ДНЕВНИК БЕССМЕРТНОГО
перевел обработал и снабдил
комментариями
Акк Нуми
ВВЕДЕНИЕ
По форме черепа неандертальца не прочитать и тени его мыслей или чувств. Точно также, по покинутому и разрушенному городу умершей цивилизации, не воссоздать процессов и идей, владевших обществом его населявшим. Особенно, если доступные исследованию элементы города – здания и предметы быта, созданы не живыми человеческими руками, а произведены автоматами.
Осознавая неотвратимость ожидающей его судьбы, всего за несколько поколений, общество планеты потеряло всякий интерес к созиданию чего бы то ни было, особенно к запечатлению мыслей и фактов. Да и для кого их записывать? Творение есть форма защиты собственного существования от полного окончания бытия единицы. В каждое мгновение своего существования, человеческая популяция открывает, создает, строит, чтобы отметиться в благодарной памяти поколений, идущих следом.
Но что может мотивировать творчество, в том числе и создание хроник, когда время жизни культуры и цивилизации, то есть существования самого общества, точно определено…
Поэтому «зеленая тетрадь», которую я называю «Дневником Бессмертного», является бесценным источником объективных сведений о двух полюсах поляризованного человечества в последние столетия его существования. Эти записки принадлежат, быть может, единственному человеку, который объективно, без личных предубеждений, имел возможность увидеть и сравнить состояние человеческих обществ населяющих Землю и Луну в поздней фазе Эпохи Распада.
Я назвал автора «Бессмертным» и по причине невозможности установить его настоящее имя, которое не упоминается в записках. Быть может на основании архивных материалов с Луны появится возможность установить его личность, но для читателя записок, его имя не имеет никакого значения. Работая над переводом этого необычного документа на современный филиальский язык, я попытался воспроизвести личность и судьбу одного из членов несуществующей ветви человечества, судьбу, хоть и нетипичную, но представительную для целого поколения, которому суждено было уйти. Это образ сильной личности погрузившейся в два мира. Мир первый – сотканный из миллиардов собратьев внешний круг цивилизации, сетью опутавший своих создателей, второй – собственный внутренний мир человека… Нам неясны мотивы, заставившие Бессмертного записывать текущие события и вперемешку с воспоминаниями, регистрировать свое внутреннее состояние… Возможно, как упоминается вначале, он делает записи по привычке исследователя? Лишенные адресата они должны были служить исключительно автору. Возможно, перед лицом распада внешнего мира, он хотел сохранить и обогатить второй мир – мир эмоций, воспоминаний, переживаний, позволив им многократно повторяться в пустеющем мире, к которому он стремился в своем не совсем настоящем бессмертии…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ЛУНА I
Проснувшись я долго не мог понять, где я. Около затылка затаилась боль, сонные видения еще мешались с действительностью. Долгие секунды я разглядывал небольшую комнатку, залитую белым светом лампы, и пытался восстановить события предшествующие сну. Не двигая телом, осторожными поворотами шеи я направлял взгляд на каждую из четырех видимых плоскостей – одинаково матовые потолок и стены грязного белого цвета. Это не каюта корабля и не кабина ракеты. Понимание этого словно сняло с подсознания предохранитель, предотвращающий бессмысленное напряжение мышц при попытке пошевелиться, когда человек отдыхает крепко привязанный к креслу. В одно мгновение я уселся, а легкость, с которой удалось это сделать, помогла вспомнить остальное.
Итак, я снова здесь, вернулся. Ну, может еще не совсем, но почти…
Остальное – мелочи, главное – я действительно вернулся. Мы вернулись. К ощущению легкости во всем теле прибавилась слабость, ушло какое-то внутреннее напряжение, существование которого, по многолетней привычке, до этого момента не замечалось. Теперь стало ясно, насколько сильным оно было, завладев всем временем проведенным вдали от дома, безопасности и отдыха.
Я посмотрел на часы, они показывали восьмой день сентября, десять часов двадцать две минуты. Дата и время ни о чем не говорили. Привезенные извне, они не имели ничего общего с местным временем. Мое время было здесь чужим, хоть и вывезено отсюда. Пропущенное через мясорубку ускорений и гравитационных полей, оно сильно расходилось со спокойным и мерным временем Системы.
Было еще и третье время, самое настоящее, которое чувствовалось костями, мышцами, мозгом – биологическое, эффективно прожитое, измеряемое процессами протекающими в клетках тела. Этого времени я не мог определить с достаточной точностью, однако, теперь это не имело никакого значения, достаточно знать, что оно приближается к сорока годам. Это была лишь малая часть отрезка времени, которым измерялось наше Долгое Отсутствие. Ложе, на котором я сидел проснувшись и осмотревшись, было низким диванчиком, чуть приподнятым над уровнем пола. Тут же, рядом, стояла раскрытая дорожная сумка. Вытащенные в спешке вещи и всякие мелочи разбросаны вокруг по жесткому ковру. Вчера, наконец-то добравшись сюда, я слишком устал, чтобы нормально распаковать багаж, свалился в постель, даже не осмотрев выделенные мне апартаменты, и провалялся больше двенадцати часов.
Слабая головная боль не отпускала – легким не хватало кислорода. Хорошо знакомое чувство. Не раз мне случалось устанавливать ручку регулятора в положение «Е», когда давление воздуха в скафандре опускалось ниже нормы. При этом приходилось ограничивать себя в движениях, стараться не думать ни о чем важном и ждать. Так предписывала аварийная инструкция. Обстоятельства же чаще диктовали другое, даже при невозможности что-либо предпринять, нельзя успокоить мысли, лихорадочно мечущиеся в поисках выхода из положения. Так было на Второй, на Арионе, на Клео, тогда казалось, что конец близок. Просто физически ощущалось, как нехватка кислорода парализует мозг, превращает мышление в бессмысленное перетекание липкой жижи под черепом, делая самую простую проблему неразрешимой. Такое состояние Бен называет «дыханием пустым воздухом». Подходящее определение, система регенерации скафандра забирает из выдыхаемого воздуха двуокись углерода, добавляя ровно столько кислорода, сколько необходимо для удержания организма при жизни.
Кислорода в этом помещении маловато, хоть он и прекрасно очищен от всех запахов. Я снова забыл о слишком маленькой силе тяжести, даже меньшей чем та, к которой привык за последние несколько месяцев, и поднялся слишком энергично. Машинально подняв руку, я успел защитить голову от встречи с низким потолком, когда ноги оторвались от пола. Ванная комната, точнее тесная кабинка, примыкавшая к жилому помещению, давно не использовалась, из сетки душа потекла холодная ржавая вода, умыться удалось лишь через несколько минут. Я быстро оделся и закончил распаковывать сумку. Как и просили, я прихватил самое необходимое, в том числе и эту безделицу. Некоторое время я держал ее на ладони. Странно, но никто не подумал проверить наш багаж. Хотя, возможно, не так уж и странно. С их стороны невежливо поступить иначе. На всякий случай я завернул оружие в полотенце и поискал место, куда его спрятать. Решетку стока в душе удалось вытащить без труда, я сунул сверток в сточный канал и установил решетку на место.
Только закончив, я подумал: «зачем мне это?» Действительно, зачем?! Разве среди немногих событий после нашего прибытия, среди скупых слов, которыми мы обменялись, было что-то особенное, заставившее меня поступить именно так?
Я присел на край диванчика. Как это было? Заметил ли я вчера что-то необычное в облике, поведении и словах этих людей? Мы готовились ко всему, были настроены не удивляться, во всяком случае, не выдавать своего удивления. И все же ситуация была настолько ненормальной и необычной, что в наших глазах любое их поведение должно было выглядеть естественным и правильным, восприниматься как обычная процедура. Что мы о них знаем? Наверняка меньше, чем они о нас. Хотя… Действительно ли они много о нас знают? И должны ли знать?
В этом месте своих рассуждений я представил себе замешательство, которое бы вызвало в мое время известие о воскрешении отряда закованных в сталь вооруженных рыцарей, направляющихся к городу, где когда-то стоял их замок.
Как бы в такой ситуации повели себя мои современники? Отправили воинов прямо в исторический музей? Или по современным представлениям начали лихорадочно возводить средневековый город, чтобы достойно принять уважаемых предков, дабы они не испытывали неудобств в мире столь отличающемся от их собственного.
Интересно, забрали бы у них мечи и копья? А лошадей и доспехи?
Действительно! Что с «Гелиосом» оставшимся на стационарной орбите? Куда дели наши скафандры? Здесь их нет, они остались где-то в районе шлюза.
Разрешат ли нам вернуться на корабль, забрать результаты исследований, экспонаты, оборудование? Интересуют ли их вообще результаты экспедиции, добытые с таким трудом, купленные ценой жизни нескольких из нас?
Было не похоже, чтобы они с энтузиазмом бросились на добытые нами сокровища. Пока мы не прибыли сюда, нас ни о чем не спрашивали, только сухо отдавали команды. Потом задавали странные вопросы о вещах для нас само собой разумеющихся, но непонятных для них. Опьяненные возвращением мы не обращали на это почти никакого внимания. Психически мы настроились не давать повода считать нас реликтами давнего прошлого, живыми ископаемыми, дикарями из другой эры, опасными своей неотесанностью. Размышляя над событиями прошедших суток, я увидел лежащий на дне сумки блокнот в зеленой обложке. Теперь и не вспомнишь, зачем вместе с другими мелочами я захватил с «Гелиоса» эту тетрадку из сотни тонких листов метафола, предназначенного для записи в разных ненормальных условиях. Он не боялся высоких и низких температур, влаги, химикатов и других факторов, которые были способны представить себе люди, собиравшие нас в экспедицию к планетам Дзеты. И действительно, метафол неоднократно проверялся в обстоятельствах, когда подводили более современные и удобные средства хранения информации. Он исполнял свои функции везде, во всяком случае там, где человек в скафандре был способен писать. Видно, собирая багаж перед уходом с «Гелиоса», я как бы ощутил начало новой экспедиции, в мир не новый для нас, но, возможно, такой же неизведанный, как миры отстоящие на световые годы. От этого мира нас также отделяли годы, но не световые – измеряющие расстояния в пространстве, а целые столетия во времени, которые определяли для нас отставание от оставшихся здесь людей.
«Надо записывать», – подумал я, потянувшись за зеленым блокнотом. Еще неизвестно, что произойдет, что окажется важным. Нельзя терять хорошие привычки, закрепленные годами проведенными в чужих мирах. Эти привычки почти все, что осталось действительно нашим – наша жизнь и наш мир, а с этим миром нас могут связывать только воспоминания. Я вставил ручку под обложку, спрятал блокнотик за пазуху и вышел из каюты в узенький коридорчик. Из-за приоткрытой соседней двери доносился шум голосов, я вошел.
За длинным столом сидели наши: Бен, Агга, Командор, Паво и еще двое. Они пили из пластиковых сосудов, заедая светло-желтыми кубиками. При входе я встретил взгляд Командора. Ненадолго остановившийся на мне напряженный взгляд, словно он хотел что-то передать, предостеречь, прежде чем я заговорю. Краем глаза я заметил еще одного человека. Низкий, щуплый и бледный человечек скрестив руки оперся о стену. Прежде чем присоединиться к сидящим за столом, я мельком взглянул в его сторону. Он тупо уставился вперед, словно вообще никого не замечал, его правая нога в мягкой туфле совершала ритмичные движения. Это легкое потаптывание выдавало нетерпение или психическое напряжение.
Я расположился напротив Командора, который сидел лицом к двери, так, что чужак находился слева и сзади от него. Я заметил, что Командор снова задержал взгляд на моем лице.
– Поешь, – сказал он через некоторое время, кивнув головой назад, где расположились отверстия раздатчиков пищи.
Я пошел туда, наполнил стакан белой жидкостью, потом взял из ниши раздатчика поднос с двумя кубиками желтой субстанции и вернулся на место. Человек у стены притаптывал все сильнее и чаще.
– Не хватает двоих, – сказал Командор пересчитав нас взглядом. – Люзы и Карса, поищи их, Паво.
