О'Тул последним распрощался с Ричардом Уэйкфилдом, когда тот вновь отправился внутрь Рамы. Генерал терпеливо дожидался, пока остальные космонавты закончат разговаривать с ним.

— Ты и в самом деле уверен, что хочешь этого? — убеждал Ричарда Янош Табори. — Тебе ведь известно, что Комитет с минуты на минуту может запретить нам выход на Раму.

— К тому времени, — ухмыльнулся Уэйкфилд, — я буду уже на пути в лагерь „Бета“ и технически не нарушу запрета.

— Что за дерьмо, — грубо вмешался адмирал Хейльман. — Экспедицией командуем мы с доктором Брауном. Мы же велели вам оставаться на „Ньютоне“.

— Я уже несколько раз повторил, что оставил внутри Рамы весьма ценные для меня личные вещи. К тому же вам прекрасно известно, что в ближайшие два дня мне просто нечего здесь делать. Как только будет принято решение, все намеченные исследования будут прекращены. Нам прикажут отстыковываться и брать курс на Землю.

— Еще раз напоминаю вам, — ответил Отто Хейльман, — что считаю ваш поступок нарушением субординации. И когда мы возвратимся на Землю, я буду настаивать на самой серьезной…

— Зря стараетесь, Отто, — беззлобно перебил его Ричард. Подрегулировав скафандр, он надел шлем. Франческа, как всегда, снимала. После своего приватного разговора с Ричардом, состоявшегося полчаса назад, она была весьма молчаливой, отстраненной, что ли.

Приблизившись к Ричарду, генерал О'Тул подал ему руку.

— Уэйкфилд, нам редко доводилось работать вместе, но я всегда восхищался вашими успехами. Удачи вам. Постарайтесь не рисковать понапрасну.

Теплая улыбка на лице генерала удивила Ричарда. Он полагал, что американский офицер будет стараться отговорить его.

— Генерал, Рама — это великолепное зрелище, — ответил Ричард, — словно сразу видишь Большой Каньон, Альпы и Пирамиды.

— Мы потеряли уже четверых членов экипажа, — напомнил ему О'Тул. — Мне бы хотелось увидеть вас снова — в целости и сохранности. Благослови вас Господь.

Попрощавшись за руку с генералом, Ричард надел шлем на голову и шагнул в воздушный шлюз. Адмирал Хейльман осудил поведение О'Тула, едва Уэйкфилд исчез.

— Майкл, вы меня разочаровали. Ваше теплое прощание с молодым человеком, по-моему, показало, что вы одобряете его поступок.

Обратившись лицом к германскому адмиралу, О'Тул проговорил:

— Отто, Уэйкфилд — человек отважный и убежденный. Его не страшат ни рамане, ни возможность предстать перед дисциплинарной комиссией МКА. Мне импонирует такая уверенность.

— Вздор, — ответил Хейльман. — Ваш Уэйкфилд — просто нахальный и вздорный школяр. Знаете, что он оставил внутри? Парочку своих дурацких роботов, персонажей Шекспира. Приказы ему, видите ли, не нравятся… а угодно поступать в соответствии со своими личными планами.

— Выходит, он поступает, как и все мы, — бросила Франческа. Все в комнате на мгновение притихли. Она негромко продолжила. — Ричард очень умен, возможно, у него есть причины возвращаться внутрь Рамы, о которых никто из нас даже не догадывается.

— Надеюсь, он вернется до темноты, как обещал, — отозвался Янош. — Гибели еще одного друга я уже не перенесу.

Космонавты вышли в коридор.

— А где доктор Браун? — поинтересовался у Франчески оказавшийся рядом с ней Янош.

— Он с Яманакой и Тургеневой. Рассматривают обязанности экипажа на обратном пути. При таком некомплекте потребуются дополнительные тренировки перед отлетом. — Франческа улыбнулась. — Он даже спросил меня, не соглашусь ли я исполнять обязанности дублера штурмана. Представляешь себе?

— Вполне, — ответил Янош. — По-моему, ты сейчас легко справишься с любой инженерной работой.

Позади них по коридору брели Хейльман и О'Тул. В холле, ведущем в каюты экипажа, О'Тул начал прощаться.

— Минуточку, — задержал его Хейльман. — Нам с тобой нужно еще переговорить кое о чем. Этот твой чертов Уэйкфилд заставил меня обо всем позабыть. Заглянем на часок ко мне в кабинет.

