Глава 12
– Самое сильное повреждение по правому борту, – докладывал старший помощник на чрезвычайном собрании командного состава. – Пробиты корпус и герметичная переборка двести третьего отсека на палубе С. Перепад давления привел в действие аварийную систему герметизации. Перекрыт весь участок между сто девяностым и двести десятым отсеками. В момент взрыва там находились пятеро техников, все погибли.
О'Хейган поднял седую голову.
– При взрыве или из-за разгерметизации?
– Установить невозможно. Тела выбросило наружу.
О'Хейган сделал пометку в блокноте.
– Пятеро пропавших. Предположительно, погибли.
Нейпир смерил его неприязненным взглядом.
– Может, вам известно, как повернуть корабль, чтобы найти их? Тогда самое время поделиться с нами своими соображениями.
– Я попросил бы…
– Джентльмены! – Гарамонд резко, насколько позволяла почти полная невесомость, хлопнул ладонью по столу. – Нужно ли напоминать, что всем нам грозит гибель? Не будем тратить время на перебранку.
О'Хейган ответил ему жалкой улыбкой.
– У нас на перебранку восемь часов, капитан. Больше делать все равно нечего.
– Я собрал вас именно для того, чтобы решить, как нам поступить дальше.
– Воля ваша. – Научный руководитель экспедиции пожал плечами и смиренно развел руками.
Гарамонд с невольным уважением подумал о старике, который остался верным себе до конца. Ему не изменили ни обычная сварливость, ни педантизм, не говоря о твердой убежденности в собственной правоте. Похоже, О'Хейган собирается до последней минуты вести свои записи.
В окрестностях звезды Пенгелли имелось совсем немного потенциального топлива для корабельных реакторов, однако "Биссендорфу" помогало притяжение самого светила. К началу торможения корабль развил скорость 1500 километров в секунду, поэтому, несмотря на непрерывное торможение в течение двух суток, остаточная скорость после взрыва все еще составляла более ста километров в секунду. До столкновения оставалось каких-нибудь восемь часов.
Гарамонд мог поклясться, что ни ему, ни кому-либо другому не удастся в таких условиях предотвратить катастрофу. Хотя неотвратимость смерти путала мысли, страха капитан не испытывал. Психологический эффект отсрочки, решил он. Восьмичасовой запас создавал иллюзию возможности повлиять на ход событий. Даже опытные астронавты, отлично сознававшие смертельную опасность и не видевшие выхода, тоже питали надежду на спасение.
– Насколько я понял, сами двигатели исправны, – заговорил офицер-администратор Мерц. – Это, надо полагать, меняет дело?
– Нет, – ответил Нейпир. – Дюзы и сейчас действуют, иначе здесь была бы полная невесомость. Но, работая электронной пушкой, корабль способен лишь ограниченно маневрировать, на скорость это существенно не повлияет. Хотя, конечно, момент, когда нас размажет в лепешку, мы оттянем на минуту-другую.
– А вспомогательные реакторы? Я думал, они нужны, чтобы избежать аварии при отказе остальных систем.
– Так и есть. Но максимальная продолжительность работы в форсированном режиме у них двадцать минут. Направив реактивные струи перпендикулярно курсу, можно было бы запросто уклониться от столкновения с планетой вроде Юпитера. Но когда перед нами это!.. – Нейпир ткнул пальцем в сторону черного, как мундир астронавта, экрана переднего обзора. Вселенную закрывал Орбитсвиль.
Румянец сошел с лица Мерца.
– Благодарю вас, теперь картина мне ясна.
Воцарилась тишина, которую нарушали удары по металлу, раздававшиеся с кормы. Там рядовые члены команды заменяли поврежденные секции обшивки. Гарамонд всматривался во мрак, стараясь привыкнуть к мысли, что нет ни малейшей надежды избежать столкновения с этой глухой стеной, несущейся навстречу с неимоверной быстротой.
Ямото вежливо кашлянул.
– Понимаю, сейчас бессмысленно строить догадки о цели странной диверсии. Однако любопытно было бы это выяснить. И потом: кто установил взрывные устройства?
