– Сержант Энтони Эдвардс! – тонким голосом воскликнула Куки.

– Отставной капитан Энтони Дэннис, – поправил ее бывший полицейский и предложил присесть в одно из кресел напротив камина. – Итак, раз уж вам известно мое имя, может, вы назовете свое? – полюбопытствовал он.

– Возможно, вы меня не вспомните. Однажды вы допрашивали девочку лет восьми, по делу…

– О Снежной Королеве. Да, помню. – Оглядевший Куки холодным профессиональным взглядом хозяин дома сразу напомнил ей того сержанта с цепким глазом и вниманием к деталям. – И зачем вы меня нашли?

– А я вас и не находила. Вернее искала, но нашлись вы сами. В общем, я приехала к Стэйси Дэннис.

– В чем дело, Тони? – вошла в гостиную женщина лет пятидесяти с серебряными волосами и открытым лицом. Выражение неподдельного интереса делало ее глаза умными и молодыми.

– Здесь к тебе пришли. По делу. – Притянув ее к своему креслу, он оставил руку женщины на своем плече.

– Мы знакомы? – удивленно спросила Стэйси у Куки.

– Нет. Но я хотела узнать, что вам известно о деле Снежной Королевы. Вы ведь занимались им около двадцати лет тому назад?

– Вы читали мои статьи?

– Читала. Да. Но, возможно, у вас есть сведения, не опубликованные в прессе, какие-то догадки или параллельные версии?

– Вы как-то связаны с одной из жертв? Кто вы? – Журналистскую хватку эта женщина не потеряла. И уж перед кем она не спасует, так это перед заикавшейся и бледной незваной посетительницей, которая, судорожно сжав руки на коленях, уставилась в ковер. Куки подняла глаза на Стэйси и затем обратила их к сержанту, в безмолвной мольбе протянув в его сторону руки.

– Стэйси, это сестра мальчика, которого ложно считали жертвой преступника. Его потеряли в ночь, когда нашли последнюю девочку Снежной Королевы.

– Ах! Дети, заблудившиеся в ночь Великого Снегопада! – кивнула Стэйси. – Но, позвольте, если кому что-то рассказывать по этому делу, то это вы и есть. Самое удивительное в этой истории то, что убийства прекратились именно в ту ночь. Но зачем вам все это ворошить?

– Затем, что в ту ночь не все закончилось. И Саманта Миллибенкс была не самой последней жертвой, – сдавленным голосом начала Куки.

– Если вам есть что сказать, мы внимательно слушаем, – выпрямился в кресле бывший сержант. – Но для начала: вы с этим обращались в полицию?

– Тони, – перебила мужа Стэйси. – О чем ты говоришь! Прошло двадцать лет, кому до этого есть дело?! В полицейском управлении давно уже и радоваться забыли, что тогда прекратился этот кошмар.

– Преступление всегда остается преступлением, – не согласился с ней муж. – Куки, вас ведь, кажется, так зовут? Вы мне не все сказали, когда я с вами разговаривал в последний раз?

– Нет. То есть да. О том, что произошло в ту ночь, все. Но есть обстоятельства…

– Продолжайте, – подбодрил ее сержант.

– Ну, во-первых, вы знаете, что Кристофер, это мой брат, после всего этого заболел.

– Это и не скрывалось. Переохлаждение… – начала было Стэйси.

– Нет. Болезнь душевная, и я уверена, что ее причина в том, что мой брат пережил той ночью. – Куки перевела дыхание, оценивая впечатление, произведенное на собеседников ее рассказом.

– Странно, зачем ваши родители скрывали это?

– Я не знаю. Отец, пожалуй, в этом не участвовал. Мама, забрав Кристофера, уехала. Почти сразу сообщили, что он умер. А мама решила больше не возвращаться к нам.

– Н-да… – потер бровь бывший сержант. – Но все же о событиях той ночи вам нечего добавить?

