Я стоял в задней части центрального отсека лунобуса и смотрел на троих моих заложников – чёрт, как же я ненавижу это слово!

– Честное слово, – сказал я, – я не хочу никому причинять вреда.

– Но причините, если понадобится, – сказал Брайан Гадес. – Вы так сказали Смайту.

– Смайт до этого не доведёт, – сказал я. – Я знаю.

Но Гадес покачал головой; его белые волосы мерцали в свете утопленных в потолок светильников.

– Ему придётся до этого довести. В технологию переноса создания «Иммортекс» вложены сотни миллиардов – и они все базируются на предположении, что долговечная копия становится вами-настоящим. Мы не можем позволить, чтобы эта… это самоубеждение было успешно поколеблено. Ни вам здесь, ни кем-либо на Земле. На кону огромные состояния. На кону жизни – жизни мнемосканов.

Гадес поднялся со своего кресла, но, похоже, хотел лишь размять длинные ноги. Он взглянул на Акико с Хлоей, потом снова обратился ко мне.

– Послушайте, здесь нет никаких законов – ни полиции, ни правительства. Так что вы не совершили никакого преступления. И я слышал, что сказал Смайт – есть смягчающие обстоятельства. Ваша операция…

– Держу пари, вам бы хотелось, чтобы я умер на операционном столе!

Гадес развёл руками.

– Это не ваша вина, – сказал он. – Вы за себя не отвечаете. Просто отдайте мне свой пистолет, и мы все выйдем наружу. «Иммортекс» не выдвинет никаких обвинений; никаких последствий не будет. Вы можете всё это закончить прямо сейчас.

– Я не могу этого сделать, – сказал я. – Я хотел бы, но я не знаю другого способа получить то, что мне нужно – то, чего я заслуживаю.

– Господи, какой вы эгоист, – сказала Акико. – Не могу поверить, что они выбрали вас.

Я почувствовал, как мои глаза сужаются.

– Выбрали меня? Выбрали меня для чего?

Но Акико проигнорировала вопрос.

– А что будет с нами? Посмотрите, что вы делаете с нами!

– Они не доведут ситуацию до состояния, когда могут пострадать люди.

– Да что вы говорите! – воскликнула Акико. – Как долго, по-вашему, они позволят вам держать Верхний Эдем в заложниках? Сколько времени пройдёт, прежде чем остальные жильцы запаникуют? Они должны будут положить этому конец.

– Всё будет хорошо, – сказал я. – Я обещаю.

– Вы обещаете? – Это Хлоя вступила в разговор. – Чего стоит ваше обещание?

Я подошёл к женщинам немного ближе; мне так хотелось успокоить их и приободрить.

Внезапно Гадес прыгнул. Это миф, что люди на Луне движутся замедленно: объекты падают медленно, но если ты оттолкнёшься от пола изо всей силы, то полетишь, как адский нетопырь. Гадес был от меня в пяти метрах, но его прыжок с лёгкостью покрыл это расстояние, и когда он врезался в меня, я полетел назад и впечатался в заднюю стену лунобуса.

Внезапно обе женщины тоже пришли в движение. Акико вскочила со своего кресла и тоже прыгнула к нам. Хлоя схватила металлический футляр, с которым пришла, и бросилась на меня, явно собираясь размозжить мне им голову.

Я по-прежнему крепко держал пистолет в правой руке. Однако Гадес прижал её к стене, не давая мне выстрелить в него или одну из женщин.

Отчаянные времена требуют отчаянных поступков…

Я вывернул запястье так сильно, как только смог, и выстрелил. Здесь, в салоне, выстрел звук выстрела был оглушительным. Практически тут же питон ударил в цель. Я хотел лишь проделать дыру во внешнем корпусе, но не смог хорошо прицелиться. Питон попал в иллюминатор, прошил закрывающую его виниловую шторку, как папиросную бумагу, и разбил стекло за ней. Воздух со свистом начал выходить из салона, завыл сигнал тревоги. Шторка с маленькой дырочкой посередине выгнулась наружу. Судя по звуку, закалённое стекло иллюминатора за ней было выбито полностью, так что единственное, что не давало всей атмосфере с рёвом устремиться наружу, была дырочка в шторке, через которую сперва нужно было пройти.