Через несколько минут все были в сборе. Две женщины и семеро мужчин. Все кому удалось вернуться из нашего трудного, длинного и все же удачного путешествия… Во всяком случае, могло быть и хуже. Нам, тем кто вернулся, хуже не будет. По крайней мере так мы думали на обратном пути, когда встреча с материнской системой была еще далекой перспективой, и никто не ждал трудностей при выводе корабля на обратный путь. Маленький бледный человечек несмело оторвался от стены, сделал шаг вперед и откашлялся. Все посмотрели на него, он сбился и молчал еще некоторое время.
– Та-а-ак… – наконец протянул он, словно выбирая подходящее слово.
– Я уполномочен… ознакомить вас… с ситуацией. Я буду опекать вас в начальный период вашего пребывания здесь. Не знаю, до какой степени вы посвящены, поэтому вкратце поясню, где мы находимся. Поселок Л-1, тридцать метров от поверхности. Поселок автономный, самообеспечивающийся, рассчитан на достаточно долгое пребывание десяти тысяч человек. Это достигается максимальным использованием энергии солнца, преобразуемой в электричество высокоэффективными фотоэлементами на поверхности. Независимо от этого, на случай аварии системы питания, у нас есть релатрон, способный удовлетворить все наши потребности.
Обращаясь к вашему опыту, я бы сравнил наше положение с экипажем звездолета, снабженного системой поддержания биологических условий, с той разницей, что для нашего поселка, продолжительность подобного состояния ничем не ограничена, а степень риска на несколько порядков ниже, чем при полете к звездам.
– Главный вопрос – как долго мы здесь останемся? – Бен не выдержал затянувшегося выступления на общие темы.
Малыш замешкался, довольно долго молчал и наконец выпалил:
– Я не уполномочен отвечать на такие вопросы.
– Как это? – пробормотал Командор. – Следует понимать, что мы пленники?
– Ничего подобного, Командор! – Малыш внезапно оживился. – Мы трактуем вас наравне с другими жителями Поселка, я бы даже сказал, трактуем особо. Но находясь здесь, вы должны приспособиться к специфике нашего положения. Все мы должны придерживаться некоторых правил поведения и соблюдать дисциплину, беспрекословно подчиняться всем постановлениям СЭКСа. Во имя общего благосостояния, любое неповиновение должно тут же караться. По некоторым серьезным причинам, никто из вас, как и ни один из жителей этого и других Поселков, не сможет отсюда улететь. Без специального разрешения СЭКСа, нельзя даже покинуть Поселок и находиться на поверхности.
– Почему мы не можем улететь? – спросил я. – Не будь ваших сигналов, мы сразу бы вышли на околоземную орбиту!
– Скоро поймете. В настоящее время посадка там… невозможна.
– Невозможна? – почти одновременно произнесли все.
– Ну, скажем… – он заколебался. – Скажем, противопоказанна…
– Что случилось с Землей? – Паво встал, распрямив свое двухметровое тело, и подошел к чужаку. Он возвышался над ним как минимум на пол метра.
– Что вы с ней сделали?
– Сядь! – малыш отступил к стене, голос его дрожал. – Прежде всего мы не отвечаем за то, что произошло во время вашего отсутствия! Ты спрашиваешь, что случилось? Отвечу коротко – прошло двести лет. Это и случилось, остальное – последствия. Вы должны быть благодарны, что мы вас перехватили. Вам повезло, что мы поймали ваши сигналы. Никто вас не ждал, никто не помнил… А наше предложение – единственное, что стоит принять. Это необходимо.
– Что случилось? – настаивал Паво, все еще возвышаясь над перепуганным человечком с Луны. – Заражение биосферы? Отравили воду и воздух? Излучение?
– Нет, нет! – малыш прижатый к стене беспокойно ерзал, выпучив испуганные глаза. Было видно, как ему осточертели его неприятные обязанности. – Совсем не это…
– Как давно? – спросил я.
– Трудно сказать… Все длилось десятки лет. Сменилось несколько поколений.
– Значит на Земле… Там… никого не осталось? – голос Люзы неестественно хрипел.
– Остались… они там, и будут долго… Необходимо переждать, сохранить человеческую цивилизацию, пока… не исчезнет последний из них…
– Кто это «они»? Можно выражаться яснее? – пробурчал Бен, раскачиваясь над столом. – Пришельцы?
– Нет. Никаких пришельцев не было и нет. Это люди или… следует сказать… ну, собственно, вроде-люди, но, – малыш совсем запутался. Он все еще испуганно смотрел на огромного Паво, зловеще склонившегося над ним. – Поймите меня! Я лишь куратор, назначенный СЭКСом… У меня нет никаких полномочий, я не принимаю решений относительно происходящего здесь. Я даже знаю не все. Родился я здесь, в поселке, тридцать два года назад, и больше нигде не был. Ни Земли ни их я в глаза не видел. Сомневаюсь, что есть кто-то, кто их видел, знает их, был там… Может, кто-то из СЭКСа, но очень давно. Они все очень старые, кажется, раньше туда наведывались, но теперь… Я знаю только, что нельзя, надо ждать, ПОТОМУ ЧТО ТАМ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ. Когда-нибудь мы вернемся. Может не мы, а наши внуки. Наша цель – переждать… Единственная цель, которой подчинено все остальное: законы и правила жизни в Поселках, интересы каждого из нас… Поэтому мы терпеливо ждем, чтобы достичь цели в одном из следующих поколений…
– Слушай! – сказал Командор поднимаясь. Он измерил малыша взглядом, словно желая убедиться, что говорит нужные слова. – Слушай! Видишь ли, у всех нас, кого ты здесь видишь, тоже есть своя цель! Сто пятьдесят лет мы возвращались на поврежденном космолете, чтобы снова ступить на Землю. Мы возвращались на нее, а не к кому-то из ее жителей. А теперь, когда мы в шаге от цели, вы хотите отобрать у нас право выйти на Землю! Ты туманно объясняешь, что там жить нельзя. Думаешь, отправляясь к Дзете мы ждали райских садов и дружелюбных аборигенов? Или то, что ваши предки разошлись с остальными жителями Земли и спрятались здесь, должно до конца жизни задержать нас в вашем мрачном убежище?
– Все не так, как ты думаешь! – Малыш вновь энергично оторвался от стены. Выражение лица его было ужасно глупым. Я даже посочувствовал ему. Он явно бился в путах поставленных ограничений, боясь хоть чуть превысить предоставленные полномочия.
– Подождите, – сказал я, – не издевайтесь над… как тебя зовут?
– Нассо, – тихо произнес он, глядя на меня с благодарностью, если я правильно понял тень улыбки, проскользнувшую по его лицу.
– Слушай, Нассо! Иди в СЭКС, или как там называется ваше руководство, к своему шефу, и скажи, что мы не можем принять их условий, пока кто-нибудь внятно не объяснит, что происходит на Земле и здесь. Мы по-прежнему считаем себя экипажем космолета «Гелиос», по нашим правилам, наш руководитель – Командор, мы не подчинимся никому другому, пока путешествие не завершится у поставленной цели. Если наше присутствие вам неудобно, мы сядем в шлюпку, улетим на «Гелиос», перейдем на околоземную орбиту и будем считать, что никогда здесь не были.
– Совет Экспертов на это не согласится. Но я передам начальству.
Насколько мне известно, другие…
– Так мы не первые, кто оказался в такой ситуации? – прервал его Командор.
– Кто-то был… но давно, я не помню, возможно, до моего рождения. Не знаю, что с ними случилось, но знаю – они были. С тех пор как мы здесь, даже еще раньше, от дальних экспедиций отказались… Только вы, из-за опоздания… Ладно, как хотите, я пойду и передам ваши требования Совету.
– И еще, – остановил его Бен. – Может объяснишь, что означает решетка поперек коридора, метрах в ста от наших кают?
– А, вы уже видели? Что ж… Это по распоряжению СЭКСа. Они считают, что до установки modus vivendi вы не должны выходить отсюда. Прошу вас, для вашей же пользы, не пробуйте…
Он попятился и, миновав дверь, почти бегом припустил по коридору.
– Можно глянуть, как открыть решетку, – пробормотал Паво.
– Не надо. Есть горелка.
Раздался приглушенный смех. В этом весь наш командир – в двух словах он может выразить отношение к любому вопросу. Значит, он тоже не собирался сдаваться.
– Мерзкая крыса, – сказал Паво выглянув за дверь.
– Просто перепуганный чинуша. – Командор пренебрежительно пожал плечами. Думаю, его удалось припугнуть. Это хорошо. Они должны нас побаиваться.
Когда мы расходились, Бен зашел ко мне в комнату.
– Что ты о всем этом думаешь? – спросил он, закрывая дверь. Они действительно бежали с Земли? Может их бросили? Выслали?
– Со временем узнаем. Так или иначе, я здесь долго сидеть не буду.
– Какие у тебя планы?
– У наших шлюпок достаточно топлива, чтобы стартовать.
– Сначала надо выбраться отсюда.
– Думаю, получится. Они нас недооценивают, поэтому не стоит преждевременно выдавать наши планы.
– Не забывай, что мы под поверхностью, и черт его знает, как далеко от места посадки. Кроме того, у нас забрали скафандры.
– Слушай, Бен. Я ДОЛЖЕН полететь туда, – сказал я, – в противном случае, это теряет остатки всякого смысла.
– Уже давно все лишилось смысла. Возможно, еще в момент отправки в это безумное путешествие, двести лет назад… Я тоже не собираюсь здесь оставаться, но сначала надо осмотреться. У меня есть горелка.
– Похоже, все что-то взяли…
– Удивляешься? Сам знаешь, как глупо оказаться в новом месте с голыми руками…
– Меня удивляет даже не то, что они не проверили нашего багажа. Либо они слишком доверяют нам, либо у них… убогое воображение.
– Боюсь, причина не в этом, они уверены, что простыми средствами много не сделаешь. На всякий случай получше спрячь свою горелку, или что там у тебя.
– Парализатор, Уже спрятал.
– Прекрасно. Когда двигаем?
– Подождем, нужна дополнительная информация. Кроме того, надо договориться с Командором.
* * *
Решетка была словно впрессована в стены и потолок коридора. Вероятно, открывалась она, опускаясь в щель внизу, однако, снаружи не было видно никакого устройства для ее перемещения. Я хорошо осмотрел решетку не скрывая своего интереса и не обращая внимания на людей, которые постоянно крутились с той стороны.
Я попытался представить себе общую структуру подлунного Поселка, в который, не догадываясь о последствиях, мы позволили себя заманить. Поселок походил на огромный лист с сетью прожилок-коридоров разной ширины, ветвящихся в толще лунного грунта. Узкие коридоры сбегались к широким артериям, а те – к общему главному туннелю, заканчивающемуся входным шлюзом. Все это удалось рассмотреть, когда нас везли, а потом, после разгрузки, вели по Поселку. Расстояние от наших кают до шлюза я оценил в три-четыре километра, хотя мог и ошибиться. Через коридор за решеткой прошмыгнула согнутая фигурка и скрылась в отверстии одного из боковых ответвлений. Через мгновение показалась голова со светлыми волосами, низенький человечек опасливо оглянулся и в два прыжка оказался у решетки.
– Мы вам поможем, – прохрипел он. – Еще свяжемся.
Он сунул в мою ладонь сложенный листик и быстро скрылся, перебегая от стены к стене.
Я вернулся в комнату и развернул полученную бумажку. С одной ее стороны, от руки был набросан план коридоров Поселка. С другой, мелким почерком, написано несколько предложений. Я медленно прочитал их, с трудом разбирая некоторые слова.
«Мы знаем про вас только то, что вы прибыли из дальнего космического путешествия, это, как и ваше положение, должно сделать нас союзниками. Вы, как и мы, происходите с Земли, которую мы совсем не знаем, но чувствуем связь с ней и хотим вернуться туда. Наше общество живет в этом и трех других Поселках. Два последних поколения воспитываются в убеждении, что вернуться на Землю пока невозможно. Из-за нынешнего населения Земли, для нас она не годится. Никто не знает, что произошло на самом деле. Наши предки оставили Землю, кажется, убегая от последствий общественно-биологических процессов, которые сами и начали. Существует мнение, что по неизвестным нам причинам, люди, оставшиеся на Земле, обречены на гибель, это даст нам, а точнее нашим потомкам, возможность вернуться и вновь заселить Землю, возродить цивилизацию. Однако, долгая жизнь в лунных условиях ведет к прогрессирующему психическому и физическому вырождению вида. Мы опасаемся, что уже через несколько поколений, лунаты будут неспособны жить в земных условиях.
