Книга: Цена посвящения. Неучтенный фактор
Назад: Глава восемнадцатая. Трудно быть человеком
Дальше: Глава двадцатая. На охотника и зверь бежит

Глава девятнадцатая. Скрадывание следа

Серый Ангел

Есть несколько мест, где шум суетливой жизни неуместен. Кладбище, больница, церковь, библиотека и лес. В них творится некое таинство, постичь которое до конца человек не может, поэтому обязан в почтительности умерить раж жизни и вести себя, как приглашенный гость.
Но для оперов нет ничего святого, а со смертью они запанибрата. Место преступления для них всего лишь участок пространства, который должен быть осмотрен и запротоколирован. Скажи им, что место, где из человека ушла жизнь, есть отныне точка перехода между мирами, покрутят пальцем у виска. Но сермяжная правда в демонстративной браваде перед ликом смерти есть. Начнешь на такой работе задумываться о высоких материях, быстро допьешься до белой горячки или начнешь заговариваться, и крутить пальцем у виска будут уже в твой адрес.
Злобин устроился на переднем сиденье машины, выставив ноги наружу. Сидел скрестив руки на коленях и свесив голову, чтобы ничего не видеть, кроме своих резиновых сапог, заляпанных грязью и кровью, слушал тишину леса.
Он представил себе лес огромным океаном, посреди которого затерялся маленький островок, переполненный людьми в форме. Только океан это не изрыгал грозного рокота, заглушая голоса и нервную суету людей. Он накрывал остров невидимыми валами своего дыхания, то и дело погружая островок в полную, непроницаемую, первозданную тишину. Лес готовился ко сну. Из его дикой глубины выползали сырые туманные сумерки. Не пройдет и часа, как уберутся с островка люди, и лес навсегда поглотит пятачок освоенного человеком пространства в своей пучине.
Зачавкали грузные шаги, и Злобин нехотя поднял голову.
Зам по следствию потоптался нерешительно и лишь после этого сделал последний шаг, приближаясь к начальству на положенные два шага. Для капитана, чья самостийная власть кончалась за околицей провинциального городка, Злобин был олимпийским богом, спустившимся в мир смертных по какой-то своей божественной надобности. Богам, возможно, явления народу заменяют турпоездки, а смертным от этого одни проблемы. Ладно, получать сверху ценные указания и молнии дело привычное. А что делать с живым богом, сидящим перед тобой в резиновых сапогах?
— Андрей Ильич, ваш парень сказал, что уже заканчивает, — произнес капитан, откашлявшись в кулак.
Злобин посмотрел на него глазами человека, разбуженного командой «Подъем!» посреди цветного детского сна.
Капитан выглядел в полном соответствии со своим званием и возрастом. Взрослый мужик, которому уже ничего в жизни не светит. Да и жизнь серая, как милицейский бушлат. Про таких говорят, есть еще порох в пороховницах, но ровно столько, чтобы застрелиться.
— Раз сказал, значит, так и будет.
— Так это… может, трупы вынести? Я все уже организовал. Ждем вашей команды.
— Начинай.
Злобину сразу же вспомнилась горница, заваленная кусками человечины, и во рту сделалось мерзко, будто прорвало флюс.
Он достал сигарету, сунул в рот. Тут же выплюнул. Полез в карман за новой.
— Рога надо поотшибать тому, кто придумал сигареты с фильтром. Вечно их не тем концом в рот суешь, — пробормотал он, слизнув прилипшую к губе табачинку.
Свою пачку он выкурил, пока осматривали место происшествия, если так нейтрально можно назвать то, что представлял из себя дом егеря. Пришлось одалживаться у прибывших на вызов местных. Подарили целую пачку «Лиггетт-Дуката». Когда-то, во времена юности Злобина, это были самые дешевые сигареты с фильтром, набитые убойной силы самосадом. Сейчас по лизингу производили ватного вкуса ерунду с пониженным содержанием всего, что должно быть в табаке.
