6
Я внезапно оказался где-то ещё.
Это был моментальный переход, словно переключение канала в телевизоре. Я мгновенно оказался в каком-то другом месте – в другом помещении.
Поначалу я был ошеломлён странным физическим ощущением. Конечности у меня как будто онемели, словно я спал, поджав их под себя. Но я не спал…
И в этот момент я осознал одну вещь, которую больше не ощущал – пропала боль в левой лодыжке. Впервые за два года с тех пор, как я упал с лестницы и надорвал связку, я не ощущал в ней никаких болей вообще.
Но я помнил эти боли, и…
Я помнил!
Я по-прежнему оставался самим собой.
Я помнил своё детство в Пойнт-Кредите.
Помнил, как каждый день по дороге в школу дрался с Колином Хэйги.
Помнил, как первый раз прочитал «Диномир» Карен Бесарян.
Помнил, как разносил «Торонто Стар» – в те времена, когда газеты были бумажными.
Помнил блэкаут 2015-го года и самоё тёмное небо в моей жизни.
И я помнил, как у меня на глазах свалился отец.
Я помнил всё.
– Мистер Салливан? Мистер Салливан, это я, доктор Портер. Поначалу вам может быть трудно говорить. Не хотите ли попробовать? Как вы себя чувствуете?
– Орош-о. – Слово прозвучало странно, так что я повторил его несколько раз: – Орош-о. Орош-о. Орош-о. – Мой голос звучал как-то не так. Но, с другой стороны, я сейчас слышал его так же, как Портер, моими собственными внешними микрофонами – ушами, ушами, ушами! – без дополнительного резонанса в носовых пазухах моей биологической головы.
– Великолепно! – обрадовался Портер; он был бестелесным голосом, звучащим откуда-то из-за пределов моего поля зрения, и я никак не мог определить направление на него. – Не хватает дыхательной аспирации, – продолжил он, – но вы научитесь это делать. Далее, у вас сейчас может быть множество новых ощущений, но вы не должны чувствовать никаких болей. Это так?
– Да. – Я лежал на спине, предположительно, на каталке, которую видел раньше, уставившись в белый потолок. Да, имелся некоторый недостаток чувствительности, своего рода онемение – хотя я ощущал мягкое давление на тело от, я полагаю, махрового халата, в который я был предположительно одет.
– Хорошо. Если почувствуете какую-то боль, дайте мне знать. Вашему мозгу может потребоваться некоторое время, чтобы научиться интерпретировать сигналы, которые он получает; мы сможем исправить любой дискомфорт, если он появится. Вы меня понимаете?
– Да.
– Теперь, прежде чем мы начнём двигаться, давайте убедимся, что ваши коммуникационные способности в порядке. Посчитайте, пожалуйста, в обратном порядке от десяти.
– Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Щетыре. Три. Два. Один. Ноль.
– Очень хорошо. Попробуйте ещё раз «четыре».
– Щетыре. Шэтыре. Чэтыре .
– Продолжайте.
– Щетыре. Жетыре.
– Снова проблема с аспирацией, но вы справитесь.
– Жэтыре. Шэтыре. Чэ-тыре. Четыре!
Я услышал, как Портер хлопнул в ладоши.
– Отлично!
– Четыре! Четыре! Четыре!
– Да, да, я думаю, вы с этим справились.
– Четыре! Черепаха, чаща, чечевица, ночь, дочь, картечь. Четыре!
– Здорово. Вы по-прежнему хорошо себя чувствуете?
– По-прежнему… ох…
– Что? – спросил Портер.
– Зрение на секунду пропало, но снова появилось.
– Правда? Такого не должно…
– О, и вот опять…
– Мистер Салливан? Мистер Салливан?
– Я… чувствую… ох…
– Мистер Салливан? Мистер Салли…
Ничто. Я не знаю, как долго это длилось – ни малейшего понятия. Полнейшее ничто. Когда я пришёл в себя, то заговорил:
– Док! Док! Вы здесь?
– Джейк! – голос Портера. Он шумно выдохнул, словно испытывая глубочайшее облегчение.
– Что-то случилось, док? Что это было?
– Ничего. Совершенно ничего. Э-э… а-а… как вы себя чувствуете?
– Странно, – сказал я. – Я как будто другой – тысящей разных способов, которые не могу описать.
Портер какое-то время молчал – должно быть, на что-то отвлёкся. Но потом сказал:
– Тысячей.
– Что?
– Вы сказали «тысящей», а не «тысячей». Попробуйте ещё звук «ч».
– Тысящей. Тысяшэй. Тыся-чэй. Тысячей.
– Хорошо, – сказал Портер. – Разница в ощущениях – это нормально, но если в целом вы чувствуете себя хорошо…
– Да, – сказал я. – Просто великолепно.
