12. Праздник урожая

Прекрасным июльским утром Гордон Зеллаби встретил маленькую семейную процессию, направляющуюся из церкви. В центре ее была девчушка с запеленутым ребенком на руках. Она была почти школьницей и выглядела слишком юной для матери. Зеллаби лучезарно улыбнулся, и все улыбнулись ему в ответ. Но когда они прошли, взгляд его, устремленный вослед, был исполнен грусти.

Когда Зеллаби ступил на церковный двор, навстречу ему вышел викарий.

— Приветствую вас, мистер Либоди. Все еще поете на крестинах? — в тоне Зеллаби было больше утвердительных интонаций, нежели вопросительных. Викарий чуть улыбнулся:

— Уже легче. Осталось всего двое или трое. Они неторопливо зашагали по тропинке.

— Крестили всех без исключения?

— Почти. Должен признаться, я не ожидал подобного единодушия. Тем не менее, я очень рад. — Он помолчал. немного. — Вот эта молоденькая Мэри Христин. Она выбрала имя «Теодора». Прекрасное имя, не правда ли?

— Конечно, — кивнул Зеллаби. — А знаете, доктор, помимо всего прочего они выражают этим свое признание вам.

Мистер Либоди выглядел польщенным.

— Не мне одному. В том, что Мэри нарекла свое дитя «Даром божьим», вместо того, чтобы стыдиться его — заслуга всей деревни.

— Совместный труд хорошей команды во главе с прекрасным капитаном — миссис Зеллаби.

Некоторое время они шествовали молча, затем Зеллаби сказал:

— Однако факт остается фактом, как бы оптимистично девочка это не воспринимала. У нее похитили отрочество. Из ребенка она сразу превратилась во взрослую женщину. По-моему, это печально. Ей даже не дали возможности расправить крылья. Время поэзии и романтики для нее прошло, не начавшись. Когда-нибудь она будет грустить об этом.

— Возможно, кто-то с вами и согласится, но я смотрю на это иначе. Романтики сейчас все меньше, но дело не только в этом. Сегодня в людях больше энергии и трезвого взгляда на жизнь, и тот переход, о котором вы говорите, для них гораздо проще, чем в наши времена.

— Полагаю, вы правы. Всю свою жизнь я жалел слишком юных матерей. И с удивительным постоянством почти все они доказывали мне, что это их нисколько не волнует.

— Правда, есть и такие, по отношению к которым я бы назвал все происшедшее скорее благом.

— Безусловно. Я только что заглянул к мисс Огл. Она еще немножко растеряна, но явно довольна. Ведет себя так, будто сотворила некое чудо, сама не ведая как.

Он помолчал и продолжил:

— Моя жена сказала, что через пару дней возвращается миссис Либоди. Мы очень рады это слышать.

— Да, врачи удовлетворены ее состоянием.

— А как ребенок?

— О, с ним все в порядке, — отвечал викарий с легкой грустью, — она его обожает.

Он остановился у садовой калитки.

— А что с мисс Фоуршем? — спросил Зеллаби.

— Она очень занята. Все еще пребывает в убеждении, что щенки куда интереснее детей, но публично это мнение уже не решается высказывать.

— Что ж, после сражения все утихает, — философски изрек Зеллаби.

— После сражения да. Но сражение — лишь кульминация борьбы. А бороться еще предстоит немало.

Зеллаби внимательно посмотрел на него, и мистер Либоди продолжал:

— Кто они, эти дети? В их золотых глазах есть что-то странное, они… — он поколебался и добавил, — вряд ли это является формой контакта. Скорее я склоняюсь ко мнению, что это какая-то проверка.

— Кого? И кем? Викарий покачал головой.

— Возможно, мы никогда этого не узнаем. Видимо, первый тест мы уже прошли. Мы ведь можем отвергнуть вмешательство и… избавиться от детей, но поступим иначе.

— Будем надеяться, что мы поступили правильно, — после продолжительной паузы сказал Зеллаби, — знать бы только, как нам действовать дальше.

На том они и расстались. Либоди намеревался проведать кого-то, а Зеллаби отправился гулять дальше. Почти тотчас же он встретил мисс Бринкман. Она поспешно толкала перед собой коляску с ребенком. Внезапно она остановилась ка «к вкопанная, обеспокоенно глядя на свое чадо. Затем извлекла ребенка из коляски, присела на ступени Военного Мемориала и, расстегнув блузку, принялась кормить его грудью. Зеллаби некоторое время наблюдал за ней, потом шагнул навстречу. Приблизившись, он вежливо приподнял шляпу. Мисс Бринкман раздраженно взглянула на него, покраснела, но кормления не прервала.

Она заговорила, словно защищаясь:

— Мое поведение естественно, не так ли? — Конечно, — заверил ее Зеллаби.

— А раз так, уходите! — сказала она и заплакала.

Зеллаби медлил.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Можете — уходите. Или вы считаете, что мне доставляет удовольствие чувствовать себя выставочным экспонатом?

Зеллаби помялся, но остался на месте.

— Она голодна, — сказала мисс Бринкман, — впрочем, вы бы сумели понять меня, только если бы ваш ребенок был одним из них. А теперь, пожалуйста, уходите.

Зеллаби еще раз приподнял шляпу и удалился, как его и просили. Он шел, озадаченно хмурясь, будто сознавал, что где-то что-то упустил.

На полдороге к своему поместью Зеллаби обернулся на шум нагоняющей его машины. Автомобиль остановился позади него. Присмотревшись, он против ожидания обнаружил не продовольственный фургон, а маленький черный седан Ферелин.

— Дорогая, как это мило с твоей стороны. Я и не подозревал, что ты собираешься приехать. Жаль, что меня об этом не предупредили.

Ферелин не ответила на его улыбку. Ее лицо, слегка бледное, было очень усталым.

— О том, что я приезжаю, не знал никто. Включая меня. Я не собиралась никуда ехать, — она поглядела на ребенка, в люльке, притороченной к соседнему сидению. — Это он заставил меня приехать, — закончила она.