7
Сны приходили один за другим, иногда без перерыва. Генри осмеивал ее темную кожу, а затем сверхнастырный коллега из Медицинского института остановил ее руку, не дав совершить скверную ошибку во время простейшей тонзиллэктомии. Потом Николь гуляла по песчаному пляжу, а над головой трудились черные облака. Молчаливая фигура в капюшоне маячила вдали. «Это смерть», — сказала себе Николь во сне. Но это была всего лишь жестокая шутка. Когда она достигла роковой фигуры и прикоснулась к ее вытянутой руке, Макс Паккетт сбросил капюшон и расхохотался.
Она ползла на голых коленях по подземной темной цементной трубе. Колени уже начинали кровоточить. «Я впереди», — говорил голос Кэти. «Где ты?» — спросила Николь в тревоге. «Я по-за-ди тебя, ма-ма», — отвечал Бенджи. «По трубе потекла вода. Я не могу отыскать их. Я не могу помочь им».
Николь едва выплыла. Течение сделалось сильным. Но оно вынесло ее наружу — в лесной ручей. Одежда Николь зацепилась за ветки куста, свисавшего над водой. Она встала; отряхнулась и направилась по тропе.
Стояла ночь. Николь слышала пересвист редких птиц и видела над головой свет Луны, пробивающийся между стволами. Тропа виляла в обе стороны. Она пришла к перекрестку. «Куда же идти теперь?» — спросила себя Николь во сне. «Пойдем со мной», — сказала Женевьева, выходя из леса и прикасаясь к ее руке.
«Что ты делаешь здесь?» — удивилась Николь. Женевьева рассмеялась: «Я могу спросить тебя то же самое».
Юная Кэти шла к ним по тропе. «Здравствуй, мама, — сказала она, взяв Николь за другую руку. Ничего, если я пройдусь с тобой?» — «Конечно», — отвечала Николь.
Лес вокруг них сгустился. Николь услышала за собой шаги и обернулась. Патрик и Симона ответили ей улыбками. «Мы уже почти пришли», — сказала Симона. «Но куда мы идем?» — спросила Николь. «Вы должны знать это, миссис Уэйкфилд, — отозвалась Мария. — Вы ведь и собрали нас». Девушка теперь шла возле Патрика и Симоны.
Николь вместе с пятью молодыми людьми вышла на небольшую поляну. Посреди нее горел костер. Обойдя огонь сбоку, к ним подошел Омэ и поздоровался. А когда они кружком сошлись возле костра, колдун запрокинул назад голову и начал распевать на сенуфо. На глазах Николь плоть начала стекать с лица Омэ, обнажая пугающий череп. Заклинание продолжалось. «Нет, нет! — воскликнула Николь. — Нет, нет!»
— Ма-ма, — проговорил Бенджи. — Ма-ма, проснись… У те-бя кош-мар.
Николь открыла глаза. На другой стороне комнаты горел свет.
— Сколько времени, Бенджи? — спросила она.
— Уже поздно, ма-ма, — ответил он ей с улбыкой. — Кеплер отправился зав-тракать с остальными… Мы хо-тели, чтобы ты поспала.
— Спасибо, Бенджи, — Николь чуть пошевелилась на коврике. Ощутив боль в правом бедре, она оглядела комнату и вспомнила, что Патрика и Наи больше нет. «Я их никогда не увижу», — мгновенно подумала Николь, пытаясь противиться приливу скорби.
— Быть может, ты хо-чешь принять душ? — спросил Бенджи. — Я могу помочь тебе раз-деться и от-нести тебя в кабинку.
Николь поглядела на своего лысеющего сына. «Я напрасно тревожилась за тебя. Ты прекрасно обойдешься и без меня».
— Ну что ж, спасибо, Бенджи, — сказала она. — Превосходная идея.
— Я буду осто-рожен, — произнес он, расстегивая халат матери. — Только скажи, если я сделаю тебе больно.
Когда Николь разделась, Бенджи взял ее на руки и направился к душу. Но, сделав пару шагов, остановился.
— Что случилось, Бенджи? — спросила Николь.
Бенджи застенчиво улыбнулся.
— Каже-тся, я не все про-думал, ма-ма. Надо было спер-ва от-регу-ли-ровать воду.
Он повернулся, опустил Николь на коврик и вошел в душевую. Николь услышала, как побежала вода.
— Тебе не очень горя-чую, а? — крикнул он.
— Да, — ответила Николь.
Бенджи вернулся и снова взял ее на руки.
— Я положил на пол два поло-тенца, чтобы тебе было помягче и не так холодно.
— Спасибо тебе, сын, — сказала Николь.
Пока Николь, сидя на полотенцах на полу душевой, ощущала, как вода освежает ее тело, Бенджи разговаривал с ней. Когда она попросила, он принес ей мыло и шампунь. Наконец, Николь закончила мыться, и Бенджи помог матери вытереться и одеться. А потом отнес ее в коляску.
— Пожалуйста, наклонись сюда, дорогой, — проговорила Николь, опускаясь в кресло. Она поцеловала его в щеку, пожала руку. — Спасибо тебе за все, Бенджи, — она не в силах была остановить слезы, наполнявшие ее глаза. — Ты просто чудесно помог мне.
Бенджи, сияя, стоял возле матери.
— Я люблю тебя, ма-ма. И рад по-мочь тебе.
— И я люблю тебя, сын, — Николь вновь пожала его руку. — А теперь, быть может, позавтракаем вместе?
— На это я и рас-считы-вал, — сказал Бенджи, все еще улыбаясь.
В кафетерии, еще до того как они покончили с едой, к Николь и Бенджи подошел Орел.
— Мы с Синим Доктором будем ожидать в твоей комнате, — проговорил Орел.
— Следует тщательно обследовать твое состояние.
Когда Николь и Бенджи возвратились в комнату, в ней уже оказалось сложное медицинское оборудование. Синий Доктор ввела дополнительные микрозонды прямо в грудь Николь, а чуть позже — еще один набор датчиков в область печени. Во время всего обследования, продолжавшегося около получаса, Орел и Синий Доктор переговаривались на родном цветовом языке октопауков. Бенджи помогал матери, когда ее просили вставать и поворачиваться. Способности Орла к цветовой речи полностью заворожили его.
— И как же ты этому научился? — спросил Бенджи Орла по ходу дела.
— Технически говоря, я ничему не учился… Просто в мою конструкцию добавили два блока — один, чтобы интерпретировать цветовую речь октопауков, и другой, чтобы воспроизводить последовательность полос на моем лбу.
— Выхо-дит, ты не хо-дил в школу и ни-чего не учил? — настаивал Бенджи.
— Нет, — ответил Орел.
— А не могли бы ваши кон-струк-торы сде-лать такую штуку и для меня?
— спросил Бенджи через несколько секунд, когда Орел и Синий Доктор вновь заговорили о состоянии здоровья Николь.
Орел оглянулся и поглядел на Бенджи.
— Я очень мед-ленно учу-сь, — проговорил Бенджи. — Как было бы здо-ро-во, если бы кто-нибудь вло-жил все в мою го-лову.
— Мы еще не достаточно хорошо знаем, как это делается, — сказал Орел.
Когда обследование было закончено, Орел попросил Бенджи собрать вещи Николь.
— Куда мы направляемся? — поинтересовалась Николь.
— Прокатимся в челноке, — ответил Орел. — Я хочу подробно переговорить о твоем физическом состоянии, а потом взять тебя в такое место, где тебе можно будет быстро помочь в случае необходимости.
— Я думала, что голубой жидкости и всех этих зондов будет достаточно…
— Мы поговорим обо всем позже, — перебил ее Орел. Взяв у Бенджи сумку Николь, инопланетянин поблагодарил его за помощь.
— Если я правильно поняла все, что мне было сказано за последние полчаса, — произнесла Николь в микрофон своего шлема, когда челнок одолел половину пути между «морской звездой» и Узлом, — мое сердце не выдержит более десяти дней, невзирая на всю вашу медицинскую магию; одна моя почка уже отказала, а печень обнаруживает признаки серьезного ухудшения. Внушительный перечень?
— Действительно, — согласился Орел.
Николь выдавила улыбку.
— А хорошие новости есть?
— Твой ум до сих пор не отказывает тебе, а синяк на бедре пройдет, если прочие болезни не погубят тебя до этого.
— Итак, ты предлагаешь мне обратиться сегодня в ваше лечебное заведение, где мое сердце, печень и почки заменят машинами, которые справятся с их функциями.
— Возможно, в ходе операции потребуется заменить и другие органы. Не в порядке поджелудочная железа и вся мочеполовая система… Следует подумать о полной гистерэктомии.
Николь качала головой.
— И в какой же момент все эти труды становятся бесполезными? Что бы вы сейчас ни сделали, отказ очередного органа — вопрос времени. Что же откажет первым — легкие или, быть может, глаза?… А если я не смогу думать, вы замените и мозг?
— Мы способны на это.
Николь помолчала почти минуту.
— Возможно, тебе мой ответ покажется непонятным, — проговорила она, — я и сама не могу назвать его логичным… но мне не слишком хочется становиться гибридом.
— То есть? — спросил Орел.
— А когда я перестану быть Николь де Жарден-Уэйкфилд? Останусь ли я Николь, если мои сердце, мозг, глаза и уши будут заменены машинами? Или я стану кем-то или чем-то другим?
— Вопрос твой неуместен, — ответил Орел. — Николь, ты сама врач. Представь себе шизофреника, который должен принимать наркотики постоянно, чтобы изменить функции мозга. Скажи, сохраняет ли этот человек свою прежнюю личность? Тот же самый философский вопрос, просто немножко иначе поставленный.
— Понимаю, — проговорила Николь, недолго помолчав. — Но мнения своего не переменю… И если у меня есть выбор — а я полагаю, что есть, — тогда я отказываюсь… по крайней мере сегодня.
Орел несколько секунд глядел на Николь. Потом ввел другой набор параметров в контрольную систему на пульте управления челнока. Корабль изменил свое направление.
— Итак, мы возвращаемся к «морской звезде»? — спросила Николь.
— Не сразу. Я хочу сперва показать тебе кое-что. — Инопланетянин извлек из кисета, висевшего на груди, небольшую трубочку с голубой жидкостью и неизвестное устройство. — Пожалуйста, подставь свою руку. Я не хочу, чтобы ты умерла еще до наступления вечера.
Когда они приблизились к жилому модулю Узла, Николь пожаловалась Орлу на отсутствие гласности при разделении обитателей «морской звезды» на две группы.
— Как всегда, вы не солгали — просто утаили важную информацию.
— Иногда, — проговорил Орел, — добром дело не уладить. В таких случаях мы выбираем наименее неудовлетворительный способ из всех возможных… Чего же ты ожидала от нас? Сразу сказать всем, что мы не станем заботиться обо всех них со всеми потомками? Тогда настал бы хаос… К тому же, вы едва ли поверили бы нам. Мы спасли с Рамы тысячи существ, большая часть которых почти наверняка погибла бы в межвидовой войне, если бы мы не вмешались… Вспомни: все, в том числе и те, кто назначен на Носитель, проживут отпущенный им срок жизни.
Николь умолкла. Она пыталась представить себе, какой станет жизнь на Носителе, где не будут рождаться дети… И тот момент в не столь уж далеком будущем, когда на нем останется лишь несколько человек.
— Не хотела бы оказаться последним человеком, оставшимся живым на Носителе, — произнесла она.
— Около трех миллионов лет назад в вашей части Галактики процветал один вид, — проговорил Орел. — Он широко распространился меж звезд и сохранял способность к космоплаванию почти миллион лет. Эти блестящие инженеры воздвигли несколько самых удивительных сооружений из всех, которые мы видели. Их сфера влияния распространялась и в конце концов охватила больше двадцати звездных систем. Эти существа обладали глубокими познаниями, были мудры и умели сочувствовать друг другу. Но они допустили фатальную ошибку…
— Какую же? — спросила Николь.
— Их эквивалент вашего генома содержал на порядок больше информации. Он был предельно сложен уже в результате четырех миллиардов лет естественной эволюции. Начальный этап их занятий генетическим конструированием других видов и усовершенствованием собственного привел к несравненному успеху. Они думали, что представляют себе последствия. Однако их наследственность медленно и незаметно слабела от поколения к поколению… И когда они, наконец, поняли, что натворили, было уже чересчур поздно. Образцов прежней наследственности они не сохранили и потому не могли вернуться назад. Не было никакого выхода.
— Теперь подумай, — продолжил Орел, — не о том, каково будет последнему человеку на Носителе, а о том, каково было последним представителям вида, обладавшего глубочайшими познаниями почти во всех науках… В нашей энциклопедии можно найти много подобных повествований, каждое из них содержит по крайней мере один предметный урок.
Челнок вошел в отверстие сбоку сферического модуля и мягко остановился возле стены. Порталы с каждого борта удержали корабль. Из пассажирского люка пандус вел к переходу, он в свою очередь уводил к транспортному комплексу.
Николь расхохоталась.
— Я настолько была поглощена нашим разговором, что даже не поглядела на этот модуль снаружи.
— Ничего принципиально нового ты бы все равно не увидела, — отозвался Орел.
Инопланетянин повернулся к Николь и сделал совершенно неожиданный жест, взяв обе ее руки в свои.
— Менее чем через час, — произнес он, — тебе предстоит удивительная и волнующая встреча. Первоначально мы планировали эту поездку в качестве полного сюрприза. Но, учитывая, что твой организм ослаблен, мы не можем рисковать: не исключена возможность его перенапряжения в результате излишних волнений… и поэтому решили заранее предупредить тебя.
Николь ощутила, как пульс ее заторопился. «О чем он? — подумала она. — Что еще здесь может быть столь удивительным?…»
— …А потом небольшая повозка, проехав несколько километров, доставит нас к месту, где обитают твоя дочь Симона и Майкл О'Тул.
— Что? — Николь, вскричав, вырвала руки и приложила к шлему. — Я не ослышалась? Ты сказал, что я увижу Симону и Майкла?
— Да, — проговорил Орел. — Николь, пожалуйста, расслабься…
— Боже мой! — воскликнула Николь, игнорируя замечание. — Не могу поверить… Надеюсь, это не жестокая шутка…
— Заверяю тебя, что это не так…
— Но как может Майкл еще быть в живых? — спросила Николь. — Ему же сейчас по меньшей мере сто лет…
— Мы помогли ему — как ты говоришь, своей медицинской магией.
— Ах, Симона, Си-мона! — вскричала Николь. — Неужели? Неужели это правда? — Потрясение сперва помешало Николь разразиться слезами, но теперь они потекли из ее глаз. Невзирая на боль в бедре и неудобный космический шлем, Николь едва не вскочила, чтобы обнять Орла.
— Спасибо! О, спасибо! — вскрикнула она. — Не могу даже сказать, как много значит для меня эта встреча.