Капитан достал из кармана бушлата бензиновую зажигалку, чиркнул колесиком, поднес огонь к сигарете Злобина.
— Спасибо, — кивнул Злобин.
Подумал, что зажигалка «Зиппо» никак не вяжется с образом капитана, да и денег на дорогую заморскую цацку он вряд ли бы стал тратить. Скорее всего, конфисковал у кого-то из наркош. Безотказную и не тухнущую на ветру зажигалку, в Америке ставшую символом особо крутого мужика, отечественные полудохлые наркоманы приспособили в качестве спиртовки для разогрева героина в ложке.
— Шестов, тащи сюда понятых!
Командирский глас капитана больно ударил по барабанным перепонкам. Злобин только поморщился, но вслух замечание делать не стал. Капитан, конечно же, чувствовал себя не в своей тарелке. Но сообразительности и хватки при этом не потерял.
На вызов он прибыл, как на пожар, очумелый, но в полном снаряжении. Привез с собой трех сержантов, кинолога с овчаркой, двух оперов, эксперта-трассолога и судмедэксперта. Самое главное, сообразил доставить понятых, чтобы не искать по лесу грибников, желающих поставить закорючку в протоколах.
В качестве понятых были привлечены граждане несносно помятого вида. Когда они с ворчанием и матерками десантировались из зарешеченного отсека милицейского уазика, Злобин недовольно покосился на капитана.
— Граждане Трофимов и Ганжа, — представил их капитан. — Паспортов с собой нет, но данные я наизусть помню. Не смотрите так, в большом хозяйстве любая дребедень сгодится. Правильно я мыслю?
Злобин вспомнил перебранку дежурного с крышевателем цыган и с усмешкой поинтересовался:
— А обмочившегося Жучкова почему до кучи не взял?
Капитан онемел от удивления. Злобин подумал, что еще год по местному околотку будут гулять легенды о сверхинформированности Генпрокуратуры.
Трофимов с Ганжой под конвоем сержанта подошли к «Волге». Замерли в пяти шагах. Косились сизыми испитыми глазками на свое и заезжее начальство, как с испокон веку смотрит мужик на урядника и московского барина.
— Значит, так, враги. — Капитан широко расставил ноги и заложил руки за спину. — Сейчас берете черные мешки в багажнике и поступаете в распоряжение эксперта. Что он укажет, то туда и складываете. Потом несете вон в ту машину.
Трофимов потянул кепку за козырек, закрыв глаза от жгучих начальственных очей.
— Уговора не было трупы таскать, начальник. И так насмотрелись, блевать три дня буду дальше, чем вижу.
— Не понял? — с чугуном в голосе сказал капитан.
— И то правда, — подключился к поискам справедливости Ганжа. — Что мы, труповозы какие? Или эти, палынаматомы?
— Еще одно умное слово, и ты у меня в «обезьяннике» гнездо себе совьешь, орел плюшевый! — Капитан махнул сержанту. — Уводи врагов!
— За такую работу, между прочим, сам бог велел, — достаточно громко прошептал Трофимов.
— Вот с него и получишь. — Капитан задавил торг на корню.
Закурил и присел на корточки напротив Злобина. В глазах у него было беспокойство овчарки, не уверенной, ту ли палку она принесла.
— Все правильно, Денис Григорьевич, — успокоил его Злобин. — Все формальности мы соблюли. А как и чего это нам стоило, никого не интересует.
Капитан с явным облегчением выдохнул дым.
— Что ты по этому поводу думаешь? — спросил Злобин, указав сигаретой на дом.
Капитан скосил глаза на кончик своей сигареты. Она заметно вздрагивала в толстых крестьянских пальцах.
— Не знаю, что и сказать, Андрей Ильич. Жуть страшная. Первый раз такое вижу.
— А Матоянц не в счет?
— У-у! Там один, а здесь — вон сколько накрошили. — Он сплюнул длинной, вязкой струей себе под ноги. — Зверье, одним словом.
— Еще похожие случаи были?
Капитан кивнул.
