16. Нас теперь девять
Несколько лет мы появлялись дома редко и задерживались ненадолго. Навещали родственников, встречались с некоторыми людьми с целью расширения деловых контактов. И лишь восемь лет спустя мы устроили себе двухмесячный отпуск и я навестил Бернарда Уэтскота в Лондоне. Мы зашли немедленно выпить во «Внутри и снаружи». Честно говоря, я ожидал услышать от него, что положение в Мидвиче пришло в норму. Более того, я ожидал, что о Детях вообще забудут, а их способности, как это часто бывает с малолетними гениями, сошли на нет. Я надеялся услышать, что они превратились в обычных деревенских детишек и последнее, что их выделяет от остальных — их необычная внешность. Какое-то время мы молчали.
— Я как раз должен ехать в Мидвич, — сказал Бернард и опрокинул в себя рюмку. — Не хочешь составить мне компанию? Повидаешь старых знакомых, то да се.
Я был свободен — Джанет уехала погостить к школьной подруге куда-то на север.
— Ты все еще следишь за событиями? Ну, что ж, я о удовольствием принимаю твоё предложение. Зеллаби пребывает в добром здравии?
— О, да. Он из породы людей, которые не болеют и не стареют.
— В одну из наших последних встреч он поведал мне о своей идее коллективной личности. Он создал довольно убедительную концепцию. Расписывал об Адаме и Еве. Что-то еще, уже не помню.
— Там немногое изменилось, — сказал Бернард. Мы опрокинули еще по рюмочке. Бернард не стал продолжать тему.
— Дело, из-за которого мне придется туда отправиться, довольно печально. Следствие, допросы. Пусть тебя это не волнует.
— Кто-нибудь из Детишек?
— Нет, нет, — он отрицательно покачал головой. — Дорожное происшествие с местным мальчиком, Полом.
— Пол, — задумчиво повторил я. — Ах, да, у его семьи ферма в направлении Онили.
— Трагическая случайность.
Мне было неловко расспрашивать его и я переменил тему, поведав ему о своих успехах в Канаде.
Следующим утром с первыми лучами восходящего солнца мы отправились в путь.
В машине Бернард разговорился Видимо, почувствовал себя свободнее, нежели накануне в баре.
— Ты обнаружишь в Мидвиче кой-какие перемены, — сказал он. — Ваш бывший коттедж занимает теперь чета Уэлтон! Не припомню, кто сейчас живет в доме Кримма; после Ферманов там сменилось много хозяев. Но более всего тебя поразит Ферма. Табличку закрасили и там нынче значится «Мидвич Гранж» — спецшкола Министерства образования.
— Для Детей, что ли? — поинтересовался я.
— Так точно, — кивнул Бернард. — Экзотическая идея многоуважаемого Зеллаби оказалась не такой уж из ряда вон выходящей. Его концепция нанесла настоящий удар, к вящему неудовольствию Ферманов. Он представил их настолько некомпетентными, что им просто пришлось убраться восвояси.
— То есть, оправдалась его идея Адама и Евы? — я недоверчиво пожевал губами.
— Не совсем так. Имеется ввиду существование двух групп умственного развития. В возрасте двух лет один мальчик научился читать простые слова.
— В два года?! — воскликнул я.
— Это — четыре года для обычного ребенка, — напомнил Бернард. — На другой день выяснилось, что все мальчики способны читать, они распознали те же слова. А через неделю и девочки начали читать. Но только после того, как одной из них пояснили как это делается. Затем одного мальчика научили ездить на велосипеде, чем незамедлительно воспользовались остальные. Миссис Брикман научила свою девочку плавать. Впрочем, могу дальше не рассказывать, все и так видно и понятно. После того, как Зеллаби открыл этот феномен и его наличие было проверено, никаких сомнений о том, что у Детишек существует некая неоткрытая система передачи знаний, не осталось. Предполагается, что это простая передача мыслей на расстоянии, а детишки обладают сильно развитым шестым чувством.
Честно скажу, я не удивился услышанному. Бернард продолжал:
— Так или иначе, все это лишь научные измышления. Остается голый факт: Детишки незримо общаются в своем кругу. Обычная школа им не подходит и на Ферме организовали этот спеццентр, больше исследовательского, чем образовательного толка. А у Детей явно отличная от нашего система общения. Она для них более важна, чем любые другие чувства. Даже если речь идет о родном доме, то есть, конечно, о месте жительства. Как результат, многие отказались от них и последовало решение разместить их на Ферме. Часть переселилась сразу. Другие присоединились позднее.
