Внутреннее устройство посадочного корабля Хаска было простым и элегантным. Фрэнк и Клит надеялись увидеть признаки фантастически продвинутых технологий, однако все аспекты функционирования посадочного модуля, очевидно, были автоматизированы. Имелась единственная консоль управления с крестообразными клавиатурами, похожими на те, что они видели на карманном компьютере Хаска. О назначении некоторых механических устройств можно было даже догадаться: например, цилиндры с расширяющимися соплами, по всей вероятности, были огнетушителями.

Наиболее интересными оказались тосокские сиденья, имевшие форму высокого дамского седла. Хаск сел на одно из них. Как только он это сделал, боковины тут же поднялись до уровня его… «подмышки» вряд ли были подходящим термином в применении к ногам, хоть и растущим прямо из плеч, но другого не было. Боковины были, по-видимому подпружинены. Когда Хаск опёрся на сиденье всем весом своего тела, боковины немного осели, а потом снова поднялись как раз до такой высоты, чтобы подпереть его.

Сидений и впрямь было восемь; в переднем ряду два, и позади них два ряда по три. Клит попытался сесть на одно из сидений, но это оказалось страшно неудобно. Хаск подошёл к стене, бледно-зелёной и словно вощёной на вид. Он коснулся её, и тут же в стене открылся лючок. Хаск засунул в него руку и вытащил прибор, похожий на отвёртку, хотя на вид и не имевшую металлических частей. После этого он опустился на пол – это был странное текучее движение, в ходе которого его ноги согнулись во всех трёх суставах, а передняя рука упёрлась в пол. В конце концов он оказался лежащим на полу на своей передней стороне, держа инструмент четырьмя пальцами задней руки. Он что-то им сделал, и передняя часть «седла» словно бы обмякла.

Клит бросился вперёд и схватил эту часть сиденья, прежде чем она опрокинулась на Хаска.

Хаск поднялся на ноги.

– Удобно? – спросил он.

Клит уселся на сиденье боком, опершись спиной об оставшуюся боковину. Улыбнулся Фрэнку.

– Не шезлонг, конечно, но гораздо лучше.

– Когда вы планируете отправляться? – спросил Фрэнк Хаска.

– Как только Клит будет готов.

– Я могу взять видеокамеру? – спросил Клит, указывая на лежащую на полу сумку с оборудованием.

– Да.

– Тогда я готов, – сказал Клит.

Фрэнк покинул аппарат, и дверь воздушного шлюза закрылась за ним.

Было три часа дня. Небо было исчерчено инверсионными следами: десятки самолётов, принадлежащих правительственным службам и СМИ, бороздили небо в надежде увидеть корабль пришельцев. Море было довольно спокойно; волны мягко хлопали о борт «Китти Хок».

Последние согласования были завершены. Хаск и Клит полетят на базовый корабль, заберут оттуда остальных тосоков и затем совершат посадку прямо на Ю-Эн Плаза – площади перед штаб-квартирой ООН. Они задержатся на борту базового корабля – словарного запаса Хаска не хватило, чтобы объяснить, с какой целью – так что их не будет примерно двадцать часов.

Тем временем Фрэнка на сверхзвуковом истребителе доставят с «Китти Хок» прямиком в Вашингтон, где он встретится с президентом, который уже и так был не в духе из-за того, что встреча с пришельцами произойдёт не на лужайке перед Белым Домом, как в фантастических фильмах пятидесятых, а в ООН. Затем они оба полетят в Нью-Йорк; туда же подтянутся и лидеры остального мира. В целом Фрэнк был доволен: человечество в ситуации первого контакта показало себя лучше, чем он ожидал.

Посадочный модуль пришельцев поднялся над полётной палубой; тёмно-зелёный корпус отчётливо вырисовывался на фоне бледно-голубого неба. Фрэнк махал ему вслед, пока он поднимался всё выше и выше. В воздухе кружили два F-14 – для охраны и ради возможности понаблюдать инопланетный корабль в полёте.

Клит, сидя внутри него, записывал всё на видеоплёнку. К сожалению, трансляция в реальном времени была невозможна – посадочный модуль был экранирован от радиоизлучения, так что Клит не мог изнутри ни с кем связаться, а подключить его камеру к коммуникационному оборудованию тосоков не было никакой возможности.

Хотя четыре зеркальных квадрата вокруг носа корабля действительно оказались окнами, Клит обнаружил, что гораздо лучший вид открывается с его внутреннего стенного дисплея. Корабль поднимался всё выше и выше; поверхность Атлантического океана пропадала внизу, а небо быстро меняло цвет, становясь сначала синим, потом фиолетовым и, наконец, чёрным. Скоро Клит смог рассмотреть восточное побережье Центральной Америки, а потом и западное побережье Африки. Его в буквальном смысле трясло от восторга – он хотел побывать в космосе всю свою жизнь, и вот сейчас это случилось! Адреналин растекался по сосудам, и когда он заметил собственное отражение в поверхности экрана, то обнаружил у себя на лице широчайшую улыбку от уха и до уха.