Орел поддерживал коляску Николь, пока они по эскалатору спускались к центру главного транспортного комплекса. Она быстро огляделась вокруг. Станция во всем была идентична той, которую Николь помнила по Узлу, оставшемуся возле Сириуса. Высота круглого зала достигала двадцати метров. С полдюжины движущихся тротуаров огибали центральный экран, они убегали в расходящиеся во все стороны сводчатые тоннели. Справа над тоннелями виднелась пара многоуровневых структур.
— А междумодульные поезда отправляются отсюда? — спросила Николь, вспоминая свою поездку с Кэти и Симоной, тогда еще девочками.
Орел кивнул. Он протолкнул ее кресло на один из движущихся тротуаров, и они оставили центр станции. Проехав в тоннеле несколько сотен метров, движущийся тротуар остановился.
— Машина ждет нас в первом коридоре справа, — проговорил Орел.
В небольшой открытой сверху машине было всего два сиденья. Орел помог Николь перебраться на место пассажира, а потом уложил коляску в небольшой чемоданчик, который убрал в багажник. Машина тронулась с места по лабиринту молочно-белых, лишенных окон коридоров. Николь была необыкновенно спокойна. Она старалась убедить себя в том, что действительно увидит дочь, которую оставила возле другой звездной системы годы и годы назад.
Поездка сквозь жилой модуль казалась бесконечной. Когда они остановились. Орел велел Николь снять шлем.
— Мы уже приехали? — спросила она.
— Нет еще, — ответил он, — но мы уже в вашей атмосферной зоне.
Дважды в машинах, ехавших навстречу им, попадались невероятно занимательные инопланетяне, но Николь была слишком взволнована, чтобы отвлекаться от своих чувств. Она едва слушала Орла. «Успокойся», — твердил один из внутренних голосов Николь. «Не будь смешной», — заметил другой голос. «Но я встречу дочь, которую не видела сорок лет. Как я могу оставаться спокойной?»
— …На свой собственный лад, — говорил Орел, — их жизнь была столь же удивительной, как и ваша, но, конечно же, совсем непохожей. Когда сегодня утром мы возили Патрика повидаться с ними…
— Что ты сказал? — перебила его Николь. — Ты сказал, что Патрик видел их сегодня утром? Вы возили Патрика повидаться с отцом.
— Да. Мы всегда планировали эту встречу, пока события развивались в соответствии с планом… В идеальном случае вы с Патриком не должны были встретиться с Симоной, Майклом и их детьми…
— Детьми! — воскликнула Николь. — Значит, у меня есть еще внуки?
— …пока не обоснуетесь в Узле, но Патрик предпочел Носитель… Так что было бы бессердечно не позволить ему проститься с родным отцом…
Николь не могла более сдерживаться. Она перегнулась и поцеловала Орла в оперенную щеку.
— А Макс говорил, что ты всего лишь холодная машина. Как он ошибался! Спасибо… за Патрика, спасибо тебе…
Она дрожала от волнения. И мгновение спустя уже не смогла вздохнуть. Орел быстро остановил машину.
— Где я? — произнесла Николь, вынырнув из тумана.
— Мы стоим рядом с замкнутой областью, где обитают Майкл, Симона и их семья, — проговорил Орел. — Мы пробыли здесь четыре часа, ты спала.
— У меня был сердечный приступ? — спросила Николь.
— Не совсем… просто серьезное нарушение сердечной деятельности. Я уже собирался везти тебя в госпиталь, но решил дождаться твоего пробуждения, поскольку все необходимые средства у меня при себе…
Орел поглядел на нее. Внимательные синие глаза Орла обратились к Николь.
— Чего ты хочешь, Николь? — спросил он. — Едем к Симоне и Майклу или возвращаемся в госпиталь? Решать тебе, сама понимаешь…
— Знаю, — вздохнула Николь, — только нужно быть осторожной и не волноваться… — Она взглянула на Орла. — Я хочу увидеть Симону, даже если это будет последний поступок в моей жизни… Можешь ли ты дать мне что-нибудь успокоительное, но не так, чтобы я была одурманена или заснула?
— Легкое успокоительное средство поможет лишь в том случае, если ты сама будешь сдерживать чувства.
— Ладно, — обещала Николь. — Постараюсь.
Орел направил машину на мощеную дорогу, обсаженную высокими деревьями. Николь вспомнилась осень в Новой Англии, где она с отцом побывала подростком. Листья на деревьях были золотыми, красными и коричневыми.
— Как прекрасно! — проговорила Николь.
Машина повернула к белому забору, окружающему травянистый лужок, на котором паслось четверо лошадей. Между ними расхаживали двое подростков.
— Дети реальны, — проговорил Орел. — Лошади — муляж.
На вершине невысокого холма располагался большой двухэтажный белый дом с покатой черной крышей. Орел повернул на круговую дорожку и остановил машину. Мгновение спустя отворилась передняя дверь дома. В ней появилась высокая темнокожая красавица с седеющими волосами.
— Мама! — закричала Симона, бросившись к машине.
Николь едва успела открыть дверцу, Симона кинулась ей на грудь. Они обнимались, целовались и плакали… никто не мог говорить.
8
— О горечь и сладость встречи с Патриком! — произнесла Симона, ставя кофейную чашку. — Он пробыл здесь около двух часов, они показались мне несколькими минутами.
Они втроем сидели за столом и глядели на сельскохозяйственные угодья, окружавшие дом. Николь загляделась на буколическую сцену за окном.
— Конечно, в основном это иллюзия, — проговорил Майкл. — Но очень хорошая… Если не приглядываться, можно подумать, что ты находишься в Массачусетсе или в южной части Вермонта.
— Весь этот обед показался мне сном, — сказала Николь. — Я как-то еще не осознала, что наша встреча реальна.
— Вчера нам самим так казалось, — промолвила Симона, — когда оповестили, что сегодня утром мы увидим Патрика… Мы с Майклом не спали.
— Она рассмеялась. — А ночью даже успели убедить себя, что нам предстоит встреча с поддельным Патриком, и постарались придумать вопросы, на которые, по нашему мнению, мог ответить только истинный Патрик.
— Их технологическое мастерство потрясает, — проговорил Майкл. — Если бы они хотели сотворить робота Патрика и выдать его за нашего сына, то выяснить истину было бы крайне сложно.
— Но они этого не сделали, — сказала Симона. — Через несколько секунд я поняла, что передо мной истинный Патрик…
— Ну, и каким он тебе показался? — спросила Николь. — В смятении последнего дня мне не удалось по-настоящему поговорить с ним.
— Он казался каким-то отстраненным, — ответила Симона, — но не сомневался в том, что принял правильное решение. Патрик считает, что пройдут, вероятно, недели, прежде чем он сможет разобраться во всех чувствах, которые пережил за последние двадцать четыре часа.
— Это можно сказать о каждом из нас, — проговорила Николь.
За столом наступило недолгое молчание.
— Мама, ты устала? — спросила Симона. — Патрик сказал нам, что у тебя нелады со здоровьем, и когда мы сегодня узнали, что ты запаздываешь…
— Да, я немного устала, — ответила Николь. — И, наверное, не смогу уснуть… по крайней мере прямо сейчас… — Она отъехала в своем кресле от стола и опустила пониже сиденье. — Правда, неплохо бы посетить туалетную комнату.
— Конечно, — Симона вскочила. — Я провожу тебя.
Симона проводила мать по длинному коридору к дверце из имитированной древесины.
— Итак, с вами здесь живут шестеро детей, — проговорила Николь, — в том числе трое, которых ты выносила и родила?
— Да, это так. У нас с Майклом было двое мальчиков и двое девочек, рожденных «естественным методом», как ты говоришь… Старший, Даррен, умер, когда ему было семь… долгая история, и, если у нас будет время, я расскажу тебе ее завтра… Все остальные дети выросли из эмбрионов в их лаборатории…
Они добрались до дверей в туалетную.
— А ты знаешь, сколько твоих детей вырастили Орел и его коллеги? — спросила Николь.
— Нет, — ответила Симона. — Но мне они сообщили, что извлекли из меня более тысячи здоровых яйцеклеток.
Возвращаясь в столовую, Симона пояснила, что все ее дети, рожденные естественным методом, провели всю свою жизнь вместе с ней и Майклом. Их супруги — конечно же, рожденные из ее яйцеклеток и от спермы Майкла, — были подобраны для них инопланетянами после тщательного генетического контроля.
— Итак, браки устраивали не вы? — спросила Николь.
— Именно, — Симона усмехнулась. — Каждому нашему ребенку предложили на выбор несколько пар, причем все они прошли генетический отбор.
— У тебя не было никаких проблем с внуками?
— Во всяком случае, статистически значимых, если пользоваться словарем Майкла.
Когда они вернулись в столовую, стол опустел. Майкл сказал им, что перенес кофейник и чашки в кабинет. Николь включила пульт кресла и последовала за ними в большой кабинет — мужской, с темными деревянными полками и огнем, пылающим в камине.
— Огонь настоящий? — спросила Николь.
— Да, — ответил Майкл. Он склонился вперед в своем мягком кресле. — Ты интересовалась нашими детьми. Мы хотим, чтобы ты встретилась с ними, но, безусловно, не хотим перегружать тебя…
— Понимаю, — Николь отпила кофе из чашки, — и согласна с вами… Конечно, нам бы не удалось так спокойно и полезно поговорить, если бы за столом находилось еще шесть человек.
— Но ты забыла о четырнадцати внуках, — напомнила Симона.
Николь поглядела на Майкла и улыбнулась.
— Прости меня, Майкл, но ты сегодня представляешь самое нереальное видение из всего, что я здесь лицезрела. Я гляжу на тебя, и мой ум отказывается понимать. Ты ведь на двадцать лет старше меня, но сейчас тебе на взгляд всего лишь шестьдесят; ты явно стал моложе, чем был, когда мы оставили Узел. Как это могло случиться?
— О, их мастерство на грани волшебства. Они переделали меня практически целиком: заменили сердце, легкие, печень, пищеварительную и выделительную системы, большую часть моих эндокринных желез. Мои кости, нервы, мышцы, кровеносные сосуды укреплены миллионами микроскопических имплантатов, которые не только обеспечивают выполнение жизненно важных функций, но и во многих случаях биохимически омолаживают состарившиеся клетки. Моя кожа — особый материал, который они усовершенствовали лишь недавно; она обладает всеми качествами настоящей человеческой кожи, но не стареет, на ней нет родинок и бородавок… Раз в год они помещают меня в госпиталь, там я провожу два дня без сознания и выхожу совершенно новым человеком.
— Подойди-ка сюда, чтобы я могла прикоснуться к тебе, — Николь усмехнулась. — Нет, я не буду вкладывать персты в раны от гвоздей на твоих руках, ничего подобного. Но пойми, мне трудно поверить твоим словам.
Майкл О'Тул пересек комнату я опустился на колени перед ее креслом-коляской. Николь протянула руку, прикоснулась к коже на его лице… гладкая, как у молодого человека… Глаза чисты и ясны.
— А твой мозг, Майкл, — негромко спросила Николь, — что они сделали с твоим мозгом?
Он улыбнулся. Николь заметила, что на его лбу нет морщинок.
— Многое, — ответил он. — Когда память начала мне отказывать, они переделали мой гиппокамп. Они оснастили его собственной конструкцией, чтобы повысить мои способности… Около двадцати лет назад они также установили мне более совершенную операционную систему, чтобы усилить мыслительный процесс.
Майкл был совсем рядом, и свет очага отражался на его лице. Николь вдруг затопила волна воспоминаний. Она вспомнила, какими задушевными друзьями они были на Раме, моменты близости между ними, когда Ричард пропал. Николь вновь прикоснулась к его лицу.
— И ты остался Майклом О'Тулом? — спросила она. — Или же превратился в получеловека-полуинопланетянина?
Ничего не говоря, он направился к своему креслу — походкой атлета, а не человека, отметившего столетие.
— Не знаю, как ответить на твой вопрос. Я четко помню события моего детства в Бостоне и все важное в моей жизни. И, по-моему, я в сущности не изменился…
— Майкл до сих пор пылко верует и изучает творение Господа, — впервые после долгого перерыва в разговор вступила Симона. — Конечно, он чуть переменился; все мы меняемся, повинуясь обстоятельствам нашей жизни…
— Я остался искренним католиком. Читаю утренние и вечерние молитвы, но здесь мои представления о Боге и о человечестве, вполне естественно, кардинально изменились — после всего, что мы с Симоной увидели… Но если на то пошло — моя вера только окрепла… в частности, в результате моих разговоров с…
Он остановился и поглядел «на Симону.
— В первые годы, мама, — сказала она, — когда мы с Майклом еще были одни в Узле около Сириуса, нам жилось достаточно сложно… Мы могли говорить только друг с другом… я была практически еще девочкой, Майкл же взрослым мужчиной; я не умела разговаривать о физике, о религии или на другие его излюбленные темы…
— Никаких особых проблем, как ты понимаешь, — добавил Майкл. — И все же нам было в известной мере одиноко… Мы великолепно ладили друг с другом, общение обогащало вас… но вам было нужно что-то еще…
— Тогда интеллект Узла — если ты хочешь так звать ту силу, которая заботится о нас, — ощутил наши сложности. Он также понял, что Орел не удовлетворяет нашим личным потребностям. Поэтому для каждого из нас создали искусственного друга, подобного Орлу.
— Гениальная идея, — проговорила Симона, — сразу сняла все эмоциональное напряжение, которое угрожало нашему идеального браку. Когда Святой Микель…
— Я все объясню сам, моя дорогая, — перебил ее Майкл. — Однажды вечером, примерно через два года после того, как все вы отправились к Земле, Симона в спальне возилась с Катей, и в нашу дверь постучали… Я решил, что пришел Орел… но, когда открыл дверь, передо мной оказался человек с темными вьющимися волосами и синими глазами, просто идеальная копия Святого Микеля Сиенского. Он сказал мне, что Орел более не будет общаться с нами и что именно он станет моим новым посредником в общении с интеллектом Узла…
— Святой Микель, — произнесла Симона, — обладал обширными познаниями в истории, богословии, физике и всех прочих земных науках, в которых я была полностью невежественна…
— Кроме того, — Майкл поднялся со своего кресла, — он с готовностью отвечал на вопросы о том, что творилось в Узле… Нельзя сказать, чтобы Орел об этом умалчивал, но Святой Микель держался более участливо и дружелюбно, словно бы Господь послал его руководить мной, быть наставником моего ума.
Николь поглядела на Майкла, потом на Симону и снова на Майкла. Лицо того словно светилось. «Его вера не охладела, — подумала она. — Просто отлилась в новую форму».
— И этот самый Святой Микель до сих пор посещает вас? — спросила Николь, допивая кофе.
— Именно так, — проговорил Майкл. — Мы не стали представлять ему Патрика (Симона сказала, что у нас для этого нет времени), но очень хотим познакомить тебя с ним. Помнишь все эти бесконечные вопросы, которые любил задавать Ричард… кто построил Узел и Раму и с какой целью? Святой Микель знает все ответы, причем объясняет все весьма красноречиво!
