограбить ее. Возможно, они даже перебьют друг друга за добычу». Впрочем, ждать ночи нужды не было: в жилах Тулузы безостановочно гуляла отрава городской преступности. Офицеры Управления по борьбе с организованной преступностью имели дело с волной преступлений против личности, вооруженными ограблениями и ростом незаконного оборота наркотиков. Организованная преступность, как и другие секторы экономики, руководствовалась простой и понятной идеей: рост и удовлетворение пожеланий «акционеров». Чиновники мэрии и члены преступного сообщества одинаково серьезно относились к статистическим данным, но в условиях кризиса у бандитов показатели были явно выше, чем в легальном секторе экономики.
Городские власти, само собой разумеется, хотели обуздать преступность, и кому-то из чиновников пришла в голову «блестящая» идея, доказывающая полное непонимание природы преступности. Мэрия создала Управление покоя. Странно, что не Управление сексуальной свободы для борьбы с насильниками или Управление здорового образа жизни — ради пресечения торговли наркотиками. Например, на площади по соседству с комиссариатом, где сыщики и таможенники проводили регулярные рейды, разгоняя — на несколько часов, не больше — наркодилеров и торговцев контрабандными сигаретами (потом они возвращались на насиженные места, как муравьи из разворошенного муравейника).
«Закон природы», — подумал Сервас, вставая. Выживает сильнейший. Адаптация. Социальный дарвинизм. Сыщик прошел по коридору в мужской туалет, чтобы умыться. Отражение в зеркале не слишком его порадовало: покрасневшие веки, синяки под глазами — чистой воды зомби. Мартен освежился холодной водой. Он почти не спал после того, как получил сообщение, его тошнило от выпитых литров кофе. Дождь прекратился. Солнце проникало в помещение через маленькие окошки, пылинки танцевали в воздухе, перегретый воздух отдавал чистящим средством. «Неужели команда уборщиков работает даже по воскресеньям?» — удивился Сервас. Ему было неуютно: пугало пустое пространство за спиной. Страх вернулся. Он затылком чувствовал его электризующую «ласку».
Вернувшись в комнату, Сервас застал Самиру и Венсана за ноутбуками, у девушки на шее висели наушники. «Интересно, когда у нее начнутся проблемы со слухом?» — подумал майор. Он вздохнул, вспомнив, что даже Пюжоль купил смартфон, и достал блокнот и остро заточенный карандаш.
Ветеран группы сорокадевятилетний Пюжоль был полицейским старой школы, упрямым, своевольным, сторонником «жестких» методов. Этот крепыш всегда ерошил свои густые седеющие волосы, когда о чем-то размышлял, что, по мнению Серваса, случалось недостаточно часто. Пюжоль был опытным и полезным сотрудником, но некоторые черты его характера не нравились Мартену: расистские шуточки, поведение «на грани фола» с молодыми выпускницами полицейской школы, мачизм и скрытая гомофобия. Два последних недостатка расцвели пышным цветом после прихода в отдел Эсперандье и Самиры Чэн. Пюжоль и несколько других сыщиков подкалывали и унижали новичков, пока не вмешался Сервас, прибегнув к методам, которые и сам не одобрял. Майор нажил новых врагов, но заработал вечную признательность молодых подчиненных.
Кофеварка забулькала, и Венсан разлил кофе, пока другие изучали электронную почту.
— Теодор Адорно, это имя что-нибудь говорит вам, патрон? — спросила Самира.
— Теодор Адорно — немецкий философ и музыковед, великий знаток творчества Малера, — сообщил Сервас.
— Любимого композитора Юлиана Гиртмана… и твоего тоже, — прокомментировал Эсперандье.
Сервас помрачнел.
— Музыкой Малера восхищаются миллионы людей.
— Откуда нам знать, что это не шутка? — поинтересовалась Самира. — После побега Гиртмана мы получили десятки идиотских звонков, электронную почту уголовного розыска забросали кучей писем с фантастическими предположениями.