— По весне одного «подснежника» нашли. Наполовину обглоданного. Думали, из Москвы подбросили подарочек. Оказалось, местный. Типа этих. — Он кивнул на получавших прорезиненные мешки «врагов». — Почтальона в прошлом году задрали. В Горелках это было. Прямо посреди улицы. С тех пор туда почту никто не носит.
— Как же они там живут? Пенсии же получать надо.
— Ай, те пенсии… Какие пенсии с трудодней? Одни вдовые бабки остались. Всю жизнь пахали, а заработали гроши. Вот одну в Горлеках Миллионщицей прозвали: у нее пенсия аж шестьдесят рублей. У всех еле сороковник набегает, а у нее целых шестьдесят!
— С ума сойти, как же живут? — Злобин поежился.
— Никак не помрут, вот и живут. Александр Васильевич, участковый их, уехал, вот у него бы подробности спросили. Он у этих бабок за Илью Муромца, защита и опора. Голо там. — Капитан кивнул куда-то в лес. — Кого война не повыбила и зона не извела, тех Москва заманила и не отпускает. Может, от этого зверье и обнаглело. Раньше же деревни человеческим духом пахли, маслом машинным, дизелем, тем, сем. Шум какой-то издавали, когда по хозяйству возились. Вот зверье и отпугивали. А теперь ни шума, ни запахов, ни жизни. Одни бабки на печках прячутся. Ох, кстати, вспомнил, Александр Васильевич рассказывал, к одной бабке стая заявилась. Волчары бешеные. Лбами окно вышибли и перевернули все вверх дном. Жрать нечего, бабка со страху в подпол забилась. Бог миловал, не тронули. Выспались и утром ушли. Вот так!
— Когда это было?
Капитан опять скосил глаза на тлеющий кончик сигареты.
— А в прошлом году и было, — немного погодя ответил он. — Перед майскими праздниками.
— Получается, волки у вас снуют повсюду.
— Волки — редкость. А когда из леса вываливает косяк кабанов и за пять минут хомячит всю картошку на огороде, этим уже никого не удивишь. — Он досмолил сигарету до фильтра, уронил окурок в траву. — Дело мне отпишете, Андрей Ильич, или как?
— Я поэтому и интересуюсь, что ты по всему этому думаешь.
Капитан пожал плечами.
— Я Ольке Мухе про Матоянца сказал и сейчас повторю: дохлое дело, волков в суд не потащишь. Закрывать его надо ввиду отсутствия события преступления.
— А с тем, кого мы здесь вспугнули, что делать?
— Ну-у! Его еще отловить надо. Пока найдем и заарканим, экспертиза поспеет. И никак он к этой мясорубке не пристегнется. Что тогда? Тогда вешаем на него сопротивление работнику милиции и отправляем на нары, — себе ответил капитан.
Злобин бросил окурок под ноги, размазал сапогом.
— Больно вовремя волки появляются. Ладно, и на старуху бывает проруха, — сказал он, думая о своем.
— Но и на деда бывает победа, — вставил капитан.
Злобин через силу улыбнулся.
С крыльца прыжком слетел Сергей, трусцой побежал к «Волге».
— Толковый парень. У вас там все такие? — спросил капитан, оглянувшись через плечо.
— Не завидуй, не в раю живем.
— Это точно, — согласился капитан. — Я тоже телевизор смотрю.
Он встал, уступая место Сергею.
— Андрей Ильич, след! — выдохнул Сергей, протягивая фотоальбом в пленочном переплете. — В комоде нашел.
Злобин принял из его рук альбом, перехватив в заложенном пальцем месте. Альбом сразу же раскрылся на нужной странице.
Фотографии были по-кодаковски яркие и праздничные. Только сердце у Злобина сразу же ухнуло вниз.
Со снимка на него смотрел, улыбаясь, тот самый «толкиенист». Даже карнавальный костюм охотника за оборотнями не сменил. Камуфляж и жилетка мехом наружу. Волосы схвачены на лбу плетеным ремешком.