— Боже! — произнесла Николь с легким оттенком сарказма в голосе. — Звучит просто фантастично… слишком прекрасно, чтобы быть истиной… Ну и когда же я буду иметь честь встретиться со Святым Микелем?
— Прямо сейчас, если хочешь, — с надеждой в голосе проговорил Майкл О'Тул.
— Ну хорошо, — Николь подавила зевок. — Но помни, я — больная и взбалмошная старуха… и сегодня уже не смогу долго сидеть.
Майкл торопливо подошел к дальней двери кабинета.
— Святой Микель, — позвал он. — Вы не зайдете, чтобы поговорить с матерью Симоны?
Через несколько секунд в комнате появился молодой — едва за двадцать — священник в темно-синем одеянии. Подойдя к креслу Николь, Святой Микель с благостной улыбкой проговорил:
— Весьма рад нашему знакомству. Я слыхал о вас столько лет.
Николь протянула ему руку и внимательно поглядела на инопланетянина. Судя по внешности, перед ней стоял человек. «О Боже! Мало того, что техника их фантастична, потрясает и скорость, с которой они усваивают информацию».
— Давайте с самого начала кое-что уточним, — Николь криво улыбнулась Святому Микелю. — Для меня здесь слишком много Майклов, я не собираюсь постоянно называть вас Святым Микелем. Это не в моем стиле. Могу ли я звать вас просто Святым или Майком, Микки… как вам угодно?
— Когда я имею дело с обоими, то зову своего мужа Большим Майклом, — сказала Симона. — Так мы привыкли.
— Ну хорошо, — отозвалась Николь. — Как говаривал Ричард, «с волками жить…». Садитесь, Микель, около моего кресла… Большой Майкл так превозносил вас, что я не хочу, чтобы скверный слух помешал старухе усвоить перлы вашей премудрости.
— Спасибо за комплимент, Николь, — ответил Святой Микель с улыбкой. — Майкл и Симона превозносили ваши многочисленные достоинства, но забыли упомянуть про бойкость ума.
«Он тоже личность, — подумала Николь. — Неужели чудеса никогда не кончатся?»
Через час Симона помогала ей устроиться на ночь в комнате дня гостей в противоположном конце коридора. Николь легла на бок, глядя в окно. Она очень устала, но заснуть не могла. Ум ее был чересчур возбужден, она вновь перебирала события дня.
«Быть может, позвонить, чтобы мне дали какое-нибудь снотворное, — подумала Николь, автоматически нащупывая кнопку на столе возле постели. — Симона сказала, что Святой Микель войдет, если я позову. Он может сделать все, на что способен Орел». Убедив себя в том, что в случае необходимости
— если, конечно, не заснет, — она сумеет позвать на помощь, Николь приняла позу, в которой привыкла засыпать, и отпустила на волю свои думы, обратившись мыслью прежде всего к тому, что увидела или услышала здесь, в этом изолированном уголке, где обитали Майкл, Симона и их семья. Святой Микель объяснил ей, что этот небольшой кусочек Новой Англии внутри жилого модуля Узла окружен местами обитания нескольких сотен других видов разумных существ. «Почему же, — спросила Николь, — Большой Майкл и Симона решили жить отдельно ото всех остальных?»
— Долгие годы, — ответил ей Майкл О'Тул, — мы жили совместно с многими видами разумных существ. Пока появлялись на свет наши четверо детей, нас перебрасывали с места на место, испытывая на приспособляемость и совместимость с большим числом растительных и животных видов… Святой Микель только подтвердил то, что мы подозревали уже давно, — наши хозяева преднамеренно подвергали нас воздействию разнообразной среды, чтобы, собрать как можно больше информации о нас… Каждое новое соседство создавало новые сложности…
Большой Майкл помедлил на миг, словно бы в эмоциональном напряжении.
— В те ранние дни психологические трудности были просто невероятны. Едва мы адаптировались к определенному набору условий жизни, их резко меняли… И я не сомневаюсь, что смерти Даррена можно было избежать, не будь все в том подземном мире настолько странным… В другой раз мы едва не потеряли Катю, когда ей было всего два года… какая-то морская каракатица приняла ее любопытство за акт агрессии…
— А когда нас второй раз отправили спать, — проговорила Симона, — и переместили в этот Узел, мы с Майклом были утомлены и обессилены после многих лет опытов. Дети выросли, завели собственные семьи, и мы потребовали уединения, которое нам и предоставили…
— Мы по-прежнему выходим во внешний мир, — добавил Майкл, — но общаемся с экзотическими существами из далеких звездных систем лишь тогда, когда хотим этого сами, а не потому что вынуждены это делать… Святой Микель регулярно сообщает нам о всех событиях, происходящих среди баскетбольщиков, прыгунов и крылатых черепах. Он связывает нас со всем Узлом.
«Святой Микель — существо необычайное, — думала Николь, — и даже более совершенное, чем Орел. Он отвечает на все вопросы с такой уверенностью. Но вот что смущает меня… Действительно ли верны его ответы на мои вопросы относительно Бога, а также происхождения и судьбы Вселенной? Или же Святого Микеля запрограммировали, учитывая любовь Майкла к катехизису, чтобы он мог стать для него идеальным партнером?»
Николь повернулась в постели, вспомнила свои собственные взаимоотношения с Орлом. «Быть может, я ревную, потому что Майкл узнал столь многое… а Орел не хотел или не мог ответить на мои вопросы… Но какому ребенку лучше: тому, чей наставник все знает и умеет обо всем рассказать, или тому, который находит ответы самостоятельно, руководствуясь намеком учителя?… Не знаю… не знаю… Но Святой Микель производит весьма благоприятное впечатление».
— Разве ты не понимаешь, Николь, — Большой Майкл выскочил из своего кресла в очередной раз. — Все мы участвуем в великом эксперименте Господа. Вся эта Вселенная — не просто наша Галактика, все звездные системы до конца небес — составляет для Бога одну экспериментальную базу… Он, Она, Оно — называй как хочешь — добивается совершенства, то есть такого набора начальных параметров, когда Вселенная, приведенная в движение преобразованием энергии в материю, пройдя путь в миллиарды лет, в своей эволюции достигнет идеальной гармонии, воплощающей непревзойденное мастерство Творца…
Николь не без труда разобралась в нескольких математических уравнениях, но, несомненно, поняла смысл тех диаграмм, которые Святой Микель рисовал на доске в кабинете.
— Значит, — говорила Николь кудрявому инопланетянину с невероятно глубокими синими глазами, — существует бесчисленное множество вселенных, каждую из которых создал Бог при различных начальных условиях, а потом Он каким-то образом поместил вас и Орла в Узел и Раму, чтобы собирать информацию? И все для того, чтобы Господь мог написать некое математическое уравнение, дающее гармонический результат?
— Именно так, — отвечал Святой Микель, снова указывая на диаграмму. — Представим себе, что координатная система, которую я нарисовал, символически описывает гиперповерхность параметров, определяющих миг творения, когда энергия преобразуется в материю. Любой набор параметров Вселенной или вектор, представляющий конкретный набор начальных условий, может быть изображен на моей диаграмме одной точкой. Господь же разыскивает очень небольшую замкнутую плотную область, расположенную на этой математической гиперповерхности. Обнаружив эту область, он при любых начальных условиях сумеет создать Вселенную, которая в конце концов разовьется до полной гармонии.
— Невероятно сложная задача, — проговорил Большой Майкл, — ведь нужно создать такую Вселенную, в которой абсолютно все существа будут хвалить Господа. Если не хватает материи, взрыв и инфляционная стадия творения завершаются образованием вечно расширяющейся Вселенной. Отдельные ее компоненты не смогут прореагировать, дав возможность эволюции породить и поддерживать жизнь. Если материи окажется слишком много, тогда Вселенная может погибнуть прежде, чем в ней успеет сформироваться разум.
— Богу приходится иметь дело с хаосом, — объяснял Святой Микель. — Хаос
— это экстраполяция всех физических законов, управляющих эволюцией любой созданной Вселенной. Он не позволяет заранее определить исход крупномасштабных процессов. Поэтому Бог не может априори рассчитать, что случится в будущем, и аналитическим методом вычислить зону гармонии… лишь эксперимент позволяет Ему определить границы…
— Кроме того, Богу приходится иметь дело с колоссальным объектом, — добавил Большой Майкл. — Успеха он может добиться лишь в том случае, если элементарные частицы объединятся в атомы в звездных катастрофах и не только породят жизнь и разум — возникшая жизнь достигнет духовного и технологического развития, позволяющего заняться преобразованием всего вокруг себя…
«Словом, Бог, — вспоминала Николь разговор, — является высшим проектировщиком и инженером. Он создает свое творение и позволяет воспринять это чудо появившимся живым существам через миллиарды лет…»
— Есть одна вещь, которой я все-таки не понимаю, — сказала Николь двум Майклам и Симоне, когда вечер близился к концу. — Почему Бог создает столько вселенных ради одного эксперимента? Ведь когда существование гармоничного исхода подтвердится, все станет таким легким? Разве нельзя просто дублировать начальные условия для этой Вселенной?
— Для Бога это недостаточно сложная проблема, — отвечал Святой Микель.
— Господь желает знать размеры зоны гармонии на гиперповерхности параметров творения и все ее математические характеристики… К тому же, едва ли мы способны осознать масштабы проблем, стоящих перед Богом. Лишь для минимальной доли всех вселенных возможен гармоничный исход. Обычно преобразование энергии в материю завершается возникновением Вселенной, в которой нет жизни вообще, или в лучшем случае обитают агрессивные существа-недолгожители, склонные разрушать, а не созидать. Даже небольшую область гармонии внутри эволюционирующей Вселенной следует рассматривать как чудо… Вот почему это трудное дело и представляет интерес для Бога.
Большой Майкл снова соскочил с кресла.
— Господь намеревается создать Вселенную, в которой установится полная гармония. Свою лепту в нее будут вносить не только все существа со всех ее миров… каждая элементарная частица будет активно участвовать в этой гармонии. Когда-то я сам не мог осознать всего величия этой концепции. А потом Святой Микель рассказал мне о разумных созданиях, которые, превращая элементы, способны породить живых существ из камня и глины, как сделал это наш библейский Бог. Полная гармония требует, чтобы развитые виды, подобные нам, использовали свои технологические возможности для преобразования неодушевленной материи в существа, которые внесут свой вклад в гармонию…
Николь вспомнила: именно в этот момент она заявила, что переутомилась и хочет лечь спать. Святой Микель попросил ее подождать еще несколько минут, чтобы он мог подвести итог несколько беспорядочной дискуссии. Николь согласилась.
— Возвращаясь к вашему первоначальному вопросу, — отвечал Святой Микель, — скажу: каждый из Узлов составляет часть иерархии разума, собирающего информацию о данной Галактике. Большая часть галактик, включая и Млечный Путь, обладает единой сверхмощной станцией, которую мы зовем Перводвигателем, располагающейся возле центра звездной системы. Набор Перводвигателей был создан Богом в миг творения, а потом использовался для контроля за ходом эволюционного процесса. Узлы, Носители и все прочие инженерные сооружения были в свою очередь спроектированы Перводвигателями. Вся их деятельность, не исключая полетов первого Рамы в вашу Солнечную систему, в своей природе опирается на объективные критерии, которыми пользуется Господь, чтобы его последующие творения достигли славы и гармонии, невзирая на хаос естественных законов.
Николь присвистнула.
— Это совершенно потрясающая мысль, — сказала она, включая коляску. — Все, не могу больше.
«Но я не настолько утомлена, чтобы заснуть, — думала она. — Как можно спать, узнав цель существования Вселенной?» Николь усмехнулась. «Не могу даже представить себе, что ответил бы Ричард на все это… Сказал бы: остроумная теория, но как она объясняет победы африканских команд в Кубке мира по футболу с 2140 по 2160 год?… И к тому же, из нее выходит, что смысл жизни более не равен сорока двум. — Она усмехнулась снова. — Ричард, конечно, выслушал бы все то, что говорил Святой Микель, но и задал бы ему сотни вопросов… Затем мы вернулись бы к себе в комнату и занялись любовью, а потом проговорили бы всю ночь…»
Она зевнула и легла на бок. И засыпая, видела пляску несчетных вселенных.
9
Николь проснулась свежей и удивительно энергичной. Она подумала, не нажать ли кнопку возле постели, но решила не делать этого. Она перебралась в свое кресло и, подкатив его к окну, откинула занавеси.
Снаружи было прекрасное утро. Слева протекал небольшой ручей. Трое детей лет восьми-десяти бросали камешки в небольшую запруду за плотиной, перекрывшей ручей. Николь глядела из окна на идеально воспроизведенные поля, деревья и холмы и вдруг ощутила себя молодой, полной жизни.
«А почему бы им не починить меня? Пусть заменят все изношенные и поврежденные детали… Я буду жить здесь, с Симоной и Майклом. Быть может, смогу кое-чему научить своих правнуков…»
Дети, оставив ручей, побежали по зеленому полю к загону с лошадьми. Мальчик бежал быстрее всех, но все же ненамного обогнал меньшую из двух девочек. Дети, смеясь, подзывали лошадей к забору.
— Мальчика зовут Захария, — проговорил Большой Майкл за ее спиной. — Две девочки — это Коллин и Симона… Захария и Коллин — дети Кати, Симона
— старшая у Тимоти.
Николь не слышала, как он вошел в комнату. Она развернула свое кресло.
— Доброе утро, Майкл, — поздоровалась Николь, глядя в окно. — Просто великолепные ребята.
— Спасибо, — ответил Майкл, подходя к окну. — Я очень счастливый человек. Господь одарил меня удивительной жизнью и невероятными богатствами.
Молча они смотрели на играющих детей. Захария уселся на белую лошадь и начал демонстрировать свое мастерство.
— Я с грустью услышал о смерти Ричарда, — проговорил Майкл. — Патрик мне все рассказал вчера… Должно быть, ты ужасно переживала.
— Да, — согласилась Николь. — Мы с Ричардом были такими друзьями… — Она обратилась к нему лицом. — Ты был бы горд им, Майкл… В последние годы он совершенно переменился…
— Я так и думал. Тот Ричард, которого я знал, никогда бы не вызвался рискнуть своей жизнью ради кого бы то ни было…
— Видел бы ты его с внучкой: с Никки, дочкой Элли. Они были неразлучны.
— Он был ее Бубой… Как поздно нежность пришла к нему…
Николь не смогла продолжить: внезапная боль в сердце одолела ее. Она подъехала к столику и отпила из бутылочки с синей жидкостью.
А потом вернулась к окну. Двое старых друзей вновь смотрели на играющих детей. Теперь и девочки были верхом, затевалась какая-то новая игра.