– Нет, – уверенно ответила Куки. – Я никого не видела. Оставила его на несколько минут, а вернувшись, уже не застала. Где он провел все остальное время до того, как нашли сначала его, а потом Сэмми, даже не догадываюсь. Может, вы что-нибудь выяснили по следам на снегу, я не знаю…

– Да уж! Следов таки было порядочно, – с досадой вздохнул бывший полицейский. – Поисковые группы вытоптали все что можно. Но, даже если бы там не ступала нога никого, кроме преступника, все равно был такой снегопад, что место преступления буквально на глазах у экспертов заносило снегом.

– А кого подозревали? – настаивала Куки.

– Да у вас бульдожья хватка! – рассмеялся сержант. – Стэйси, тебе никого не напоминает?

– Тони, я всегда была так элегантна, так артистична, ты меня с кем-то путаешь. – Улыбаясь, она встала. – Пожалуй, пора выпить чаю. Отказа я не приму, Куки. Вы позволите так вас называть?.. Вот и отличненько, как говаривает мой муженек. Пойду на кухню, поставлю чайник.

– Она славная, хоть и крутовата порой бывает, вы уж не обижайтесь на нее, Куки, – проводив жену теплым взглядом, попросил сержант. – Но, знаете, в криминальной хронике только акулы и выживают. Я, кстати, перед нашей первой встречей акулой ее и представлял…

– Вы… когда вы с ней познакомились?

– Сейчас уже и не вспомнить, по какому делу. Но, встретившись, мы не расставались. Как-то так получилось, само собой. Когда я вышел на пенсию, вернее, когда меня выставили из полиции, она тоже ушла из газеты, и мы поселились здесь.

– И теперь живем на полузаброшенной ферме, – подхватила Стэйси. – Он занимается пчелами, а я цветами. Качественное взаимодополнение, не так ли?

– Надеюсь, вы проголодались, ее хлебцы только с голоду и можно есть, – шутливо обратился к гостье сержант, помогая жене расставить чашки и блюдца на столике.

– Да, что правда, то правда, в кулинарии мне пока блеснуть не удалось, – состроила забавную мину Стэйси.

Казалось, свет их взаимного чувства освещает все вокруг, согревая всех, кто оказался рядом. «Вот почему и дом их кажется таким уютным, вот отчего каждая вещь в нем на своем месте», – подумалось Куки.

Огонь весело трещал в камине, ворон важно молчал. «Как добры люди и животные!» – хотелось бы воскликнуть Куки, не знай она наверное, что среди людей есть подобные Снежной Королеве.

– А вы знаете, Куки, – вырвал ее из состояния благостной задумчивости Тони, – мы ведь подозревали вашу мать.

– В чем? – не сразу поняла Куки, но, отставив чашку, потрясенно воззрилась на сержанта.

– Да. Алиби у нее не было. Из больницы ушла на полтора часа раньше, чем было необходимо, чтобы доехать до дома. По возвращении почти сразу, по вашим словам, обратилась к Эндрюсам.

– Но ведь вы не можете всерьез… – пролепетала Куки.

– Отчего же? Когда приличных версий нет, приходится предполагать самое невероятное, если это вписывается в рамки фактов.

– Я все же почти уверена, что преступник мужчина, – привычно вступила в пререкания с мужем Стэйси. – Заключения психиатров…

– Психиатры!.. Да любой полицейский знает о психологии человека больше самого дипломированного профессора. В смысле если этот человек – преступник, – не соглашался с ней Тони.

– Практика дает большое преимущество, никто этот факт не оспаривает, дорогой. Но теоретические выкладки порой помогают достичь результата там, где практики топчутся на месте. Так и со Снежной Королевой, признайся же, что полиция ходила по замкнутому кругу.

– То, что мы, в конце концов, потеряли нить, это верно, – вздохнул Тони, видимо, до сих пор переживая то поражение. – Слишком темное дело, слишком большие перерывы между эпизодами, слишком большой накал страстей. Власти боялись паники, родители боялись за детей. Но ваша мать, Куки, была не из тех… испуганных домохозяек. Не знаю, как она теперь…

– Я тоже не знаю. Больше мы с ней не виделись.

– Гм-гм… Ну так вот, тогда ее путаные объяснения списали на волнение за детей. Но, честно говоря, более спокойного и выдержанного человека, попавшего в подобные обстоятельства, я себе не представляю.