Совет Экспертов, управляющий жизнью Поселка, всеми доступными средствами удерживает существующее положение, подчиняя все основополагающей идее выжидания. Члены Совета не могут не отдавать себе отчета в том, что мы загнаны в тупик. Распространение лжи на руку Совету, поскольку помогает поддерживать порядок в Поселке. Многие из нас хотят перемен, предотвратить катастрофу, вернуться к нормальной жизни, к условиям, в которых жили наши предки. Мы даже в некоторой степени организованы, но почти бессильны и лишены информации о текущем положении на Земле. Сотрудничество с вами в наших общих интересах. Подумайте об этом!»
Комитет по возвращению.
Патетическое воззвание анархистов или голос разума тех, кто сохранил его среди абсурда обитания в подземельях Поселка? Звучит достаточно убедительно, но может быть провокацией. Если это действительно бунтовщики, то Совет Экспертов не придает их деятельности большого значения. В противном случае, не допустил бы такого легкого контакта с нами. Чем бы там ни было происшедшее, оно позволяло судить о разломе в замкнутом обществе жителей лунного Поселка. Несомненно, это следовало принять во внимание и использовать в своих планах, думал я, перечитывая полученное воззвание.
Я сомневался, до какой степени следует посвящать товарищей? Естественно, мне понадобится помощник, лучше всего – Бен… Кроме того, необходимо согласие Командора. Я бы предложил ему выбраться и разведать условия возвращения на Землю. Свою цель выдавать не хотелось. Меня могли посчитать безумцем, в конец свихнувшимся от безысходности. А мне надо добраться до Земли! Если все идет по установленному плану – бег времени не имеет значения. Я должен исполнить последний пункт плана, который остается актуальным пока существует Земля. Я не могу не завершить это дело и, так или иначе, закончу его. Во что бы ни стало… Всему виной стал милый, немного странный старичок «Мефи» Ван Трофф. Его настоящее имя – Виргилий. Он был профессором, специалистом по теории поля. Я знал его еще по тому времени, когда он читал теоретическую физику на факультете внешней астронавтики. Уже тогда он был довольно старым, но когда через несколько лет я встретил его снова, он почти не изменился. Был он маленьким, щуплым и подвижным, с темными блестящими глазами и прической которую, несомненно, подкрашивал. Прозвище, данное студентами, подходило ему как нельзя лучше. Он был настоящим Мефистофелем, который бегал за кафедрой лекционного зала, наколдовывал цепочки уравнений и, непонятным для нас образом, извлекал загадочные зависимости общей теории поля. Его поведение на лекциях не было позой или игрой. В этом я убедился потом, когда лично познакомился с ним в доме Йетты, его дальней родственницы. Тот же дьявольский блеск глаз, кошачьи движения и интригующий способ формулировать свои мысли.
– Ты понятия не имеешь, какие необычайные возможности скрыты в нашем уважаемом времяпространстве, – говорил он, – поймав меня где-нибудь в углу, с рюмкой в руке. – Достаточно протянуть руку, чуть ли не щелкнуть пальцами, и происходит неожиданное. А вы, молодые, отправляетесь за неизвестным куда-то к звездам…
Тогда мне было двадцать шесть лет, я был твердо уверен, что внесистемные путешествия – единственный способ избавить человечество от насущных проблем. Я добродушно улыбался, не желая спорить со старичком, но он не сдавался.
– Я знаю, ты все равно полетишь на Дзету, – продолжал он. – Не понимаю только, зачем ты морочишь голову этой девочке? Он затронул больное место, мы с Йеттой переживали внутри, но на эту тему не говорили ни слова. Было ясно, что наша взаимная симпатия родилась с пятном неминуемой кратковременности. Познакомившись с Йеттой, я уже был кандидатом в экипаж «Гелиоса».
– Я оставляю здесь все, не только друзей… Я прощаюсь с настоящим, – ответил я холодно.
– Думаешь, это хорошо?
– Это необходимо.
– К кому вы вернетесь?
– К Земле, к человечеству…
– Не знаю, хватит ли этого для ежедневной поддержки желания вернуться. Подумай, вернувшись ты станешь лет на десять старше, а твои ровесники – почтенными старцами.
Я злился, хотя все это было очевидным. Я отгонял от себя это знание, отталкивал образ семидесятилетней старушки, в которую превратится девушка к моему возвращению…
– Ты любишь Йетту? – вдруг спросил он глядя мне в глаза.
Я не выдержал этого взгляда.
– Это не имеет никакого значения, – сказал я, изображая безразличие.
– Я люблю вас обоих, – он положил на мое плечо узкую костлявую ладонь. – Возможно, у меня получится… Зайди как-нибудь в институт, поговорим.
Прежде чем я успел ответить, он вышел ни с кем не попрощавшись. Он всегда появлялся и исчезал неожиданно.
* * *
Через два дня после нашего разговора с Нассо пришел ответ Совета Экспертов. Его принес седой старичок в сопровождении четырех вооруженных охранников. Старик оставил их у решетки, а потом, когда все собрались, зачитал текст с рулончика фольги. Было заметно, что читать ему тяжело, его старческие глаза напрягались под контактными линзами, голос ежеминутно срывался.
– Пришельцы! – читал старик. – Вы требуете обосновать решение оставить вас в Поселке Луна I на неопределенное время. Объясняем. Это решение ни в коем случае не является формой дискриминации или недоверия к вам. Это не карантин – ваши организмы исследованы медицинско-санитарной аппаратурой и не представляют опасности для жителей Поселка. Оставить вас необходимо исключительно для вашего же блага. Двести лет отсутствия не позволяют вам понять некоторых изменений, которые произошли на Земле и довели человеческую цивилизацию до нынешнего состояния. Ваше возвращение на Землю пока невозможно, по тем же причинам, по которым не можем вернуться и мы.
В настоящее время Земля заселена абсолютно новым, неизвестным вам видом человеческих существ. Это дегенерировавшая форма homo sapiens, которая должна исчезнуть за несколько последующих поколений. Она возникла в результате ошибочных действий и решений наших предков. В их защиту следует сказать, что они действовали перед лицом неминуемой демографической катастрофы и угрозы голода. Дегенерация, о которой я упомянул, коснулась в основном психики и мышления людей, населяющих Землю в настоящий момент. Единственное, что нам осталось – ожидание. Наши предки сделали все возможное, дабы не бросить тех несчастных на произвол судьбы. Прежде чем покинуть Землю и спрятаться здесь, они создали условия для обеспечения основных жизненных потребностей, оставшихся людей. Но остановить процесс деградации было уже невозможно, во всяком случае – не в силах тогдашних специалистов. Единственным способом сохранения человеческого вида было выделение и сохранение генетически чистого человеческого материала, не имеющего депрессивных признаков большинства. Именно мы являемся продолжением избранной ветви вида. Вы тоже, поскольку происходите из докритического периода, являетесь одними из нас – ценным генетическим материалом для будущего заселения новой Земли. Поэтому вам нельзя умирать, а именно такую перспективу предполагает ваше стремление вернуться на Землю. Доверьтесь нашим знаниям, не пытайтесь действовать вопреки нашим приказам. Мы решили предостеречь вас от попыток неподчинения во имя вашего же добра.
Старец закончил чтение и спрятал за пазуху свернутый рулон. Он обвел нас мутным взором, а мы долго молчали, обдумывая каждое предложение услышанного expose. Надо отметить, было оно отредактировано со всей дипломатической осторожностью, без единого лишнего слова. Но мы так и не получили информации по самой интересной для нас теме. Опять же, присутствие четырех вооруженных охранников, вкупе с последним предложением речи, было явной демонстрацией силы и решительности Совета.
Первым отозвался Командор:
– Благодарим за объяснения, – сказал он, – хотя они и не исчерпывают всех интересующих нас вопросов. Но мы понимаем, что существуют причины, по которым сейчас мы не можем быть информированы полнее. Мы понимаем и ценим заботу о нашем благополучии и принимаем к сведению необходимость подчиняться решениям Совета. Мы согласны оставаться здесь неопределенное время. Позднее, когда мы ближе ознакомимся с обстоятельствами, которые явились причиной нынешнего положения, наше поведение будет опираться на свободное и рациональное убеждение, а до того времени мы отдаемся вашим знаниям и опыту.
Командор гордо поклонился, и старец ответил ему кивком. Наблюдая за этим дипломатическим ритуалом, я с трудом сдерживал смех. Старец заковылял в сторону решетки, которая закрылась за ним.
– Хорошо я ему ответил? – Командор сделал гордую мину.
– Шедевр дипломатии! Образец маккиавелизма! – шумно хвалили мы его.
– Интересно, что решит Совет, когда проанализирует все слово за словом…
– Думаешь он все записал? – спросил я.
– Я видел микрофон на шее, под одеждой.
– Хорошо сказал, Командор: «на неопределенной время». Может до завтра, а может и через неделю…
– Он тоже не сказал ничего конкретного, почему я должен был говорить однозначно? Хотя, этот старичок явно только посыльный, кукла… Видимо, старики здесь в авторитете. Не думаю, чтобы такие как он несли на своих плечах этот странный мир.
Когда мы расходились, я взял Командора под руку и отвел в свою комнату. Там я показал ему записку, полученную от конспиратора. Он несколько раз внимательно прочитал ее, словно сравнивая ее содержание с услышанным несколько минут назад.
– Да… – пробормотал он, возвращая текст. – Похоже, что наши потомки и их предки слегка набедокурили… Начали ковыряться в хромосомах своих родичей и получилось что-то нехорошее. Неизвестно, что именно… Сколько в том, что нам рассказали, правды, сколько невежества, и сколько сознательного обмана…
Я почувствовал, что момент созрел. Теперь, когда мы внешне подчинились Совету, можно было попробовать… В том, что подчинение должно быть только внешним, я, зная нашего шефа, был убежден.
– Надо проверить, Командор. Разрешите выбраться отсюда. Я справлюсь.
– Рановато… – сказал он в пространство.
Два слова и все ясно. Я всегда ценил Командора за его лаконичность. В целом, он не против моего предложения.
– А когда?
– Когда представишь реальный план. Без изъянов и лишнего риска.
Помни, это единственный шанс. Поймают одного – другим не выйти.
– Ясно. Предлагаю посвятить во все Бена. Помнишь, Командор, наш побег из Лабиринта? В таких делах Бен незаменим.
– Согласен. Но прежде всего – план действий.
– Будет план. Сначала надо изучить территорию, познакомиться с обычаями, поговорить м людьми… Пусть только откроют решетку… Решетка исчезла в тот же день, то есть до очередного затемнения в коридорах, именно так здесь обозначали время суток, длящихся традиционные двадцать четыре часа. Мы с Беном пришли к выводу, что решетки были закрыты для того, чтобы теперь, опустив их, показать свое доверие и хорошее отношение. Исчезновение решетки существенно не повлияло на наше положение, словно нам увеличили клетку, в этом мы скоро убедились. Другой причиной нашей изоляции от поселка могло быть желание проинформировать и подготовить людей, чтобы наше появление не привело к нарушению нормальной жизни. Все-таки, внешним видом и поведением мы сильно отличались от этих измельчавших бледных крыс, как называл их Бен. Сразу после открытия решетки, мы с Беном отправились на прогулку к главному туннелю. И действительно, мы вызвали ажиотаж среди прохожих, они разглядывали наши костюмы и довольно крупные фигуры, но никто не останавливал нас и не заговаривал с нами, даже казалось, что нам вежливо уступают дорогу.
До конца главного коридора было действительно больше четырех километров. Шлось хорошо, хотя пришлось один раз отдохнуть. Несмотря на слабую гравитацию, быстрое движение вызывало некоторую усталость, проявлявшуюся в одышке. Мы еще раз убедились, что недостаток кислорода не был субъективным. У нас не было никаких приборов, позволявших узнать концентрацию кислорода в воздухе, но многолетний опыт позволял оценить ее в восемьдесят процентов от нормы.
– Тебе не кажется, – вдруг спросил Бен, – что недостаток кислорода может быть намеренным?
– Для экономии? Не думаю, это всего лишь вопрос питания регенераторов, а энергию они особо не экономят.
– Я думаю не о том. При нехватке кислорода мозг работает не слишком хорошо.