— Гм. И что обо всем этом думают жители? — спросил я.
— Одни с облегчением избавились от навалившейся ответственности, другие привязались к Детям и все еще любят их и переселение подействовало на таких несколько подавляюще Но, рано или поздно, все приняли такое изменение, как должное. И переезд никто не пытался остановить. Трое женщин сохранили свое доброе ним отношение и Дети отвечают им взаимностью. Некоторые даже частенько захаживают к своим, с позволения сказать, матерям и иногда живут у них по несколько дней. Некоторые же семейные связи разорвались сразу и навсегда.
— Странноватое решение, — резюмировал я. Бернард улыбнулся.
— Ну, коль память у тебя не коротка, и начало выглядело довольно странновато, — напомнил он.
— И что они делают на Ферме?
— Разумеется, в основном это школа. Там есть учителя, врачи и психолог. К ним приезжают преподаватели и читают лекции. Вначале устроили классы. Но потом убедились в ненужности такой формы обучения. Нынче на уроки ходят попарно — один мальчик и одна девочка. Обучаются одновременно шесть пар разным предметам. А каждая группа в отдельности уже как-то сортирует и усваивает полученные знания.
— Бог ты мой, да они же небось впитывают знания, как губка.
— Совершенно правильно. Да еще и фору дают некоторым учителям.
— А как же вам удается удержать в тайне их существование?
— В этом отношении все складывается как нельзя лучше. С прессой у нас полное взаимопонимание. Ну, а других путей для широкой огласки просто нет. Относительно окрестностей Мидвича пришлось попотеть. Население здесь никогда не отличалось высоким уровнем образования и культуры. В соседних деревнях думают, что Мидвич — нечто сродни сумасшедшему дому, только что без ограды из колючей проволоки и высоких-превысоких стен. Ну, что ж, для пользы дела мы даже подогреваем такое отношение — дескать, после того Дня здесь все послетали с рельсов, а уж дети — в особенности. А жалостливое правительство открыло для них спецшколу. О, безусловно, ходит уйма сплетен, но нам всегда удается представить их не вполне удачными шутками.
— Предугадываю, что вам пришлось привлечь мощные силы в инженерии и управлении, — добавил я. — До чего я никак не могу дойти своим слабым умишком — с чего бы это вы так пеклись о сохранении тайны. Ошивающаяся повсюду служба безопасности в Тот День — вполне понятно все же что-то непонятное свалилось с небес на нашу грешную Землю. В конце концов, такая у вас работа. Но теперь!.. Столько канители и только ради того, чтобы широкая общественность не прознала про Детишек… Эта странная контора на Ферме… Да и правительству содержание такой спецшколы влетает в копеечку.
— Ты что, считаешь, что Департамент Соцобеспечения проявляет такую заботу о детях захолустного городка по своей воле и под свою ответственность?
— Слушай, Бернард, давай не будем, а? — попросил я.
Мы перекусили в Трейне и въехали в Мидвич после двух. Я не нашел видимых изменений; складывалось впечатление, что прошла всего неделя, а не восемь долгих лет. На площади, где должен был происходить допрос возможных свидетелей, уже собралась толпа.
— Возможно, тебе лучше было отложить свой визит. Гляди: вся деревня собралась, — кивнул на толпу Бернард.
— Ты считаешь, что допрос съест много времени? — Простая формальность, как надеюсь. Может, полчаса…
— Ты тоже будешь давать показания? — спросил я и удивленно подумал, что если эта простая формальность, то зачем ему было так беспокоиться, бросать другие дела и мчаться сюда из Лондона?
— Да нет. Надо же кому-нибудь присмотреть здесь за порядком, — ответил он.
Я про себя решил, что он был прав относительно неудачного времени моего визита, но все же последовал за ним на холм.
Театр во время премьеры, да и только; свободных мест нет. Я заметил в толпе несколько знакомых лиц. Без сомнения, на процедуре решили присутствовать все. Юный Джим Пол был знаком всем. Но по атмосфере чувствовалось; что не это главное и что вполне можно ожидать некоего взрыва. Однако, ничего такого не произошло. Допрос действительно был формальным и быстрым, и уложился в обещанные мне Бернардом полчаса. Я обратил внимание что Зеллаби исчез сразу по окончании сборища. Он стоял на ступеньках и явно ждал нас. Его приветствие выглядело так, будто мы в последний раз встречались с ним вчера.
— Какими ветрами? — спросил он затем. — А я-то думал, вы в Канаде.
— А я и есть в Канаде. Здесь оказался по чистой случайности, — пояснил я и рассказал о своей встрече с Бернардом
Зеллаби повернулся к Бернарду:
— Вы удовлетворены?