– Ты не упоминал об этом. – Стэйси задумчиво помешала ложечкой остывший чай с молоком. – На вашу семью, Куки, тогда мало обратили внимания. Но все это выглядит поистине странно, даже сейчас. Еще и эта легенда…

– Ох, я тебя прошу, только не приплетай сюда эту изъеденную молью сказку, – смеясь, воскликнул Тони. – Выкладки психологов еще куда ни шло, но это!

– А я не уверена, что легенда не имеет никакого отношения! – запальчиво воскликнула его жена. По ее загоревшимся глазам было видно, какое удовольствие доставляют ей споры. – Разумеется, дело не в бессмертной старухе, которая раз в пятьдесят лет убивает девочек ради вечной молодости. Но ведь есть вероятность имитатора.

– Ты только что говорила, что преступник это мужчина, как предположили твои хваленые психологи, – уличил ее муж. – Откуда же тогда женщина, тем более… хм-хм… королева!

– Было еще одно обстоятельство, – помявшись, добавила Куки. И в полнейшей тишине, вдруг установившейся в комнате, продолжила: – Меня не пускали к брату во время болезни. Но до того, как его увезли, я несколько раз пробиралась в его комнату. Он, и правда, выглядел очень больным. Как будто его так и не нашли в ту ночь. И почти ничего не говорил…

– Постойте, но ведь ваши родители утверждали, что он вообще ничего не говорил…

– Да, похоже, что ни с кем, кроме меня, он не обмолвился ни словом. Но мне он кое-что сказал. – Куки в волнении зябко потерла плечи, обхватив себя руками. – Вернее, это были не его слова, и голос тоже был не его, а незнакомой мне женщины: «Больше я тебя целовать не буду, а не то зацелую до смерти».

Даже несмотря на то, что Куки произнесла эту фразу срывающимся бесцветным голосом и без какого бы то ни было выражения, всем присутствующим стало не по себе.

Супруги молча переглянулись. Сержант достал трубку и начал усердно ее раскуривать. Огонек длинной спички в его руках трепетал, как бабочка, попавшая в лампу.

Вдруг ручной ворон, беспокойно встрепенувшись, забил огромными крыльями о прутья клетки. Все, вздрогнув, посмотрели в его сторону и, будто расколдованные, разом расслабились.

Снова стал слышен веселый треск огня в камине, зазвенели чашки, которые Стэйси собирала обратно на поднос. Встав со своего кресла, Тони прошел к письменному столу и, отперев ящик, вынул оттуда папку:

– Здесь некоторые документы по делу. Из тех, что мне необязательно было сдавать. Чаще всего копии с копий. Но, думаю, больше помощи окажет вот это, – сказал он, достав из папки черную записную книжку, потрепанную и выцветшую, но не настолько, чтобы Куки ее не узнала. – Я никогда не надеялся на свою память и основные факты находил именно в ней. Почему-то так получалось, что в нее я записывал более важные вещи, чем запоминал во время допросов. Надеюсь, поможет, – пожал он плечами, передавая документы Куки.

– Спасибо. Большое спасибо! – сказала Куки, крепко прижимая папку к себе.

– А это вам от меня, – произнесла Стэйси, протягивая удостоверение. – Внештатный сотрудник «Геральд Трибьюн». К столичным изданиям пиетет в архивах куда больший. Надеюсь, пленки с допросами всех проходивших по этому делу не повреждены. Кроме вас, никто этот голос не опознает.

– Удачи, – пожал руку Куки сержант.

– Вот вам на дорожку, погрызите, – протянула пакет с сахарными крендельками Стэйси. – Счастливо.

– И, Куки! – сказал сержант. – Не вините себя. Вы ни к чему не придете, если возьметесь за расследование только для того, чтобы оправдать себя. Поверьте мне.

Кивнув, она в последний раз посмотрела на пару, стоявшую обнявшись в дверях. Огромный сержант, крепкий еще мужчина лет шестидесяти в толстом вязаном свитере кирпичного цвета. Его элегантная моложавая жена в белой пушистой кофте. Их теплый и какой-то заполненный дом… «Наверное, он знает, о чем говорит», – подумала Куки, направляясь к машине.