Он был прав. Это, должно быть, один из способов воздействия местных властей на общество. Управляя дозаторами кислорода в некоторой степени можно было влиять на физические и умственные способности жителей Поселка. Более того, добавляя в воздух соответствующие компоненты, можно было вызвать определенное поведение людей.
Когда мы добрались до конца коридора, дорогу преградил барьер. Опершийся о него охранник выглядел достаточно грозно. На его груди висел толстый короткий автомат. Мы пытались заговорить с ним, но он покачал головой и попросил отойти от барьера.
– Дальше нельзя. На территорию шлюза нужен пропуск, – объяснил нам крутившийся поблизости маленький худой мальчик, который с интересом разглядывал наши комбинезоны.
Я подмигнул Бену. Он понял сразу.
– Спешишь? – спросил он мальчишку.
– Немного. А что?
– Видишь ли, мы…
– Знаю. Космонавты. Про вас говорили по телевизору. Вы прилетели с Дзеты.
– Действительно… Мы хотели узнать, что это за оружие у охранника?
– Это? А-а, ничего особенного. Немного жжет, а потом с пол часа не можешь двинуться. Когда-то я получил из такого, когда меня поймали в старой штольне. Ну, мне пора. По телевизору просили с вами не болтать. Мальчик быстрым шагом удалился по коридору, через несколько шагов припустил бегом и вскоре исчез за поворотом.
– Наговорили про нас, – сказал я.
– Наверняка, поэтому до сих пор и приемников не дали. Гнезда в комнатах есть. Теперь, когда всем наврали, наверное и нам выделят по телевизору.
Он не ошибся. В наших комнатах появились телеприемники, одновременно являющиеся видеофонами внутренней связи. Просматривая ежедневные программы, мы получили возможность следить за официальной стороной жизни Поселка.
Мы здесь всего пять дней. Ходим по коридорам, встречаем прогуливающихся как и мы людей, иногда удается перекинуться парой слов, но тесного контакта до сих пор не установили. Они осторожничают, словно их предостерегли от нас, но не выдают безразличия или страха. Мы до сих пор не знаем их каждодневных занятий, каковы их обязанности и развлечения, как выглядит их жизнь вне коридоров, внутри жилых комнат. Работают ли они? Чем занимаются кроме еды, сна и просмотра плохих телепрограмм? У нас до сих пор нет никаких обязанностей. Еду мы берем из раздатчиков, бесцельно бродим и пытаемся проникнуть в социологические тайники этой замкнутой системы. Возможно, Совет желает, чтобы мы узнали все сами, сами все поняли. А может, они не хотят, чтобы мы слишком быстро в чем-то разобрались. В любом случае, они не пытаются управлять нашей адаптацией к местным условиям. Наш опекун, Нассо, после первого разговора ни разу не появился.
Смотрим телепрограммы. В основном повторяемые до зевоты примитивные развлечения, плоские шутки и шумная музыка… И вместе с тем почти не меняющаяся образовательная программа о Земле, такая же общая и непонятная, как информация предоставленная Советом.
Кроме развлекательно-популярного, есть второй телеканал. Весь день он передает серьезные, хорошо поставленные лекции из разных областей знаний. Насколько мы поняли – это основной элемент местной системы образования, охватывающей всех – и детей, и взрослых. Кажется существует какая-то форма проверки усвоения этих знаний, В ежедневных новостях подается различная текущая информация, но не все нам понятно. Например такое сообщение, ежедневно повторяющееся в подобной форме:
«На сегодняшний день население поселка Луна I составило девять тысяч девятьсот восемьдесят три человека, в том числе четыре тысячи триста два мужчины. За прошедшие сутки убыло: два человека по превышению лимита, один от несчастного случая, один по собственному желанию. Прибыло – пять, в том числе двое новорожденных мужского пола. Выдано шесть разрешений на продление, в том числе: три – за заслуги перед Поселком, два – за заслуги в области внутреннего порядка, одно – из общего списка, в порядке подачи заявок. Кроме того, одному человеку разрешено пятилетнее продление лимита за особые заслуги.»
Командор был прав. Следует иметь ясный и точный план, чтобы мои намерения не закончились крахом. Бродя по Поселку, я все лучше понимаю это. Люди недоверчивы, вытянуть из них что-нибудь очень трудно. Кроме того, не до всех закутков Поселка можно добраться. Многие коридоры заканчиваются глухими щитами, большие отрезки некоторых коридоров обставлены охраной.
Собственно, никто не мешает нашему перемещению по Поселку. Нам даже удалось нанести на имеющийся план положение некоторых важных объектов: я узнал где находятся регенеративные обменники воздуха и воды, главная энергетическая подстанция, синтезаторы пищи, склады материалов и оборудования. Все это, естественно, за закрытыми дверьми, хотя, судя по поведению охраны, охраняется не очень тщательно. Но что с того, если самое важное и интересное место – выходной шлюз, где остались наши пустотные костюмы, недоступен ни для кого кроме охраны и непосредственно обслуживающего персонала. Как я установил, из Поселка могут выходить только лица непосредственно наблюдающие за вывозом мусора и состоянием энергетических фотоэлементов на поверхности.
Я без устали кружу по лабиринту коридоров Поселка, смотрю, слушаю и стараюсь сложить все в единое целое. Однако, не все понимается сразу. Проходя по боковому коридору, в котором находятся жилые помещения, через открытую дверь я услышал громкий разговор.
– Ты хорошо знаешь – это ничего не изменит. Время вышло, оснований для продления нет, – нетерпеливо говорил кто-то.
– Я же подал прошение… – второй голос был скрипящим и дрожал.
– Не рассмотрели. Да и что рассматривать – закон для всех один.
– Для всех? Да-а? А они сами? Их это не касается?
– Дети слушают!
– Вот дерьмо! Я не согласен!
– Можешь не соглашаться. У меня письменное решение. Собирайся, пойдем. Ты с рождения знал, что так и будет… Я услышал шум борьбы за дверью и вовремя спрятался. Через мгновение из двери вывалились двое охранников, и поволокли упирающегося пожилого мужчину. Спрятавшись в нише стены коридора, я видел, как он кусает их за руки и пинает по ногам.
– Прихлебатели вшивые, акулы, раздери вас пустота! – верещал он так громко, что открылось несколько дверей соседних помещений, в полумрак коридора высунулись любопытные соседи.
– Что случилось? Кто это? – спрашивают они друг у друга.
– А, ничего особенного, – успокоил их кто-то. – Старого Моза забирают на пенсию.
– Тьфу! – сплюнул кто-то у ниши в которой я прятался. – Черт бы их всех побрал…
– Что ты сказал? – вопрос задал молодой мужчина, подошедший из глубины коридора. Он осветил фонариком лицо плевавшего.
– Ничего особенного.
– А мне показалось – тебе что-то не нравится?
– Уйди, фонарщик. Чего прицепился? – крикнули из тени. Парень с фонарем направил свет в ту сторону. Одновременно над его головой погасла потолочная лампа, разбитая чем-то тяжелым. Захлопали двери, люди попрятались в квартиры. Луч света обежал коридор, владелец фонаря достал из кармана блокнот и стал записывать.
– Эй, коллега! – сказал я из ниши.
Он отпрыгнул под стену, пытаясь найти меня лучом света.
– А, космонавт… – с явным облегчением произнес он. – В чем дело?
– Почему он не хотел идти?
– Старик? Бывает… Время приходит, а он не желает освободить место.
– Куда его забрали?
– Ты же слышал. На пенсию. Лимит кончился, пора освобождать место для других.
– Но… он останется в Поселке?
Человек с фонариком недоуменно смотрел на меня, словно я неудачно пошутил.
– Я же сказал – его забрали на пенсию. Куда понятнее?
– Ага… – пробормотал я. – Понимаю.
Но понятно не стало. Можно было только догадываться. Пока нас не было, многие слова поменяли свое значение.
Была уже поздняя ночь, когда я появился у барьера. Охранник почти не обращал на меня внимания, несколько минут я смотрел, как уборщики перекатывают тележки с контейнерами для мусора и ставят их под барьер. С другой стороны появились люди в форме шлюзовой службы. Зазвенел звонок, охранник бдительным взором обвел окрестности, барьер медленно поднялся. Тележки перекатили на другую сторону. Когда барьер закрылся, охранник обошел ящики и к каждому из них прикоснулся концом прибора, который достал из кармана. Потом он поднял руку в знак того, что тележки могут двигаться к выходу.
Пробраться туда было бы непросто, особенно, если не знаешь, что делать дальше, сколько еще охранников по дороге. Район шлюза слишком сильно охранялся, чтобы планировать побег этим путем. Я уже собирался вернуться в свою комнату, когда из глубины главного туннеля подошел караван из людей и машин. Впереди двигалась открытая платформа, на которой сидел седой старик в парадной форме, несомненно, член Совета, среди обычных жителей не встречались люди такого почтенного возраста. Его сопровождали несколько вооруженных охранников. За первой платформой следовала вторая, на которой лежала металлическая болванка двухметровой длины, диаметром более полуметра. Барьер открылся. Стражник напряженно наблюдал за шествием. Машины без остановки потащились дальше и через минуту исчезли в полумраке туннеля, ведущего к выходу.
Рядом со мной остановилась молодая худенькая женщина. Она с каким-то странным напряжением наблюдала за удаляющимся караваном.
– Что это было? – спросил я наклонившись к ней.
Она удивленно оглянулась, выражение ее лица в одно мгновение изменилось, словно она успокоилась или расслабилась.
– Космонавт… – тихо сказала она. – Не будем задерживаться, пойдем!
Она потянула меня вглубь темного коридорчика. Под лампой, слабо тлеющей под потолком, она еще раз посмотрела на меня.
– Первый раз вижу одного из вас вблизи. Ты не похож на наших мужчин.
Зайдем ко мне, это недалеко. Сейчас по коридорам бродят только капо-фонарщики. Но ты не капо, только с вами можно быть уверенной… В небольшой квартире, куда она привела меня, было темно. Она зажгла настенную лампу. В ее свете я увидел трех человек лежащих на широком диване – пожилую женщину и двух детей. Девушка открыла следующую дверь. В маленькой клетушке кто-то спал у стены. С противоположной стороны стояла узенькая кушетка.
– Садись! – сказала девушка. – Сейчас я отвечу на твой вопрос.
Она вышла и вскоре вернулась с двумя кубиками холодного напитка, подала один из них мне и села рядом. Я рассмотрел ее. Она была худой и бледной, как и все лунаты, выросшие в слабом гравитационном поле под искусственным светом, лишенным ультрафиолета. Из под завернутых штанин свободных брюк торчали тонкие ноги в мягких туфлях, какие носили здесь все. Лицо ее было приятным, но с посиневшими глазами и резкой сеткой морщин вокруг них. Она тоже не скрывала своего интереса.
– То что ты видел – депортация, высшая мера наказания. Увезли дегенерата. Его пошлют туда… ну, знаешь куда… Туда, где место дегенератам.
Она говорила это со злым блеском в глазах и лишь через некоторое время я заметил в ее словах горькую иронию.
– Куда его пошлют?
– На Землю. Это наказание за извращенную деятельность, распространение беспорядков и неправомочных идей. Так поступают с руководителями и агитаторами, которые призывают к ускорению возврата на Землю.
– Не понял. Их посылают туда? В наказание?
– Она кивнула.
– Карро сослали год назад. Моего мужа. За то, что он объяснял людям последствия дальнейшего пребывания здесь. Он понимает… Он хорошо разбирался в общественных науках, антропологии, генетике… Был неудобен Совету. Когда-то он следил за библиотечными складами, читал запрещенные произведения. Он был очень способным, даже слишком, не вписывался в нормы, был опасен.
– Я никак не пойму, почему депортация на Землю считается наказанием?
Ведь для тех, кто хочет туда вернуться…
– Их посылают поодиночке, без всяких средств к существованию, без оружия… А там, не зная условий…
– Тогда почему не пользуются смертной казнью? Такая депортация чертовски хлопотное дело!
– Смерть не наказание, не может им быть. Смерть почетная обязанность каждого члена нашего общества, каждый имеет на нее право, когда прийдет время… а по собственному желанию – раньше. Депортация намного хуже смерти. Там так просто не умирают. К простой смерти все привыкают с раннего детства. Каждый знает – сколько лет ему осталось жить. Это одна из основ существования закрытого общества: плановый прирост и плановая убыль, постоянная возрастная структура человечества… Наше общество не может сильно стареть, количество мест ограничено. Прирост и убыль должны балансировать возле нуля.