— Патрик сказал нам, что из Бенджи получился превосходный человек, — проговорил Майкл. — Конечно, кое в чем ограниченный, но вполне достойный, учитывая его способности и долгий сон… Он сказал, что Бенджи самым наглядным образом свидетельствует о твоих стараниях: ты всегда над ним работала, никогда не позволяла ему воспользоваться обстоятельствами в качестве оправдания… — Теперь уже Майкл задохнулся. Он обернулся к Николь со слезами на глазах и взял ее за руку. — Чем я могу отблагодарить тебя за то, что ты воспитала мальчиков, особенно Бенджи, с такой заботой?
Николь поглядела вверх со своего кресла.
— Они наши сыновья, Майкл. Я очень люблю их.
Майкл вытер нос и глаза носовым платком.
— Мы с Симоной хотим, чтобы ты встретилась с нашими детьми и внуками, но решили, что сперва должны кое-что тебе рассказать… Мы не знали, как ты прореагируешь… Более того, было бы несправедливо не предупредить тебя: иначе ты бы не поняла реакцию детей…
— Что такое, Майкл? — осведомилась Николь. Она улыбалась. — Ты явно с трудом добираешься до истины.
— Действительно, — он пересек комнату и дважды торопливо нажал кнопку возле ее постели. — Николь, у меня к тебе весьма деликатное дело… Вспомни — вчера мы сказали тебе, что у нас с Симоной есть друзья, созданные инопланетянами…
— Да, Майкл, — ответила Николь.
Она еще глядела в окно. Майкл подошел к ней и взял за руку. Из дома вышла женщина лет пятидесяти, атлетического сложения с темно-бронзовой кожей, и быстро пошла к конюшне. И фигура женщины, и ее походка казались знакомыми Николь. Заметив женщину, дети замахали и направились к ней на конях.
Николь услышала имя, которое выкрикнул Захария, и вдруг все поняла. Ее словно громом ударило. Женщина быстро обернулась, и Николь увидела себя в точности такой, какой была, оставляя Узел сорок лет назад. Трудно было сдержать свои эмоции.
— Больше всего Симоне не хватало тебя, — проговорил Майкл, сочувствуя потрясению, выразившемуся на лице Николь. — И потому инопланетяне сотворили ей подругу по твоему образу… Просто удивительная копия. Не только внешности — ты можешь увидеть это сама, — но и личности. Мы с Симоной еще в самом начале были поражены идеальным сходством. Она ходила, как ты, говорила, как ты, даже думала, как ты… словом, через неделю Симона звала ее мамой, а я — Николь. С тех пор она нас не оставляла.
Николь глядела на свою копию, не говоря ни слова. «Выражение на лице, даже жесты — совсем как прежде», — подумала она. Николь не отводила глаз от женщины, приближающейся к дому с тремя детьми.
— Симона решила вчера, что ты расстроишься или, быть может, почувствуешь себя не на месте, когда обнаружишь, что твоя копия провела с нами все эти годы. Но я заверил ее, что все будет хорошо, просто тебе потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть к этой мысли… В конце концов, насколько мне известно, еще никому из людей не приходилось иметь дело со своей точной роботокопией.
Инопланетная Николь, подхватив одну из девчонок, подбросила ее в воздух. А потом все четверо поднялись по ступенькам и вошли в дом.
«Они зовут ее бабулей, — подумала Николь. — Она может бегать, ездить на лошади, подбрасывать их в воздух… Она не старуха, прикованная к креслу-каталке». Ненужная жалость к себе кольнула сердце Николь. «Итак, Симона не нуждалась во мне. Ее мать была все эти годы при ней, готовая помочь и посоветовать, не старящаяся и ничего не просящая».
Николь почувствовала, что вот-вот заплачет. Она собралась с силами.
— Майкл, — проговорила она, заставляя себя улыбнуться. — Пожалуйста, дай мне минутку подготовиться к завтраку.
— А тебе не потребуется какая-либо помощь? — спросил он.
— Нет, нет… все будет хорошо… Я просто хочу умыться и чуть-чуть накраситься.
Слезы накатили через несколько секунд, как только дверь за ним закрылась. «В этом доме нет места для меня, — решила Николь. — Здесь уже есть бабуля, у меня нет ее достоинств, хотя она всего только машина».
На обратном пути в транспортный центр Николь не произнесла ни слова. Она все еще молчала, когда челнок, оставив жилой модуль, отправился в космос.
— Ты не хочешь говорить об этом, так? — поинтересовался Орел.
— Не совсем, — ответила Николь в микрофон на ее шлеме.
— Тебя расстроила эта встреча? — спросил Орел несколько секунд спустя.
— Ах, что ты… совершенно нет. Одно из самых великолепных переживаний в моей жизни… Большое спасибо тебе.
Орел развернул челнок так, что они теперь медленно двинулись назад. Огромный освещенный тетраэдр занимал все окно.
— К обновлению твоего организма можно приступить сегодня же, — промолвил Орел. — К началу следующей недели ты будешь моложе Большого Майкла.
— Нет, спасибо, — ответила Николь.
После долгого молчания Орел проговорил:
— Похоже, ты не рада?
Николь обернулась, чтобы поглядеть на своего спутника-инопланетянина.
— Рада, в особенности за Симону и Майкла. Удивительно лишь то, что их жизнь оказалась такой полной… — Николь глубоко вздохнула. — Быть может, я просто устала: столько всего испытать за такой короткий отрезок времени.
— Не исключено, — согласился Орел.
Николь погрузилась в раздумья, методично припоминая все, что случилось с ней после пробуждения. Лица шести детей и четырнадцати внуков Симоны и Майкла проходили перед ее умственным взором. «Приятные ребята, — сказала она себе, — но особой разницы не заметно».
Но чаще всего заставляло себя вспоминать другое лицо — то, которое некогда представало перед ней в зеркале. Она согласилась с Симоной и Майклом, что другая Николь невероятно похожа на нее и являет собой полный триумф техники инопланетян. Правда, Николь не стала говорить, им о том, как странно встречаться с собой — только с более молодой. И как странно осознавать, что машина заменила тебя в сердцах и мыслях твоих же собственных потомков. Николь безмолвно следила за тем, как та Николь и Симона хохотали над спором, который много лет назад в Узле Симона затеяла со своей младшей сестрицей Кэти. Инопланетянка вспомнила подробности, уже забытые самой Николь. «Даже ее память лучше моей… Какое великолепное решение всей проблемы рождения и смерти… зафиксировать личность в расцвете сил и сохранить ее навечно, как легенду, по крайней мере для тех, кто ее любит».
— А как я могу убедиться в том, что Майкл и Симона, с которыми я говорила вчера и сегодня утром, действительно люди, а не имитация — столь же искусная, как и моя копия? — спросила Николь у Орла.
— Святой Микель сказал, что ты задала ему несколько тонких вопросов относительно прежней жизни Большого Майкла, — проговорил Орел. — Разве тебя не удовлетворили ответы?
— Но когда час назад мы погрузились в машину, я поняла, что часть информации могла оказаться в биографии Майкла, взятой с «Ньютона». А я знаю, что вы имеете доступ к этим данным…
— Зачем нам обманывать тебя? Разве мы когда-нибудь поступали подобным образом?
— А сколько еще детей Симоны и Майкла до сих пор живы? — меняя тему разговора, поинтересовалась Николь несколько минут спустя.
— Еще тридцать два живут здесь в Узле, — ответил Орел. — И более сотни в других местах.
Николь покачала головой. Она вспомнила хроники сенуфо: «И потомки ее распространятся среди звезд небесных»… «Омэ будет доволен», — подумала она.
— Итак, вы усовершенствовали процесс внематочного развития детей из оплодотворенной яйцеклетки? — спросила Николь.
— Более или менее, — ответил Орел.
И снова они летели молча долгое время.
— А почему ты никогда не рассказывал мне о Перводвигателях?
— Это было запрещено, по крайней мере до пробуждения… Ну а после того ты просто не спрашивала.
— А все ли верно в словах Святого Микеля? Про Бога, хаос и Вселенную?
— Насколько мы знаем, все устроено именно так. Во всяком случае, эти данные запрограммированы в наших системах… конечно, никто из нас никогда не видел Перводвигатель.
— А что, если вся эта история лишь миф, созданный более высоким интеллектом, чем ваш, в качестве официального объяснения, которое следует предоставить людям?
Орел помедлил.
— Такая возможность существует… Но сам я никак не могу этого установить.
— А можешь ли ты знать, не было ли раньше в твоих системах запрограммировано какое-то иное объяснение?
— Нет. Я не полностью контролирую содержимое моей памяти.
Николь пребывала в смятении. Периоды долгого молчания прерывались потоками явно нелогичных вопросов. Так, ей пришло в голову спросить, почему у одних Узлов четыре модуля, а у других — три. Орел объяснил ей, что добавляется Модуль Познания, примерно к каждому десятому или двенадцатому Узлу. Тогда Николь захотела узнать, чем именно характерен Модуль Познания. Орел ответил ей, что в нем скапливается вся информация об этой части Галактики.
— Это наполовину библиотека, наполовину музей, и там содержится огромный объем информации в самых разнообразных формах.
— А сам ты бывал когда-нибудь внутри Модуля Познания? — спросила Николь.
— Нет, — ответил Орел. — Однако мои системы содержат его описание…
— А могу я попасть туда?
— Живое существо может войти в Модуль Познания, лишь имея специальное разрешение.
Когда Николь заговорила снова, она спросила о том, что случится с людьми, которые будут переведены в Узел через день-другой. Орел терпеливо отвечал на сменявшие друг друга короткие вопросы. Выяснилось, что люди будут жить в жилом модуле совместно с несколькими видами разумных существ и что за ними будут внимательно следить. Симона и Майкл вместе с семьей получат возможность объединиться с другими людьми, перебравшимися в Узел, но сделают они это или нет — неизвестно.
Николь приняла решение за несколько минут, прежде чем они добрались до «морской звезды».
— Я хочу провести здесь только сегодняшний вечер и попрощаться со всеми.
Орел поглядел на нее с любопытством.
— А завтра, — продолжила Николь, — если ты сможешь получить разрешение, я хочу побывать в Модуле Познания… И пусть перестанут мне давать лекарства, когда я оставлю «морскую звезду»… Не надо спасать меня, если в сердце начнутся какие-нибудь неполадки.
Николь глядела прямо вперед — сквозь лицевую пластину своего шлема за окно челнока. «Мое время пришло, — сказала она себе. — Хватило бы только отваги не дрогнуть».
— Да, мама, — проговорила Элли. — Я понимаю, я действительно понимаю… Но я твоя дочь. Я люблю тебя. И независимо от того, что кажется тебе логичным, меня не радует перспектива никогда больше не видеть тебя.
— Так что вы от меня хотите? — спросила Николь. — Чтобы они сделали из меня какую-то бионическую женщину, которая будет вечно толкаться среди вас, играть роль гранд-дамы, надуваться от важности и утомлять всех разговорами? Подобная перспектива меня не привлекает.
— Мы все восхищаемся тобой, мама, — сказала Элли. — Вся твоя семья любит тебя, и ты можешь потратить годы жизни на общение с Симоной, Майклом и их детьми… У тебя никогда не будет проблем с нами…
— Дело не в этом, — Николь развернула свое кресло и оказалась лицом к голой стене. — Вселенная — это постоянное обновление, — произнесла она, обращаясь столько же к себе, сколько и к Элли. — Все — личности, планеты, звезды, даже галактики — имеют свой жизненный цикл, и смерть должна последовать за рождением. Ничто не длится вечно. Даже сама Вселенная… Перемены и обновления являются важной частью всего процесса. Октопауки знали это очень хорошо. Вот поэтому-то они включили терминацию в качестве неотъемлемой части всей концепции возобновления общества.
— Но, мама, — отозвалась Элли из-за ее спины, — когда нет войны, октопауки заносят в терминационные списки лишь тех, кто не вносит достаточный вклад в свое общество, не оправдывает потраченных на него ресурсов… Нам же ничего не стоит сохранить тебе жизнь… а твои мудрость и опыт бесценны.
Николь улыбнулась.
— Элли, ты очень умная женщина, — проговорила она. — И я согласна с тем, что в твоих словах есть доля правды. Но ты полностью игнорируешь два главных элемента, определяющих мое решение… По причинам, которых ни ты и никто другой не может понять, мне важно самой выбрать время смерти. Я хочу принять это решение прежде, чем стану для вас обузой, выпаду из главного потока жизни, пока я еще пользуюсь уважением моей семьи и друзей. Кроме того, теперь я не вижу для себя места в мире, и поэтому не могу оправдать в своих глазах то мощное физиологическое воздействие, которое необходимо, чтобы я смогла функционировать не создавая всем сложностей… Словом, мне пора уходить, и это подтверждается многими факторами.
— Как я говорила тебе с самого начала, — ответила Элли, — этот холодный рационализм — не важно, верны его результаты или нет, — не может стать единственным аргументом. А ты не подумала, какая потеря ждет меня, Бенджи, Никки и всех остальных? И наша скорбь лишь усилится, поскольку смерти можно было избежать…
— Элли, я вернулась сюда, чтобы попрощаться с тобой и со всеми остальными и еще, чтобы уговорить вас не печалиться обо мне… Посмотри на октопауков: они не скорбят…
— Мама, — перебила ее Элли, борясь со слезами, — мы не октопауки, мы — люди… мы скорбим… горюем, когда умирает любимый. Да, мы знаем, что смерть неизбежна и что она является частью универсальной схемы, но тем не менее мы плачем, ощущаем острую боль…
Элли помедлила на миг.
— Мама, или ты забыла, как чувствовала себя после гибели отца и Кэти? На тебя страшно было смотреть.
Николь медленно глотнула, поглядела на свою дочь. «Я знала, что это будет нелегко, — подумала она. — Быть может, мне не следовало возвращаться назад… Наверное, надо было просто попросить Орла сказать всем, что я умерла от сердечного приступа».
— Я знаю, что ты расстроилась, — негромко проговорила Элли, — обнаружив инопланетного робота, который заменил тебя в семье Майкла и Симоны… но не стоит переигрывать. Рано или поздно их дети и внуки узнают, что реальную Николь де Жарден-Уэйкфилд заменить невозможно.
Николь вздохнула. Она чувствовала, что проигрывает сражение.
— Я сказала тебе, Элли, что для меня нет места в семье Майкла и Симоны. Но не нужно утверждать, что моя реакция на другую Николь является единственной и даже главной причиной такого решения.
Николь ощущала утомление. Прежде чем отправиться спать, она намеревалась сперва переговорить с Элли, затем с Бенджи, а потом с остальными. Но разговор с Элли оказался куда труднее, чем она ожидала. «Но хорошо ли ты подумала? — спросила Николь себя. — Неужели ты реально рассчитывала на то, что Элли скажет: ага, мама, великолепно, ты очень умно поступаешь? Жаль, конечно, что тебя больше не будет, но я полностью тебя понимаю».
