Размышления Энгуса прервал стук в двери.

– Входите, – голосом слабым, но все еще сохранившим властный тембр, произнес Монтроуз.

Вошел Крысолов. Сколько знал его Энгус, он выглядел неизменно, словно, как и Фрэнсис, продал душу дьяволу за вечную молодость.

Хотя его никак нельзя было назвать молодым. Но сухое, крепкое и жилистое тело ничуть не утеряло своей скрытой силы, а на темном от солнца и непогоды лице не прибавилось ни единой морщины к тем, что уже переплетались в сложном рисунке, изрезав лоб и впалые щеки.

Никто не знал, откуда пришел он в эти края, куда уходит, время от времени оставляя без присмотра ближайшие замки, амбары и лавки.

– Набродился по своим холмам и озерам? – ворчливо приветствовал Энгус старого друга.

– Это вы верно отметили, милорд, что по своим. Вся земля принадлежит тому, кто ходит по ней.

– А не тем, кто владеет ею, ты хочешь сказать? – насмешливо уточнил граф.

– Кто из смертных может претендовать на права владения хоть малой частью этого мира? – философски парировал гость, снимая длинную рапиру и пристраивая ее рядом с креслом, подвинутым им ближе к алькову. – Может, задернуть занавес, не слишком ли ярко для ваших глаз солнце?

– Оставь так. Лучше расскажи, как наши дела. Я с нетерпением ждал твоего возвращения.

– Слушаю, милорд. Начну с труппы актеров. Я нашел их в соседнем графстве. Они долго не соглашались заехать так далеко от границ, вы ведь знаете, сейчас, после голодной зимы, горцы особенно неспокойны. Сумма их вознаграждения будет значительной еще и потому, что они привыкли к большей публике хотя и менее изысканной. Боюсь, они не смогут удовлетворить ваши пожелания полностью. Хотя этот мошенник, владелец труппы, божился, что его актеры часто выступают перед благородными людьми, даже якобы играли при дворе. Но ничего другого нет. – Крысолов вздохнул, грустно посмотрев на Энгуса, сильно сдавшего с последней встречи.

– Ты прав, друг мой. Времени мне осталось совсем немного. Но я признателен тебе за помощь в моей, возможно, последней прихоти. – Остановив знаком возразившего было Крысолова, Энгус продолжал: – Но что там с несчастными девочками?

Вот уже дважды на веку графа Монтроуза его земли поражала странная эпидемия смертей. Раз примерно в пятьдесят лет двенадцать самых прелестных в округе девушек расставались с жизнью при загадочных обстоятельствах.

Местные жители верили, что некая темная сила питается их жизнью. Впрочем, эти невежественные горцы верили во множество сказочных существ и до сих пор справляли подозрительные праздники, не отмеченные в Библии.

Энгус слышал о старинной легенде, объясняющей смерти невинных детей, но, как и Крысолов, ни на секунду не верил в нее. Однако теперь, когда болезнь грозила прервать жизнь владельца этих земель, он серьезно вознамерился раз и навсегда прекратить эту кровавую традицию.

Первые воспоминания лорда о жуткой легенде хранились еще в незапамятном детстве. Няня мальчика рассказывала сказки о фейри, баньши, прокси и множестве других подданных Светлого и Темного Дворов. Тогда же он впервые услышал о цветах Королевы Брэнны.

К тому времени, когда Энгусу исполнилось десять лет, он уже хорошо сидел в седле, охотился наравне со взрослыми и о детских сказках успел позабыть. Вот тогда-то все и произошло.

Его отец, суровый, даже жестокий человек, устроил настоящую охоту на предполагаемого убийцу, но так никого и не поймал.

После большого совета, на который съехались все предводители послушных ему кланов, было решено устроить всеобщую облаву. Но девочки погибали одна за другой.

Наконец, к отцу Энгуса привели Знающую. Старуха, согнувшаяся под тяжестью лет в три погибели, разговаривала с самым могущественным человеком Хайленда дерзко и высокомерно.

Энгус, не допущенный на эту беседу и подслушавший разговор из потайной комнаты, впервые видел отца таким покорным и внимательным. Пыль щекотала лицо, нестерпимо хотелось чихнуть, но мальчик зачарованно прислушивался к беседе взрослых.

Старуха сказала, что никто из смертных не сможет сделать ничего, потому что не смертный забирает жизни девочек. Она сказала, что это длилось сотни и тысячи лет до могущественного графа и будет происходить тысячи лет после того, как забудется имя его.

Тогда отец Энгуса, к удивлению сына, до сих пор не видевшего, чтобы тот пасовал перед кем бы то ни было, смирился и, похоронив двенадцатую девочку, забыл об этих событиях навсегда.

Сам Энгус тоже потом вспоминал о них нечасто. Но теперь, стоя на пороге, за которым давно его дожидался отец, он вознамерился захватить в преисподнюю и убийцу девушек.

– Ничем не могу утешить вас, сэр. – Темные глаза Крысолова выразили озабоченность, брови нахмурились, добавив морщин на смуглом и высоком челе.

– Новые факты? Жертвы?

– Увы, милорд. Я не думал, что убийца может действовать на таких больших расстояниях от поместья. Это нарушает вашу версию о причастности к ним обитателей замка или селения.

– Где еще? – тревожно спросил Энгус.

– Еще две жертвы. Но обе в деревнях, расположенных на главном тракте.

– По дороге в столицу. – Кивнув, Энгус задумался. – Нет, это не исключает возможность причастности местных к совершенным преступлениям. Кто из владельцев еще занимается этим делом?