— А что же еще? — пожал тот плечами. Тут какая-то пара ребятишек прошествовала мимо нас и потопала по дороге сквозь расходящуюся по домам толпу людей. Я едва скользнул по ним взглядом, вздрогнул и уставился им вслед.
— Постойте-ка. Неужели это они?
— А как же, — указал Зеллаби, — они самые, родимые. Вы на глаза обратили внимание?
— Невероятно! Ведь им должно быть не больше девяти лет!
— По календарю — согласился Зеллаби. Я тупо наблюдал за удаляющейся парочкой.
— Невозможно!
— Невозможное, как мы имели печальный опыт, вполне оказывается возможным в Мидвиче, — веско заметил Зеллаби. — Невозможное и невероятное принимается с трудом, но мы научились не удивляться. А что, полковник вас не переубедил?
— Ну, в общем, — кивнул я. — Но эти двое выглядят на все шестнадцать-семнадцать лет!
— Я уверен, что физически им как раз столько. Я ошеломленно молчал.
— Ежели вы не торопитесь, предлагаю зайти в гости и выпить чаю, — Зеллаби склонил голову набок.
Бернард внимательно, изучил мое лицо и услужливо предложил воспользоваться своим автомобилем.
— Не возражаю, — согласился Зеллаби. — Только вы там поосторожней, особенно после того, что сами тут порассказали.
— Я никогда не гоню, — покачал головой Бернард.
— Малыш Пол вроде как тоже не носил титул лихача и он был весьма неплохим водителем, — сказал Зеллаби.
Мы проехали вверх по дороге и увидели поместье Киль в солнечном свете. И оно, на мой взгляд, совсем не изменилось.
— Когда я увидел, его в первый раз, — сказал Зеллаби, — мне казалось, что именно в таком месте можно спокойно скоротать оставшуюся жизнь. Но, относительно спокойствия, теперь все эти мысли кажутся не совсем уместными.
Мы двигались дальше. Машина Бернарда въехала в ворота и остановилась у входа. Зеллаби провел нас на веранду и усадил в большие мягкие кресла.
— Анджела ненадолго отлучилась, но обещала поспеть к чаю, — сказал он.
Зеллаби повернулся и посмотрел на лужайку перед домом. За прошедшие девять лет он сам мало в чем изменился. Те же убеленные мудростью волосы блестели под лучами августовского солнца, те же морщинки, их не стало больше. Вот только лицо немного осунулось, черты заострились. А так он — все тот же Зеллаби.
Он вернул свое внимание нам и обратился к Бернарду:
— Итак, вы удостоверились и считаете, что на этом все кончилось?
— А что тут непонятного или сверхъестественного? И потом, мы, я надеюсь, приняли самое оптимальное решение, — ответствовал Бернард.
Тогда Зеллаби спросил меня:
— Ну, а вы, как сторонний наблюдатель, что вы по этому поводу думаете?
— Я не знаю. Сам процесс проходил в какой-то гнетущей атмосфере. Но юридически все было правильно и процедурный порядок сохранялся. Мальчик ехал неаккуратно, сбил пешехода и решил сбежать. Не вписался в поворот и врезался в стену возле церкви. А вы что, считаете, что смерти от несчастного случая не бывает?
— Все правильно — это несчастный случай, — сказал Зеллаби. — Но есть одно «но». Перед этим был еще один, с позволения сказать, несчастный случай. Позвольте, я поведаю вам эту историю. У меня не было возможности подробно рассказать ее полковнику.
Зеллаби возвращался домой со своей обычной вечерней прогулки. Свернув с дороги, ведущей к Онили, на улицу Хикмана, он заметил четверых направляющихся в городок Детишек — троих мальчиков и девичку. Мальчишки выглядели вылитыми близнецами; многие в деревне из-за этого испытывали вполне понятные неудобства.
Зеллаби с неослабевающим интересом изучал Детей, но всякий раз поражался их непонятно быстрому развитию. Уже это одно сильно отличало их от обычных людей. Они были более стройными, чем обычные дети их физического возраста, что тоже являлось признаком их типа. Зеллаби хотел изучить их как можно более досконально. Он терпеливо старался войти к ним в доверие, но тщетно. Дети воспринимали его не больше остальных взрослых. Внешне казалось, что Зеллаби удалось завести с ними нечто вроде дружбы. Они с удовольствием общались с ним, внимательно слушали, учились. Однако, до настоящей дружбы этим взаимоотношениям было очень далеко. И Зеллаби чувствовал, что они никогда всерьез с ним не подружатся. Всегда рядом незримо присутствует барьер и их собственное «я» лежит за ним. Их жизнь проходила в собственном замкнутом мирке, надежно изолированном от внешних посягательств, и чем-то напоминавшем племена амазонок с их этикой, обычаями и образом жизни. Дети собирали знания.