В дверь комнаты постучали. Когда она отворилась, за ней оказался Орел.
— Я не помешал? — осведомился инопланетянин.
Николь улыбнулась.
— Полагаю, мы созрели для небольшого перерыва, — проговорила она.
Извинившись, Элли отправилась мыться, а Орел подошел к Николь.
— Ну, как дела? — спросил он, нагибаясь к креслу.
— Не так уж здорово, — ответила Николь.
— Я решил зайти, чтобы сказать тебе — просьба о посещений Модуля Познания одобрена. Но при одном условии: все, о чем ты говорила мне в челноке, должно остаться неизменным…
Николь просветлела.
— Хорошо. Теперь мне остается только призвать отвагу и закончить все, что я затеяла.
Орел похлопал ее по спине.
— Ты сумеешь это сделать. Ты самый необычный человек из всех, с кем мы встречались.
Голова Бенджи покоилась на ее груди. Николь лежала на спине, одной рукой обхватив сына за плечи. «Вот какова последняя ночь моей жизни», — думала она, погружаясь в сон. Легкий страх прикоснулся к телу, она отогнала его. «Я не боюсь смерти, — сказала Николь себе, — что в ней может быть страшного после всего, что я уже пережила».
Посещение Орла укрепило, ее. Когда разговор с Элли возобновился, Николь признала справедливость всех соображений дочери, сказала, что ни в коем случае не хочет расстраивать друзей и семью, но тем не менее не отказывается от своего решения. Обращаясь к Элли, она заметила, что, когда ее не станет, у них с Бенджи, а отчасти и у всех остальных появится возможность подрасти, избавившись от авторитета, с которым всегда приходилось считаться.
Элли назвала Николь упрямой старухой и заявила, что при всей своей любви и уважении все же попытается поддержать мать в немногие остающиеся часы. Элли также спросила, не собирается ли Николь каким-нибудь образом ускорить свою смерть. Николь рассмеялась и сказала дочери, что никаких дополнительных мер не потребуется, поскольку Орел заверил, что без медикаментов ее сердце откажет через несколько часов.
Разговор с Бенджи оказался не столь трудным. Элли вызвалась помочь с объяснениями, и Николь приняла ее предложение. Бенджи знал, что матери его плохо, однако ему не говорили о том, что медицина инопланетян может ее исцелить. Элли заверила Бенджи, что Макс, Эпонина, Никки, Кеплер, Мариус и Мария не оставят его. Из всех остальных лишь у Эпонины глаза наполнились слезами, когда Николь объявила семье о своем решении. Макс сказал, что его это в общем-то не удивляет. Мария чуточку опечалилась, узнав, что более не увидит женщину, которая спасла ей жизнь. Кеплер, Мариус и даже Никки просто не знали, что говорить, а потому молчали.
Готовясь ко сну, Николь обещала себе, что первым же делом с утра постарается встретиться с Синим Доктором и должным образом распрощается со своей подругой. Прежде чем выключить свет, Бенджи пришел к ней и сказал, что, поскольку это последняя их ночь, он хотел бы поспать возле нее — как прежде, когда он был маленьким мальчиком. Николь согласилась, и когда Бенджи прижался к ней, слезы потекли по ее лицу, затекая в уши и капая на подушку.
10
Николь рано проснулась. Бенджи уже встал и оделся, но Кеплер еще спал в дальнем конце комнаты. Бенджи снова помог Николь принять душ и собраться.
Через несколько минут в помещение вошел Макс. Разбудив Кеплера, он подошел к коляске Николь и взял ее за руку.
— Друг мой, я не сказал тебе многого вчера вечером, — проговорил Макс, — потому что не мог отыскать нужных слов… но и теперь я не могу найти их…
Маке отвернулся.
— Что за черт, Николь! — произнес он дрожащим голосом, глядя в сторону.
— Ты знаешь, как я к тебе отношусь… ты такой человек… такой человек.
Он умолк. В комнату доносился лишь звук бегущей воды из душа, где мылся Кеплер. Николь пожала руку друга.
— Спасибо тебе, Макс, я так благодарна тебе.
— Когда мне было восемнадцать, — неуверенным тоном проговорил Макс, поворачиваясь, чтобы поглядеть на Николь, — отец мой умер от редкого вида рака… Клайд, мама и я знали, что смерть близка, словом, он сгорел у нас на глазах прямо за несколько недель… Но я все-таки не мог в это поверить, даже когда увидел его в гробу… Мы отслужили панихиду на кладбище, были только наши друзья из соседних ферм да автомеханик из Де-Куина; звали его Вилли Таунсенд, они с отцом набирались каждый субботний вечер…
Макс улыбнулся и расслабился.
— Обожаю рассказывать. Вилли — вот был тип… холостяк, снаружи что твой гвоздь, а под коркой мягкий, как глина… В молодости он влюбился в королеву красоты средней школы Де-Куина и больше не заводил подружки… ну, в общем, мама попросила меня сказать несколько слов об отце над его могилой, я согласился… написал их, выучил и даже проговорил перед Клайдом… Когда начались похороны, я все помнил… «Мой отец, Генри Аллан Паккетт, был прекрасным человеком», начал я, а потом сделал паузу, как и планировал, и огляделся. Вилли уже хлюпал носом и смотрел в землю… И вдруг я забыл все, что намеревался сказать. Мы стояли так под горячим арканзасским солнцем, наверное, секунд тридцать или более того… а я так и не вспомнил остаток речи. В конце концов от отчаяния и смущения я произнес: «Ах ты, е-мое», и Вилли немедленно громко добавил: «Аминь».
Николь хохотала.
— Макс Паккетт, подобного тебе нет нигде во всей Вселенной.
Макс ухмыльнулся.
— Вечером мы с мамзелькой в постели говорили о той другой Николь, которую инопланетяне сделали для Симоны и Майкла. Эп заметила, что не худо было бы попросить для нее робота Макса; ей хочется иметь идеального мужа, во всем безотказного… даже ночами… Словом, мы с ней хохотали до тех пор, пока бока не заболели, пытаясь представить, как Может проявить себя робот в постели…
— Стыдись, Макс, — отозвалась Николь.
— Ну, это не я — мамзелька проявила избыток воображения… Кстати, меня послали сюда с особой целью: информировать тебя, что за дверью мы приготовили завтрак, чтобы попрощаться с тобой и пожелать bon voyage — называй как хочешь… короче, начало через восемь минут.
Николь с восхищением обнаружила, что у всех за завтраком было легкое и приятное настроение. Она несколько раз подчеркивала вчера вечером, что ее уход не должен вызывать скорбь, его подобает отметить, как день завершения удивительной жизни. По-видимому, семья и друзья ее в итоге согласились с ней, поскольку печаль на их лицах она замечала лишь изредка.
Элли и Бенджи сидели с Николь за длинным столом, устроенным кубико-роботами. Возле Элли была Никки, потом Мария и Синий Доктор. На противоположной стороне за Бенджи располагались Макс и Эпонина, затем Мариус, Кеплер и Орел. Во время еды Николь с удивлением заметила, что Мария разговаривает с Синим Доктором.
— Я не знала, что ты понимаешь цветовую речь, Мария, — сказала Николь с явным одобрением в голосе.
— Чуть-чуть, — ответила девушка, слегка смущенная вниманием. — Но Элли учит меня.
— Отлично, — отозвалась Николь.
— Но истинный полиглот среди нас, — произнес Макс, — твой друг-птицечеловек, сидящий в конце стола. Мы видели, как он вчера цокал и взвизгивал, разговаривая с игуанами.
— Ух! — выпалила Никки. — Даже не хочу разговаривать с этими противными тварями…
— Они видят мир не так, как вы — ответил Орел. — Много проще и примитивнее.
— Только вот хотелось бы выяснить, — Эпонина обращалась прямо к Орлу. — Нельзя ли и мне попросить себе робота-компаньона? Мне нужен такой, чтобы был похож на Макса, правда, не такой вспыльчивый и ругатель, хорошо бы с некоторыми усовершенствованиями…
Все расхохотались. Николь и сама улыбнулась, оглядев собравшихся. «Великолепно, — отметила она. — Даже представить не могла лучших проводов».
Пока Николь укладывала свою сумочку, Синий Доктор и Орел дали ей последнюю дозу синей жидкости. Она была рада возможности с глазу на глаз проститься с Синим Доктором.
— Спасибо тебе за все, — просто сказала Николь, обнимая свою подругу.
— Всем нам будет не хватать тебя, — ответила Синий Доктор цветовыми полосами. — Новый Верховный Оптимизатор планировала грандиозное прощание, но я сказала ей, что это неуместно… она попросила меня проститься с тобой от лица всего нашего народа.
Все проводили ее до воздушного шлюза. Там каждый, наклоняясь к коляске, еще раз с улыбкой обнял ее, а потом Орел и Николь вступили в воздушный шлюз.
Николь вздохнула, когда Орел устроил ее в челноке и занялся коляской.
— Они вели себя здорово, — заметила Николь.
— Все тебя очень любят и уважают, — отозвался Орел.
Оставив «морскую звезду», они увидели перед собой огромный светлый тетраэдр.
— И как ты себя чувствуешь? — спросил Орел.
С облегчением Николь ответила:
— Боюсь чуточку.
— Этого следовало ожидать.
— А как ты думаешь, сколько мне осталось? — спросила Николь несколько секунд спустя. — Когда откажет мое сердце?
— Заранее точный момент назвать нельзя.
— Я это понимаю, но вы же ученые… и, конечно, прикидывали…
— Часов шесть или десять.
«Словом, через шесть или десять часов меня не станет», — подумала Николь. Теперь страх сделался ощутимее. Она не могла полностью избавиться от него.
— А что чувствует мертвый? — спросила Николь.
— Мы полагали, что ты задашь этот вопрос, — ответил Орел. — Нам говорят, что это как будто бы тебя выключили.
— Итак, вечное ничто?
— Примерно.
— А сам акт умирания? Есть ли в нем что-нибудь особенное?
— Мы не знаем. И надеемся, что ты поделишься с нами своими ощущениями.
Долгое время они летели молча. Узел быстро увеличивался в размерах. Наконец, корабль чуть изменил ориентацию, и Модуль Познания переместился в середину окна… остальные три блока Узла находились под ними.
— А можно ли и мне задать вопрос? — спросил Орел.
— Пожалуйста, — Николь обернулась и улыбнулась своему инопланетному компаньону из глубин шлема. — Мне кажется, ты обнаруживаешь непривычную робость.
— Я просто не хочу вторгаться в твои раздумья.
— Нет, сейчас я не думала ни о чем. Мой ум просто скитался.
— Почему ты решила провести последние мгновения своей жизни в Модуле Познания?
Николь расхохоталась.
— Ну, это самый запрограммированный вопрос из всех, которые я здесь слышала. Я даже могу представить себе свой ответ, заложенный в какой-нибудь бесконечный файл под рубрикой «Смерть: люди» среди прочих каталожных категорий.
Орел молчал.
— Когда много лет назад мы с Ричардом остались одни в Нью-Йорке, — произнесла Николь — и уже не рассчитывали на спасение, то немало времени провели в разговорах о том, как проведем последние мгновения перед смертью. Прежде всего мы решили, что займемся любовью. А потом помечтали узнать что-нибудь новое, последний раз испытать радость открытия…
— Идея весьма прогрессивная, — ответил Орел.
— И практичная, — добавила Николь. — Если я все правильно понимаю, в этом модуле мне будет настолько интересно, что я даже не замечу, как пройдут последние секунды моей жизни… При всей своей решимости я допускаю, что могу поддаться страху, если не займу себя чем-нибудь в эти последние часы.
Теперь Модуль Познания уже полностью заполнил окно.
— Прежде чем мы войдем внутрь, — проговорил Орел, — я хочу поделиться с тобой некоторой информацией об этом месте… Сферический модуль разделен на три отдельные концентрические области, каждая из них имеет определенное назначение. Внешний, самый большой круг отведен знаниям, связанным с настоящим или недавним прошлым. В промежуточном слое накоплена вся информация об этой части Галактики, а центральная сфера содержит модели предсказанного будущего, все стохастические сценарии для грядущих эонов…
— А я думала, что ты никогда не бывал внутри, — сказала Николь.
— Верно. Но мои сведения о Модуле Познания сегодня были расширены…
Дверь во внешней поверхности сферы открылась, и челнок начал вползать внутрь.
— Минуточку! Значит, у меня почти нет шансов оставить этот модуль живой?
— Да, — ответил Орел.
— Тогда, пожалуйста, разверни этот корабль, чтобы я могла в последний раз глянуть на мир.
Челнок медленно повернулся, и Николь припала к окну. Она увидела другие сферические модули Узла, транспортные коридоры, за ними корабль-«звезду», в котором ее друзья и семья готовились к переезду на новое место. Неподалеку виднелась желтая звезда Тау Кита, очень похожая на Солнце. Однако ее лучи не мешали Николь различить звезды на черной ткани космоса.
«Ничто здесь не переменится после моей смерти, — подумала Николь. — Просто на одну пару уменьшится число глаз, видящих это великолепие. Еще одна горстка химических веществ, избавившись от сознания, перестанет удивляться чудесам Вселенной».
— Спасибо, — проговорила Николь, завершив обзор. — Можем продолжать.
11
Корабли, входившие в Модуль Познания из пространства, а также трубы, соединявшие его с тремя другими модулями, сходились на длинном вокзале, протянувшемся вдоль кольца, полностью охватывающего огромную сферу.
— Войти в каждую из трех концентрических областей Модуля Познания можно лишь через два входа, разнесенные на сто восемьдесят градусов, — проговорил Орел на движущемся тротуаре, неторопливо уносившем их с Николь от входа. По правую руку располагалась прозрачная внешняя поверхность модуля, слева — молочно-белая, лишенная окон стена.
— Когда я смогу сиять скафандр и шлем? — спросила Николь из кресла.
— После того как мы войдем в экспозицию, — ответил Орел. — Мне пришлось заказать нечто вроде тура — нельзя же за одну ночь переменить атмосферу во всем модуле, — и там тебе не потребуется космический костюм.
— Итак, ты уже определил, что мы увидим?
— Этого нельзя было избежать. Перед нами колоссальный объем — он много больше любого из полуцилиндров Рамы и просто забит информацией… Я наметил маршрут, основываясь на своих представлениях о твоих интересах и исходя из того времени, которым мы располагаем… но если ты захочешь что-то еще…
— Нет, нет, — возразила Николь. — Я не знаю, чего просить. Ты поступил правильно.
Движущийся тротуар остановился, налево от него уходил широкий коридор.
— Кстати, — проговорил Орел. — Наш маршрут ограничен двумя внешними кругами — область предсказания будущего для нас закрыта.
— Почему же? — спросила Николь, включая кресло и двигаясь по коридору возле Орла.
— Точного ответа дать не могу. Да это и не существенно, если учитывать обстоятельства твоего визита сюда. Любопытного хватит и в двух доступных тебе областях.