И в этот самый момент я осознал, что это так и есть. Я был расслаблен. В первый раз за многие годы я пребывал в покое и безопасности. Массированное кровоизлияние в мозг мне больше не грозило. Нет, теперь я буду жить совершенно нормальной жизнью. Я доживу до своих библейских семидесяти; доживу до восьмидесяти трёх – ожидаемой продолжительность жизни мужчин, родившихся в 2001 году, по данным Статистической службы Канады; и буду жить дальше. Я буду жить . Всё остальное – вторично. Я проживу долго-долго – без паралича, без превращения в овощ. Какие бы трудности ни ждали меня на этом пути, оно того стоило. Теперь я это знал.
– Очень хорошо, – сказал Портер. – Теперь давайте попробуем что-нибудь простое. Посмотрим, сможете ли вы повернуть голову в моём направлении.
Я сделал, как он просил – и ничего не произошло.
– Не работает, док.
– Не волнуйтесь. Это придёт. Попытайтесь ещё раз.
Я попытался, и в этот раз голова в самом деле перекатилась налево и…
И… и… и…
О Господи! О Господи! О Господи!
– Этот стул вон там, – сказал я. – Какого он цвета?
Портер удивлённо повернулся.
– Э-э… зелёного.
– Зелёного! Так вот как выглядит зелёный! Это… это круто , правда? Так приятно глазу. А ваша рубашка, док? Какого цвета ваша рубашка?
– Жёлтого.
– Жёлтого! Вау!
– Мистер Салливан, вы… вы дальтоник?
– Больше нет!
– Боже! Почему вы нам не сказали?
Почему я им не сказал? «Потому что вы не спрашивали» было бы правдивым ответом, но я знал, что есть и другие. По большей части я боялся, что если я об этом скажу, то они станут настаивать на воспроизведении этой особенности моей личности.
– Какого рода дальтонизмом вы страдаете… страдали?
– Дей-чего-то-там.
– Дейтеранопия? – подсказал Портер. – У вас недостаток М-колбочек?
– Да, вот это самое. – Почти ни у кого не бывает полной цветовой слепоты; другими словами, почти никто не видит мир чёрно-белым. Мы, дейтеранопы, видим мир в оттенках синего, оранжевого и серого, так что многие цвета, которые кажутся контрастными человеку с нормальным зрением, для нас выглядят одинаково: мы видим красный и жёлто-зелёный как бежевый; розовый и зелёный как серый; оранжевый и жёлтый как цвет, который, как мне говорили, был цветом кирпича; сине-зелёный и пурпурный как лиловый; индиго и бирюзовый как голубой.
Лишь синий и оранжевый выглядят для нас так же, как и для людей с нормальным зрением.
– Но теперь вы видите цвета? – спросил Портер. – Потрясающе.
– Это точно, – восхищённо согласился я. – Всё такое… такое пёстрое. Думаю, я до сих пор не понимал толком, что значит это слово. Какое чудовищное разнообразие оттенков! – Я перекатил голову на другую сторону, в этот раз практически не задумываясь. И обнаружил, что смотрю в окно.
– Трава – о Господи, только посмотрите! И небо! Какие они разные !
– Мы покажем вам что-нибудь красочное на видео сегодня вечером, и…
– «В поисках Немо», – перебил я его. – Это был мой любимый мультик, когда я был маленький – и все восхищались тем, насколько он богат красками .
Портер рассмеялся.
– Как пожелаете.
– Здорово, – сказал я. – Счастливый плавник! – Я попытался поднять руку в немовском рыбьем жесте «дай пять», но она не пошевелилась. А, ну да – «это придёт со временем»; меня же об этом предупредили.
И всё-таки, как же это здорово – быть живым и свободным.
– Попробуйте снова, Джейк, – сказал Портер. И изумил меня, когда сам поднял руку в жесте из мультика.
Я сделал ещё одну попытку, и в этот раз у меня получилось.
– Вот видите! – сказал Портер, энергично задвигав бровями. – Всё будет в порядке. А теперь давайте вытащим вас из постели.
Он ухватил меня за правую руку – я ощутил это как матрицу из тысяч точечных прикосновений вместо одного сплошного – и помог мне сесть. У меня иногда случаются приступы головокружения, и иногда становится дурно, когда я резко встаю из горизонтального положения. Но сейчас ничего подобного не было.
Я пребывал в очень странном сенсорном состоянии. Во многих отношениях мои органы чувств испытывали недостаток раздражителей: я не ощущал никаких запахов и, хотя я и имел понятие о том, что сижу, что означало наличие некоторого чувства равновесия, не чувствовал никакого ощутимого давления на заднюю поверхность бёдер и ягодицы. Однако органы зрения, атакованные новыми, невиданными цветами, едва справлялись с потоком сигналов. А если я смотрел на что-то однородное, скажем, на стену, я почти начинал различать решётку пикселов, из которых состояло поле моего зрения.
– Как самочувствие? – спросил Портер.
– Нормально, – ответил я. – Отлично!
– Я рад. Тогда, наверное, пришло время рассказать вам о секретных заданиях, которые вы должны будете выполнить.
– Что?!
– Ну, вы знаете. Бионические конечности. Шпионаж. Секретный агент-киборг и всё такое.