Зеллаби шел вслед за Детьми, прислушиваясь к их разговору. Он вдруг поймал себя на мысли, что все время размышляет о Ферелин; она стала редко бывать дома. Внешность Детей беспокоила ее, а он, старый осел, считал, что она просто счастлива находиться со своими малышами. Интересно, подумал Зеллаби, смог бы он отличить золотоглазого мальчика Ферелин, если бы тот выжил, от вышагивающих впереди него ребят? Сомнительно. Только мисс Огл не имела такой проблемы, считая каждого встречного мальчика своим сыном. И что самое забавное, Дети и не пытались ее как-то переубедить.
И тут квартет свернул за угол и исчез из поля зрения Зеллаби. А когда он достиг поворота, его обогнала машина и дальше все произошло у него на глазах.
Двухместный автомобиль с открытым верхом двигался не очень быстро. Дети же стояли за углом посреди дороги и обсуждали, куда идти дальше. Водитель сделал все от него возможное. Он повернул руль направо, дабы не задеть Детей. И это ему почти удалось. Еще бы пару дюймов — и он бы благополучно проехал мимо. Но как раз этих дюймов и не хватило. Левое крыло машины зацепило одного из мальчиков и отбросило его от дороги на ограду соседнего дома.
Этот момент крепко запечатлелся в голове Зеллаби, отпечатался, как на кинопленке: мальчик у ограды, трое других Детей, будто пригвожденных к мостовой, молодой человек в машине в попытке выровнять ее. Остановилась ли машина, Зеллаби не знал. А если и остановилась, то лишь затем, чтобы вновь фыркнуть двигателем и умчаться. Водитель нажал на педаль газа, автомобиль рванул вперед… Парень будто забыл, как пользоваться рулем. Он больше не пытался никуда сворачивать. Машина разогналась и врезалась в стену церкви…
Кто-то истошно закричал. Несколько человек бросились к машине. Зеллаби не смог даже пошелохнуться. Он пребывал в глубоком шоке от катастрофы, происшедшей на его глазах, невидящим взором глядя на полыхающее желтое пламя и черный дым, бьющие из остатков автомобиля. Усилием воли Зеллаби заставил себя оторваться от места катастрофы просмотреть на Детей. Они тоже глядели на обломки, с одинаковым выражением на одинаковых лицах. Впрочем, Зеллаби не успел как следует рассмотреть их реакцию; все трое одновременно повернулись к мальчику, постанывающему у забора.
Дрожь прошибла тело Зеллаби. Он с трудом преодолел несколько метров до скамейки, буквально рухнул на нее. Он будто мгновенно лишился сил.
О дальнейшем развитии событий я узнал не от Зеллаби, а от миссис Уильямс из кабачка «Коса и камень».
— Я слышала, как машина промчалась мимо и затем раздался ужасный грохот. Я выглянула в окно и увидела бегущих к церкви людей. Потом я увидела мистера Зеллаби. Он, как сомнамбула, прошествовал к скамейке и сел. Он выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание. Я тут же выбежала к нему. Он и вправду находился почти в бессознательном состоянии. Но все же сумел произнести два слова: «таблетки» и «карман». Я достала, он принял сразу две штуки. Это не помогло и я дала ему еще две таблетки. На нас никто не обращал внимания — все бежали к месту аварии. В конце концов, таблетки, вроде, помогли и я смогла отвести мистера Зеллаби в дом и уложить на кушетку. Он старался успокоить меня, сказал, что сейчас все будет в порядке, только немного отдохнет. Тогда я вышла выведать, что там случилось с машиной. Когда я вернулось, лицо мистера Зеллаби было уже не таким бледным, но он все еще лежал, силы не возвращались к нему.
«Простите меня, миссис Уильямс», — сказал он.
«Может, лучше позвать доктора, мистер Зеллаби?» — он только отрицательно покачал головой.
«Пожалуйста, не надо, мне уже лучше, — он еще раз покачал головой. — Миссис Уильямс, вы умеете хранить секреты?»
«Как все», — ответила я.
«Я вам буду очень признателен, если никто не узнает о моем приступе».
«Ну, я не знаю. По-моему, вам все же следует обратиться к врачу».
Опять отрицательное движение головой.