Перед ними оказалась высокая глухая стена. Когда Орел и Николь приблизились, в ней открылась широкая дверь, за которой они обнаружили высокое округлое помещение; внутри него находилась сфера десяти метров в диаметре. Стены и потолок комнаты были сплошь покрыты непонятным оборудованием и странными пометками. Орел сказал Николь, что не может дать пояснений.
— Мне сообщили, — проговорил инопланетянин, — что о ходе твоего визита нам расскажут внутри сферы, находящейся сейчас перед тобой.
Блестящая сфера разделилась пополам по диаметру. Верхняя часть полушария приподнялась, так чтобы Николь и Орел могли войти. И как только пни оказались внутри, верхняя половина сферы опустилась на прежнее место, полностью закрывая их.
Темно было лишь секунду-другую. А потом небольшие рассеянные огоньки осветили ту часть сферы, к которой были обращены их лица.
— Здесь можно видеть целую бездну подробностей, — отметила Николь.
— Перед нами модель круга первого, — отозвался Орел. — Мы смотрим на него изнутри, как если бы располагались в самом центре Модуля Познания и если бы не было обоих внутренних кругов… Это можно видеть по тому, как размещаются объекты относительно поверхности, не только впереди и позади нас, но и под ногами и над головой. Ничто не углубляется в пустое центральное пространство дальше фиксированного расстояния. В реальном модуле здесь расположена стенка, разделяющая оба домена… А теперь огни покажут тебе на модели, где мы проведем последующие несколько часов.
Обращенный к ним большой сектор сферы — примерно тридцать процентов поверхности — вдруг осветился.
— В освещенной области, — проговорил Орел, показывая рукой, — все связано с космоплаванием. Наш маршрут проляжет в этой части круга… Мерцающая красная точка перед тобой отмечает, где мы сейчас находимся…
На глазах Николь красный пунктир быстро пробежал по поверхности в точку над ее головой, возле которой была изображена галактика Млечный Путь.
— Сперва мы отправимся в Географический район, — произнес Орел, указывая на место, где остановились огоньки. — Потом в Инженерный, а затем в Биологический… После короткого перерыва мы продолжим наш путь во второй круг… Какие еще у тебя есть вопросы?
Они направились вверх по наклонному пандусу в небольшой машине, похожей на ту, которой пользовались в жилом модуле во время визита к Майклу и Симоне. Путь впереди и позади них был освещен, но прилегающие окрестности всегда оставались в тени.
— А что находится вокруг нас? — спросила Николь примерно через десять минут.
— Тут хранится информация, устроено несколько выставок, — ответил Орел.
— А темно, чтобы ты не отвлекалась.
Наконец они остановились перед высокой дверью.
— Зал, в который ты сейчас войдешь, — Орел развернул кресло Николь, — здесь самый крупный: ширина его составляет примерно полкилометра. В нем располагается модель галактики Млечный Путь. Внутри перед нами окажется мобильная платформа, которая может переместить нас в любую точку зала… Будет темно, демонстрация будет производиться и сверху и снизу. Тебе покажется, что ты падаешь, но помни — ты не имеешь веса…
С платформы открывался весьма впечатляющий вид. И Николь ощутила восторг: когда она направились к центру просторного зала вокруг горели огоньки, во тьме окружавшие их повсюду… Звезды — одиночные, двойные, тройные… небольшие и стационарные желтые, красные гиганты, белые карлики. Они пролетели даже над взрывающейся сверхновой. Куда ни погляди, было видно что-то новое и интересное.
Через несколько минут Орел остановил платформу.
— Пожалуй, начнем отсюда, из знакомых тебе мест.
С помощью указки, из которой выбегал световой луч, он показал на ближайшую желтую звезду.
— Ты узнаешь это место?
Но Николь все еще глядела на бесконечные огоньки, окружавшие их.
— Неужели все сто миллиардов звезд нашей Галактики действительно смоделированы в этой комнате? — спросила она.
— Нет, — ответил Орел, — ты видишь лишь часть ее, пусть и большую… я объясню тебе через несколько минут, когда мы дойдем до того места в зале, откуда можно посмотреть на галактическую плоскость верху… Сюда я привел тебя по другой причине.
Николь узнала Солнце, тройную звезду Центавра, даже звезду Барнарда и Сириус. Она не могла вспомнить названия прочих звезд, расположенных в окрестностях Солнца, но все-таки приметила другую одиночную желтую звезду не столь далеко от него.
— А это Тау Кита? — спросила она.
— Да, — согласился Орел.
«Как близко от Солнца Тау Кита, — подумала Николь, — а ведь для нас она так далека. Действительно, Галактика намного больше, чем люди могут представить».
— Расстояние от Солнца до Тау Кита, — проговорил Орел, словно читая ее мысли, — составляет одну десятитысячную поперечника всей Галактики.
Николь покачала головой, когда платформа начала уходить от Солнца и Тау Кита. «Сколько же здесь такого, чего я не могла даже представить себе. На каком крохотном пятачке космоса происходили все мои путешествия!»
Справа от движущейся платформы Орел спроектировал трехмерный объем. Манипулируя черным пультом в руке, он заставил этот объем уменьшаться и увеличиваться.
— У нас есть много способов управлять тем, что проецируется в эту комнату. С помощью вот такого устройства мы можем изменять масштаб и выбирать любую область Галактики… Позволь мне показать, как это делается. Скажем, я помещаю красный огонек в середине туманности Ориона. Эта метка определяет нужное нам положение. Теперь я увеличиваю геометрический объем, чтобы он включал примерно тысячу звезд… Смотри…
В комнате на секунду стало темно, как в угольной яме, а потом Николь вдруг ослепил на этот раз другой набор огней. И скопления, и отдельные звезды сейчас выглядели куда более четко. Орел пояснил, что в данный момент вся комната находится внутри туманности Ориона, а длина показываемого объема соответствует нескольким сотням световых лет, а не шестидесяти тысячам, как прежде.
— Перед тобой звездные ясли, — проговорил Орел, — где рождаются звезды и планеты. — Он передвинул платформу вправо. — Вот здесь зарождается новая Солнечная система. Сейчас она находится еще на ранней стадии формирования и похожа на вашу — какой она была четыре с половиной миллиарда лет назад.
Он очертил одну из звезд, через несколько секунд комната наполнилась светом юной звезды. Николь видела, как разбушевалась кипящая поверхность. Высоко над ее головой вырос огромный протуберанец, протянувшийся красно-оранжевым пальцем в темноту космоса.
Орел направил платформу к другому телу, одному из нескольких комков, окружавших молодую звезду. Поверхность планеты была слегка расплавлена. Громадный астероид ударил в горячую жидкость, выбросив огненный хвост и разогнав во все стороны огромные волны.
— В соответствии с нашими статистическими данными, — продолжил Орел, — после нескольких миллиардов лет эволюции, когда период бомбардировки и формирования поверхности завершится, на этой планете почти наверняка должна возникнуть жизнь. У этой планеты будет одиночная стационарная звезда, атмосфера с необходимой климатической изменчивостью, все химические ингредиенты, нужные для жизни… Хочешь, смотри сама: я включаю подпрограмму, которая пробегает периодическую систему и показывает информацию о количестве различных атомов в этой кипящей материи…
В черном небе юной планеты появился великолепный видеотерминал.
Каждый отдельный атом, содержащийся в массе планеты, был помечен определенным цветом, а также числом нейтронов и протонов. Размер атома свидетельствовал о его распространенности на планеты.
— …Отметим значительное количество углерода, азота, галогенов и железа, — говорил Орел. — Это исключительно важные атомы. Все они были созданы взрывом сверхновой, не так уж давно вспыхнувшей неподалеку отсюда, обогатив состав формирующегося тела… без сложной химии не может быть сложной жизни… Если железо не сделается центральным атомом гемоглобина, как это было, например, на вашей планете, система переноса кислорода в организмах будет менее эффективной…
«Итак, процесс творения продолжается, — думала Николь. — Эон за эоном звезды и планеты образуются из космической пыли. И лишь немногие из планет содержат все нужные элементы, которые в конце концов позволят возникнуть жизни и разуму. Но что организует этот процесс? Какая незримая рука заставляет химические молекулы становится все более и более сложными, организовывает их, пока они не достигнут стадии самосознания? Или же существует какой-то еще не сформулированный нами закон природы, устанавливающий правила самоорганизации материи?»
Орел пояснял, насколько невероятно появление жизни в звездных системах, содержащих лишь легкие и простые атомы (например, водород и гелий), где нет более сложных атомов, порожденных умирающими звездами во взрывах сверхновых. Николь стало скучно, ей захотелось зрелищ, более соответствующих человеку.
— А до какой степени можно сжать эту комнату? — вдруг спросила Николь и улыбнулась собственной словесной неловкости. — Точнее говоря, — продолжила она, — каково максимальное разрешение этой системы?
— Самый высокий уровень разрешения отвечает масштабу 4096:1. С другой стороны, мы можем выйти за пределы Галактики, где наибольшим расстоянием будет 50.000.000 световых лет… Учти, что наш интерес к действиям вне Галактики ограничен…
Николь прикинула в уме.
— Поскольку размер зала составляет полкилометра, вы можете показать здесь объект примерно в две тысячи километров длиной, не так ли?
— Правильно. Но почему ты спрашиваешь меня?
Николь взволновалась.
— Нельзя ли переключиться на Землю? — поинтересовалась она. — Можно ли пролететь над Францией?
— Да, наверное, — ответил Орел, немного помедлив. — Хотя планировал я не это…
— Но для меня это так важно.
— Ну хорошо, — согласился Орел. — Потребуется пара секунд, но это вполне возможно…
Полет начался над Ла-Маншем. Орел и Николь просидели на платформе наверху темной комнаты всего три секунды, и под ними вспыхнул свет. Когда глаза Николь приспособились к новым условиям, она узнала под собой голубые воды, омывающие берега Нормандии. Вдали Сена впадала в пролив.
Она попросила Орла остановить платформу над устьем Сены и потом медленно двинуться вверх, в сторону Парижа. Знакомые географические объекты возбуждали в Николь сильное волнение. Она вспомнила дни своей молодости, когда беззаботно блуждала по этим краям рядом со своим дорогим отцом.
Модель была великолепна. Она становилась трехмерной, когда размеры географических объектов и сооружений превышали пределы разрешения инопланетной системы. Знаменитый Руанский собор, в котором Жанну д'Арк принудили к временному отречению, был полсантиметра высотой и двух сантиметров длиной. Поглядев в сторону Парижа, Николь заметила знакомый контур Триумфальной арки, выступающей над поверхностью модели.
Когда они достигли Парижа, платформа несколько секунд помедлила над шестнадцатым arrondissement. Николь мельком взглянула на одно из зданий внизу. Вид этого сооружения заставил ее вспомнить особенно яркие моменты детства. «Моей драгоценной дочери Николь и всей молодежи мира я предлагаю одну простую истину, — услышала она голос отца, заканчивавшего свою речь по случаю награждения его премией Мэри Рено. — В моей жизни я нашел лишь две истинные ценности — знание и любовь. Ничто другое — ни слава, ни власть, даже успех — не обладает столь же вечным смыслом».
Облик отца целиком занял память Николь. «Спасибо тебе, папа, — подумала она. — Спасибо за то, что ты так заботился обо мне после смерти матери. Спасибо за все, чему научил меня…»
Болезненная могучая тоска наполнила слезами глаза Николь. На миг она вновь ощутила себя ребенком, ей отчаянно захотелось поговорить с отцом, пожаловаться ему на то, что и ей предстоит умереть. Медленно и упорно Николь возвращала себе спокойствие. «Не так я хотела себя чувствовать сейчас. Все это должно было остаться позади…»
Она отвернула лицо от модели Франции.
— Что такое? — спросил Орел.
Николь вынужденно улыбнулась.
— Мне захотелось увидеть что-нибудь другое… яркое и новое. Как насчет города октопауков?
— Ты действительно хочешь этого?
Николь кивнула.
В зале немедленно стало темно. И когда через две секунды Николь повернулась к свету, платформа летела над темно-зеленым океанским простором.
— Где мы находимся? — спросила она. — И куда мы летим?
— Сейчас мы оказались примерно в тридцати световых годах от вашего Солнца, — ответил Орел, — на первой океанской планете, колонизированной октопауками после исчезновения Предтеч… Как ты видишь, мы летим над морем, примерно в двух сотнях километров от самого знаменитого из городов октопауков.
Николь ощутила восторг: платформа летела над морем, вдали смутно проступали очертания каких-то сооружений. И на миг ей представилось, что она, предприимчивая космическая путешественница, впервые прилетела на эту планету и с нетерпением ждет встречи с чудесами сказочных городов, о которых рассказывают межзвездные странники.
«Как здорово», — подумала Николь, мельком взглянув на океан под собой.
— А почему вода здесь так зелена? — спросила она у Орла.
— Верхний слой океана представляет собой богатую экосистему, в которой преобладает особый вид фотосинтезирующих растений: разнообразные и всегда зеленые, они предоставляют кров и пищу не менее чем десяти миллионам различных созданий… отдельные экземпляры этих растений покрывают более квадратного километра территории… Их создали Предтечи… а октопауки обнаружили и усовершенствовали…
Поглядев вверх, Николь заметила, что торопливая платформа уже почти добралась до города. Внизу возникли сотни сооружений различных форм и очертаний. В основном здания октопауков были построены на суше, но некоторые как будто плавали на воде. Самая плотная группа сооружений протянулась вдоль узкого полуострова, выступавшего в море. В конце его высились три огромных зеленых купола, определявших очертания города. На периферии города кружком располагались еще восемь куполов поменьше: каждый был связан транспортной артерией с центральными куполами. Все внешние купола различались по цвету, и почти все сооружения вокруг них были покрашены в тот же цвет. Например, ярко-красный купол на поверхности океана был окружен восемью красными длинными и тонкими спицами, расположенными через равные промежутки.
Все строения города укладывались внутрь круга, очерченного восемью цветными куполами. Николь сразу понравилось странное бурое сооружение, плававшее на воде. Оно оказалось почти столь же огромным, как центральные купола. Сверху прямоугольник напоминал многослойный каркас из плотно утрамбованной ячеи, набитой птичьим пухом.
— Что это? — спросила Николь, указывая вниз.
— Здешние октопауки очень далеко продвинулись в микробиологии. В этом сооружении, которое уходит еще на десять метров под воду, размещены тысячи различных поселений, где живут крохотные существа размером в микрон. Перед тобой склад, где хранятся крошечные создания. Если октопаукам понадобится какое-нибудь из этих существ, они берут их отсюда.
Глаза Николь пожирали необычную архитектуру. Умственным взором она уже видела себя на улицах в окружении созданий, куда более удивительных, чем тот зверинец, который она лицезрела в Изумрудном городе. «Я хочу побывать там, — сказала она себе. — Я хочу видеть…»
Она попросила Орла остановить платформу непосредственно над одним из больших зеленых куполов.
