«Птеранодон» – воздушный командный пункт – продолжал свой полёт на запад во тьме; внизу плескались чёрные воды Тихого океана.

Сьюзан Доусон – физическое тело агента Секретной Службы – по-прежнему находилась в офисе президента в Кэмп-Дэвиде. Лишь недавно её сгибало вдвое от боли, но она научилась изгонять её из головы.

Элисса Сноу – опять же, физическое тело, носящее это имя – ухаживала за телом по имени Сет Джеррисон, которое также испытывало сильную боль.

Сьюзан ощущала себя одновременно внутри и вне собственного тела, и в голове всплыло то, что Сингх знал о памяти наблюдателя и участника: иногда вы помните вещи так, как видели их своими глазами, а иногда вы в своих воспоминаниях видите себя самого, словно бы наблюдаемого со стороны. Но у неё это было одновременно. Она смотрела на доктора Сноу – и смотрела на себя, смотрящую на доктора Сноу – и видела по глазам Элиссы, что та испытывает точно такое же раздвоение.

Лицо президента было полем битвы – оно искажалось гримасами, которые тут же подавлялись. Сьюзан некоторое время следила за ними с обеспокоенным интересом, но потом на лице Старателя отобразилось неестественное спокойствие, словно теперь он черпал силы из связанных разумов.

– Боже мой, – сказал он. – Это чудесно.

Вероятно, связь охватывала сейчас уже около пятидесяти миллионов человек – однако вне её всё ещё оставались семь миллиардов. Линия зари продолжит двигаться через Канаду, США, Мексику, но пройдёт четыре часа, пока рассвет доберётся до Новой Зеландии – первого значительного массива суши за пределами США; примерно в это же время он доберётся до Кетчиканана Аляске. Если для того, чтобы обойти Землю, эффекту и правда понадобятся полные сутки – пятнадцать градусов каждый час – то Соединённые Штаты окажутся поглощены значительно раньше, чем Россия, Китай или Северная Корея.

– Мы в опасности, – сказала Сьюзан. – Если те, кто не связан, решат, что мы – мерзость, они могут попытаться уничтожить нас. Мы должны сохранять видимость нормальности до следующего утра – пока переход не будет завершён.

– Но как? – спросил Джеррисон. – Все должны действовать согласованно, чтобы поддерживать иллюзию, и… ох.

Сьюзан кивнула.

– Точно так. Мы связаны; мы – одно.

– E pluribus unum, – сказал Джеррисон голосом, полным изумления. Он посмотрел на Сингха, потом снова на Сьюзан. – И всё же ведь не может быть, чтобы все этого захотели. Почему это происходит?

– Это похоже на мой кирпан, – сказал Сингх. – Инструмент ахимсы  – ненасилия; метод предотвращения насилия против беззащитного, когда все остальные методы не дали результата.

Сьюзан посмотрела на него, и он продолжил.

– В глубокой древности безумец человек мог убить лишь одного человека за раз. Потом мы изобрели способы убивать небольшие группы людей, затем более крупные группы, и ещё более крупные, и так далее, и сейчас один человек может уничтожить значительную часть города или, – Сингх взглянул на Джеррисона, – даже целую страну, а чуть позже – и весь мир.

– И потому случилось это ? – спросила Сьюзан. – Мы оказались связаны в рамках стратегии выживания?

– Думаю, да, – ответил Сингх. – Опять же, потребности многих и правда перевешивают потребности немногих; человеческий род в целом делает то, что лучше всего для человеческого рода. Индивиды по-прежнему существуют в какой-то форме, и те, кому нужно трудиться для поддержания коллектива, по-прежнему могут это делать: обрабатывать землю, поддерживать инфраструктуру цивилизации, но… вы это чувствуете? Кто-нибудь это почувствовал?

– Я, – ответил Дэррил Хадкинс, и потом добавил: – Мы чувствуем.

Сингх взглянул на него и кивнул.

– Этого больше нет, верно? Расизма, предрассудков. Они ушли. Ненависть, жестокость. Ушли. Они никогда не были состоянием большинства людей – вернее, не были в течение последних десятилетий и, возможно, даже дольше – и по мере роста гештальта они оказались разбавлены до полной неразличимости.

Сьюзан выглянула в окно. Солнца в него уже не было видно, но деревья по-прежнему отбрасывали длинные тени. Прошло, должно быть, часа два с восхода солнца, из чего следовало, что до завершения процесса оставалось двадцать два часа. Она беспокоилась о том, что кто-нибудь здешний со связями в России или Китае или какой другой ядерной державе предупредит их и подтолкнёт к попытке остановить экспансию единственным известным им способом.

Но нет. Нет. Это слишком хорошо, чтобы разрушать, слишком чудесно, чтобы пускать под откос, это слишком необходимо , чтобы пытаться остановить.

На этот счёт мнение у всех вступивших в связь совпадало.