— Вот, — сказал Отто Хейльман, указывая на расшифрованную криптограмму на экране, — основное изменение в последовательности действий по плану „Троица“. Это не удивительно. Теперь, когда мы больше знаем о Раме, объекты следует разместить по-другому.

— Но мы не предполагали, что придется использовать все пять зарядов, — отозвался О'Тул. — Лишняя пара была предусмотрена на случай отказа. Столько мегатонн превратят Раму в пар.

— На это мы и рассчитываем, — откинувшись на спинку кресла, Хейльман улыбнулся. — Между нами, девочками, — проговорил он. — Там внизу на генеральный штаб оказывают внушительное давление. Похоже, что возможности Рамы недооценили с самого начала.

— Но почему им надо разместить два самых крупных заряда в транспортном проходе? Одной мегатонной бомбы хватит с избытком.

— А если она не взорвется по каким-то причинам? Лучше сдублировать. — Хейльман энергично склонился вперед. — Я думаю, что подобное изменение распорядка действий полностью обрисовывает стратегию. Два заряда в торце обеспечивают полное уничтожение корабля… после взрыва Рама не должен предпринимать новых маневров. Остальные три бомбы следует разместить внутри — в разных местах, — чтобы разрушения были максимальными. Кстати, необходимо, чтобы взрывы изменили траекторию Рамы и обломки его пролетели мимо Земли.

Генерал О'Тул мысленно представил, как огромный космический корабль гибнет под взрывами пяти ядерных бомб. Не слишком приятное зрелище. Пятнадцать лет назад в числе двадцати представителей генерального штаба СОП он летал в южную часть Тихого океана посмотреть на взрыв стокилотонной бомбы. Инженерные службы СОП сумели убедить политических лидеров и мировую прессу в том, что раз в двадцать лет следует проводить хотя бы одно испытание — просто чтобы убедиться, сработают ли старые заряды. Так совместно с прочими О'Тул добросовестно следил за всем происходящим, стараясь извлечь из него максимум информации о последствиях ядерного взрыва.

Генерал вспомнил вселяющий трепет огненный шар, вспыхнувший в мирном небе Южного полушария. И не расслышал вопроса адмирала Хейльмана.

— Извини, Отто, — проговорил он, — я что-то задумался.

— Сколько времени потребуется, чтобы получить одобрение на план „Троица“?

— Это ты про нас? — с недоверием спросил О'Тул.

— Конечно.

— Представить даже не могу, — торопливо отозвался генерал. — Мы запаслись этим оружием лишь для того, чтобы противодействовать открыто враждебным акциям раман. Базовый сценарий — неспровоцированное нападение на Землю, предпринятое инопланетным кораблем с помощью оружия, превосходящего все наши технологические возможности. Но сейчас ситуация совершенно другая.

Германский адмирал поглядел на американского коллегу.

— Никому и померещиться не могло, что Рама ляжет на курс, чреватый столкновением с Землей, — ответил Хейльман. — Если он не изменит своей траектории, то проделает в земной коре колоссальную дыру и поднимет такую пыль, что на несколько лет во всем мире наступит зима… Во всяком случае, так говорят ученые.

— Но это же нелепо, — возразил О'Тул. — Ты тоже слыхал все эти разговоры во время конференции. Никто, в ком есть хоть капля разума, не считает, что Рама и в самом деле столкнется с Землей.

— Соударение — это только одна из возможностей. А как бы ты сам поступил, если бы находился во главе генерального штаба? Уничтожение Рамы дает нам надежду на безопасность. Никто ничего не теряет.

В явном потрясении Майкл О'Тул извинился и отправился в свою комнату. Впервые за все время участия в экспедиции О'Тул подумал, что, возможно, вот-вот получит приказ воспользоваться своим кодом, чтобы привести оружие в действие. Никогда еще, даже на миг, не думал он, что бомбы в металлических контейнерах в кормовой части военного корабля могут послужить чем-то, кроме средства против страхов, одолевающих гражданских политиканов.

Садясь за терминал компьютера в своей комнате, озабоченный О'Тул припомнил слова Армандо Урбины, мексиканского борца за мир, выступавшего за полное уничтожение ядерного арсенала СОП. „Как показали нам Рим и Дамаск, — сказал сеньор Урбина, — если оружие существует, им можно воспользоваться. И только когда его не будет, мы сможем гарантировать, что ни один человек не падет жертвой ядерного уничтожения“.