– Страшно… Так пенсия – это…
– Вот именно. Карро когда-то говорил мне, что раньше это означало заслуженный отдых, а здесь – и последний. В обществе, единственная цель которого сохранить людей на протяжении десятков поколений, нет работы для тех, кто не участвует в производстве и воспроизведении потомства. Это происходит уже много поколений, все привыкли.
– Но кое-кто бунтует…
Девушка молча уставилась в угол комнаты.
– Как они их высылают… приговоренных? – спросил я. – Мне сказали, что на Земле уже давно никто не был.
– Никто не вернулся. Но есть автоматические грузовики, курсирующие между местным космопортом и околоземной орбитой. Когда-то они возили материалы для строительства и оборудования Поселков. С орбиты контейнеры с депортированными выстреливаются на Землю в шлюпках, которые не могут вернуться с грузом. Все происходит под управлением автоматов.
– Могли бы и меня так послать, мне даже хочется, – сообщил я понизив голос.
– Ни с кем из вас этого не сделают, – она с сомнением покачала головой. – Они знают, что вы с вашим опытом справитесь. Вы знаете Землю, не сегодняшнюю, но все же… Вас будут держать здесь. Пока не начнете им мешать.
– Им это…? Совету Экспертов?
Она обиженно усмехнулась.
– Совет? – выдавила она сквозь зубы. – Кучка древних оглохших склеротиков. Им дали возможность жить, за что они прикрывают своим авторитетом начинания этой шайки…
– Так за ними кто-то стоит?
– Да. Так все считают, но не надо говорить об этом.
– И кто же?
– Точно никому не известно. Но это наверняка те, кто добивается дополнительных жилых помещений, увеличения лимита для своих дядек и теток, разрешений на детей. Надо полагать, за выдающиеся заслуги. Я молча складывал в мыслях фрагменты мозаики, на которой стали проявляться фрагменты общего образа.
– А вам приказывают жить, чтобы сохранить человечество? – спросил я дотронувшись до ее руки.
– Они уже знают, что это путь в никуда. Поэтому они не желают допустить, что бы кто-то принес правду о положении на Земле. Может случиться, что возвращение возможно, но… мы уже не годимся для жизни там… Тогда они потеряют власть над нами. Мало того, их привлекли бы к ответственности.
– Они остаются неизвестными!
– Думаешь их будет трудно найти? Думаешь их жилье похоже на это?
Достаточно нарушить неприкосновенность личного жилья, которую они сами и придумали. Сразу узнаешь, кто есть кто… Они боятся всех, кто хоть немного подпитывает сомнения в смысле нашей жизни. Про вас нам говорили по телевизору, предостерегали.
– От чего?
– Не воспринимать слишком серьезно то, что вы говорите. А лучше просто не заводить с вами длинные беседы. Говорили, что вы… немного…
– Ненормальные?
– Что-то в этом роде, скорее… что после путешествия вы еще не обрели эмоционального равновесия.
– Ты тоже так думаешь?
Она посмотрела мне в глаза и сжала мою руку.
– Ты мне нравишься, – сказала она. – Других я не знаю, но то, что про вас рассказывают, имеет ясно определенную цель. Им надо просто сохранить порядок. Любой ценой.
– А здесь нет подслушивания? – спросил я разглядывая комнату.
– Это мой брат Ади, – она показала на лежащего под стеной мужчину.
– Я имел в виду скрытые микрофоны.
– Нет, этого нет. Когда строили Поселок, таких устройств не предусматривали. Они и так знают, о чем говорят. По коридорам и в столовых полно шпиков. Это известно всем. Одна половина людей доносит на другую. Это себя оправдывает. Это заслуги в области «внутреннего порядка», за это можно получить что-то особенное, без списка нормального распределения.
– Мне пора, – сказал я поднимаясь. Она не выпускала мою руку.
– Когда будешь… там… Я знаю, что будешь! Все вы здесь не останетесь… Так когда будешь там, попробуй найти хоть след Карро… Может, он там, вдруг жив? Он был такой умный, рассудительный. Может справился, выжил. Встретишь его, скажи… Скажи, что я жду…
– Как тебя зовут? – спросил я осторожно вынимая ладонь из ее неосознанно сжимающихся пальцев.
– Эдна.
– Будь здорова. Я там буду. Обещаю.
Она напомнила мне кое о чем… О том, чего я не забывал ни на минуту, что лишь слегка отдалилось, заслоненное событиями последних дней. Теперь это стало печь, как свежая рана, с которой сорвали повязку.
– Тебе будет трудно выйти отсюда, – сказала Эдна, провожая меня к двери. Но ты справишься. Для нас путь отсюда только один – крематорий. Я посмотрел на нее. Она произнесла это абсолютно спокойно, без пафоса, скорее с иронией.
– Знаешь… – задумался я, – а это совсем неплохая идея…
Возвращаясь по пустым коридорам, я обдумывал мысль родившуюся в разговоре с Эдной. Я был настолько поглощен этим, что не обратил внимания на прохожего, выросшего передо мной.
– Тс-с! Это я, помнишь? – прошептал он, когда я проходил рядом с ним, распластавшимся по стене. Я вздрогнул от неожиданности.
– Я передал тебе записку возле решетки…
Я присмотрелся. Да, это лицо с белыми бровями и ресницами мне знакомо. Конспиратор…
– Иди сюда, – тихо сказал он, потянув меня в сторону бокового коридора. – Нам нужен твой совет.
Он вел меня по каким-то закоулкам, по плохо освещенным проходам. Мы остановились перед дверью, в которую он постучал. Мы вошли в унылую берлогу, заваленную старой мебелью и частями от приборов. В одном из углов сидели трое лунатов, четвертый вышел из-за кучи ящиков только теперь, после того как проводник закрыл входную дверь. Они с интересом рассматривали меня, освобождая место рядом с собой, на обломках стульев и кресел.
– Мы члены Комитета по Возвращению, – сказал один. – Сегодня вновь депортировали одного из наших руководителей. Мы решили начать радикальные действия, в противном случае всех нас уничтожат. Нам необходим руководитель.
– Рассчитываете на меня? – поинтересовался я.
– На тебя и твоих товарищей. Больше ждать нельзя. Если мы не вернемся на Землю в ближайшие несколько лет, это не произойдет никогда…
– Почему?
– Мы провели некоторые исследования. Все указывает на то, что наши организмы быстро теряют способности, необходимые для жизни в земных условиях. Пребывание в поле уменьшенного тяготения, кроме всего прочего, приводит к потере кальция. Наши кости слабеют, их достаточно для удержания тела здесь, но они слишком мягкие для более сильной гравитации. То же самое с мышцами, энергетикой, кровообращением. Следующее поколение годится для возвращения еще меньше…
– А вы? Вы уверены, что справитесь на Земле?
– Без вашей помощи, наверное нет… Но многие из нас тайно тренируются, чтобы поддержать работоспособность организма.
– А остальные?
Некоторое время все молчали, наконец, кто-то неуверенно отозвался.
– Обо всех мы не думаем… Хотим отобрать группу…
– Чего вы ждете от нас?
– Нам не дают обслуживать грузовики и ракеты, которыми можно добраться до Земли. Мы рассчитываем на ваши шлюпки. Кроме того, ваше участие в захвате шлюза, очень упростило бы бегство из Поселка.
– Как вы собираетесь сделать это? Силой?
– У нас нет оружия. Если бы удалось захватить распределители воздуха, можно заставить Совет выпустить нас, под угрозой повреждения системы регенерации. В шлюзе есть несколько скафандров, используемых поверхностной службой…
– Вы думаете Совет согласится? – остановил я их. – Исполнение угрозы для них будет также губительно, как и для вас.
– Другого выхода нет. А Совет знает о нашей решимости. Они знают – депортацией нас не испугать. То, что время от времени кого-то отправляют на Землю – не просто наказание обвиняемого, это должно напугать тех, кто остается. Собственно, это не кара, а остатки старой процедуры, потерявшей первоначальный смысл. В самом начале периодически посылались разведывательные группы, чтобы узнать положение на Земле. Эти люди возвращались сюда и докладывали о развитии демографической ситуации. Но разведчики из первого и второго поколений были приспособлены к жизни на Земле, им удавалось попасть обратно… Позже, все больше патрулей не возвращалось. Трудно сказать, в какой мере повлияли неприспособленность и неподготовленность, а в какой – враждебная земная среда. Дошло до того, что подобная разведка стала экспедицией без шансов на возвращение. Поэтому на разведку стали посылать в наказание, вопреки воле и желанию… Разведчики стали пробными зондами, голубями с Ноева ковчега. Одновременно Совет интерпретировал результаты разведки, то есть участившиеся случаи гибели патрулей, как доказательство того, что ситуация на Земле исключает возвращение. С другой стороны, зная то, что мы обнаружили только недавно, Совет, точнее возглавляющие его функционеры, из боязни, что кто-то не поддержит это мнение, слегка изменил порядок. Шлюпки перепрограммировали так, что после посадки на Землю они оставляли пассажира и пустыми возвращались на орбиту. Таким образом возвращение стало невозможным по определению, хотя значение этого интерпретировалось как и раньше.
Говоривший на секунду остановился. Другой, сидящий рядом с ним, поднялся и молча вышел из помещения. Никто не обратил на это внимания.
– Теперь, пришелец, тебе понятно почему Совет и его подручные хотят сохранить мнение о невозможности возвращения? Здесь они властвуют над нами, а там ничего бы не значили. Мало того. Там, если окажется, что они ошиблись экспериментируя над нашим обществом, их могут наказать. Они предпочитают оставаться здесь, где им не угрожает ответственность. Они располагают системой, которая позволяет удерживать всех жителей Поселка в состоянии умственного бессилия и страха. Мы хотим выйти из этого тупика…
– Сбежав отсюда? – улыбнулся я.
– Когда мы окажемся на Земле, мы докажем свою правоту. Если, конечно, сможем там жить.
– Мне кажется, что тогда вы не захотите заниматься оставшимися на Луне, – сказал я поднимаясь.
В то же мгновение дверь со стуком открылась. В нее ворвались четверо вооруженных охранников, сзади, в коридоре, стоял конспиратор, вышедший во время разговора. Оставшиеся четверо, говорившие со мной, стояли теперь как парализованные, глядя на направленные в их сторону стволы.
– Эти? – Один из охранников бросил вопрос в сторону коридора.
Доносчик проскользнул в комнату.
– Да, эти. Только он…
– Вижу, что космонавт, – пробормотал охранник.
– Ты, Фарро?… – выдавил альбинос, приведший меня. – Давно?…
– Недавно, – ответил предатель. – Я знал, что вы ничего не сделаете.
Перестал в это верить. Рано или поздно, нас бы всех… А у меня семья, понимаете, жена, дети…
– Не объясняй. – Охранник оттолкнул его локтем. – Выходите по одному!
Двое охранников стали в коридоре, двое остались внутри. Я первым направился к двери, после чего, не останавливаясь, пошел по коридору. Они не пробовали меня вернуть, видимо предпочитали не ссориться с нашей группой. Я только слышал, как подгоняли арестованных конспираторов.
* * *
Убедившись, что никому из жителей Поселка доверять нельзя, я вынужден был основывать свои планы исключительно на товарищах по экипажу. Пока я не знал, как смогу выбраться из герметично закрытого и охраняемого Поселка, не имея хотя бы скафандра. Но понимал, что именно отсутствие возможности покинуть Поселок – главный барьер, который Совет считает гарантией нашего бессилия. Имея скафандр, можно рискнуть вырваться отсюда хитростью или силой, если не получится по другому.
Бен и я решили план побега разработать самостоятельно и рассказать о нем только Командору, чем меньше людей посвящено в детали – тем безопаснее. Однако, без участия остальных членов экипажа, побег не получится. Мы решили посвящать их частично, настолько, насколько необходимо.