А рядом стоял егерь Матвей Петрович Сазонов. Целый и невредимый, улыбающийся.
На другом снимке они стояли в обнимку, как старые друзья.
Где именно делались снимки, с первого раза не угадаешь, лес за спиной. А какой, неизвестно.
— Что ты там про деда с победой говорил? — Злобин протянул капитану альбом. — Даже в запертом изнутри доме всегда наследят.
— Изъятие оформил? — обратился он к Сергею.
— Обижаете, Андрей Ильич! Эти два ханурика уже закорючки поставили.
— Как они там, кстати?
— Водку клянчат. А где я им возьму? — Улыбался Сергей без натуги.
Из низины, по которой шла дорога к кордону, стал нарастать низкий рев мощного мотора. Милицейский уазик, застрявший там, кавалькада под предводительством капитана второпях просто сдернула тросом в лужу, чтобы не загораживал дороги. И теперь кто-то воспользовался отсутствием препятствия.
— Похоже, на танке кто-то катит, — пробормотал Сергей.
Злобин встал.
Тревога уже охватила островок подворья. Сержанты, маявшиеся бездельем у машин, озирались в поисках начальства. Собака, от которой проку оказалось никакого, след она отказалась брать категорически, вспомнила о служебных обязанностях и громко залаяла. В микроавтобусе экспертов распахнулась дверь и наружу высунулась очкастая голова.
Капитан вернул Злобину альбом и поправил кобуру на поясе.
— Думаю, ваши катят.
— В смысле? — удивился Злобин.
— Шеф.
Сергей хохотнул.
— Наш шеф сидит в кабинете.
— Вам лучше знать. — Капитан пожал плечами. — Зеленчук! — как в мегафон вдруг рявкнул он. — Тормозни этого танкиста!
В серой мути умирающего дня как раз вспыхнули фары. Две, где им полагается, и четыре в ряд на крыше машины. Сноп яркого света выхватил, как фотовспышкой, замерших на подворье людей.
Сержант не успел, в распахнутые ворота ворвался «лендровер», клаксоном отпугнув его с дороги. Круто вывернув руль, водитель осадил машину, как взъяренного коня, впечатав ее колесами в землю в сантиметре от борта микроавтобуса.
— Нам так не жить, — прокомментировал Сергей.
Капитан с оттяжкой сплюнул.
Злобин успел разглядеть эмблему МЧС на дверце, перед тем как она распахнулась, выпустив наружу коренастого, крепко сбитого мужчину.
— Кто здесь старший?! — прогремел мужчина голосом профессионального военного.
— Идите сюда, Семен Петрович.
Мужчина повернулся на голос Злобина. Даже по позе было видно, что он опешил от удивления.
— Идите, идите, Сазонов, — еще раз позвал его Злобин. — Только скажите водителю, пусть мотор заглушит. Здесь и без этого голова кругом идет. И бойцов попросите стоять, где встали, — добавил он, увидев, как следом из машины, как братья из ларца, появились близнецы-тяжелоатлеты в темных комбезах.
Мужчина дал отмашку, и двигатель тут же умолк. Его бойцы замерли, как ротвейлеры, в ожидании команды «фас».
— Брат Матвея? — спросил капитан.
— А кто же еще, — ответил Злобин, не оглянувшись. — У вас нравы, как я погляжу, деревенские. «Сарафанное радио» лучше НТВ работает.
— А что вы хотели? — не обиделся капитан. — Случай-то какой!
— В России все секретно, но тайн нет, — ввернул Сергей. — Мне остаться, Андрей Ильич?
— Конечно, — кивнул Злобин.
Даже неяркого света хватило, чтобы без труда опознать в подошедшем мужчине родного брата погибшего егеря. Явно старшего.
Если сравнивать с егерем на снимках, Семен Петрович выглядел солиднее. К природной ширококостной силе добавилась властность, к сметливому уму расчетливость карьерного человека, к крутому нраву — матерость профессионального ломателя хребтов.