— А внутренности этого купола похожи на то, что было в Изумрудном городе?
— Не совсем, — ответил Орел. — Масштаб совершенно иной… Область обитания октопауков на Раме представляла собой сжатый микрокосм. Функции, которые обычно разделены на этой планете сотнями километров, в связи с пространственными ограничениями исполнялись в одном и том же районе… Например, в развитых колониях октопауков альтернаты не живут за городскими воротами — им отведена собственная планета…
Николь улыбнулась. «Планета, полная альтернатов, — подумала она. — Ничего себе видок».
— …Этот город вмещает более восемнадцати миллионов октопауков, если учесть все различные морфологические вариации, — говорил Орел. — Он является административным центром данной планеты. Кроме них в городе обитает до десяти миллиардов отдельных существ, представляющих пятьдесят тысяч различных видов… Размер этого города примерно эквивалентен Лос-Анджелесу или любому большому городу на вашей Земле…
Орел продолжал приводить факты и цифры о городе октопауков, но Николь думала о другом.
— А Арчи жил здесь? — спросила она, прерывая энциклопедический монолог своего спутника. — Или Синий Доктор, или кто-то из тех октопауков, с которыми я встречалась?
— Нет, — ответил Орел. — Дело в том, что они происходят с другой планеты, располагающейся даже не в этой звездной системе… Эти октопауки прибыли на Раму из приграничной колонии, генетически рассчитанной на взаимодействие с иными разумными формами жизни.
Николь покачала головой и улыбнулась. «Конечно же, — сказала она себе.
— Могла бы и сама понять, что они особенные…»
Она начинала ощущать усталость и через несколько минут, поблагодарив Орла, призналась, что вдоволь насмотрелась на город октопауков. Купола, бурое сооружение и темно-зеленое море разом исчезли. Орел поднял платформу к потолку огромного зала.
Внизу в небольшое пятно съежился Млечный Путь.
— Вселенная — это вечно расширяющаяся последовательность пустот и обителей жизни, — проговорил Орел. — Посмотри, как пусто вокруг Млечного Пути. Рядом нет ничего, кроме двух Магеллановых облаков, которые даже нельзя считать галактиками. Ближайшим нашим звездным соседом является туманность Андромеды, но она далеко. Длина нашей Галактики составляет всего двадцатую часть пути до Андромеды.
Но Николь не думала об Андромеде. Она была поглощена восхитительными философическими размышлениями о жизни на других мирах, о городах, стоящих на них, о существах, возникших из простейших атомов, эволюционировавших с помощью высших существ или обретавших самосознание без них. Она наслаждалась моментом, понимая, что полеты воображения, прежде так услаждавшие ее жизнь, скоро навсегда оставят ее.
12
— Мы провели здесь слишком много времени, — проговорил Орел, закончив сканирование. — Скорее всего придется пересмотреть маршрут.
Они сидели бок о бок в машине.
— Я слышу тактичный намек на то, что сердце мое отказывает быстрее, чем ты рассчитывал? — Николь заставила себя улыбнуться.
— Нет, — ответил Орел. — Мы и в самом деле провели здесь почти в два раза больше предусмотренного мной времени. Например, я не планировал полет над Францией и городом октопауков…
— Это было восхитительно! — произнесла Николь. — Мне бы так хотелось снова побывать там, но уже вместе с Синим Доктором, и побольше узнать о жизни октопауков.
— Словом, город октопауков понравился тебе больше, чем Прекрасные звездные панорамы?
— Я бы так не сказала. Все это было фантастично… но то, что я видела, лишь подтвердило мою уверенность: похоже я избрала правильное место, чтобы… — она не стала заканчивать фразу. — …Там, на платформе, я поняла, что со смертью приходит конец не только сознанию и мыслям, но и всем ощущениям… Не знаю почему, но до меня это прежде не доходило.
Орел молчал.
— Итак, мой друг, — энергично проговорила Николь. — Куда же мы направляемся дальше?
— Я предполагал, что дальше мы поедем в Инженерный район, где ты могла бы ознакомиться с моделями Узлов, Носителей и прочих космических аппаратов, а после этого, если у нас еще хватит времени, посетим Биологический. Там в похожем на Землю поселении обитают твои плоть от плоти внуки. Возле него расположено обиталище тех морских угрей или змей, с которыми ты однажды столкнулась в Узле. Там есть таксономический дисплей, позволяющий сопоставить физически всех космоплавателей, изученных в этом районе…
— Все это прекрасно, — ответила Николь и вдруг расхохоталась. — Человеческий мозг удивителен. Мне только что пришла в голову первая строчка стихотворения Эндрю Марвелла «Моей застенчивой даме»… «несчетны будь миры и дни, застенчивость — повремени»… но, поскольку времени у нас в обрез, я бы предпочла начать с выставки Носителей. Мне бы хотелось увидеть космический аппарат, в котором живут Патрик, Наи, Галилей и все остальные… А потом посмотрим, сколько у нас останется времени.
Машина тронулась с места. Николь отметила, что Орел ничего не сказал ей о результатах сканирования. Страх вернулся с новой силой. «Могила — тихое и миленькое место… — вспомнила она. — Но там ты не жених и не невеста».
Они находились на плоской палубе модели Носителя.
— Она уменьшена в шестьдесят четыре раза, — проговорил Орел, — но теперь ты можешь понять, насколько велики Носители.
Сидя в кресле, Николь посмотрела вдаль.
— Боже! Выходит, эта равнина около километра длиной.
— Совершенно верно, — ответил Орел. — Палуба Носителя имеет сорок километров в длину и пятнадцать в ширину.
— И под каждым из этих пузырей скрывается совершенно особое замкнутое поселение?
— Да. Атмосфера и все прочие условия контролируются оборудованием, размещенным на палубе. Дополнительные инженерные системы располагаются внизу в основном объеме космического корабля… Каждое из поселений раскручивается с собственной скоростью вращения, чтобы создать нужную гравитацию. Если необходимо, внутри него можно установить стенки, чтобы разделить виды. Всех прибывших на «морской звезде» поместили в одной области, потому что они привыкли к одним и тем же условиям. Но у них нет доступа друг к другу.
Николь с Орлом двигались между оборудованием и пузырями.
— Некоторые из этих поселений, — проговорила Николь, глядя на небольшой овальный выступ, возвышавшийся над палубой не более чем на пять метров, — кажутся чересчур малыми и неудобными и годятся разве что для нескольких личностей…
— Существуют и очень маленькие космоплаватели, — ответил Орел. — Один такой вид, порожденный звездной системой, не столь уж удаленной от вашей, имеет размер около миллиметра. Самый крупный их космический корабль не больше этой машины.
Николь попыталась мысленно представить разумных муравьев или термитов, сооружающих космический корабль. Она улыбнулась воображаемой картине.
— И все эти Носители просто путешествуют от Узла к Узлу? — спросила она, меняя тему.
— В основном. Когда пустеет какой-нибудь из пузырей, их перестраивают в одном из Узлов.
— Как Раму, — сказала Николь.
— В известном смысле, но есть существенные различия. Мы интенсивно изучаем создания, находящиеся на кораблях класса Рамы, и стараемся создать для них по возможности близкие к реальным условия, чтобы наблюдать за ними в «естественной среде». Напротив, мы уже не нуждаемся в информации о существах, приписанных к Носителям, и потому не вмешиваемся в их дела.
— Только предотвращаете размножение… Значит, по вашим этическим нормам эта мера более гуманна — не знаю, каким термином пользуетесь вы сами, — чем терминация неудачников?
— Да, мы так считаем.
Они поднялись к месту, откуда дорожка возвращалась в коридоры Модуля Познания.
— Кажется, здесь все понятно, — проговорила Николь и, помедлив, добавила: — Но у меня есть еще пара вопросов.
— Слушаю.
— Если верить объяснению, данному Святым Микелем по поводу назначения Рамы и Узла, не вносите ли вы возмущения в тот процесс, за которым наблюдаете? Мне кажется, что уже сам факт вашего появления здесь влияет на…
— Ты права, — согласился Орел. — Наше присутствие действительно чуть меняет курс эволюции. Ситуация аналогична принципу неопределенности Гейзенберга в физике… Мы не можем наблюдать за процессом, не влияя на него… Тем не менее Перводвигатель учитывает наше влияние, моделируя весь процесс. Кроме того, у нас есть правила, позволяющие минимизировать воздействие наших исследований на естественную эволюцию…
— Жаль, что Ричард не мог услышать объяснений Святого Микеля, — проговорила Николь. — Он бы весьма заинтересовался ими и, без сомнения, задал бы великолепные вопросы.
Орел не ответил. Николь вздохнула.
— Итак, что дальше, месье экскурсовод?
— Перекусим, — сказал Орел. — Я взял пару сандвичей, воду и твои любимые фрукты, к которым ты привыкла у октопауков.
Николь рассмеялась и повернула свое кресло к машине.
— Ты всегда все предусматриваешь, — промолвила она.
— Ричард не верил в рай, — сказала Николь, когда Орел закончил очередное обследование. — Но, если у него было какое-то представление о том месте, куда он хотел бы попасть после смерти, то, конечно, ему виделось нечто подобное.
Орел вглядывался в странные загогулины на мониторе, который держал в руке.
— Я думаю, что нам придется, — он поглядел на Николь, — опустить некоторые отрезки нашего маршрута и немедленно отправиться к самым интересным участкам следующего домена.
— Значит, дела плохи, — прокомментировала Николь. Она не очень удивилась этому. Короткие уколы, которые Николь испытывала до посещения Франции и города октопауков, превратились в непрерывную боль. Страх тоже не отпускал ее. За всеми мыслями она ощущала, что смерть уже неподалеку. «Так чего же ты боишься? — спросила себя Николь. — Как может пугать ничто?» Но страх не исчезал.
Орел пояснил, что у них нет времени на ориентацию во втором домене. Миновав ворота, они направились прямо в глубь второго круга и ехали так минут десять.
— В этом домене, — говорил Орел, — упор сделаем на перемены во времени. Здесь выделены отдельные области для каждого элемента Галактики, который воздействует на эволюцию и в свой черед изменяется под ее влиянием… Не сомневаюсь, что тебя в особенности заинтересует первая экспозиция.
Зал был похож на тот, где Николь и Орел увидели Млечный Путь, разве что оказался значительно меньше. Они вновь поднялись на движущуюся платформу, позволявшую им передвигаться в темном помещении.
— То, что ты увидишь сейчас, — проговорил Орел, — требует некоторых пояснений. В сущности это можно назвать схемой эволюции космоплавающих цивилизаций в галактическом районе, содержащем ваше Солнце и примерно еще десять миллионов звездных систем. Приблизительно это соответствует одной десятитысячной части Галактики, но все, что ты увидишь, характерно и для всего звездного острова…
— Ты не увидишь звезд, планет или других физических объектов, хотя их расположение учтено в этой модели. Каждый огонек соответствует звездной системе, породившей вид космоплавателей, способных вывести космический аппарат по крайней мере на орбиту вокруг своей планеты. Огонек светится, пока существует цивилизация космоплавателей…
— Я начну свой показ со времени, отстоящего от сегодняшнего дня примерно на десять миллиардов лет, когда только что сформировалась нынешняя галактика Млечный Путь. Вначале вся картина была нестабильной и переменчивой, долгое время космоплаватели вообще не появлялись. Поэтому первые пять миллиардов лет, прошедшие до образования вашей Солнечной системы, я пробегу быстро, со скоростью двадцать миллионов лет в секунду. Чтобы ты знала, Земля начнет формироваться приблизительно через четыре минуты, в это самое время я и остановлю демонстрацию.
Они находились на платформе в большом зале. Орел стоял, а Николь сидела возле него в своем кресле. Светился лишь небольшой огонек на платформе, дававший им возможность видеть друг друга. Проведя в полной тьме более тридцати секунд, Николь нарушила молчание.
— Ты уже начал? — спросила она. — Ведь вокруг ничего не происходит.
— Совершенно верно, — ответил Орел. — Насколько нам известно по другим галактикам, иные из которых значительно старше Млечного Пути, жизнь может возникать лишь тогда, когда Галактика успокаивается и в ней образуются стабильные зоны. Для возникновения жизни необходимы спокойные звезды, благоприятные условия и образующиеся в результате звездной эволюции элементы периодической системы, столь важные для всех биохимических процессов. Если материю порождают элементарные частицы и простейшие атомы, весьма мала вероятность возникновения жизни вообще, не говоря уже о космоплавателях. Жизнь может возникнуть только в том случае, если массивные звезды завершат свой жизненный цикл и произведут сложные элементы, подобные азоту, углероду, железу и магнию.
Наконец огоньки начали вспыхивать, однако в первые минуты их появилось лишь несколько сотен и в разных местах: только один продержался дольше трех секунд.
— Теперь мы достигли времени образования Земли и Солнечной системы, — проговорил Орел, готовясь продолжить показ.
— Пожалуйста, подожди. Я хочу убедиться в том, что все поняла… Итак, получается, что в начале галактической истории — до возникновения Земли и Солнца — в окрестностях нашей Галактики все-таки появлялись космоплаватели, просуществовавшие, как правило, менее двадцати миллионов лет, и лишь один из этих видов ухитрился протянуть шестьдесят миллионов?.
— Именно так. Теперь я добавлю еще один параметр… Если космоплаватели сумели оставить пределы собственной системы и основать постоянную колонию в другой — чего вы, люди, еще не сделали, — тогда их экспансию засвидетельствует появление огоньков того же цвета в иных звездных системах. Так мы можем проследить распространение некоторых из космоплавающих видов… Теперь я намереваюсь уменьшить скорость показа в два раза — до десяти миллионов лет в секунду…
Уже через полминуты в уголке комнаты вспыхнул красный огонек, а спустя шесть-восемь секунд его окружило облачко таких же огней. Все вместе они сияли так ярко, что прочая часть зала, где лишь изредка возникали отдельные огоньки, казалась темной и неинтересной. Неожиданно поле красных огней исчезло — в течение доли секунды. Сперва угасла сердцевина красного созвездия, оставив небольшие группы на краях гигантской области. Миг — и исчезли все красные огоньки.
Ум Николь торопился, пока она следила за огнями, вспыхивавшими вокруг нее. «Какая интересная повесть, — решила она, размышляя о красных огоньках. — Эта цивилизация распространилась на сотни звезд. И вдруг — пуфф… вид исчез… Урок ясен… У всего есть начало и всему есть конец… Бессмертие — только идея, но не реальность».
Она оглядела зал, в нем вспыхивало все больше и больше огней, но картина, отмечая появление нового вида космоплавателей, всякий раз повторялась. В основном цивилизация космоплавателей существовали недолго — менее секунды по мерке Николь, и даже те, кто заселял соседние звездные системы, лишь иногда близко соприкасались с огоньками, отмечавшими другой космоплавающий вид.