Сначала была долгая консультация с Карсом, специалистом по строительству. Это он руководил работами по сооружению наших баз на планетах Дзеты. Узнав, что нам нужно, он рассмеялся:
– Телепатия, – сказал он прищурив глаз. – Я как знал, что вы спросите. Последнюю неделю я ходил по Поселку и рассматривал стены… Дело серьезное. Мы сидим в монолитной скале. Она не особо твердая, но над нашей головой тридцать метров. По-моему, ее обрабатывали методом микровзрывов. Так обычно делают на планетах без атмосферы, где сложно использовать пневматический инструмент. Я сам когда-то работал на Луне, на строительстве небольшой исследовательской станции. Но эти подземелья построены с размахом. Я догадываюсь, как они решали проблему транспортировки отработанной породы при проходке таких длинных туннелей. Мне кажется, шлюз – не единственный вход в Поселок. От него вверх идет штольня с довольно малым наклоном, вы, наверное, заметили, когда нас по ней везли. Кроме нее, в разных точках, скорее всего, в концах самых широких коридоров, должны быть другие, вертикальные или наклонные, по которым измельченную породу выбрасывали прямо на поверхность. Я даже пытался проверить эту гипотезу, но не нашел подозрительных мест на потолках коридоров. Зато обнаружил кое-что интересное. Потолки коридоров и жилых помещений покрыты слоем искусственного материала, они маскируют несущие конструкции, вероятно, поддерживающие пол верхнего уровня. Я пробовал найти проход через потолок, но, по-видимому, переход на второй уровень находится в районе шлюза. Я нашел место, в котором небольшой фрагмент потолка отсоединен от соседних листов. Пойдем, сами посмотрите… Карс провел нас через несколько переходов до конца одного из ответвлений, довольно темного, явно редко посещаемого. Светя фонарем и спотыкаясь о старую мебель, наваленную под стенами, мы дошли до места, где узкий коридорчик обрывался, заканчиваясь поперечной стеной с неровной поверхностью.
– В этом месте возведение коридора закончилось, – сказал Карс, положив руку на стену. – Возможно планировали продолжение, потому как стену не сгладили, только напылили смолу для герметичности. А здесь, – он показал наверх, – должен быть люк.
Бен подсадил меня, так, что я уперся ладонями в потолок. Я толкнул плиту. Одна ее сторона приподнялась, открыв щели вдоль линии, связывающей ее с соседними плитами.
– Выше, – попросил я Бена. Он подставил ладони под мою ногу. Я схватился за край отверстия, на секунду повис на согнутых руках, и по пояс пролез в потолочное отверстие. Посветив поданным мне фонарем, я увидел маленькую пустую нишу и без труда подтянул свое легкое здесь тело еще выше. Теперь я сидел на краю отверстия, свесив ноги вниз. Головой я почти касался металлического люка. С одной его стороны были железные петли, с другой – замок. Люк имел квадратную форму и был точно подогнан по краю отверстия. Я полностью забрался в нишу, опустив кусок потолочной обивки на место. Теперь меня не было видно снизу. Я прижался ухом к люку, сверху доносился однообразный шум.
– Что там? – раздался голос Бена.
– Люк. Кажется из легкого сплава, но крепкий. Закрыт на ключ.
– Держи.
Я приоткрыл край покрытия под собой. Бен подал мне резак.
– Носишь с собой? – удивился я забирая инструмент.
– Никогда не знаешь, что пригодится. Попробуй перерезать. Только сначала прожги небольшое отверстие, там может быть вакуум! Если засвистит…
– Знаю, знаю. Только… в случае чего, заткнуть будет нечем…
– Лишь бы не пальцем, – засмеялся Бен, – обожжешься. Сейчас поищу.
Он отошел к хламу, сложенному под стеной коридора. Я слышал, как он копается там, пока я регулировал ширину струи плазмы.
– Вот! – вдруг произнес Бен, вытаскивая какой-то предмет.
– Смотри, Карс!
Они светили фонариками, с интересом что-то разглядывая.
– Так как насчет пробки? – не выдержал я.
– Вот, держи!
Бен вложил в мою опущенную руку кусок пластиковой обивки, оторванной от какой-то мебели. Я свернул его плотным рулончиком.
– Ну, что там?
– Оказывается, не только мы собираемся смыться отсюда. Кто-то изучает навигацию.
В руке Бена я увидел хорошо знакомый старый учебник Мертена.
– Далеко ему с этим не улететь, такая древность! – сказал я.
– Кто-то спрятал его среди старой мебели, закладка лежит на начале главы «Определение оптимальных курсов на трассе Земля-Луна»…
– Положите на место. А теперь подстрахуйте меня, я начинаю, – сообщил я, закрывая отверстие под собой.
– Если начнем громко разговаривать, прекращай и сиди тихо, – сказал Карс, они отошли на несколько шагов.
Я осторожно постучал по люку. Он не мог быть слишком толстым. Я наклонно приставил резак возле замка и нажал спуск. Игла фиолетового пламени вонзилась в металл, который мгновенно раскалился добела и растекся каплями. Пламя проникло в отверстие. Пустоты за люком не было, давление было даже несколько больше, чем с этой стороны, приблизив руку к отверстию я почувствовал легкий ветерок. В то же мгновение внизу раздались два громких голоса:
– Я же говорил, не сюда! Видишь – это тупик, – возмущался Бен. – Столько шли и все зря!
– Черт побери, – вторил ему Карс, – проклятый лабиринт.
К их голосам присоединился третий. Наверное у него спросили дорогу, потому как он стал что-то путано объяснять. Я услышал удаляющиеся шаги, но по прежнему не двигался. Оказалось, не зря… Узкая щель на соединении панелей подо мной на мгновение осветилась, кто-то направил на нее фонарь. Через минуту я услышал, как он уходит, но только голос Бена, появившегося минут через пятнадцать, убедил меня продолжить работу. Обрезав замок, я поднял оставшуюся часть люка и осторожно заглянул в отверстие. На верхнем уровне было совсем темно. Воздух здесь был холодным, насыщенным озоном. Включив фонарь, я увидел, что нахожусь в углу большого низкого зала. Громко работали установленные в два ряда машины. Я рассмотрел их: похожи на насосы или вентиляторы, с электродвигателями. В противоположном углу зала стоял большой бочкообразный контейнер покрытый белым инеем. Я подошел ближе. На сетке ограждения висела предупреждающая табличка: «Осторожно! Жидкий воздух.» Скорее всего здесь была станция переработки воздуха. Воздух из замкнутой системы Поселка здесь очищался, обогащался кислородом и закачивался в вентиляционную систему. Я поискал входную дверь. Она была заперта снаружи. Я послушал, что делается за ней, там также шумели машины. Возвращаясь к люку, откуда я вошел, я случайно направил свет на ряд серебристых цилиндров на стене. Это были баллоны с двуокисью углерода, соединенные с коллектором системы пожаротушения. Система кранов позволяла отключить любой из них. Увидев баллоны, я еще не знал, для чего они могут понадобиться. На них обратило внимание мое подсознание. Я отсоединил два из них и изучил краны. Стало ясно – их стоило взять с собой. Я еще проверил величину пробного давления, выбитого на корпусах. «Должны выдержать, – подумал я, оттаскивая их к люку. – Содержимое не то, но это не страшно.»
Бен ждал внизу. Я показал ему баллоны.
– Хорошо, – пробормотал он, осматривая один из них. – Но…
– Там есть жидкий воздух. Целая бочка.
– Замечательно! Теперь можно и действовать!
– Конечно. Не хватает только бочки из-под масла, – сказал я.
Мы рассмеялись, вспомнив ту историю. Когда мы рассказывали ее нашим товарищам, вернувшись на базу на Клео, они долго не могли поверить, что мы не разыгрываем их. Но все было правдой. Хотя происшедшее достойно баек, которые травят за бутылкой вина в баре космопорта… Случилось это на Клео. Мы с Беном устанавливали измерительную станцию вдали от главной базы.
На одиноком небольшом холме, среди растянувшейся на десятки километров каменистой равнины, мы построили герметичный барак из готовых элементов, доставленных вертолетом. Вертолет вернулся на базу, а мы занялись установкой измерительной аппаратуры. Примерно в километре от станции, на равнине, стоял наш небольшой ракетоплан, на котором предстояло вернуться. Из-за наклона поверхности, приземлиться ближе не получилось. Атмосфера планеты была очень нехорошей. В ней содержались удушающие газы, которые к тому же раздражали кожу и слизистые оболочки. В станции, которую мы заполнили воздухом, можно было работать без защитных костюмов, необходимых снаружи. При оборудовании станции произошла небольшая авария: занимавшийся сваркой Бен споткнулся о расставленные на полу ящики и упал, выпустив из рук горелку. По воле случая, его скафандр лежал рядом… Другими словами, прежде чем Бен поднялся, оболочка костюма была прожжена в нескольких местах. К счастью, рядом не было горючих материалов… Мы оказались в довольно глупом положении: запасного скафандра нет. Чтобы вернуться на базу, обоим надо добраться до ракетоплана. Радиостанция еще не установлена, антенна не поставлена, вся связная аппаратура в ящике снаружи. Все было бы просто, если бы удалось выйти наружу. Я бы дошел до ракетоплана и слетал на базу за новым скафандром, или попробовал взлететь достаточно высоко, чтобы связаться с базой. Продлилось бы это достаточно долго, считая время необходимое для прибытия помощи. Но это были чисто теоретические планы, хоть мой скафандр и был в полном порядке, выйти из сарайчика я не мог – на станции не было шлюза… Она предназначалась для работы без обслуживания, а люди, время от времени заглядывающие сюда, должны были пользоваться защитными костюмами. Для удобства, на время монтажных работ, мы заполнили ее воздухом… Теперь, чтобы выйти наружу, придется разгерметизировать помещение… А из-за повреждения костюма Бена этого не сделаешь… Мы сидели в ловушке, не имея возможности обратиться за помощью. Иногда в пылу работы забываешь о таких «мелочах» как запасной скафандр. Правда, случилось это в самом начале пребывания в системе Дзеты, до первого смертельного случая. Тогда нам казалось, что планеты этой системы для нас особо не опасны, мы доверяли своей технике и не принимали во внимание, что помимо внешней угрозы, мы и сами способны создавать непредвиденные и опасные ситуации. Итак, мы с Беном еще не испугались и сидели выдумывая невероятные проекты для выхода из создавшегося положения. Возникали разные идеи, но ни одна из них не выдержала критического анализа. Приключение затягивалось. Емкость наших баллонов ограничена, необходимо было считаться с количеством воздуха, которое определяло время, отпущенное на размышления и полет до базы.
Тогда я убедился, что простые средства намного эффективнее самых изощренных методов. Не помню, чья это была идея, потому что родилась она в процессе обмена мыслями, среди многих других, в большинстве своем абсурдных.
Внутри станции стояла большая пластиковая бочка. Силиконовым маслом, которое в ней привезли, мы заполнили систему охлаждения энергетического реактора. У бочки была хорошо подогнанная, герметичная крышка… Дальше все было просто: Бен входит в бочку, я закупориваю его, одеваю скафандр, открываю люк станции, чтобы выйти… Да. Но… что дальше? Как долго Бен не задохнется в бочке? Мы прикинули и решили, что недолго… Во всяком случае, не столько, чтобы я успел добраться до ракетоплана, подняться вверх, установить связь, приземлиться, вернуться, заполнить станцию воздухом и освободить Бена.
Мы снова начали искать… В следующей версии плана Бен входил в бочку с баллоном сжатого воздуха… Да… Но что делать с воздухом, который он выдыхает? Если выпускать в бочку, вырастет давление, чего не выдержит Бен, да и бочка… А кроме того, он отравится углекислым газом… Очередная версия была почти идеальной, но… нереализуемой, что вообще-то является составной частью идеальных решений. После моего ухода и закрытия станции, Бен мог сам выбраться из бочки, разрезав ее изнутри… Только перед уходом я должен был включить насос, выкачивающий из станции отравленную атмосферу. После ее удаления в станции останется пустота, которую я, находясь снаружи, не смогу заполнить воздухом… Кроме того, выкачивание и заполнение воздухом продлятся слишком долго… Все эти нереальные планы я привожу, чтобы показать, через какие дебри продирается человеческая мысль, чтобы найти простое решение… После двух часов бесплодных размышлений меня осенило: «Старик! – крикнул я и хлопнул Бена по плечу, – Одевай свой дырявый скафандр и шлем, подключай баллон и лезь в бочку!»