Семен Петрович шумно втягивал носом воздух, переводя взгляд глубоко посаженных глаз со Злобина на капитана. Сергея ввиду его молодости он внимания не удостоил.
— Кто здесь старший? — напряженным голосом спросил он.
— Я, Семен Петрович. — Злобин шагнул вперед. — Злобин Андрей Ильич. Генеральная прокуратура.
— Даже так?
— А что вас удивляет?
— Просто так… Мне сообщили, что Матвей погиб.
— Это правда. Примите мои соболезнования.
Лицо Сазонова, словно топором вытесанное, на секунду дрогнуло, как от выстрела зубной боли. Но он моментально взял себя в руки.
— Я хочу посмотреть.
Злобин медлил, давая почувствовать, что ни от желаний, ни тем более от приказов посторонних здесь ничего не зависит.
— Это невозможно.
— Почему это? — Сазонов сузил глаза.
— Во-первых, на месте происшествия проводятся неотложные следственные действия. До их окончания в дом никто, кроме следственной группы, не войдет.
— А опознание? — не дослушал его Сазонов. — Кто Матвея опознает?
— Семен Петрович, в дом ворвалась стая волков. Произошло это, примерно, вчера вечером. То, что осталось от людей, сейчас опознанию подлежит с трудом.
— Как? Всех?! — выдохнул Сазонов.
— Погибли все, кто был в доме.
Сазонов заскрипел зубами так, что капитан вздрогнул.
— Там девочка должна… — Не договорив, он закусил губу.
— Жена, обе дочки и невестка, — перечислил Злобин.
Сазонов затряс головой.
— Нет. Грудняшка. — Он с трудом сглотнул ком. — Внучка наша.
Злобин зашкрябал в кармане, пытаясь вытащить сигарету. Без затяжки держаться уже не было сил. Насмотрелся на истерики женщин и даже притерпелся, но как корежит и рвет нутро у таких вот мужиков, лучше не видеть. Сам такой, режь на спине ремни, ни стона, ни вскрика не услышишь, кишка выдержит. Только бы сердце не взорвалось.
Сергей пришел на помощь.
— Ее точно не было в доме. Мы не нашли детских вещей.
Злобин мимоходом отметил, как ловко вывернулся Сергей, не сказав «труп ребенка».
— Слава Богу.
Сазонов отвернулся, пряча лицо от их взглядов.
Охранники неверно истолковали, посчитав, что он подал знак, и дружно шагнули вперед.
— Стоять там! — махнул на них Сазонов.
В голосе опять была только армейская сталь.
«Кремень», — не без удовлетворения отметил Злобин. Он достал-таки сигарету. Сунул в рот.
— Покурим, Семен Петрович. Нам поговорить надо.
— А? — Сазонов повернулся. — Не-е. Мне иголки в уши втыкали, чтобы от курева отучить. Не буду.
— В дом действительно нельзя. Вы понимаете, почему. Придется здесь разговаривать.
Сазонов оглянулся на дом, черневший на фоне тускло освещенного леса. С крыльца двое нелепо двигающихся мужчин сносили черный мешок.
Оперативная обстановка
Протокол допроса свидетеля
(фрагмент)
…на предъявленных фотографиях свидетель безоговорочно опознал своего брата, Сазонова Матвея Петровича, и гр. Новикова Ярослава Константиновича. Со слов свидетеля, снимок был сделан в 1994 году в охотхозяйстве «Видное», близ пос. Алексеевка Красноярского края, где до 1995 служил старшим егерем потерпевший Сазонов М.П.
* * *
«Лендровер» МЧС несся впереди, распугивая мигалкой и ревуном зазевавшихся водителей. Большинство, увидев в зеркале тревожные синие всполохи, заранее принимали вправо, освобождая крайнюю полосу. «Волга» Злобина пристроилась почти бампер к бамперу к тарану. Сергей явно получал удовольствие от такой экстремальной езды.
— Подробностей не знаете? — спросил Злобин у сидевшего рядом Сазонова.
— Темная история. Матвей особо не распространялся. А у нас так в семье заведено, не хочет человек говорить, не лезь с расспросами.