Ричард Уэйкфилд не возвратился до наступления ночи. Станция радиорелейной связи в лагере „Бета“ была выведена из строя бурей. На „Ньютоне“ следили по телеметрии за вскрытием Цилиндрического моря и началом урагана, когда она перестала передавать сигналы, и уже на половине пути по Центральной равнине Ричард вышел из зоны слышимости. Последний его разговор с Яношем Табори, вызвавшимся посидеть на связи, был типичным для Уэйкфилда. Доносящийся из Рамы сигнал заметно ослабевал, и Янош с обычным легкомыслием поинтересовался, как поминать Ричарда перед „почитателями его“, если „Великий Галактический Упырь все же пожрет его душу“.

— Скажи им, что я погиб по глупости, потому что слишком полюбил Раму.

— Что это? — удивился Отто Хейльман. Адмирал пришел переговорить с Яношем о каких-то технических проблемах.

— Убил таки, — произнес Янош, без успеха пытаясь вновь обнаружить сигнал.

— Кого убил, кто убил… о чем вы?

— Пустяки, — ответил Янош, поворачиваясь вместе с креслом и взмывая в воздух. — Чем могу вам служить, герр адмирал?

По поводу опоздания Ричарда особой тревоги не проявили, пока после очередного рассвета на Раме не прошло несколько часов. Остававшиеся на „Ньютоне“ космонавты полагали, что весь вечер Уэйкфилд провел за каким-то делом („Наверное, чинил станцию „Бета“, — предположил Янош), потерял счет времени и решил не рисковать в одиночестве. Но, когда он не вернулся и утром, члены экипажа помрачнели.

— Не знаю, почему мы не хотим признать этого, — вдруг нарушила молчание за обедом Ирина Тургенева. — Уэйкфилд тоже не вернется. То, что погубило Такагиси и де Жарден, доберется и до него.

— Не смеши, Ирина, — с пылом возразил Янош.

— Да, — заметила она, — ты так говорил всякий раз. С самого начала, когда под ножом умер генерал Борзов. И когда якобы по несчастной случайности краб искрошил Уилсона. И когда пропала космонавт де Жарден…

— Совпадение, — воскликнул Янош, — не более чем совпадение!

— Янош, ты глуп! — крикнула Ирина. — Ты веришь всем и всему. Надо взорвать эту штуковину на мелкие части, пока не случилось…

— Тише, тише, прекратите, — громко вмешался Дэвид Браун, чтобы остановить ссору коллег из Восточной Европы.

— Не надо больше, — добавил генерал О'Тул. — Все и так нервничают. Ссориться нет никакой необходимости.

— Ну кто пойдет искать Ричарда? — не обращаясь ни к кому конкретно, спросил эмоциональный Янош.

— Надо быть безумцем… — начала возражать Ирина.

— Нет! — твердо вмешался адмирал Хейльман. — Я предупреждал его, что он предпринимает эту вылазку без официального разрешения, на свой страх и риск. К тому же доктор Браун и оба пилота полагают, что с оставшимися членами экипажа мы едва сумеем довести до Земли оба корабля, даже принимая в расчет Уэйкфилда. Рисковать больше нельзя.

За столом воцарилось долгое и скорбное молчание.

— Я хотел сказать всем, что обед закончен, — проговорил Дэвид Браун, поднимаясь со стула, — однако, мне кажется, что следует это сделать на оптимистической нотке. Час назад получен приказ. Мы отправляемся на Землю в день Н-14 , примерно через неделю. До тех пор отдыхаем, тренируемся перед полетом, обеспечиваем функционирование всех технических систем „Ньютона“.

Космонавты Тургенева, Сабатини и Яманака отвечали возгласами одобрения.

— Если мы больше не собираемся посещать Раму, — спросил Янош, — зачем так долго ждать? Трех-четырех дней на подготовку хватит с избытком.

— Насколько мне известно, — произнес доктор Браун, — у обоих наших военных коллег есть особое задание, на которое и уйдут три ближайших дня; мы тоже поможем. — Он поглядел на Отто Хейльмана. — Вы собираетесь давать пояснения?

Адмирал Хейльман поднялся.

— Сперва мне необходимо обсудить подробности с генералом О'Тулом, — с медью в голосе проговорил он. — Утром мы все объясним экипажу.

О'Тулу не нужно было видеть приказа, двадцать минут назад полученного Хейльманом. Он заранее знал его текст. В соответствии с назначенной процедурой в нем было только три слова: „Исполняйте план „Троица“.