«Я посещал много врачей; дорогих и весьма самоуверенных. Но ни один еще не прописал мне средства против старения. Даже самая идеальная машина все равно изнашивается, рано или поздно».
«О, мистер Зеллаби…»
«Не нужно так огорчаться, миссис Уильямс. Я еще достаточно крепкий орешек. Но, давайте подумаем о тех, кого мы любим и кто любит, нас. Стоит ли их лишний раз расстраивать? Не будет ли это слишком жестоко? Надеюсь, вы согласны со мной».
«Да, конечно. Если вы так уверены, что с вами ничего серьезного…»
«Совершенно уверен. Я и так ваш должник, миссис Уильямс. Тем не менее, я хотел бы попросить вас не упоминать того, что со мной произошло. Хорошо?»
«Бог с вами».
«Спасибо, миссис Уильямс».
«Того, что пришлось наблюдать, вам вполне достаточно, чтобы получить инфаркт», — констатировала я.
«Вы не видели, случайно, кто сидел за рулем?»
«Молодой Джим Пол с фермы Дарк».
Мистер. Зеллаби, казалось, совсем расстроился.
«Я его помню. Хороший парень».
«Да, сэр, милый такой мальчик. Не из этих теперешних психованных. Одно только не лезет в голову как это он так умудрился разбиться насмерть, да еще посреди деревни. Это на него непохоже».
Мы помолчали. Потом мистер Зеллаби произнес:
«Перед катастрофой он задел одного из Детей. Вроде и не сильно, как мне показалось. Того всего только с дороги отбросило».
«Дети… — начала было я и осеклась, так как поняла, что мистер Зеллаби хотел сказать. — О, нет. Боже мой, но не могли же они в самом-то деле…» — и замолчала под его пристальным взглядом. Как он на меня посмотрел!
«Другие тоже видели всю сцену, более здоровые и менее впечатлительные. Может, и меня бы не хватил удар, наблюдай я воочию когда-нибудь в своей жизни совершение такого вот преднамеренного убийствах
Зеллаби остановил свой рассказ на моменте, когда он обессилено повалился на скамейку. Я посмотрел на Бернарда. Тот ничего не сказал и тогда я прервал воцарившуюся тишину:
— Итак, виновниками той автокатастрофы, по вашему предположению, были Дети. Они, стало быть, заставили бедного парня врезаться в стену.
— Я не предполагаю, — склонил голову Зеллаби. — Я это утверждаю. Вспомните только, как они заставили своих матерей вернуться в Мидвич.
— Но, если, как вы сказали, вы сообщили этот факт следствию…
— Ну, и что с того? Представьте, хоть на мгновение, себя на их месте. Как бы вы себя повели, не зная некоторых деталей о кой-каких обитателях данной местности, если бы вам представили такую сумасбродную идею? Дескать, мальчика подчинили злой воле темные силы и заставили покончить с собой. Здорово! Ну, и как, по вашему, суд отреагирует на такое заявление? Ну, пусть судьи вам даже поверили. В результате — нужно проводить доследование, а то и вообще новое следствие начинать. Да нет, вам даже не поверят. Да и с чего вдруг?
— Теперь о доказательствах. Вот вы — читали мои книги и, так же будучи писателем, достаточно высоко меня оцениваете и оказываете свое расположение, к тому же вы просто со мной знакомы. Тем не менее, вы не можете переступить через ваш, обывательский, образ мышления. Признайтесь, первое, о чем вы подумали после моего рассказа — как такой бред забрался ко мне в голову. Вы не в состоянии поверить мне. Но вспомните только — ведь вы находились в Мидвиче ато время и попробуйте объяснить, как Детишки заставили своих мамочек сломя голову. вернуться к ним.
— Да, но это совсем другой уровень происшествия, — возразил я.
— Неужели? Может, вы еще попробуете объяснить разницу между обычным невероятным происшествием и невероятным происшествием со смертельным исходом? Ну, давайте! Вот то-то и оно, вы уехали и реальность подчистую вымела у вас сознание невероятности. Здесь же, в Мидвиче, неординарные события — суровая реальность нашей жизни.
У меня зачесался языки я не выдержал:
— А как же Уиллерс и его теория истерии?
— Он отказался от нее незадолго до смерти, — ответил Зеллаби.
У меня отвисла челюсть. Я собирался справиться о докторе раньше, у Бернарда, но тогда забыл.
— Я не знал, что он умер. Ему же было, ну, чуть больше пятидесяти. Как это случилось?
— Слишком большая доза барбитала. — Уж не считаете ли вы его… Он не из той поводы людей.