День наступал в Монтане и Вайоминге, в Колорадо и Нью-Мексико. А потом в штате Вашингтон, и в Айдахо, и в Юте, и в Аризоне. И, наконец, он добрался до Калифорнии – свет солнца окрасил вершины Сьерра-Невады.

«Птеранодон» продолжал свой ночной полёт. Питер Муленберг с удовлетворением отметил, что все B-52 вышли на исходные позиции в соответствии с графиком. Конечно, Е-4 не собирается сам лететь в Южную Азию; командному пункту нет нужды находиться вблизи от театра военных действий. Он хотел разместить его там, где он мог бы получить поддержку с земли, и, по мысли министра обороны, для этого не было более подходящего места, чем к востоку от Гонолулу, высоко над Пирл-Харбором, по-прежнему являющимся штаб-квартирой Тихоокеанского флота Соединённых Штатов.

Сьюзан Доусон теперь знала веши, которых никогда раньше не знала.

Полное собрание произведений Вильяма Шекспира.

Каждый стих Библии и Корана и любого другого религиозного текста.

Как опознать тысячи видов птиц и тысячи различных минералов.

Она знала матанализ и умела играть на фондовом рынке. Она понимала, как устроены радуги и приливы. Она знала, что Плутон – не планета.

Она умела играть на сотнях музыкальных инструментов и говорить на десятках языков.

И она помнила бесчисленные жизни: миллионы первых дней в школе, миллионы первых поцелуев, миллионы переходов на новую работу и миллионы мечтаний о лучшем завтра.

Да, были и неприятные воспоминания, но ей подумалось – им всем подумалось – что ни к чему увеличивать их число. Ведь насколько лучше делиться радостными, позитивными, счастливыми воспоминаниями – и лучшим способом сделать так, чтобы новые, сформировавшиеся начиная с этого момента воспоминания были именно такими, было помогать, а не вредить, делиться, а не прятать, поддерживать, а не унижать, и, конечно же, любить, а не ненавидеть.

– Господин министр? – сказал адъютант, входя в конференц-зал на борту «Птеранодона».

– Да? – ответил Питер Муленберг.

– Мы заняли позицию над Пирл-Харбором и теперь описываем круги. Командир экипажа приглашает вас в кабину. Говорит, вид будет просто потрясающий.

Муленберг поднялся с крутящегося кресла, обошёл длинный стол и вышел в коридор. Он поднялся по лестнице на верхний ярус, вошёл в кабину и встал, положив одну руку на спинку кресла командира, а вторую – на спинку кресла второго пилота.

Небо светлело. С огромной высоты он смотрел, как солнце взбирается из-за плавно изгибающегося океанского горизонта, проливая цвет, тепло и свет на всё вокруг.

– Прекрасно, – сказал Муленберг, когда насмотрелся вдоволь. – Спасибо.

– Не за что, – ответил командир. – Отличный день для операции, не правда ли?

Министр обороны ответил:

– Я отменяю «Встречный удар».

– Но сэр! – воскликнул штурман, который не смотрел в окно и не видел ещё зари, не видел света. – Президент сказал, что вы должны её выполнить несмотря ни на что.

Муленберг покачал головой.

– Как сказал бы мой сын, «Давайте не будем, а скажем, что сделали».

– Питер, – сказал командир, поворачиваясь к нему вместе с креслом, – у тебя же нет сына.

– Правда, – ответил Муленберг. – Но кое у кого, кого я знаю – по крайней мере, знаю сейчас  – есть.

Сьюзан никогда раньше не слышала этого термина, или, если и слышала, то он не отложился в памяти – в её памяти его точно не было. Впрочем, как она обнаружила, его не было в памяти большинства людей. Сингулярность . Но некоторые его знали, и поэтому теперь знала его и она: момент, в который машинный разум предположительно превысит людской, запустив молниеносный технический прогресс, который оставит простого Homo sapiens далеко позади.

Но сторонники Сингулярности умалчивали о том, что машины со временем не становятся более разумными; у них нулевой интеллект и отсутствует сознание, и как бы быстро они ни перемалывали числа, они всё равно остаются пусты .

И всё же предсказанный рывок произошёл: обширный, всеобъемлющий и мироизменяющий «ух» ускоряющейся мощи. Это была цепная реакция, неостановимый водопад. Но не машины, а человеческие существа усиливали друг друга, мудрость толпы, выведенная на новый уровень, общество разума, растекающегося во все стороны.

Знать всё, понимать всё, воспринимать всю полноту природы, литературы, математики, искусств. И быть, наконец, свободным от двуличия и лицемерия, от забот о репутации, от сложившихся иерархий, от всех этих игр, что исчезли вместе с мелочной индивидуальностью. Это освободило так много умственных сил, так много энергии – и принесло мир .

Сьюзан Доусон не сожалела о жизни, которую она прожила – о жизни, которую она, как и все остальные, всегда будет помнить. Но это новое существование было настолько больше, настолько продуктивнее, настолько вдохновеннее.

И ведь оно только-только началось.