В двух словах я объяснил свой план, он скривился, но другого выхода не было. Через минуту он сидел в бочке, куда поместился с трудом, а я завинчивал крышку. Мы сделали пробу: я смотрел на часы, а Бен, ненадолго открыв кран баллона, попробовал нормально дышать. Он выдержал около минуты, потом постучал по стенке. Я приподнял крышку, воздух с легким шипением начал выходить из бочки наружу, а Бен приоткрыл кран. Таким образом выходящий из бочки воздух не пускал внутрь атмосферу, а ее внутренности «проветривались» свежим потоком из баллона. Не буду описывать наш путь к ракетоплану, он занял примерно двадцать пять минут. Я катил бочку и время от времени останавливался, чтобы проветрить ее. Для меня это был пустяк, поверхность наклонная, временами даже приходилось следить, чтобы мой друг не скатывался слишком быстро. Но Бен… Наконец мы добрались до ракетоплана и мне м большим трудом удалось впихнуть бочку на погрузчик. В ракетоплане имелся входной шлюз, поэтому я смог сразу освободить Бена. Его сильно укачало, он почти задохнулся и был сильно побит, почва, насколько я помню, была каменистой, а стенки бочки мягкими…
Мы гордо рассказывали эту историю, как пример способностей настоящих космонавтов. Бена, естественно, некоторое время все звали Диогеном, Я медленно опорожнил баллоны с углекислым газом, вызвавшие воспоминание о том давнем происшествии, и оставил их открытыми в помещении насосной станции. Шум машин заглушил шипение выходящего газа, а система вентиляции тут же поглотила его. Потом мне удалось заполнить оба баллона воздухом. Его было не очень много – пришлось ограничиться давлением, которое выдерживали баллоны. Затем, крадясь по коридорам, нам удалось донести их до своих комнат.
По просьбе Командора к нам явился представитель Совета. Теперь это был не старик, а мужчина среднего возраста, представившийся уполномоченным Совета по делам, связанным с нашим пребыванием в Поселке. Командор передал ему наши пожелания.
– Моим людям надоело бездельничать! – вещал он нарочито повышенным голосом, жестикулируя перед носом уполномоченного. – Они привыкли к интенсивной работе, а вы приговорили их к безделью. Они начинают требовать обязанностей, занятий… Если вы их не займете, за дисциплину я не ручаюсь! Они начнут бунтовать!
Уполномоченный испугался. На следующий день некоторым из нас досталась простая организационная работа, а Паво даже определили в отряд консерваторов внешних механизмов, на верхний уровень Поселка. После первого дня работы, все дружно признались, что их воспринимают как пятое колесо в телеге. Следовательно, работы в Поселке было не много, а занятия для наших товарищей Совету пришлось «выдумывать», дабы исполнить наши требования.
Естественно, нам нужна была не работа, а возможность заглянуть в ранее недоступные уголки Поселка. Через неделю каждый из нас заимел свои нехлопотные обязанности. Мне, например, достались дежурства в центре внешней связи. Работы на самом деле было мало, большую часть времени мы с дежурным техником просто умирали от скуки. Мне это было на руку, после непродолжительного недоверия, его удалось разговорить. Он избегал тем, связанных с чем-либо кроме Поселка. Я расспрашивал его о повседневной жизни, а мой знакомый все смелее отвечал на вопросы. Это был совсем молодой парень, отнюдь не глупый, но, как и все здесь, очень осмотрительный в выражении собственного мнения. Я старался говорить с ним на общие темы, начиная с философии бытия, о жизни и смерти, чтобы незаметно в подходящее время задать нужный вопрос. От него я узнал, что каждый житель Поселка обладает лимитом возраста, установленным на уровне шестидесяти лет. По достижению этой границы, обязанность каждого – умереть, если он не получил официального продления срока. Он говорил об этом так безразлично, словно речь действительно шла об уходе на пенсию. Поразмыслив, я решил, что разница действительно невелика и состоит лишь в более точном определении срока. Так же как мы не думаем о смерти, они не воспринимают этот срок как дамоклов меч, отравляющий жизнь.
Особые условия формируют особые потребности, организация общества любого типа накладывает свои ограничения. В случае полностью закрытого общества Поселка, лишенного возможности экспансии наружу, поставившего перед собой задачу продержаться много поколений, такое решение вопроса не вызывало явного противодействия среди членов общества.
– Как думаешь? – спросил я своего собеседника. – На нас ограничение возраста распространяется?
– Не знаю. Возможно, вам позволят решать самим.
– Мне кажется, в этих условиях кто-то из нас скоро откажется от подобной жизни, – сказал я. – Представь себе: из открытого космоса – в эти подвалы…
– Все относительно, – он вяло улыбнулся. – Я, например, не могу представить открытого пространства. В нем бы я чувствовал… опасность со всех сторон…
– Но ведь некоторым из вас приходится выходить за пределы Поселка?
– Да. Например, техникам, обслуживающим солнечные батареи. Но к такой работе надо иметь призвание. Кроме того, они выходят только ночью. Кажется, в темноте не так страшно…
Я отметил в памяти эту важную подробность. Значит, днем на поверхности лунатов не будет…
– Скажи, а что вы делаете с телами умерших?
– Их сжигают в крематории.
– А… С этим связаны какие-нибудь церемонии?
– Нет. Смерть явление обыденное, естественное право и обязанность человека… Но если кто-то захочет, можно ассистировать при ликвидации тела. Место, где это происходит, доступно каждому…
– А могу я его увидеть? Хочется… знать, что меня ждет…
– Хочешь уйти по собственному желанию? – спросил он так безразлично, будто мы говорили о перемене адреса.
– Еще не знаю, ответил я, подстраиваясь под его интонации. – Может быть так и сделаю…
– Я отведу тебя после работы. Это рядом.
Помещение напоминало часовню на кладбище, здесь даже были скамейки для участников церемонии, видимо, в первых поколениях еще соблюдался некоторый погребальный ритуал. Мы как раз попали на подготовку к «погребению». Покойник, привезенный на небольшой тележке, теперь лежал в темном желобе напротив маленькой дверцы, напоминающей отверстие мусоропровода… Он был упакован в мешок из молочно-белой пластиковой пленки. Кроме человека, обслуживающего погребальную машину, в комнате находилась только пожилая женщина, вероятно, жена покойника. Все происходило в тишине, без эмоций. Техник потянул за ручку дверцы, наклонил желоб, мешок съехал вниз.
– Довольно просто, – пробормотал я на выходе.
– Это только финал. Перед этим официально устанавливают смерть.
– Как это происходит?
– Тележка с телом, прежде чем попасть сюда, проезжает через камеру с датчиками. На случай, если это глубокая летаргия или каталепсия… Но этого не бывает…
– А врач при этом присутствует?
– Здесь нет врачей, медицинские автоматы и диагностические компьютеры…
– Да-а-а… – сказал я. – Возможно, я это сделаю…
– Как хочешь. Твое личное дело, – безразлично ответил он.
Паво работал на верхнем уровне. Оказалось, чтобы попасть туда, не требовалось проходить через Шлюз. Вход был в одном из помещений первого уровня. Это была комната теплообменника, где обычно никого не было. Дверь в коридор была заперта, но ключ от нее был у каждого допущенного наверх. Паво ключа не получил. Наверх его всегда проводил один из работников. Из нижнего помещения вверх поднималась широкая шахта с крутой лестницей. Ступени заканчивались этажом выше, но шахта шла наверх, внутри ее висела металлическая лестница продолжающаяся, как заметил Паво, до перегородки, перекрывающей шахту несколькими метрами выше.
– Мало выбраться из Поселка. Надо устроить так, чтобы они не знали кто из нас отсутствует. Это должно стать основой плана.
– Постараемся, – пообещал я и ознакомил шефа со своим предложением.
Он слушал внимательно, расспрашивал о деталях, нашел пару недоработок, но в общих чертах одобрил наш план. На следующий день мы приступили к реализации его первой части.
Утром Командор связался с уполномоченным Совета и обиженно произнес целую речь. Я слушал ее из маленькой темной комнатки, примыкающей к каюте Командора.
– Появились первые результаты ваших решений! – гремел Командор по видеофону. – Один из моих людей лишил себя жизни! Это ваша вина! Как можно держать в подземельях людей привыкших к свободе космических просторов, к действиям, движению, свободе! Позор! Человек перенесший так много, избежавший стольких опасностей, несломавшийся в самых сложных ситуациях, здесь, в вашей проклятой стране отказывается от дальнейшего существования. Он долго распространялся в том же духе, тем же тоном. Уполномоченный покорно слушал и молчал, не желая осложнять положение. Потом он пообещал прислать обслуживающий персонал для подготовки погребения. Бен и Луза работали в обслуживании, развозя по жилищам свежевыстиранную одежду и белье.
Пока Командор истязал уполномоченного, из грязных рабочих комбинезонов и простыней соорудили неплохую куклу, которую запаковали в пластиковый мешок. (Большое количество этих мешков обнаружилось в кладовке рядом с «погребальной часовней»). Потом Луза зашла в погребальное помещение и накричала на находящегося там работника за то, что у него грязный комбинезон. Потом, как по заказу, разревелась и, хлюпая в полы грязного комбинезона, объяснила, что как раз сегодня умер один из ее товарищей, поэтому следует простить ей утрату самообладания, просто хочется, чтобы погребальная церемония была обставлена как следует. Удивленный техник без протестов принял от Лузы чистую одежду и пошел переодеться.
Этих нескольких минут хватило. Бен забрал упаковку с покойником, приготовленным к погребению, заменил его куклой в пластиковом мешке, и удалился, спрятав добычу на тележке, под кучей грязного белья.
* * *
Двое работников обслуживания ввезли в комнату Командора длинную тележку. Один из них держал в руках пластиковый мешок.
– Что это? – зарычал Командор, вырывая мешок из его рук. – Вы хотите спалить в этом члена моего экипажа? Ну, нет! Этого я не допущу! Знаете, как принято у нас, космонавтов? Умершего товарища одевают в его личный скафандр! Иначе погребения не будет! Каждый из нас должен отправиться в последний путь в полном космическом снаряжении! Испуганные лунаты поспешно удалились. Через минуту в видеофоне возник уполномоченный. Он пытался убедить в чем-то Командора, но тот не дал ему и слова сказать, уполномоченный сдался. Не прошло и получаса, как вновь появились два «гробовщика» со скафандром. Как мы и думали, баллонов не было. Однако, на этот раз с гробовщиками пришли еще двое, явно охранники, переодетые обслуживающим персоналом, их подозрительно свежие комбинезоны, очень неестественно оттопыривались на груди. Видно, им поручили проследить, чтобы скафандр сгорел вместе с телом… Мы были готовы. Украденный покойник уже был одет в макет шлема, завернут в тряпки, имитирующие скафандр и упакован в непрозрачный мешок. Именно на нем, прикрытом сверху подушками я и лежал в маленькой комнатушке в квартире Командора.
Я был соответствующим образом загримирован, искусственная бледность на лице, укол дезактина, который только начал действовать. Последняя мысль заставила меня содрогнуться, а если что-то не получится… Получилось… Остальное рассказали коллеги после моих «похорон». Кражи проверенного покойника никто не заметил, и кукла отправилась в печь. В принесенный скафандр коллеги одели меня, лежащего без сознания, на глазах у заглядывающих внутрь охранников. Теперь настала кульминация всей церемонии. Бен и Паво заступили в почетный караул, а Командор произнес прощальную речь, так убедительно, что обе женщины из экипажа «Гелиоса» по-настоящему плакали. Кажется, никто никогда не слышал столько похвал, сколько Командор произнес в мой адрес.
Естественно, в маленькое помещение набился весь экипаж (метраж помещения стал частью нашего плана), выставив лунатов за дверь, не давая им следить за моими «останками». Во время церемонии меня всунули в пластиковый мешок, а когда Командор завершил речь, все направились к двери, оттолкнув четырех представителей властей, которые, будучи невысокого роста, временно потеряли всякий контроль над вверенным им покойником. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы я оказался под простыней и подушками, на которых до сих пор лежал, а мешок с настоящим покойником, добытым Беном и Паво, отправился на тележку. Далее все прошло гладко, для контрольного автомата в мешке было действительно мертвое тело. Охранники напряженно следили за судьбой «скафандра» с содержимым и никто не интересовался мною, лежащим под кучей подушек… Так закончился первый этап моего побега. С этого момента меня не было в Поселке Луна I. Теоретически…
* * *
Карс был почти уверен, что штольни, по которым выбрасывали породу при проходке коридоров, шли наклонно, его профессионализм не подлежал сомнению, а аргументы убедили и меня и Бена. При подобных работах пользуются двумя способами: скальная порода удаляется либо лифтом по вертикальной штольне, либо ленточным транспортером. При неглубоких разработках, таких, как этот Поселок, транспортер намного удобнее, поскольку действует непрерывно. Из экономических соображений этот способ выгоднее, хоть и требует штольни побольше. Но здесь, при слабой гравитации, угол наклона транспортера может быть большим, следовательно – меньше длина…
– Надеюсь, инженер, – остановил его рассуждения Бен, – что через несколько десятков лет после нашего отлета, когда все это строилось, основы инженерных расчетов существенно не изменились.