— Согласен. Официальное заключение: «… расстройство нервной системы». Весьма многозначная фраза. И ничегошеньки не объясняющая. Конечно, можно настолько доистязать собственный мозг, что сумасшествие покажется наилучшим выходом. Однако, никто так и не понял, почему он так поступил. Удовлетворяйтесь официальными объяснениями.
Помолчали.
— До вердикта по делу молодого Пола я и не вспоминал Уиллерса.
— Что ж, по-вашему, причиной смерти доктора тоже были Дети?
— Не знаю. Но вы ведь сами только что сказали, что Уиллерс не из той породы. Получается, что жизнь в Мидвиче даже более опасна, нежели предполагалось. Прямо скажем, неприятнее резюме. Мы просто должны осознать, что любой из нас мог оказаться на месте Пола. Я или Анджела, кто угодно. Любой из нас может причинить Детям боль или другое сколь-нибудь серьезное неудобство. Малыш Пол не был виноват. Он сделал все возможное, но не смог избежать столкновения. И вот Они, в каком-то неистовом гневе отомстили ему. Смертью. Каким же будет наше решение? Лично для меня Дети — самый интересный объект внимания за всю мою жизнь. Мне очень хочется выяснить, как они проделывают все эти свои штучки. Но Анджела еще молодая женщина, да и Майкл все ещё от нее зависим. Его-то из Мидвича мы уже отправили и я не знаю, должен ли я убедить и ее уехать. Не хочется пороть горячку. Это с одной стороны. С другой — как бы не было поздно. Последние несколько лет напоминали жизнь на вулкане. Разумом понимаешь, что он только внешне спокоен, а внутри его кипит и зреет лава и вот-вот тонкую защитную корочку в его жерле прорвет и произойдет извержение. Время идет и нас тревожат лишь слабые толчочки. Начинаешь верить, что так будет вечно, что никакого извержения не будет, не будет никакого «дня Помпеи». Я спрашиваю себя — случай с Полом, простой ли это толчок или первый всплеск назревающего извержения? Опять же — не знаю. Все чувствуют присутствие опасности. Может случиться так, что все планы, которые мы строили в течение многих лет, станут ненужными. И вот — нам напрямую напомнили, где мы живем. Положение дел меняется. Угроза уничтожения родного дома становится такой реальной.
Зеллаби беспокоился по-настоящему. Да и Бернард относился к нему и его идеям без признаков скептицизма. Я понял, что должен извиниться:
— Похоже, воспоминания об Утраченном Дне притупились в моих мозгах и потребуется некоторое время, чтобы вновь привыкнуть к Мидвичу, точнее, к тому, что он сейчас собой представляет. Как вы говорите, мы подсознательно стараемся не замечать неудобств, надеясь, что с годами отличительные черты Детей будут сходить на нет.
— Все мы стараемся так думать, — мрачно сказал Зеллаби, — и уверовать в светлое будущее. Есть ли оно, это наше будущее?
— Но вы все еще не разобрались в механике такого принуждения?
— Ваш вопрос сродни другому — как одна личность в нашем обществе способна преобладать над другой? Вот загвоздочка-то: как один человек может подчинить себе целую группу? Особенно, если такой человек сам из этой группы. А у Детишек эти способности, помноженные на их дополнительную сигнальную систему, дают фантастические результаты. Но вот механика?..
Анджела Зеллаби мало изменилась со Дня нашей последней встречи. Она появилась на веранде, через несколько минут. Ее отягощенный тяжкими думами мозг не сразу отреагировал на присутствие в доме гостей.
— Ричард и полковник присутствовали на следствии — сказал Зеллаби. — В общем, все произошло, как и ожидалось, ты слышала?
Анджела кивнула.
— Да, я была на ферме Дарк с миссис Пол и ее мужем. Нам сообщили. Бедная женщина вне себя… Она боготворила Джима. С трудом удалось удержать ее от похода на следствие. Она хотела напрямую обвинить Детей. Мы с мистером Либоди приложили немало сил, но отговорили ее. Иначе она могла бы навлечь неприятности и на себя, и на всю семью. А пользы от такого заявления никакой. Поэтому мы и были с ней, пока продолжался опрос свидетелей.
— Там был другой сын Пола Дэвид, — сказал Зеллаби. Он несколько раз порывался выступить. Однако, отец ему не дал.
— Сейчас я думаю, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь все же высказался по этому поводу, — сказала Анджела.
— Рано или поздно, но что-нибудь в этом роде должно было произойти. Вот вам! И это уже не простое дело о собаке и быке.