Аппарат продолжал подъём и скоро пересёк терминатор, очутившись над ночной стороной Земли. Наверху ровным светом горели недвижимые звёзды; внизу мерцали, перетекая друг в друга, созвездия городских огней.

Скоро корабль вышел на орбиту, и невидимая рука прекратила прижимать Слита к креслу. Он обнаружил, что утратил вес, и его сердце застучало от возбуждения ещё чаще.

А потом перед ними, паря в пустоте, возник он.

Базовый корабль.

Он был по-настоящему громаден. Он был почти совершенно чёрен, и его было трудно разглядеть на фоне чёрного неба. Он как будто бы имел форму дубинки: грушевидный обитаемый модуль на одном конце и что-то похожее на двигатель на другом. То, что двигатель и обитаемый модуль были разнесены так далеко, навело Клита на мысль, что двигатель наверняка ядерный. Нужно будет заставить коллег пересмотреть все фотопластинки, отснятые за последний год или около того: во всей вероятности, корабль пришельцев приближался к Земле кормой вперёд. Большинство проектов межзвёздных кораблей, о которых слышал Клит, предполагали непрерывный разгон в течение половины полёта, разворот кормой вперёд и непрерывное торможение до тех пор, пока цель не будет достигнута. Астрономы вполне могли зарегистрировать выхлоп двигателя межзвёздного корабля на этапе торможения – и по его спектру многое узнать о тосокских технологиях.

Хаск сказал, что их планета имеет немного бо́льшую гравитацию, чем Земля, но на базовом корабле сейчас, разумеется, царит невесомость, хотя во время полёта постоянное ускорение создавало ощущение нормальной силы тяжести.

Клит всё ещё не мог прийти в себя. Полёт в космос сам по себе мог бы считаться величайшим событием в его жизни, а в комплекте с настоящей внеземной формой жизни превращался в нечто невообразимое. От неконтролируемой улыбки у него начали болеть щёки, и голова определённо начинала кружиться.

А ещё невесомость! Боже, это было в точности, как рассказывали Армстронг и другие астронавты. Однажды для своего шоу на канале «Пи-би-эс» Клит летал на «тошнолайнере» – самолёте KC-135, в котором NASA готовит астронавтов к невесомости. В тот раз тоже было здорово, но сейчас – потрясающе!

Полёт в космос.

Пришельцы.

Звездолёты.

Он прошёл большой путь из своего бедняцкого посёлка в теннессийских холмах.

Он был известен, знаменит, богат, регулярно появлялся в «The Tonight Show».

Но он всегда говорил, что обменяет всё это на возможность полететь в космос, или за возможность узнать наверняка, что жизнь существует где-то вне Земли.

Клит угадал правильно: посадочный модуль был полностью автоматизирован; Хаск ни разу не прикоснулся к консоли управления. Однако пока они маневрировали вокруг грушевидного вздутия на конце дубинки, Клиту кое-что бросилось в глаза. Хотя и трудно было судить, как могут, а как не могут выглядеть продукты тосокских технологий, но одна из секций корабля явно выглядела повреждённой. Клит указал на неё.

– Да, – ответил Хаск. – Удар, когда входили в систему вашей звезды. Не ожидали так много мусора по краям.

– Как далеко? – спросил Клит.

– Примерно пятьдесят радиусов орбиты Земли.

Клит кивнул. Пояс Койпера – источник комет с орбитальными периодами меньше двадцати лет.

– Повреждения тяжёлые?

– Можно починить, – ответил Хаск. – Нужна ваша помощь.

Клит ощутил, как его брови полезли вверх.

– Конечно. Уверен, мы будем рады помочь.

Посадочный модуль продолжал сближение с базовым кораблём, который имел, по оценкам Клита, около трёхсот метров в длину. Если бы его корпус отражал больше света, его бы можно было легко разглядеть с земли. стыковаться

Наконец, корабль застыл на корпусе звездолёта, пристыковавшись непосредственно за грушей обитаемого модуля; Клит расслышал лязганье стыковочных механизмов. Никаких тебе ангаров со створчатыми воротами, как на «Энтерпрайзе». Клиту эта деталь всегда казалась неправдоподобной – это ж сколько воздуха пришлось бы перекачивать туда-сюда. Ещё три посадочных модуля – два таких же, как тот, в котором они сейчас находились, и один подлиннее и поуже – также были пристыкованы к корпусу звездолёта. Один стыковочный узел был пуст.