— Но этот пришел на персональный компьютер, — уточнил Эсперандье.
— В котором часу?
— Около шести вечера, — ответил Сервас.
— Время отправления вот здесь, — пояснил Эсперандье, держа в одной руке листок, а в другой — стаканчик с кофе.
— И что это доказывает? У Гиртмана был адрес? Вы ему его давали, патрон? — спросила Самира.
— Конечно, нет.
— Значит, это ничего не доказывает.
— То есть мы вернулись в исходную точку? — поинтересовался Пюжоль, откидываясь назад, чтобы потянуться и похрустеть пальцами.
— Компьютерщики корпят над ним, — сообщил Эсперандье.
— Сколько времени это займет? — спросил Сервас.
— А бог его знает. Во-первых, сегодня воскресенье, но мы вызвали эксперта. Во-вторых, он поупирался и заявил, что у него уже есть занятие — жесткий диск Клер Дьемар — и пусть уж ему скажут, что важнее. И, в-третьих, у них сейчас другое задание, и оно имеет приоритет над всеми остальными. Жандармерия и Центральная дирекция общественной безопасности разрабатывают педофильскую сеть, члены которой обмениваются фотографиями и видео не только в нашей провинции, но и во всей Франции и даже в Европе. Необходимо проверить сотни почтовых адресов.
— А я наивно полагал, что приоритет — гуляющий на свободе серийный убийца, который вот-вот возьмется за старое.
Замечание Мартена разрядило обстановку в комнате. Самира отглотнула чай, и вкус показался ей горьким.
— Конечно, шеф, — примиряющим тоном произнесла она. — Но речь ведь идет о детях…
Сервас покраснел.
— Ладно, сдаюсь, — буркнул он.
— Может, это вовсе не Гиртман, — высказался Пюжоль.
— То есть как? — напрягся Сервас.
— Я согласен с Самирой, — пояснил Пюжоль, удивив присутствующих. — Это сообщение ничего не доказывает. Многие могут достать твой адрес. Конфиденциальности в Сети не существует. Моему парню тринадцать, а он раз в десять подкованней меня. Хакеры и компьютерные гении обожают такие шуточки.
— Сколько людей знали, какой именно музыкальный отрывок звучал в камере Гиртмана в тот день, когда я был там?
— Ты совершенно уверен, что об этом не пронюхал ни один журналюга? Что такая информация нигде не проходила? Они тогда повсюду шныряли, подкатывали ко всем участникам этой истории. Возможно, кто-то проболтался. Ты читал все публикации?
«Конечно, не все!» — хотел рявкнуть Сервас. Свет увидели десятки материалов, он сознательно не читал их, о чем Пюжоль прекрасно знал.
— Пюжоль прав, — поддержала коллегу Чэн. — Гиртман — на редкость умная и везучая сволочь, ни разу не засветился после побега. Он скрывается уже полтора года, так с чего бы ему всплывать именно сейчас?
— Хороший вопрос. У меня есть еще один: чем он был занят все это время? — бросил Эсперандье, и все поежились.
— Что делают такие, как он, вырвавшись на свободу, как вы думаете? — спросил Сервас.
— Ладно, кто считает, что это он? — спросил Сервас и первым поднял руку, подавая пример остальным. Он видел, что Эсперандье колеблется, но повлиять на него не смог.
— А кто уверен в обратном?
Пюжоль и Самира — ей явно было неловко — подняли руки.
— А я — неприсоединившийся, — объявил Венсан в ответ на вопрошающие взгляды коллег.
Мартен почувствовал злость. Они записали его в параноики. Может, он и впрямь сбрендил? Глупости. Майор оглядел подчиненных и знаком попросил их замолчать.
— В стереосистеме Клер Дьемар был диск. Малер, — начал он. — Информация, само собой разумеется, не должна выйти за пределы этой комнаты и уж тем более попасть в прессу…
Члены группы не сумели скрыть удивления.