Злобин вспомнил фото из семейного альбома Сазоновых. Не из того, глянцевой дешевки из Гонконга, в них только снимки на память о турпоездке в Турцию хранить. А семейного, толстого и солидного, как домашняя библия, в коленкоровом переплете и со страницами из плотного картона с просечками для фотографий.
На первой странице, как точка отсчета, хранилась дореволюционная фотокарточка Сазоновых. За дубовым столом строго по ранжиру и старшинству сидели двенадцать братьев. Все как по одному лекалу выкроенные, косая сажень в плечах, лица простые, но с такой гордой силищей в глазах, что не надо даже смотреть на пудовые кулаки, выложенные на стол, чтобы понять, что таким ни медведь в лесу, ни враг в голом поле не страшен. Шеи у всех короткие, как дуб в землю, в плечи ушедшие. Кланяться такими не сподручно, проще удар в лоб принять. Только одним ударом таких быков не свалить. И потом не отскочить. Резкая в них силища и сокрушительная, как у медведя.
В центре этого буйства мужской стати сидел патриарх с окладистой седой бородой. Единственное, что его отличало от сынов, так это седой волос. Ни морщин, ни дряхлости. А силы изначальной, сколько в сумме во всех детках, по левую и правую руку сидящим. Патриарх был прямым потомком стрельца Сазонова, от царского дурного гнева сбежавшего аж за Урал. Более покорным потехи ради и клятвы для петровы приспешники головы порубили, а Сазонов со товарищи в то же время скатал дом из бревен в два обхвата, да такой, что стоит до сих пор. Почернел, но не сгнил.
Крайний слева, младший в роду, Матвею и Семену дедом доводился. На него братья и были похожи, как ягоды с одного куста.
Злобин придвинулся ближе.
— Хоть и темная история, но справки навести можно. Мужик на фото — это след, пойми. Ты, Семен Петрович, хоть какую зацепку дай, — попросил он.
С Сазоновым они еще на кордоне без проблем перешли на «ты».
Сазонов поморщился.
— Да наводил я справки! Тогда же пришлось на все рычаги нажать, чтобы Матвея из того медвежьего угла выкорчевать. Думаешь, ему Москва медом мазана? Как и мне, впрочем. — Он похрустел пальцами. — Темная история. Две деревни там волки выели. Начисто. В каждой по десятку бабок да по полтора деда. Однако ж, все одно — живые души. Скандал был ужасный. На Матвея попытались всех собак повесить. А он и не отпирался. Чуть ли не в тюрьму просился.
— Так, значит!
Злобин краем глаза отметил, что Сергей повел шеей, прислушиваясь.
— Уж не знаю как, но этот трехнутый Ярослав в эту бодягу подписался. Матвей обмолвился, что приезжал он тогда. И не один. Пятерых дружков с собой привез. Таких же. — Сазонов покрутил пальцем у виска. — Охотники на оборотней, ядрена в корень.
Злобин затаился, боясь ненароком вспугнуть удачу.
Сазонов похрустел костяшками, сжимая и разжимая кулаки.
— Теория у них такая. Эволюция, мол, продолжается. Но если раньше она была рулеткой, в которой выигрыш — выживание, то теперь у нее появился вектор. Все живое играет против человека. Понимаете, о чем речь?
— Продолжайте.
— Ну, по их теории получается, что мы так достали Природу, что вся живность теперь мутирует по признаку, кто больше человеку гадостей принесет. Вирусы всякие с животных на человека переходят, болячки всякие.
— А оборотни тут при чем?
— Оборотни… Это самый смертный враг для человека. Только не те, что в кино показывают. А самые настоящие. — Сазонов покосился на Злобина. — Собаки, скрещенные с волком, вот что это такое. Собаки навыворот. Ведь человек из предков собаки сделал биоробота. Собака службой живет, от команды до команды. Ее, бедную, даже на случку раз в год на поводке водят. А она без хозяина себя не представляет. Вот так. — Он втиснул пальцы между пальцами. — Умрет за хозяина. И без хозяина дня не проживет. А теперь представь, что будет, если такую привязку наизнанку вывернуть? Это же…
— Спецназовец, пошедший в бандиты, — подсказал Сергей.