– Этот запасной, или был ещё один корабль? – спросил Клит.

– Был ещё один, – ответил Хаск. – Выбило ударом; не смогли вернуть.

Хаск проплыл вперёд, и обе двери шлюзовой камеры раскрылись, открыв взгляду внутреннее помещение звездолёта. Освещение было жёлто-белым и довольно тусклым. Если цвет освещения соответствует цвету их солнца, то они должны происходить из системы звезды класса G. В ближайших окрестностях Солнца, помимо его самого, таковыми были Альфа Центавра A и Тау Кита.

Внутри звездолёта было прохладно – наверное, не больше пятидесяти градусов по Фаренгейту. Невесомость пьянила. Клит несколько раз перекувыркнулся в воздухе на глазах у Хаска; пучок щупалец у него на голове колыхался как-то по-особому, возможно, свидетельствуя о весёлом настроении. Однако Хаск тут же поплыл вдоль по коридору, и Клит последовал за ним, пытаясь маневрировать, одновременно следя за экраном своей видеокамеры. Раз тосоки провели в космосе двести одиннадцать лет, то Клит ожидал, что их звездолёт окажется просторным внутри, однако здесь, похоже, вообще не было открытых пространств, да и остальных тосоков нигде не было видно.

– Где остальные? – спросил Клит.

– Сюда, – сказал Хаск. Каждые несколько метров он мягко отталкивался от стены задней рукой и двигался почти равномерно. Бло очевидно, какая сторона коридора служит полом, а какая – потолком, когда включены двигатели: на потолке через равные промежутки были укреплены круглые источники жёлто-белого света. Между ними были маленькие и тусклые оранжевые лампы; Клит подумал, что это, возможно, система аварийного освещения.

Пол был покрыт чем-то, что Клит поначалу принял за очень ворсистый ковёр, но когда упёрся в него рукой, чтобы оттолкнуться, понял, что то была какая-то растительность с фиолетовыми листьями. Не трава; скорее это напоминало мягкую кухонную мочалку. В голове Клита мелькнули возможные версии: растительное покрытие отвечает за очищение воздуха от углекислоты или других газообразных отходов и насыщение его кислородом; что это для тосоков источник пищи; что им просто нравится ходить по нему босиком. Хотя он и не знал ещё почти ничего о психологии тосоков, но, очевидно, что им им пригодилось бы всё, что способно помочь пережить двухсотлетний перелёт.

Наконец они добрались до помещения, куда вёл его Хаск. Дверь открылась, и наружу вырвались клубы тумана и поток воздуха настолько холодного, что Клит покрылся гусиной кожей. Как бы объектив камеры не запотел, подумал он.

Внутри крошечного помещения находились шестеро других тосоков, пристёгнутые к специальным платформам и почти полностью укрытые красными пластиковыми одеялами. Две платформы были пусты, одеяла с них убраны; одна, по-видимому, принадлежала Хаску, другая – восьмому, погибшему, по словам Хаска, члену команды. На пустых платформах Клит разглядел желоб, идущий вдоль всей их длины, в который помещалась рука. Клит не мог сказать, лежат ли другие тосоки на «груди» или на «спине»; до сих пор единственным замеченным у Хаска различием между ними было внутреннее устройство рта, цвет глаз и более развитая передняя рука, а у этих спящих глаза и рты были закрыты, а руки спрятаны под одеялом.

– Что они делают? – спросил Клит.

– Спят, – ответил Хаск.

Все сразу? Наверняка ведь должны быть какие-то вахтенные, или…

И тут он догадался: они не просто легли поспать. Они спят долгие годы – столетия. Вот как тосоки сумели долететь до Земли – в гибернации.

Клит обвёл камерой помещение. Рядом с каждой платформой на возвышении находилась светящаяся панель. Каждая изображала что-то вроде движущейся гистограммы и какие-то графики. Должно быть, решил Клит, медицинские показатели, результаты мониторинга состояния находящихся в гибернации членов экипажа. Тщательное изучение этих графиков может дать массу информации о тосокской физиологии. К некоторым из панелей были подключены какие-то дополнительные модули; на других в этих местах были видны пустые гнёзда для подключения с тремя отверстиями.

– Я включу тепло, – сказал Хаск, – и они проснутся. Вот это, – он указал на тосока с кожей более синего оттенка, чем у него самого, – Келкад, капитан этого корабля.

Это не была крионика – метод замедления жизнедеятельности путём заморозки, о котором люди мечтали уже давно. Да, здесь было холодно, существенно ниже нуля по шкале Цельсия, но всё ещё очень далеко от абсолютного нуля. Похоже, тосоки обладают природной способностью впадать в гибернацию, как некоторые земные животные.