– По моему мнению, тут не обошлось без Шрапнела, пилота орбитального катера, – сказал Нейпир. – Доказательств у нас нет, но многие факты косвенно указывают на него. Мы упомянули о своих подозрениях в экстренном сообщении командованию.
– И что вам ответили?
– Обещали допросить его. – В голосе старпома прозвучал сарказм. –Заверили, что предпримут все необходимые меры.
– Приятно сознавать, с каким вниманием к нам отнеслись. Действительно, разве это не приятно? – Ямото сдавил ладонями виски. –Сколько нужно было сделать! Сколько еще узнать. Об Орбитсвиле и о многом другом.
"Что ж, – подумал Гарамонд, – после полета станет, по крайней мере, известно, выдержит ли оболочка лобовое столкновение с многотонным куском металла, летящим со скоростью сто километров в секунду. И тем, кому захочется присутствовать при увлекательном эксперименте, не нужно будет далеко уходить от Окна…”
Внезапно капитан почувствовал, как у него внутри все куда-то ухнуло. Даже не озарение, лишь холодок предчувствия озарения, невероятная, безумная идея. Вот-вот он сможет выразить ее в словами…
– А никому не приходило в голову, – спокойно произнесла Дениз Серра, – что курс можно слегка изменить, чтобы попасть в Окно посреди Бичхэд-Сити?
Все опять замолчали, но молчание уже было другим.
Капитан испытал повторное потрясение. Мысль, которую он только что сформулировал, высказана другим.
Секунд десять все сидели, затаив дыхание, а потом тишину нарушил сухой, безрадостный смех О'Хейгана.
– Видите ли, мисс Серра, при нашей скорости врезаться в атмосферу все равно, что в твердую скалу. Боюсь, ваша идея ничего не меняет.
– Мы не врежемся в воздух. Опять развернем корабль носом вперед и перед самым Окном ударим из электронной пушки.
– Чушь несусветная! – воскликнул О'Хейган, но потом, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, склонил голову и его пальцы забегали по клавиатуре. – Хотя нет, не чушь, – поправился он без тени смущения и кивнул Дениз, прося у нее извинения.
Сидящие в конференц-зале немедленно повернулись к собственным терминалам и забросали вопросами центральный компьютер. Затем вдруг заговорили в один голос.
– … Если не жалеть пушку и дать предельную мощность, то получим несколько секунд. Таким пучком можно пробить тоннель сквозь толщу воздуха на…
– … В настоящий момент достаточно горизонтальной коррекции курса вспомогательными…
– … Учтите, мы нырнем в Окно примерно под углом в семьдесят градусов. Малая полуось эллипса и площадь мишени составят…
– … Это еще ладно; не дай Бог, на пути окажется какой-нибудь…
– … За оставшиеся часы успеем укрепить каркас по продольной оси…
– … Корабль потеряет достаточное количество кинетической энергии, чтобы…
– Минутку внимания! – повысил голос капитан, перекрывая возбужденный гомон. – Тут нужно предусмотреть все до мелочей. Есть еще один немаловажный вопрос: какое действие наш прорыв окажет на город?
– Там будет багровый ад, – помедлив, произнес О'Хейган. – Прошив Окно, электронный пучок войдет в атмосферу, как раскаленный клинок в воду. Последует незамедлительный взрыв. Пожалуй, его мощность будет эквивалентна мощности взрыва тактической боеголовки.
– Разрушения?
– Несомненно. Хотя есть время, чтобы эвакуировать всех из опасной зоны, и никто не пострадает.
– Кто-то упомянул о столкновении с другим кораблем.
– Это не проблема, Вэнс. – О'Хейган на секунду замер, удивленный собственными словами; он впервые назвал капитана по имени. – Согласуем курс с командованием, и нам освободят коридор.
Гарамонд старался трезво взвесить все соображения, но не мог: перед глазами стояли лица жены и сына.
– Ладно! Так и поступим. Мне нужна копия решения и перечень необходимых мер, но вы начинайте действовать. Я тем временем свяжусь со штабом флота.