— Кроме того, я связался с парижской группой.
Сервас пересказал содержание разговора, и на несколько минут в комнате установилась тишина. Все размышляли, переваривая услышанное.
— Диск вполне может быть совпадением. — Самира явно не собиралась сдаваться. — А уж история о мотоциклисте на шоссе — и вовсе наглое вранье. Парням в парижской группе нужно как-то оправдывать существование своей группы, только и всего. Они напоминают уфологов: если завтра кто-нибудь докажет, что неопознанные летающие объекты — это метеозонды, беспилотники и военные прототипы, им незачем станет жить.
Майор готов был взорваться. Они напоминали ему исследователей, которые анализируют результаты опытов, заведомо решив, что́ хотят найти. Они не желали, чтобы Гиртман был замешан в деле, и не намерены были ничего слушать. Подчиненные Серваса убедили себя, что любая информация о швейцарце — выдумка и ее можно не принимать во внимание. Такую предубежденность оправдывал вал ложных и не поддающихся проверке письменных сообщений и телефонных звонков. Создавалось впечатление, что Гиртман исчез с лица земли. Кое-кто склонялся к версии о самоубийстве, но Сервас в нее не верил: бывший прокурор мог свести счеты с жизнью в Институте Варнье, если бы и впрямь этого хотел. По мнению сыщика, Гиртман жаждал двух вещей: вернуться на свободу и взяться за старое.
— Я все-таки позвоню в Париж и перешлю им письмо по мейлу, — сказал майор.
Он собирался продолжить, но тут из соседней комнаты раздался крик:
— Есть! Он попался!
Сервас поднял глаза от блокнота. Все узнали голос эксперта из киберотдела. Высокий худой парень, похожий одновременно на Билла Гейтса и Стива Джобса с его очками и джинсами, ворвался в помещение, торжествующе потрясая зажатым в руке листком бумаги.
— У нас новости! Я нашел отправителя.
Мартен незаметно оглядел своих сотрудников. Все смотрели на компьютерщика, атмосфера стала нервной и сверхвозбужденной.
— Говори…
— Сообщение ушло отсюда. Из интернет-кафе. Здесь, в Тулузе…
Фасад «Юбик Кафе» на улице Сен-Ром был зажат закусочной-бутербродной и магазином женского готового платья. Сервас вспомнил, что в годы его учебы здесь был книжный магазин. Пещера Али-Бабы, где пахло бумагой и чернилами, пылью и неиссякающими тайнами печатного слова. От прошлого остались две аркады, в которые вписывалась витрина кафе, и фасад из розового кирпича. Сыщик взглянул на часы работы: по понедельникам заведение не работало, но было открыто по утрам в воскресенье.
Невидимая граница делила зал надвое: слева — бистро со стойкой и столиками, справа — мультимедийное пространство, похожее на парикмахерский салон с рядом кресел. Двое посетителей сидели у экранов в наушниках и что-то бормотали в микрофоны. Сервас вгляделся в их лица, как будто надеялся обнаружить в кафе Гиртмана. Женщина за стойкой — Фанни, если верить бейджику у нее на груди, — завлекала клиентов скупой улыбкой и более чем откровенным вырезом. Эсперандье показал удостоверение и спросил, была ли Фанни на рабочем месте прошлым вечером в районе 18.00. Она отвернулась и позвала: «Патрик!» Тот в ответ что-то пробурчал из задней комнаты и появился не сразу. Патрик оказался крупным тридцатилетним мужиком в черных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами. Поймав недоверчивый взгляд из-за стекол очков, Сервас занес его в категорию «не склонных к сотрудничеству». Глаза у Патрика были светлые, холодные и упрямые.
— Что надо? — спросил он.
Эсперандье шагнул в его сторону и снова показал удостоверение. Сервас решил пока не вступать в игру: лейтенант был гиком — компьютерная вселенная была его миром, а майора выводили из себя мобильные телефоны, социальные сети и электронные записные книжки. Кроме того, Эсперандье не напоминал легавого.