Клит был одет в джинсы и хлопковую рубашку; ни то, ни другое особо не защищало от холода. Он оглядел комнату, всё ещё наслаждаясь невесомостью. Он находил каждую деталь тосокской техники чрезвычайно интересной. К примеру, крепления были видны лишь там, где предполагалась возможность разъединения для обслуживания, как в случае с болтами, удерживавшими боковины сиденья в посадочном модуле. Во всех остальных случая детали словно сливались в единое целое – в основном, керамическое, хотя кое-где можно было заметить металлический блеск.

– Они могут спать столетиями без помощи аппаратуры или лекарств? – спросил Клит.

– Да.

Клит покачал головой.

– Знаете, до того, как люди вышли в космос, мы не были даже уверены, что сможем здесь выжить. В конце концов, мы постоянно живём в гравитационном поле Земли, так что казалось естественным, чтобы природа как-то воспользовалась этим фактом – для функционирования кровеносной системы, или пищеварения, или чего-то ещё. Но этого не случилось. Мы можем нормально жить при нулевой гравитации. Единственное, что в нас от неё всё-таки зависит – чувство равновесия, контролируемое жидкостью во внутреннем ухе – в невесомости просто отключается. Мечтатели вроде меня видели в этом знак нашего космического предназначения.

Транслятор Хаска несколько раз пискнул, встретив незнакомые слова, но пришелец явно уловил, о чём говорит Клит.

– Интересная мысль, – ответил он.

– Но вы, ребята, – продолжал Клит, – способны отключаться на целые столетия, способны к этому от природы. Конечно, в космосе можно создать суррогат гравитации – летя с постоянным ускорением или раскрутив корабль вокруг оси. Но вот с продолжительностью космических путешествий ничего поделать нельзя. Вы же, с вашей естественной способностью к гибернации – вы даёте нам сто очков вперёд. Возможно, нам на роду написан ближний космос, но вы – вам назначено судьбой летать меж звёзд.

– Многие наши философы согласились бы с этим, – сказал Хаск. Потом помолчал. – Но, разумеется, не все. – На несколько секунд снова повисла тишина. – Я голоден, – сказал тосок. Клита это нисколько не удивило: насколько он мог судить, Хаск ничего не ел с момента приводнения своего аппарата в Атлантике. – Возврат к жизни потребует нескольких часов. Вы нуждаетесь в пище?

– Я взял кое-что с собой, – сказал Клит. – Флотские пайки. Не разносолы, конечно, но сойдёт.

– Идите за мной.

Клит и Хаск провели оставшееся время за едой и разговорами. Тосокский способ питания показался Клиту совершенно потрясающим – хотя и отвратительным – и он запечатлел его на видеоплёнке. Наконец, остальные члены команды ожили достаточно, чтобы выбраться из гибернационной камеры, и Клит впервые услышал звучание тосокской речи. Хотя в ней было довольно много звуков, похожих на английские, присутствовали также щелчки, присвистывания и что-то похожее на постукивание деревянных палочек друг о друга. Клит сомневался, что кто-то из людей когда-нибудь сможет говорить на этом языке без помощи вспомогательных устройств.

Цвет кожи у тосоков варьировался в широких пределах. У самого Хаска она была серо-синей. Один из остальных был серо-коричневым, другой – просто серым.

У двоих была голубая кожа. У одного тёмно-синяя. У Келкада – тоже синяя, но немного светлее.

Цвет глаз, похоже, также различался очень сильно; только у одного из тосоков все четыре глаза были одного цвета. Они болтали не переставая, и один из пришельцев заинтересовался Клитом, тыкая его в рёбра, ощупывая кожу и волосы на голове и оглядывая парой круглых глаз его лицо с расстояния нескольких дюймов.

Хаск, похоже, вводил остальных в курс дела. Насколько Клит мог судить, жесты рук не играли большой роли в общении тосоков, но пучки щупалец на макушке складывались в сложные узоры, которые, казалось, вносили в произносимые слова какие-то нюансы. В монологе Хаска несколько раз прозвучало слово, звучащее как «каш-бум!» Интересно, подумал Клит, а не звукоподражание ли это? Может быть, Хаск рассказывает коллегам о происшествии в поясе Койпера? Видимо, в тот момент бодрствовали лишь Хаск и погибший тосок.

Об этом было трудно судить, однако складывалось впечатление, что капитан недоволен Хаском – его голос усиливался к концу фразу сильнее, чем обычно, а щупальца на голове двигались особенно энергично. Возможно, думал Клит, капитан пришельцев считает, что Хаск превысил свои полномочия, самостоятельно установив первый контакт, или сердился из-за гибели члена команды.

Наконец, Келкад повернулся к Клиту. Он произнёс несколько слов, которые Хаск перевёл.

– Келкад говорит, что хочет встретиться с вашими лидерами. Мы готовы лететь.