Десять руководителей научных групп и офицеров корабля приступили к доскональному обсуждению. Включили селекторную связь конференц-зала с отсеками. Тридцать специалистов по различным судовым системам заспорили, что и как лучше сделать. Из-за многочисленности участников дискуссии их объемные образы были усечены, отчего помещение превратилось в кунсткамеру говорящих голов. Поручив Нейпиру оповещать команду о положении дел по судовому радио, он затем ушел в свою каюту и вызвал на связь флотское командование. Однако ответил ему не начальник диспетчерской службы, а один из управляющих Старфлайта лорд Нетлтон. Импозантный, седовласый старик принадлежал к типу придворных, умевших нравиться Элизабет. Он успешно играл роль мудрого, доброго патриарха, не лез с советами, держался подальше от интриг и махинаций, не перебегал другим дорогу, поэтому так долго оставался у вершины власти.
– Я хотел бы говорить с кем-нибудь из дежурного персонала, –пренебрегая принятой формулой обращения, заявил Гарамонд.
– Штаб флота взят под личный президентский контроль. Элизабет была чрезвычайно озабочена происшедшим.
– Надо думать.
– Простите, не понял. – В скрипучем голосе лорда Нетлтона прозвучал открытый вызов.
Но капитан не стал высказывать своих соображений, он снова подумал о жене и ребенке.
– Президентское радение о благе подданных общеизвестно.
Нетлтон милостиво наклонил седую голову.
– Понимаю, капитан, слова в подобных обстоятельствах ничего не значат, но, поверьте, я искренне вам сочувствую. Позвольте мне передать слова утешения и поддержки всему вашему…
– Не торопитесь с сочувствием, милорд. Я вышел на связь со штабом не для того, чтобы проститься, я хочу проинформировать "Старфлайт" о своих намерениях. "Биссендорфу" понадобится лишь горизонтальная коррекция курса, чтобы попасть в створ Окна и проскочить внутрь Орбитс…
Э-э… Линдстромленда. Именно это я и намерен предпринять.
– Я не вполне вас понял. – Изображение Нетлтона слегка уменьшилось, следовательно, к их разговору подключились посторонние слушатели. – Мне сообщили, что вы летите со скоростью сто километров в секунду, и не существует способа ее замедлить.
– Верно. "Биссендорф" разрушит Бичхэд-Сити, как ядерная бомба. Необходимо срочно эвакуировать район, прилегающий к Окну. Мои научные сотрудники помогут вам с оценкой радиуса опасной зоны и предполагаемых разрушений, но я настоятельно рекомендую немедленно предупредить всех жителей. У вас в запасе меньше восьми часов. – И он в подробностях изложил, что должно вскоре произойти и что следует делать, а тем временем постоянные искажения стереоизображения свидетельствовали о непрерывном росте невидимой аудитории.
– А если корабль промахнется и врежется в оболочку под самим городом? – Мы уверены, что попадем в Окно.
– Но вы не даете никаких гарантий. Предположим, вы все-таки промажете?
– По мнению наших специалистов, оболочка останется целехонькой.
– Ее материал – одна из величайших когда-либо возникших научных загадок, а вы вот так запросто предсказываете ее поведение при столкновении. На каком основании?
Гарамонд позволил себе снисходительно улыбнуться.
– Вы не поверите, какого прогресса достигла за последние часы наша интуиция.
– Сейчас неподходящее время для шуток. – Лорд Нетлтон поглядел в сторону и кивнул кому-то за экраном, потом мрачно повернулся к Гарамонду. – А вы не предусмотрели, капитан, возможности, что "Старфлайт" не даст вам разрешения на столь опасную авантюру?
Гарамонд подумал и ответил:
– Нет. Зато я знаю, что "Старфлайту" абсолютно нечем меня удержать.
Лорд Нетлтон с царственной печалью покачал головой.
– Капитан, соединяю вас напрямую с президентом.
– Я спешу, мне некогда болтать с Лиз. Передайте моей жене, что я вернусь как можно быстрее.