— Вы хозяин?
— Управляющий, — осторожно уточнил Патрик.
— Вчера около шести вечера из вашего кафе было отправлено сообщение. Возможно, вы запомнили, кто это сделал.
Управляющий вздернул брови и ответил красноречивым взглядом, означавшим: «Мол, а ты как думаешь, старик?»
— Сюда каждый вечер приходит человек пятьдесят, не меньше. Полагаете, я стою за плечом у всех и каждого и смотрю, что они там сочиняют?
У сыщиков была с собой фотография швейцарца, но они решили ее не показывать: если Патрик узнает серийного убийцу, о котором годом раньше все газеты писали на первых полосах, он не станет молчать, и тогда информация о том, что Гиртман в Тулузе и шлет мейлы полицейским, попадет в прессу быстрее, чем Усейн Болт пробежит стометровку.
— Высокий, худой, — продолжил Эсперандье, — около сорока… Мог быть в парике. Мог привлечь ваше внимание несколько… странным поведением. Мог говорить с легким акцентом.
Управляющий переводил взгляд с одного сыщика на другого, как болельщик на стадионе Ролан-Гаррос, и явно принимал их за болванов. Он пожал плечами.
— Тип в парике с иностранным акцентом? Это что, шутка? Многовато «может быть», вам так не кажется? Никого похожего я не заметил.
Он замолчал, а потом вдруг что-то вспомнил.
— Подождите…
Он поймал их взгляды и тут же снова замолчал. Его маленькие бледно-голубые глазки хищно блеснули, и Сервас догадался, что Патрик упивается их нетерпеливым интересом.
— Кое-кто приходил, да, теперь я вспомнил…
Он улыбнулся. Сделал вид, что задумался. Подождал их реакции. Сервас почувствовал, что теряет терпение.
— Отличное заведение, — сказал Эсперандье, как будто продолжение рассказа перестало его интересовать. — Ваша внутренняя сеть работает по WiFi?
Управляющий выглядел обескураженным и в то же время польщенным интересом к своему кафе.
— Э-э-э… нет, я сохранил кабель… у нас тридцать машин, и даже лучший роутер WiFi не решает проблемы. Из-за видеоигр.
Венсан понимающе кивнул.
— Угу… Ну да, конечно. Значит, кто-то приходил?
Управляющий решил продолжать игру.
— Да. Но не тип, которого вы описали. Женщина…
Сыщики изобразили безразличие.
— А как она связана с человеком, которого мы ищем?
Патрик улыбнулся.
— Она меня предупредила… Сказала, что придут люди и будут задавать вопросы о сообщении, которое она отправила; правда, не уточнила, что заявятся полицейские.
Очко в пользу Патрика. Он снова привлек их внимание. Сервас и Эсперандье смотрели на него во все глаза.
— И это еще не все…
«Вот ведь говнюк…» — выругался про себя Сервас. Еще секунда — и он схватит Патрика за воротник и заставит съесть оранжевый бейджик.
— Она оставила это…
Он прошел за стойку, наклонился и достал из ящика…
Конверт.
Сервас не смог унять дрожь.
Патрик протянул крафтовый конверт Эсперандье — тот успел надеть резиновые перчатки.
— Кроме вас его кто-нибудь трогал?
— Никто.
— Вы уверены?
— Да. Я взял его и сразу спрятал.
— У вас есть нож для бумаги или ножницы?
Управляющий снова пошарил в ящике и протянул лейтенанту хлебный нож. Тот аккуратно вскрыл конверт, запустил внутрь два пальца, достал блестящий серебристый диск и начал рассматривать с обеих сторон. Сервас смотрел из-за плеча помощника. На диске не было ни подписи, ни отпечатков пальцев.
— Его можно прочитать? — спросил майор.
Патрик кивнул на стоящие в ряд компьютеры на мультимедийной половине кафе.
— Нет, не здесь. Нам нужно уединиться.