— О собаке и быке? — переспросил я. — Ничего об этом не слышал.
— Пес укусил одного из них за руку и через несколько секунд выскочил на дорогу прямо под трактор. Бык тоже задел кого-то из их компании и упал в шахту, — пояснил Зеллаби.
— Но ведь теперь счет пошел уже на людей! А это далеко не одно и то же.
— О, я сомневаюсь, что они видят разницу. Может, они всерьез были напуганы, и у них таким вот образом сработал инстинкт самосохранения. Я не оправдываю их, ибо все равно они совершили убййство. Вся деревня это знает. И теперь асе собираются с этим покончить раз и навсегда. Мы просто не имеем права допустить безнаказанности. Они даже не переживали после всего. Ни один даже не покраснел от угрызений совести. А они должны переживать. Сегодняшний день четко и ясно показал, что убийство им сходит с рук. Что они наверняка приняли к сведению.
Не знаю, о чем думал Бернард, когда мы прощались с гостеприимными хозяевами и спускались к машине. В целом, говорили мы малой почти не высказали своей точки зрения. Но я почувствовал облегчение от мысли, что возвращаюсь в обычный мир.
Меня преследовали тягостные чувства. Я постепенно привыкал к реальности существования Детей с их фантастическими способностями. А для Зеллаби они были живым фактором, делом всей жизни.
Могу предположить, что и Бернард пребывал в состоянии внутреннего напряжения. Наверное поэтому мы с необычайной осторожностью ехали по Мидвичу мимо места, где разбился автомобиль Пола. Скорость возросла только на дороге в Онили. Но впереди показались четыре до боли знакомые фигурки Детей.
— Притормози-ка немного, Бернард. Мне хочется получше их рассмотреть.
Он тут же снизил скорость. Мы плелись, как черепахи, проезжая мимо них. Дети шли навстречу, одетые в некое подобие униформы: мальчики в голубых хлопчатобумажных рубашках и серых вельветовых брюках, девочки в коротких серых юбках и бледно-желтых кофточках. До сих пор я видел их лица лишь мельком. И вот теперь я смог хорошо их разглядеть. Они были похожи друг на друга даже больше, чем я ожидал. Их кожа странно отсвечивала. Это было заметно еще когда они были совсем малышами. Сейчас на фоне загара это сияние бросалось в глаза. Волосы у всех были одинакового темнозолотистого цвета. Но самое главное, что отличало их от людей Земли — цвет глаз. Разницу же между самими Детьми я не заметил вовсе. Сомневаюсь, смог бы ли я отличить девочек от мальчиков, будь они одинаково подстрижены. Я всмотрелся в их глаза. Они были не просто желтыми. Их зрачки сияли пронзительным золотом. Непривычно. Но, если не обращать на это внимания, они выглядят очень красиво, словно драгоценные камни. Я зачарованно разглядывал их. Когда мы проезжали мимо них, они бросили мимолетный взгляд на нашу машину и свернули к Ферме. Я почувствовал непонятную тревогу. Мне стало ясно, почему многие семьи позволили Детям уйти на Ферму.
Несколько минут мы смотрели им вслед. Бернард вздохнул и повернулся к рулю.
Неожиданный грохот где-то совсем рядом заставил нас содрогнуться. Я резко повернулся и увидел падающего мальчика. Трое оставшихся Детей мгновенно замерли.
Бернард открыл дверь. Один из мальчиков посмотрел на нас тяжелым недобрым взглядом. На меня неожиданно напала слабость. Мальчик медленно повернул голову в другую сторону. Из-за изгороди напротив дороги раздался второй выстрел, более глухой. Затем вдалеке послышался крик.
Бернард выскочил из машины. Я за ним. Девочка присела возле раненого собрата и прикоснулась к нему. Тот застонал. Лицо второго мальчика перекосила гримаса боли. Он тоже застонал. Девочки заплакали. За деревьями, скрывавшими Ферму, послышался еще один стон. И вторя ему округу прорезало много стонущих голосов. Бернард резко остановился. Волосы у меня на голове встали дыбом. Плач повторился и разнесся по округе, полный боли и ужаса.
Будто парализованные, стояли мы на дороге и смотрели, как шестеро возникших из тьмы ужасно похожих друг на друга мальчиков подбежали к лежащему и подняли его на руки. И только когда его унесли, я понял, что за изгородью звучит совсем другой плач. Я направился туда и увидел в траве девушку в легком платьице. Лицо она закрывала руками, ее тело вздрагивало от рыданий. Прибежал Бернард и мы вместе перемахнули через изгородь,
Я увидел человека, лежащего у ног девушки. Рядом валялось ружье. Девушка услышала нас и подняла голову. В ее глазах плясал ужас. Она разглядела нас и вновь зашлась в рыданиях. Бернард осторожно взял ее за плечи и поднял. Я взглянул на тело. Просто кошмар. Я снял пиджак и постарался прикрыть то, что осталось от его головы. Бернард повел девушку прочь, поддерживая ее под руку.