Он щелкнул выключателем и дернулся в конференц-зал, надеясь, что держался с нужной уверенностью.
По сравнению со своим земным прототипом Линдстром-Центр выглядел простоватым, однако его здание в форме восьмиугольника, построенное на небольшой возвышенности в двадцати километрах от Бичхэд-Сити, было самым крупным и роскошным на Орбитсвиле. С городом его связывали электрические и видеофонные провода, протянутые на низких опорах. Согласно замыслам президента, в будущем холм должны украсить скульптурно-парковые ансамбли, но пока он оставался голым и нелепо сверкал стеклом и пластиком.
Первые три этажа заселили вывезенная с Обоих Миров прислуга, члены руководства и совета директоров корпорации, а верхний отвели под личную резиденцию Элизабет.
В тот вечер охранники, патрулировавшие периметр ограды, чувствовали себя не лучшим образом. Прослышав, будто один капитан фликервинга собрался покончить с собой, с разгона вогнав свое корыто в самое Окно, они потеряли покой и сон. По мере приближения предсказанного с точностью до минуты (в 20:06 по согласованному местному времени) начала фейерверка, каждого подмывало в ущерб службе поглазеть на теснящиеся вдалеке крыши домов и портовых сооружений. А слухи, что из города спешно эвакуированы все жители, только подстегивали интерес к бесплатному зрелищу.
Тем не менее охранники поглядывали на прозрачную стену резиденции: не промелькнет ли их благодетельница? Саму Элизабет заметить было сложно, мешали отражения в стекле, но иногда за окнами блестел жемчугом ее затянутый в шелк живот. Никому, естественно, не улыбалась мысль загреметь со службы и очутиться снова среди каменных трущоб и небоскребов на Земле, однако с каждой минутой взгляды охранников все неодолимое притягивала западная сторона, где вознамерился устроить свое шоу безумный капитан. Беспокойное ожидание охватило и обитателей Октагона. Только не тревожное, как у Элизабет, а возбуждающее и пьянящее.
– Дорогая, – с заботливой теплотой обратилась хозяйка к Эйлин, – не безрассудно ли вы поступаете, собираясь смотреть на это?
– Ничего страшного, миледи.
– Мальчику не стоило бы…
– Я уверена в своем муже. Он знает, что делает, – твердо ответила Эйлин и, положив руки на плечи сына, повернула его лицом на запад. – Все будет хорошо.
– Восхищаюсь вашим мужеством. Особенно, если учесть шансы…
Элизабет остановилась. Эта простушка, оказывается, искренне полагает, что корабль, врезавшись в воздух на ста километрах в секунду, не разобьется, словно о гранитную стену. Элизабет знала толк в математике и понимала, сколь абсурдна подобная надежда. Однако для ее гостьи уравнения – темный лес, а слова – пустой звук. Во всяком случае, миледи предоставила безмятежной миссис Гарамонд самой избавиться от заблуждений, увидев, как на горизонте расцветет погребальный костер муженька. Забавно понаблюдать за сменой чувств на ее глупом лице. Элизабет согласна даже принять эту маленькую радость в погашение процентов с неоплатного долга семьи Гарамонда.
Горе можно искупить только горем, а страдание погасить таким же страданием. Не многим удалось до конца постичь эту истину. Так рассуждала Элизабет. Такая логика не нравилась ей и самой, пока тело маленького Харальда не поместили в золотистый мед смолы и не оставили навеки в родовой усыпальнице Линдстромов. Но как она верна!
Око за око, любовь за любовь. Двойная бухгалтерия, без изъянов. В свое время она очень поддержала Лиз, когда виновник ее горя, струсив, исчез в глубинах космоса, и немедленно расквитаться с ним не удалось. Сейчас, оглядываясь назад, Элизабет усматривала в этом Божий промысел. Господь просто давал понять, что еще рано, что невелик еще кредит Гарамонда, и он еще не в состоянии оплатить свой долг сполна. Воздай ему Элизабет по заслугам раньше, и до скончания века не знать бы ей покоя, ибо платежным эквивалентом был ребенок, привязанность к которому растет с годами, а потому смерть ее девятилетнего сына ни в коей мере не компенсирует мальчишка помоложе…
– Миледи, мне доложили свежие результаты, – вклинился в ее мысли голос трехмерного лорда Нетлтона. – Согласно уточненным данным осталось три минуты.