«Итак, разум в нашей Галактике странствовал по просторам космоса еще до того, как появилась Земля, — думала Николь. — Но очень немногим из этих мудрых созданий удавалось встретиться с равными себе… Значит, одиночество является одним из основных принципов во Вселенной… по крайней мере в нашей».
Восемь минут спустя Орел вновь остановил картину.
— Теперь мы достигли времени, отстоящего от нынешнего дня на десять миллионов лет. На Земле уже давно исчезли динозавры, погубленные климатическими переменами, вызванными падением огромного астероида… но их исчезновение позволило появиться млекопитающим, и одна из их эволюционных линий уже начинает обнаруживать зачатки разума…
Орел умолк. Николь глядела на него с глубокой, почти болезненной сосредоточенностью.
— В чем дело? — осведомился инопланетянин.
— Так придет ли наша Вселенная к гармонии? — спросила она. — Или же мы просто останемся одной из экспериментальных точек, что своим негативным примером помогут Господу определить район, который Он ищет?
— Что же заставило тебя задать этот вопрос именно сейчас?
— Вся эта картина, — Николь повела рукой, — представляет собой удивительный катализатор. Ум мой полон вопросов. — Она улыбнулась. — Но раз времени на них у меня нет, я решила в первую очередь задать самый важный… Глядя на происходящее, нетрудно видеть, как широко разбросаны эти огоньки даже через десять миллионов лет эволюции. Ни один из них так и не стал постоянным даже в этой, относительно небольшой части Галактики. Безусловно, если бы нашу Вселенную ожидала гармония, рано или поздно огоньки — эти знаки разума — должны были вспыхнуть почти в каждой звездной системе. Иначе я не правильно поняла Святого Микеля.
— Я так не считаю, — ответил Орел.
— А где наша Солнечная система? — спросила Николь.
— Вот здесь, — указал Орел с помощью светового луча.
Николь поглядела на область вокруг Земли и торопливо окинула взглядом зал.
— Значит, десять миллионов лет назад среди десяти тысяч наших ближайших звездных соседей обитало шестьдесят космоплавающих видов… и один из них, возникший не так далеко от нас (я имею в виду те темно-зеленые огоньки), заселил двадцать или тридцать звездных систем…
— Правильно, — отозвался Орел. — Можно ли продолжать дальше, но уже с меньшей скоростью?
— Подожди минуточку. Я хочу сперва запомнить их конфигурацию… до сих пор картина менялась быстрее, чем я могла ее осознать…
Она глядела на группу зеленых огней. Ее край располагался примерно в пятнадцати световых годах от Солнечной системы. Николь попросила Орла продолжать. Он сообщил ей, что теперь за секунду будет проходить всего две сотни тысяч лет.
Зеленые огни пододвигались все ближе и ближе к Земле и внезапно исчезли.
— Стой! — вскричала Николь.
Орел остановил показ и обернулся к Николь с вопросительным выражением на лице.
— А что случилось с этими? — спросила Николь.
— Я же тебе рассказывал пару дней назад. Они генетически перестроили свои организмы и тем уничтожили себя.
«Но они почти достигли Земли, — подумала Николь. — Насколько бы переменилась вся наша история, если бы они добрались до нашей планеты… Они бы, без сомнения, обнаружили интеллектуальный потенциал ранних гоминидов в Африке и сделали бы с ними то, что Предтечи с октопауками. И тогда…»
Умственным взором Николь вдруг увидела Святого Микеля, невозмутимо повествовавшего о смысле Вселенной перед камином в кабинете Майкла.
— А можно ли увидеть начало? — спросила Николь.
— Начало чего?
— Начало начал, — проговорила Николь. — Мгновение, когда началась эта Вселенная… когда начался сам процесс эволюции. — Она махнула рукой на модель внизу.
— Я могу это сделать, — ответил Орел после короткой паузы и чуть позже, когда они с Николь остались на платформе в полной тьме, добавил: — Мы не знаем ничего о том, что было до сотворения Вселенной. Лишь предполагаем, что некий вид энергии существовал и перед моментом творения, так как нам сказано, что материя данной Вселенной родилась из энергии.
Николь огляделась.
— «И тьма над бездной», — произнесла она, обращаясь скорее к себе самой. — И где-то в этой тьме, если слово «где-то» имеет здесь смысл, сконцентрирована энергия. И Творец… или же энергия является частью Творца?
— Мы не знаем этого. Мы знаем только, что участь каждого отдельного элемента Вселенной была решена в один короткий миг. Сам способ, которым энергия была превращена в материю, определил миллиарды лет истории…
Не успел Орел произнести последние слова, как зал наполнился ослепительным светом. Николь, прикрыв глаза, отвернулась от его источника.
— Вот, — потянувшись к кисету, Орел извлек оттуда пару специальных очков для Николь.
— А почему вы сделали вспышку такой яркой? — спросила его Николь, подрегулировав очки.
— Чтобы показать, по крайней мере отчасти, на что были похожи эти начальные мгновения… Смотри, — он указал под ноги. — Я остановил ход процесса через 10^-40 секунды после мига творения. Вселенная успела просуществовать лишь бесконечно малый отрезок времени, но тем не менее она уже богата физическими деталями. Весь этот свет исходит из крошечной точки. Вся материя, образующая раннюю Вселенную, не имеет ничего общего с тем, что мы знаем или понимаем. Здесь нет ни атомов, ни молекул. Плотность кварков, лептонов и им подобных частиц так велика, что кроха этой субстанции — не больше атома водорода — перевесит целое скопление галактик в нашу эпоху…
— Просто из любопытства. А где находимся мы с тобой в этот момент?
Орел помедлил.
— Лучше всего ответить — нигде. Или можно сказать, что мы находимся вне модели Вселенной, скажем в другом измерении. Математика ранней Вселенной не работает, пока не появляется более четырех измерений. Конечно, вся пространственно-временная система, которая потом станет нашей Вселенной, содержится в этом маленьком объеме, испускающем вселяющий трепет свет. Его температура, если точна наша модель, в десять триллионов триллионов раз превосходит температуру поверхности самой горячей звезды, которой впоследствии предстоит сформироваться.
— В нашей модели искажены масштабы и расстояние, — продолжил Орел после небольшой паузы. — Сейчас я покажу тебе, что было дальше, ты увидишь, как это маленькое пятнышко расширяется… Так было в Эру Инфляции; космологи утверждают, что в этом случае размеры Вселенной невероятно увеличиваются. Если бы мы не изменили масштаба, то не сумели бы сейчас увидеть структуру Вселенной в момент 10^-40 секунды без фантастического микроскопа.
Николь глядела на горящую точку.
— Итак, крохотный шарик огненной материи послужил семенем Вселенной. Из крошечного комка образовались огромные галактики, которые ты показывал мне. Невозможно…
— И не только галактики, — продолжил Орел. — В этот миг определялась возможность существования всего во Вселенной…
Маленькая капля вдруг начала расширяться с невероятной скоростью. Николь казалось, что огненная поверхность вдруг вот-вот опалит ее лицо. Миллионы странных структур появлялись и исчезали перед ее глазами. Николь завороженно следила за тем, как материя семь раз изменила свою структуру, переходные этапы были столь же ей не знакомы, как и прежняя раскаленная глобула.
— Я пустил время вперед, — сказал Орел несколько секунд спустя. — То, что ты видишь, существовало примерно через один миллион лет после начала творения, и картину эту знает любой, кто изучал физику. Уже возникли простейшие атомы: три изотопа водорода и два — гелия. Литий сделался самым тяжелым из распространенных атомов… Плотность Вселенной примерно соответствует нынешней плотности атмосферы Земли. Температура уменьшилась до относительно комфортабельной — до сотни миллионов градусов, что на целых двадцать порядков величины меньше, чем во времена раскаленной глобулы.
Сдвинув с места платформу, он отправил ее вдоль сгустков и волокон.
— Будь мы действительно мудры, — проговорил Орел, — то, рассмотрев строение материи на данной стадии, могли бы предсказать, из каких именно ее частей возникнут галактические скопления… Примерно в это время появился первый из Перводвигателей, вторгшийся в этот во всем прочем натуральный эволюционный процесс. До того момента управлять им было нельзя в связи с невероятной чувствительностью… Любые наблюдения во время первой секунды творения безнадежно исказили бы всю последующую эволюцию.
Орел указал на крошечную металлическую сферу, окруженную огромными скоплениями материи.
— Вот и первый из Перводвигателей, — объявил он, — посланный Творцом из другого измерения ранней Вселенной в нашу эволюционирующую пространственно-временную систему. Его назначение — контролировать происходящее и создавать при необходимости другие системы наблюдений, которые должны были собирать всю дальнейшую информацию о процессе.
— Словом, Солнце, Земля и все человеческие создания, — медленно проговорила Николь, — возникли в результате непредсказуемой естественной эволюции космоса. А Узел, Рама и даже ты со Святым Микелем — продукт воздействия Перводвигателя…
Она помедлила, оглянулась и вновь повернулась к Орлу.
— Твое существование можно было предсказать уже после момента сотворения… Мое же, как и существование всего человечества, явилось результатом процесса, настолько запутанного математически, что появление человечества нельзя было предсказать еще сотню миллионов лет назад, а это составляет только один процент времени, протекшего с момента начала Вселенной…
Николь качнула головой и махнула рукой.
— Ну, довольно, — сказала она, — хватит с меня бесконечностей.
Огромная комната потемнела, лишь на полу платформы светились крохотные огоньки.
— Что с тобой? — спросил Орел, видя расстройство на лице Николь.
— Не знаю, — ответила она. — Мне грустно, словно бы я что-то потеряла… Насколько я поняла: мы, люди, совсем иные, чем ты и Рама. Трудно ожидать, чтобы в этой или другой Вселенной появились существа, хотя бы отдаленно напоминавшие нас… Мы всего лишь брак, побочные дети хаоса. А подобные тебе создания, вероятно, обитают во всех вселенных, за которыми следит Творец…
Наступило недолгое молчание.
— После разговора со Святым Микелем мне показалось, — продолжила Николь, — что Господь хочет, чтобы в этой гармонии звучали и человеческие голоса… Но теперь я убеждена, что наши песни будет слышать лишь планета Земля…
В сердце кольнуло… Боль не отступала. Николь попыталась вздохнуть и поняла, что конец близок.
Ничего не отвечая. Орел внимательно смотрел на нее. Чуть отдышавшись, Николь выговорила отрывисто:
— Ты сказал мне… когда мы перекусывали… о месте… где я могу видеть семью и друзей…
Когда боль ненадолго ослабела, они немного поговорили в машине. И Орел, и Николь знали без всяких слов, что следующий приступ будет для нее последним.
Они вступили внутрь другого экспозиционного района Модуля Познания. Этот небольшой зал был идеально круглым; на полу было выделено место, чтобы Орел мог встать возле коляски Николь. Расположившись там, они стали смотреть, как человекоподобные фигуры начали воспроизводить события взрослой жизни Николь на шести отдельных сценах, что были перед ними. Сходство воспроизведения было удивительным. И друзья, и семья Николь выглядели такими, какими они были, когда все происходило… а сцены отлично воспроизводили место событий. Кэти лихо катилась на водных лыжах у берега озера Шекспир, она хохотала и махала им с привычным безрассудством. Николь вновь побывала на представлении, которое небольшая труппа на Раме II давала в честь тысячелетия со дня смерти Алиеноры Аквитанской. Увидев четырехлетку Симону, двухлетку Кэти, Ричарда и себя — молодых и энергичных, — Николь не могла сдержать слез.
«Я прожила удивительную жизнь», — подумала Николь. Она подкатила свое кресло к сцене на Раме II и действие остановилось. Николь наклонилась и подобрала робота МБ, которого сконструировал Ричард, чтобы развлекать девочек. Он весил столько же, сколько и в прошлом.
— Как же вам удается это делать? — спросила Николь.
— Передовая технология, — ответил Орел. — Не могу ничего объяснить.
— А если я войду в озеро, по которому Кэти катается на лыжах, вода под моими руками будет влажной?
— Конечно.
Держа в руках псевдоробота, Николь выехала со сцены. На ней материализовался новый МБ, и действие продолжилось.
«А я уже забыла, Ричард, — сказала себе Николь, — эти твои крохотные шедевры…»
Сердце даровало ей еще несколько минут, чтобы насладиться картинками собственной жизни. Николь увидела, как рожала Симону, вновь пережила первую ночь любви с Ричардом после того, как он обнаружил ее в Нью-Йорке, увидела фантастическую толпу существ, приветствовавших их с Ричардом за воротами Изумрудного города.
— А нельзя ли воспроизвести именно то событие моей жизни, которое я пожелаю? — спросила Николь, ощущая внезапную тесноту в груди.
— Если оно случилось после вашего появления на Раме и если я смогу найти его в архивах, — ответил Орел.
Николь охнула: начинался последний приступ.
— Пожалуйста, — сказала она с трудом — покажи мне мой последний разговор с Ричардом перед последней разлукой…
«Осталось недолго», — твердил голос в душе Николь. Она стиснула зубы и попыталась сконцентрировать все свое внимание на сцене, разом появившейся перед ней. Псевдо-Ричард объяснял псевдо-Николь, почему именно ему, а не ей следует сопровождать Арчи в Новый Эдем.
— Понимаю, — отвечала псевдо-Николь на сцене.
«Понимаю, — повторила про себя настоящая Николь. — Это самое важное заявление, которое может сделать любое существо… весь ключ к жизни лежит в понимании… И теперь я понимаю, что я — смертное существо, и время моей смерти пришло».
Другой приступ нестерпимой боли вынес из памяти старинную латинскую строчку: «Timor mortis conturbat me…». «Но я не буду бояться, потому что я понимаю».
Орел внимательно глядел на нее.
— Я бы хотела увидеть Ричарда и Арчи, — проговорила она, тяжело дыша, — перед концом… В камере… прежде чем пришли биоты.
«Я не буду бояться, потому что я понимаю».
— И моих детей, если они могут быть здесь… И Синего Доктора.
В комнате потемнело. Текли секунды. Боль была ужасной. «Я не буду бояться…»
Свет включился снова. Ричард и Арчи находились в своей камере — прямо перед креслом Николь. Она услыхала, как биоты открыли дверь…
— Пожалуйста, останови, — пробормотала Николь. На сцене слева от Ричарда и Арчи стояли ее дети и Синий Доктор. Николь поднялась на ноги и прошла несколько метров, чтобы оказаться среди них. Слезы текли из ее глаз, когда она в последний раз прикасалась к лицам тех, кого так долго любила.
Стенки ее сердца начали рушиться. Споткнувшись на пороге камеры Ричарда, Николь обняла копию своего мужа.
— Я понимаю, Ричард, — произнесла она, медленно оседая на колени. И, повернув лицо к Орлу, сказала с улыбкой:
— Я понимаю.
«Понимание — вот истинное счастье», — подумала она.
notes