Мы все теперь смотрели на эту шторку, смотрели, как она выгибается всё больше и больше. В любой момент поток выходящего воздуха мог сорвать её, открывая пустой овал иллюминатора; когда это произойдёт, салон потеряет весь воздух в течение нескольких секунд.

Гадес был в ярости, конский хвост его причёски трепыхался в потоке воздуха. Он продолжал прижимать меня к стене, но знал, что если ничего не сделает, то мы все умрём. С недовольным «Да чтоб тебя!» он отпустил меня и крикнул женщинам:

– Быстро! Найдите что-нибудь, чтобы прикрыть окно!

Виниловая шторка уже начинала трескаться по краям, и воздух стал утекать быстрее. Хлоя на мгновение застыла, разрываясь между желанием забить меня до смерти своим металлическим чемоданчиком и спасти собственную жизнь, потом бросила чемоданчик, который лениво полетел вниз, ударился о пол, подскочил на полметра и снова упал. Сама она бросилась к ближайшему креслу и попыталась выдрать из него сиденье – но лунобусы, разумеется, никогда не летают над морем, и их сидения не являются одновременно съёмными плавстредствами.

Акико тем временем кинулась к медкомплекту, висящему на стене рядом с входом в пилотскую кабину. Она торопливо открыла его и нашла упаковку бинтов. Они без сомнения были не такие плотные, как ей хотелось бы, но она всё равно запихала немного бинта в дырку в виниловой шторке.

Однако хотя шум выходящего воздуха малость утих, это никак не решило проблему трещин по краям. Я подумал, не загнать ли всех в пилотскую кабину; дверь туда, похоже, герметична. Собственно, Гадес уже скрылся в ней. Я испугался, что он собирается захлопнуть за собой дверь и спастись, оставив нас здесь задыхаться. Но через секунду он появился снова – с большой ламинированной картой Луны! Он кинулся к окну и – прежде чем винил окончательно лопнул – расправил карту над иллюминатором и прижал как можно сильнее к закругляющемуся корпусу. Она тут же присосалась к стене, однако прилегала неплотно – воздух продолжал потихоньку выходить.

Акико нашла в медкомпекте клейкую ленту и принялась заклеивать края карты. Я тем временем взял все тюбики ремонтной пасты для скафандров и сунул их Хлое, которая также стала выдавливать их на края карты. Гадес по-прежнему стоял, расставив руки и прижимая карту к стене.

Видеофон вовсю сигналил о входящем вызове. Бог знает, как долго – пока шум утекающего воздуха не утих, мы его и услышать-то не могли. Держа пистолет нацеленным на спину Гадеса, я придвинулся к видеофону и нажал кнопку ответа.

– Салливан.

– Мистер Салливан, Господи, у вас там все целы? – Голос Смайта, британский выговор искажён паническими интонациями.

Хлоя почти закончила герметизировать края карты. Гадес опустил руки и повернулся ко мне. Его серые брови приподнялись, когда он увидел, что пистолет нацелен ему прямо в сердце.

– Да, – ответил я. – Всё в порядке… пока что. Мы… э-э… дали течь.

Заговорил другой, знакомый голос.

– Джейкоб, это Квентин Эшберн. Вы по-прежнему подключены к системам жизнеобеспечения Верхнего Эдема. Она не приспособлена к быстрому наполнению лунобуса атмосферой, но давление в салоне должно вернуться к норме примерно через час, если течь устранена.

Я взглядул мимо Гадеса. Хлоя закончила, и карта как будо бы держалась.

– Устранена, – сказал я.

Я услышал, как Квентин шумно выдохнул.

– Хорошо.

Снова заговорил Смайт.

– Что у вас там произошло?

– Ваш мистер Гадес напал на меня, и мне пришлось стрелять.

На пару секунд наступила тишина.

– Ох, – сказал Смайт, наконец. – Он… Брайан не пострадал?

– Нет, нет, все в полном порядке. Но я надеюсь, что вы теперь понимаете, что я не шучу. Как там продвигается доставка другого меня сюда?

– Мы всё ещё его разыскиваем. Его нет в его доме в Торонто.

– У него есть мобильник, Гос-с-споди ты Боже мой! Его номер… – я продиктовал.

– Мы попробуем, – сказал Смайт.

– Давайте, – ответил я, потирая виски. – Часы тикают.