– Три минуты, – вслух повторила Элизабет.
Эйлин молча взяла Криса на руки. Головка мальчика загородила ее лицо, поэтому Элизабет неспешно обошла ее и стала наблюдать за ней с другой стороны.
Ожидание длилось целую вечность.
Ребристый купол небес совсем замер.
Время застыло…
Сначала возник столб раскаленной плазмы. Прямая, как стрела, молния наискось пронзила воздух и выжгла его адским огнем. В следующий миг она начала ветвиться, во все стороны зазмеились отростки, и нестерпимые фиолетовые языки пламени лизнули небесную твердь. Фонтан энергии пробил атмосферу над Бичхэд-Сити, по небосводу разбежалась призрачная рябь, а потом страшный удар сотряс тела и поверг души в ужас. Где-то в самом центре апокалиптического видения мелькнуло нечто, затем на острие стрелы вспыхнула яркая звезда и канула на юго-востоке.
Вакуумный тоннель исчез, адское пламя погасло. Над головой снова засияло солнце, правда, окаймленное благородной чернью.
Когда зрение пришло в норму, Элизабет порывисто вздохнула. Доведется ли когда-нибудь еще раз увидеть столь впечатляющую и явно окончательную смерть?
Она повернулась к гостье, желая насладиться ее горем, и испытала потрясение: лицо Эйлин Гарамонд осталось безмятежным.
– Случилось то, чего мы ожидали, – произнесла миледи.
– Да, да, – радостно закивала Эйлин и крепче обняла ребенка. – Я же говорила.
Элизабет задохнулась от ярости.
– Идиотка! Ты думаешь, он еще жив после того… – Она заставила себя сдержаться.
От Бичхэд-Сити накатила вторичная звуковая волна. Здание, устоявшее против ударной волны, выдержало и эту, лишь задрожали блики на стекле, затрясся пол да задребезжали мелкие предметы. Кристофер зарылся лицом в копну материнских волос.
– Вашего мужа больше нет, – объявила хозяйка дома, как только наступила тишина. – А поскольку вы теперь вдова самого выдающегося капитана моего Разведфлота, то останетесь жить здесь моей постоянной гостьей. Другие варианты неприемлемы.
Эйлин обратила к ней побледневшее, но спокойное лицо.
– Вы ошибаетесь, миледи.
Элизабет печально покивала головой и скептически-насмешливо скривила губы. Опечалилась она тем, что испорчена ее игра. Ведь она намеревалась целый год забавляться с миссис Гарамонд, как кошка с мышью, роняя тонкие намеки и двусмысленные фразы, ведя ее от сомнений к уверенности, от призрачной надежды к бездонному отчаянию. Но то ли у Эйлин Гарамонд чересчур высокий уровень интеллекта, то ли интеллект вообще отсутствует. Вывод один: Элизабет вынуждена сразу внести полную ясность, чтобы счет, волей Божьей, был оплачен до конца. Потому в доступной даже детям форме, Элизабет преподала своей гостье урок возмездия. Итак, Кристоферу Гарамонду отпущено три года. Он проживет ровно столько, сколько прожил Харальд Линдстром, и ни дня сверх того.
Закончив, она вызвала своего врача.
– Гибель капитана Гарамонда вызвала нервное расстройство у миссис Гарамонд. Введите ей успокоительное.
Эйлин собиралась закричать, но многоопытный врач так ловко прижал мини-инъектор к ее запястью, что даже Кристофер ничего не заметил. Доза быстродействующего наркотика мгновенно впиталась в кожу, и лишенная воли Эйлин покорно двинулась туда, куда ей показали.
Оставшись в одиночестве, Элизабет Линдстром долго смотрела сквозь стеклянную стену на простиравшиеся к западу луга и в первый раз за целый год почувствовала себя счастливой. Она улыбалась.