Управляющий обошел стойку и отдернул красную занавеску. Тесная, без окон, комнатушка была забита картонными коробками из-под электроники и ящиками для бутылок, в углу стоял письменный стол с компьютером и лампой.
— Та женщина была одна? — спросил Сервас.
— Да.
— Какой она вам показалась?
Патрик задумался.
— Изящная, миленькая, но какая-то суровая… Теперь, когда вы спросили, мне кажется, она была в парике…
— И она попросила передать нам это? Почему сама не вызвала полицию?
— Да потому, что ни о полиции, ни о чем-то незаконном речь вообще не шла. Она сказала, что несколько человек будут ею интересоваться и что этот конверт — для них, только и всего.
— С чего вам было соглашаться? Вы ничего не заподозрили?
Собеседник Серваса улыбнулся.
— Меня убедили две купюры по пятьдесят евро.
— Это еще более подозрительно, разве нет?
Ответа не последовало.
— Вас удивил только парик?
— Точно.
— У вас есть камера видеонаблюдения?
— Да. Но она активируется только вечером, когда магазин закрывается, — от детектора движения.
Управляющий уловил в глазах Серваса разочарование, и его это обрадовало. Патрика не слишком волновала судьба соотечественников, зато он как мог старался не облегчать работу полиции. Он явный поклонник Джорджа Оруэлла и теорий о Большом Брате — считает, что живет в полицейском государстве.
— Деньги все еще при вас?
Еще одна улыбка.
— Нет. Деньги, знаете ли, имеют обыкновение ходить туда-сюда.
— Спасибо, — произнес Венсан, давая понять управляющему, что они больше не нуждаются в его присутствии, и наклонился к экрану компьютера.
Патрик не сдвинулся с места.
— Кого вы ищете?
— Можете идти. — Сервас лучезарно улыбнулся. — Мы позовем, если вы понадобитесь.
Управляющий смерил их взглядом, пожал плечами и удалился.
Как только он скрылся за занавеской, Эсперандье вставил диск в компьютер. На экране открылось окошко, и программа считывания запустилась автоматически.
Сервас инстинктивно напрягся. Чего им ждать? Послания от Гиртмана? Видеозаписи? Что за женщина говорила с Патриком? Сообщница? Напряжение действовало на них на физическом уровне. Майка лейтенанта промокла от пота, и не только из-за жары. Из зала доносился приглушенный гул голосов.
Они не слышали ничего, кроме потрескивания статического электричества в колонках. Эсперандье увеличил громкость.
Внезапно динамик «выстрелил» оглушающей какофонией звуков, почти оттолкнув их назад.
— Вот дерьмо! — воскликнул Эсперандье и приглушил звук.
— Что это за ужас? — изумился Мартен, пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце.
— Мэрилин Мэнсон, — пояснил Эсперандье.
— Кто-то это слушает?
Несмотря на напряженный момент, Венсан не смог удержаться от улыбки. Музыкальный отрывок закончился, они подождали еще немного, но больше ничего не услышали.
— Все, — объявил Эсперандье, взглянув на курсор на экране.
— Все?
— Да.
Тревога на лице Серваса сменилась разочарованным недоумением.
— Как ты думаешь, что все это значит?
— Не знаю. Видимо, кто-то пошутил. Ясно одно — это не Гиртман.
— Ты прав.
— Значит, письмо по электронке тоже прислал не он.
Сервас понял намек и разозлился.
— Считаете меня параноиком?
— Нет, хотя ситуация к этому располагает. Психопат рыщет на свободе. Его ищут все полицейские Европы — и не находят ни следа, ни ниточки к нему. Гиртман может быть где угодно. Хуже всего то, что перед побегом он излил тебе душу.
Мартен взглянул на подчиненного.
— В одном я твердо уверен… — Он внезапно осознал, что его слова могут стать лишним аргументом «за» его паранойю. — Рано или поздно «психопат» вынырнет на поверхность.