— Точно! Только еще хуже. У спецназовца рефлексы волка, но хоть толика человеческих понятий остается. А у собаки ничего нет. Только знание о человеке и волчье умение убивать. Прикинь, какой терминатор получается!
Злобин попробовал себе представить подобный выверт Природы. Стало не по себе. Особенно после увиденного на кордоне.
— И Ярослав на них охотился? — спросил он.
— Угу, охотился, — угрюмо кивнул Сазонов. — Из той великолепной пятерки он один остался. Запросите данные райотдела в Алексеевке. Там дела по факту смертей в деревнях возбуждались.
Сергей словно почувствовал на себе взгляд Злобина, кивнул.
— Мало что понятно, но это уже кое-что, — задумчиво произнес Злобин. — А Матвей верил в эту теорию?
— Да как сказать. — Сазонов пожал плечами. — Ребята же с биофака МГУ. Со степенями даже. Нет, Матвей не из тех, кому можно всякой заумью мозги запудрить. Хотя, если что в голову возьмет, не выпустит, пока по косточкам не разберет и по полочкам не разложит. — Он вздохнул. — Мы, Сазоновы, мужики упертые.
Он с собачьей тоской в глазах посмотрел на Злобина.
— Андрей Ильич, ты извини. Завтра хоть всю душу вымотай, а сегодня я — пас. Не могу больше!
— Что ты, Семен. Все нормально. Ты и так нам помог.
Злобин хотел положить руку на эту широкую ладонь, что до судороги то и дело сжималась в пудовый кулак. Но почувствовал, что не надо этого делать. Всему есть предел, и боли, и сочувствию.
— Тогда извиняйте, мужики, я — в штопор. Иначе сердце… Ай, ладно, все свои!
Сазонов покопошился, извлек из потайного кармана форменного бушлата плоскую фляжку емкостью с нормальную бутылку водки. Свернул пробку и приставил горлышко к распахнутому рту. Закинул голову и стал лить внутрь пахучую жидкость.
По салону поплыл запах можжевельника и чистого спирта.
Сергей в зеркальце послал тревожный взгляд Злобину.
Злобин незаметно кивнул: «Порядок. Пусть уж так, если поможет».
Сазонов оторвался, шумно выдохнул перегарную струю.
— Будешь?
Злобин отрицательно покачал головой.
— За брата моего, Матвея. И семью его. — Из голоса Сазонова пропала вся сила. И вся сдерживаемая боль, как сукровица из лопнувшей раны, выступила наружу.
Злобин принял из его рук фляжку.
Прошептал:
— Земля пухом!
Край горлышка больно прищемил губу, но следом в рот ударила горячая волна. Злобин, едва не поперхнувшись, сглотнул жгучую влагу.
Передал фляжку Сазонову. Тот поболтал остатки. По звуку, осталась почти половина.
Сазонов сглотнул ком в горле, отдышался и резко закинул голову, заткнув рот горлышком фляжки. Пил страшно, насильно заталкивая в себя жидкий огонь.
Тяжко отвалился на спинку сиденья, безжизненно уронив руку с фляжкой. Долго, с присвистом выдохнул.
— Все, мужики. Абзац, — произнес он неживым голосом. — Не трогайте меня, Христа ради.
Он добела закусил губу, закинул голову и плотно зажмурил глаза.
* * *
Телефонограмма
Прошу срочно собрать установочные данные на гр. Новикова Ярослава Константиновича, ориентировочно 1967 г.р., выпускника биофака МГУ, и принять меры по установлению настоящего места жительства с целью взятия под оперативный контроль по подозрению в причастности к особо опасному преступлению.
Злобин А.И.
Назад: Глава восемнадцатая. Трудно быть человеком
Дальше: Глава двадцатая. На охотника и зверь бежит