– Милорд, мало кого волнует печальная судьба простолюдинок. Ни сиятельных господ, ни односельчан бедных девушек. Со дня на день здесь ожидают войска, грозящие большими разрушениями, где уж тут озаботиться смертью, пусть и страшной, какой-то незначительной крестьянки или служанки.

– Служанки? – вскинул голову Энгус.

– В гостинице «Красный лев с короной» у Кросс-Хилл. Ее нашли только к вечеру. Думали, что, не явившись на кухню утром, она сбежала с лакеем или кучером одной из проезжавших за последние сутки карет.

– Все тот же способ, – почти уверенно предположил Энгус.

– Отнюдь. У этой несчастной были следы сношения и значительные повреждения. Девушка была сиротой. Мать умерла несколько лет назад, отца никто не знает, обычная история. Ей не было и пятнадцати.

– Когда? – отрывисто бросил Энгус. – Как давно?

– В сочельник была предыдущая. Эта – всего неделю назад. Судя по всему, она последняя на этот момент жертва. Но я не уверен, что одного и того же убийцы, кем бы он ни был – простым смертным или отродьем Сатаны.

– Даст Бог, последняя на моей земле на все времена, – горячо пожелал хозяин, осенив себя крестным знамением.

– Будем надеяться, господин, – мрачно и безнадежно вторил ему гость. – Но вы побледнели. На сегодня хватит. Остальное я поведаю в другой час, милорд.

Не возражая решительно вставшему с кресла Крысолову, Энгус махнул рукой и устало прикрыл глаза. Однако, услышав скрип открываемой двери, он поднял голову и слабым голосом сказал:

– Навести Хэтти, девочка очень ждала тебя. Она вырастила новый цветок.

– С вашего позволения, милорд. – Крысолов поклонился и осторожно прикрыл за собой двери.

У дверей сидела пожилая женщина в чепце и белом переднике. Увидев выходящего из покоев господина гостя, она проворно вскочила со стула и бросилась к Крысолову, тревожно сжимая руки и вопросительно заглядывая тому в глаза.

– Что милорд?..

– Дженни, как давно ему стало хуже? – прервал он женщину.

– Ах, господин Юбер, что я могу поделать? С утра у него был этот хлыщ, он его и расстроил. Мне даже не позволяли войти, пока вы не появились.

– Это секретарь приказал пустить Корки?

– Он, он.

– Хорошо же. Ступай теперь к господину. Затемни окна, свет ему вреден. Вечером я еще раз приду. Когда он проснется, выйди и скажи мне. Дженни! – Он сурово посмотрел на служанку: – Ничего ему не рассказывай.

– Хорошо, господин Юбер, – склонилась в поклоне Дженни и, бесшумно отворив двери, исчезла в покоях графа.

Крысолов, пройдя темными лестницами и холодными каменными коридорами, вышел к южным стенам замка, где располагался внутренний сад и теплицы. Открыв тяжелую дубовую дверь, Юбер оказался в царстве благоухающих трав и цветов.

Залитый мягким теплым солнцем, защищенный от ветров с холмов высокой каменной стеной, внутренний дворик так не вязался с холодным и серым замком. С его сырыми и промозглыми внутренними покоями и подвалами. Сад выглядел веселой и яркой шелковой заплаткой на стальной рыцарской кирасе.

Здесь, у одной из грядок, с совком в испачканных землей руках сидела на коленях девушка. Золотистые волосы блестящей в весенних лучах короной были уложены на ее голове. Прозрачно-бледная кожа оттенялась темными бровями вразлет и неимоверно длинными ресницами. Маленькая садовница сама казалась цветком, а не простой смертной.

Юбер, помедлив, бесшумно прикрыл за собой дубовую дверь. Но девушка уже вскинула голову и прислушивалась к звукам, отличавшимся от птичьего гомона и шелеста листьев.

– Милорд? – вопросительно начала она было, но тут же поправилась и со смехом воскликнула: – Господин Юбер, как же давно вас не было!

– Хэтти, мне ни разу не удалось ввести тебя в заблуждение! – Уже не таясь, он подошел к девушке, стараясь не наступить на растения. – Здравствуй, милая барышня, маленькая птичка.

Он подошел и помог подняться той с колен.

– Вовсе я не птичка, – рассудительно поправила Хэтти гостя. – Все-то вы смеетесь надо мной! И уж, разумеется, я вас ни с кем не перепутаю, вон как звенит ваша шпага, за три мили слышно. Верно, даже в Кросс-Хилл знают, что вы к нам вернулись.

– Но ты ждала кого-то другого, – пожурил Юбер, все еще держа в своих руках ее испачканные пальцы.

– Нет, что вы! Я знаю, Корки уже уехал, хотя обещал зайти ко мне перед отъездом, после того как проведает милорда. – На тонком лице мелькнула печаль, но, как легкое облачко, растаяла бесследно.

– Вот как? – Нахмурившись, Юбер спросил: – Анна уже приходила сегодня?

– Нет, – расстроилась Хэтти. – Не понимаю, что могло ее задержать. Наконец расцвела луковица, которую Корки мне привез из Франции в прошлый раз, ничего прекраснее вы не видали, могу поручиться! Идемте же скорее в оранжерею, я так боялась, что вы не увидите цветок. Скажете мне, какого он цвета.

Оставив совок на грядке, не отряхнув землю с испачканного передника, она с нетерпением потянула гостя за руку в сторону теплицы, сиявшей в западном углу сада.

Глядя прямо перед собой, девушка ловко перескакивала через грядки, ориентируясь ей только известным способом в своем маленьком королевстве. Проверив рукой, открыта ли стеклянная дверь, она ввела Юбера в сверкающий домик.