Послышались возбужденные голоса. Над изгородью показались несколько голов.
— Это вы кричали? — спросил мужчина. Я покачал головой.
— Там мертвый человек, — сказал Бернард. Стоявшая рядом с ним девушка вздрогнула и запричитала.
— В самом деле? — спросил мужчина. Девушка зарыдала еще громче.
— Это Дэвид. Они убили его. Сначала Джима, теперь и Дэвида тоже… — и задохнулась в слезах.
Один из новоприбывших подошел ближе» — О, боже, Эльза, это ты? — воскликнул он.
— Я пыталась остановить его, он не послушался, — проговорила она сквозь слезы. — Я знала, что они убьют его. Он даже слушать не стал, — она обессилен но замолчала и, дрожа, прислонилась к Бернарду.
— Нужно увести ее отсюда, — сказал я. — Вы знаете, где она живет?
— Да, — сказал другой мужчина и решительно взял девушку, словно маленькую девочку, за руку.
Они ушли к машине. Бернард обратился к другому мужчине:
— Будьте добры, останьтесь здесь, пока не приедет полиция.
Мужчина взобрался на холм и взглянул туда.
— Это и есть Дэвид Пол?
— Она сказала, что это Дэвид, — ответил Бернард.
— Да, это он, — подтвердил человек и перелез через изгородь. — Лучше вызвать полицейских из Трейна, — он посмотрел на тело. — Убийцы. Дети-убийцы.
Меня высадили у Киль Мэна. Я воспользовался телефоном мистера Зеллаби и вызвал полицию. Я положил трубку и обнаружил, что сам Зеллаби стоит у меня за спиной со стаканом в руке.
— Глядя на вас, можно подумать, что вы имеете к этому делу непосредственное отношение.
— Да, имею, — кивнул я. — Самое прямое, хоть и несколько неожиданное.
— Как это произошло?
Я изложил ему события, свидетелем которых мне довелось быть. Двадцатью минутами позже вернулся Бернард и добавил некоторые детали.
— Братья Пол были очень расстроены смертью Джима, — начал он (Зеллаби кивнул). — Так вот, Дэвид решил, что раз следствие оказалось таким мягкотелым, то его святая обязанность свершить правосудие. Девушка, Эльза, заходила на ферму Дарк сразу после его ухода. Обнаружив отсутствие ружья, она бросилась за Дэвидом в порыве остановить его. Тот даже слушать не стал. Запер девушку в сарае и отправился осуществить задуманное. Она потратила какое-то время, чтобы выбраться. Добравшись до поля, она не сразу нашла Дэвида. Заметила только, когда прогремел выстрел. Увидела направленное на дорогу ружье. Потом Дэвид вдруг направил ствол в собственную голову и выстрелил еще раз.
Пауза.
— Для полиции проще не придумаешь, — задумчиво нарушил тишину Зеллаби. — Дэвид считал Детей ответственными за смерть брата. Он решает отомстить, убивает одного из них. Потом испугался возможного наказания и кончает жизнь самоубийством. Вполне логично для простого обывателя.
— Все это время я был скептиком по отношению к вашим, как мне казалось, слегка сумасшедшим идеям, — заметил я. — С сегодняшнего дня от моего скептицизма не осталось и следа. А как тот мальчишка посмотрел на нас! Я убежден, что на мгновение он подумал, что стрелял кто-то из нас с Бернардом. И только убедившись, что в наших руках нет оружия, он переключил свое внимание. Трудно описать те ощущения. Ужас? Не то слово. Ты тоже почувствовал? — спросил я Бернарда.
— Странное, очень неприятное, какое-то липкое чувство, — развел руками Бернард. — Страшно мерзкое ощущение.
— О, господи! — воскликнул я, треснув себя рукой по лбу. — Я был так потрясен, что забыл сообщить полиции о раненом мальчике. Нужно вызвать скорую на Ферму.
Зеллаби отрицательно махнул рукой:
— У них в штате свой врач. Еще пауза.
— Мне совсем это не нравится, полковник, — сказал Зеллаби. — Совсем не нравится. Может, я и ошибаюсь, но мне кажется, что начинается кровная вражда.