– Доктор Портер, я…
Брови доктора Портера ликующее заплясали.
– Простите. Полагаю, когда-нибудь мне это надоест, но пока я не никак могу удержаться. Единственным вашим заданием будет выйти из этого здания и вернуться к своей прежней жизни. Что означает, что вас нужно поставить на ноги.
Я кивнул и ощутил его руку у себя под мышкой. Снова ощущение было не такое, как обычное давление на кожу, но я без сомнения чётко осознавал, где именно он меня касается. Он помог мне повернуться так, чтобы ноги свесились с края каталки, а потом с его помощью я принял вертикальное положение. Он подождал, пока я кивну в знак того, что со мной всё в порядке, и потом осторожно отпустил меня, оставив стоять на собственных ногах.
– Ну как? – спросил Портер.
– Нормально, – ответил я.
– Головокружение? Дурнота?
– Нет. Ничего такого. Но не дышать – это очень необычно.
Портер кивнул.
– Вы к этому привыкнете – хотя иногда могут случаться неожиданные приступы паники, когда мозг начинает орать «Караул, мы не дышим!» – Он улыбнулся своей добродушной улыбкой. – Я бы посоветовал вам в подобных обстоятельствах сделать глубокий вдох и успокоиться, но вы, разумеется, не сможете. Так что просто подавляйте это ощущение или просто подождите, пока оно не пройдёт. Сейчас вы чувствуете панику из-за того, что не дышите?
Я подумал об этом.
– Нет. Нет, сейчас всё нормально. Хотя и странно.
– Выждите время. Нам некуда торопиться.
– Я знаю.
– Не хотите попытаться сделать шаг?
– Конечно, – ответил я. Но прошло ещё несколько секунд, прежде чем я воплотил слова в жизнь. Портер явно был наготове, чтобы подхватить меня, если я запнусь. Я поднял правую ногу, согнув колено, приподняв бедро и перенося тяжесть тела вперёд. Это был весьма неуверенный первый шаг, но он сработал. После этого я попытался поднять левую ногу, но она шагнула слишком далеко, и…
Да чтоб тебе…
Я обнаружил, что заваливаюсь вперёд, совершенно утратив равновесие, и что плитки пола, цвет которых был новым для меня, и я даже не знал, как он называется, несутся мне прямо в лицо.
Портер поймал меня за руку и снова проставил вертикально.
– Похоже, нам ещё предстоит большая работа, – сказал он.
– Сюда, пожалуйста, мистер Салливан, – сказала доктор Киллиан.
Я подумал было о том, чтобы сбежать. Ну, то есть, что они могут мне сделать? Я хотел жить вечно, без висящей над моей головой судьбы худшей, чем смерть, но этого не будет. По крайней мере, не будет для этого меня. Я и моя тень: мы стремительно расходились. Она… нет, он – без сомнения, находился где-то в этом же здании. Но правила таковы, что я никогда в жизни его не увижу. Не столько для моей, сколько для его пользы; он должен считать себя истинным и единственным Джейкобом Салливаном, и если он будет видеть рядом с собой меня – плоть там, где у него пластик, кость там, где у него сталь – ему будет трудно поддерживать эту иллюзию.
Таковы правила.
Правила? Лишь условия контракта, который я подписал.
Так что если бы я и правда сбежал…
Если я выбегу на улицу, в душную августовскую жару, сяду в свою машину и помчусь к себе домой, какие санкции за этим последуют?
Конечно, другой я рано или поздно тоже явится туда и захочет жить в этом доме как в своём.
Может быть, мы могли бы жить вместе. Как близнецы. Как горошины в стручке.
Но нет, так не получится. Подозреваю, что с этим нужно родиться. Жить с другим мной – но ведь я так чувствителен к тому, где что лежит, кроме того, он не будет спать ночами, занимаясь одному Богу известно, чем, пока я пытаюсь заснуть.
Нет. Нет, обратной дороги нет.
– Мистер Салливан? – снова сказала Киллиан со своим певучим ямайским акцентом. – Сюда, пожалуйста. – Я кивнул и позволил ей вывести меня в коридор, которого я раньше не видел. Пройдя немного по нему, мы очутились перед двустворчатой раздвижной дверью матового стекла. Киллиан дотронулась большим пальцем до контактной площадки сканера, и дверь раздвинулась. – Пришли, – сказала она. – Когда мы завершим сканирование остальных, водитель отвезёт вас в аэропорт.
Я кивнул.
– Вы знаете, я вам завидую, – сказала она. – Избавиться от… от всего . Вы не пожалеете, мистер Салливан. Верхний Эдем прекрасен.
– Вы там бывали? – спросил я.
– О, да, – ответила она. – Такой курорт, как этот, не открывают без подготовки. Мы репетировали две недели с руководством «Иммортекс» в качестве жильцов, чтобы убедиться, что всё организовано идеально.
– И?
– И у нас получилось. Вам там обязательно понравится.
– Да уж, – сказал я, отводя взгляд. Путей к отступлению не оставалось. – Не сомневаюсь в этом.