– Несомненно.
– Хорошо. Допустим, штольня идет под наклоном. Как думаешь, Карс, куда делся транспортер по окончанию проходки?
– Его использовали для доставки вниз частей машин и механизмов.
Монтаж производили еще до герметизации подземелий, поэтому можно было свободно пользоваться всеми выходами. Доставлять большие части через все подземелье от главного входа невыгодно. Потом вспомогательные штольни замуровали.
– Сверху или снизу?
– Думаю, с обеих сторон.
– А может только снизу, а сверху засыпали? – подсказал Бен.
– Лишняя работа. Кроме того, всегда должны оставаться аварийные выходы, пути эвакуации. Согласно правилам безопасности, которые действовали в наше время, такой аварийный люк должен отпираться с обеих сторон.
– Ну, хорошо. Допустим, правил придерживались и здесь. Значит, открыть нижний люк можно. Чего ждать внутри? Пустоты?
– Скорее воздуха под нормальным давлением.
– Так это же почти шлюз!
– Да, недоделанный шлюз, без насосов. Позволяет пройти в обе стороны, но только между объемом заполненным воздухом и вакуумом. В газовых атмосферах…
– Ясно. Не понятно одно – почему они так охраняют шлюз, а на штольни не обращают внимания…
– Дело не в шлюзе, а в скафандрах. В районе главного входа собраны все, что есть в Поселке.
– Интересно, сколько их здесь?
– Наверняка, немного.
– То есть эвакуация жителей невозможна!
– Всех сразу, конечно нет. Думаю, что при заселении людей привозили прямо с корабля в общих герметичных контейнерах. Эту операцию повторяли многократно. Так же можно и покинуть Поселок.
Бен подвел итог:
– Советую получше зарядить батареи плазменного резака, скорее всего они приварили люк, чтобы какой-нибудь экстремист не угрожал разгерметизацией Поселка!
* * *
По нашим расчетам, на поверхности как раз заканчивался второй лунный день – самое время провести планируемую операцию. Собравшись для выхода, еще не одевшись в компенсационный костюм, со шлемом под мышкой, с резаком в руке, я спрятался в душе для обслуживающего персонала, в нескольких метрах от двери, ведущей через помещение теплообменника на верхний уровень Поселка.
Я слышал шаги прохожих. Как бы случайный стук в дверь, за которой я прятался, дал знать, что мимо прошел Паво, направляющийся со своей бригадой на работу.
Я ждал и слушал. Одновременно со стуком в дверь раздалась пожарная сирена. Значит Бен исполнил свою роль: горящий комок промасленных тряпок упал в один из близлежащих складов одежды.
Из динамика, в перерывах между сигналами сирены, слышался настойчивый призыв автомата: «Пожар в секторе B-3! Работникам секторов B-1, 2 и 3 – тревога!»
Топот ног по коридору, а через несколько секунд опять стук в дверь – Паво.
– Можно, – сообщил он, когда я приоткрыл дверь.
Я оглянулся. Густые клубы дыма слева затянули весь коридор, в дыме маячило несколько силуэтов.
– Туда, – подтолкнул меня Паво.
Дверь в обменник была только прикрыта. Паво нагнулся и поднял мелкий предмет, мешающий двери захлопнуться. Сигнала, предупреждающего, что дверь не закрыта, в шуме сирены почти не было слышно.
– Я старался выбежать последним, – объяснил Паво.
Он быстро направился в сторону пожара, а я, захлопнув дверь, побежал наверх по крутой лестнице и по пути разбил лампочку, освещавшую это место. Я нащупал первую ступеньку лестницы, свисающей со стены шахты и, вставив голову в неудобный шлем, поднялся на несколько метров вверх. Шлем встретился с горизонтальной преградой. Чтобы рассмотреть плиту надо мной, пришлось зажечь фонарь и тут же его погасить – снизу донеслись голоса возвращавшихся техников.
«Слишком коротким был этот пожар,» – подумал я.
Техники из бригады Паво были того же мнения.
– Вот и весь пожар! А так хорошо горело! – с сожалением сообщил один из них, проходя подо мной, висящим на верхушке лестницы.
– Здесь и гореть нечему, все трудновоспламеняющееся! – вздохнул другой.
Я понял, что лунаты почти никогда не видят настоящего открытого пламени. Помню, какую радость нам доставил первый костер, разведенный на Дории сразу же после посадки… Как чудесно взлетали в небо снопы искр от пылающих сухих сучьев местных растений! Мы радовались как дети, потому что за много месяцев пути, да и потом, на планетах без кислородной атмосферы и растений, мы не видели другого огня, кроме пламени зажигалки, когда Командор раскуривал свою трубку…
– Лампа погасла, – заметил кто-то, споткнувшись на лестнице.
– Сейчас поменяю, – предложил Паво, отставая от них.
Все пошли дальше. Когда их шаги затихли, послышался приглушенный голос Паво:
– Как там?
– Темно, сейчас посмотрю.
Я зажег фонарь. В плите был круглый люк, висящий на четырех петлях, закрепленный четырьмя болтами. Кроме того, как и предполагал Бен, люк дополнительно защитили двумя приваренными крест накрест полосками металла.
– Четыре болта и четыре разреза, – сообщил я вниз и попробовал пошевелить один из болтов, он легко поддался. Остальные тоже вышли без сопротивления, они были хорошо смазаны.
– Еще пять минут.
– Торопись, я иду за лампой. Еще до того, как он вернулся, люк повис на петлях, а я сидел с другой стороны. Карс был прав, в штольне был воздух. Угол наклона был около половины радиана. Я передал через отверстие полоски и мы пожали руки.
– Привари их по свободе. Может, не разберутся.
– Держись! Я тебе завидую. Пришлешь открытку!
Он закрыл люк снизу. Я услышал шум закручиваемых винтов и прощальное постукивание по металлу.
Я глубоко вдохнул холодный немного застоявшийся воздух штольни. В нем был слышен запах металла, смазки, перегретой изоляции, все, что ассоциировалось с кораблем, машинным отделением и свободой открытого космоса.
Почти бегом, большими прыжками, я добрался до вершины штольни.
Верхний люк даже не был заварен.
«Как просто, – подумал я, – даже не верится!»
Как было бы трудно одному…
«Я их оттуда вытащу, всех, весь экипаж. Надо. Я задолжал им как минимум это…» – мысленно повторял я, чтобы заглушить другую мысль, выползающую из подсознания.
Воздушный клапан. Свист выходящего воздуха. Мягкое давление заполняющегося скафандра. Болт… Второй… Третий… Четвертый…
* * *
Только теперь, когда ракета вышла на траекторию свободного полета к Земле, я почувствовал себя свободным. Чувство это продержалось всего мгновение. Расслабившись, развалившись в кресле, я не мог заглушить голос совести. Мы провели лунатов. Воплотили в жизнь смелый план побега. Внешне все было в порядке… Внешне. Я хорошо знал, что над всеми мотивами, управляющими мною со дня заточения на Луне, преобладал один, очень личный, эгоистический…
Я чувствовал себя должником. Это не я, а кто-то из них должен лететь сейчас в сторону Земли. Прежде всего, мои мысли были поглощены желанием найти цилиндр. Исполню ли я надежды своих товарищей? Вернусь ли, забрать их? Я не был уверен. Мой побег наверняка усилит бдительность охраны и Совета. Трудно будет для них что-нибудь сделать. Я не мог избавиться от мысли, что бросил их там навсегда, без шансов… Как неожиданно может измениться человек, поставленный перед трудным выбором. Там, на планетах Дзеты, мы не колеблясь приходили на помощь товарищам. Мы рисковали жизнью для спасения жизни. Рисковали даже тогда, когда самым вероятным исходом наших действий была смерть… Может здесь, в Солнечной Системе, действует другая шкала ценностей? Или я так сильно изменился после возвращения? Откуда взялся эгоизм, на столько лет подавленный чувством локтя?
Может быть там, предоставленные самим себе, мы руководствовались эгоизмом в облагороженной форме: сегодня я тебе, а завтра, если нужно, поможешь ты…
Нет, слишком угнетающе, чтобы быть правдой. Почему теперь я бегу к своей цели, используя помощь коллег? В одиночестве долгих дней возвращения к Земле появлялись мысли и образы, к которым я никогда больше не возвращался…
Тогда, на Белле, их было пятеро. Они отправились на одну из измерительных станций, довольно далеко от основной базы. До сих пор планета не проявляла враждебности. Никто не чувствовал опасности, вернуться планировалось через несколько часов. Группой руководил Дэйв. Он и рассказал мне эту историю. Потом, до того как пропал без вести на Арионе. Меня с ними не было, но прослушав Дэйва, я пережил эти события так, словно был там.
На пороге камеры застыл Дэйв. Остальные сидели и стояли, задыхаясь после сильного напряжения. Они смотрели на него сквозь стекла шлемов.
– Связался. Уже отправляются. Приедут на втором мувере…
Он на мгновение остановился, словно боялся вспугнуть огоньки надежды, загоревшиеся в устремленных к нему взглядах. Он закрыл глаза и выпалил:
– Но это будет не раньше, чем через четыре часа.
Все поняли. У каждого вертелся вопрос: «когда?», и только боязнь услышать правду заставляла молчать.
– Значит… – сказал Лукас.
– Не хватит! – вдруг остановил его Эбер, отодвигаясь под стены камеры, прижимая к себе баллон с жидким воздухом.
– Спокойно! – резко бросил Дэйв. – Всем проверить, сколько осталось…
– На два часа… – тихо сказал Леман, поднимая голову от индикатора.
– Почти на три, – пробормотал Эбер.
– На два с половиной, – безразлично, не поднимая глаз, сообщил Лукас.
Дэйв перевел взгляд на четвертого, но Сейга молчал, забившись в дальний угол камеры.
– Сейга, – прикрикнул Дэйв, – я к тебе обращаюсь!
Согнутая спина Сейги медленно распрямилась, из-под шлема заблестели широко раскрытые глаза.
– Не дам! – прохрипел он чужим голосом. – Сколько бы ни осталось, вас это не касается…
Дэйв сделал два шага в его сторону, но Сейга выхватил пистолет и направил на командира.
– Бунт? – спокойно спросил Дэйв, хотя лицо его и налилось кровью. – Хорошо, у меня на три часа.
– Не успеют… – вздохнул Леман. – Я буду первым, потом Лукас, Эбер и ты. А эта свинья выживет, – он качнул головой в сторону Сейги. – Свинья всегда выкрутится. Это называется «иметь счастье»… Я знаю – у него как минимум на четыре.
– Неправда! – вдруг запротестовал Сейга, – Не на все четыре… Они могут опоздать.
– Хватит! – отрезал Дэйв. – Напоминаю, запас рассчитан на пассивное состояние организма. Всякое движение и даже эмоции сильно сокращают…
– …нашу жизнь! – едко заметил Лукас. – Думаю, это не имеет значения. Все равно помощи не дождаться. Можно попросить их не торопиться.
– Нет! – заорал Сейга, вскакивая на ноги. – Ты этого не сделаешь!
Лукас безразлично глянул на ствол направленного на него оружия, потом на искаженное лицо Сейги.
– По твоей настоятельной просьбе… – процедил он, – я этого не сделаю. Только не пугай меня оружием, мне все равно умирать, а ты выживешь и вернешься на базу. Как убийцу тебя не простят… Сейга рухнул на свое место. Леман, словно желая убедиться, сколько часов жизни ему осталось, взглянул на индикатор и громко сообщил:
– Свой баллон могу отдать сразу. Два часа. Мне без разницы, а вам… может продержитесь…
Сейга быстро посмотрел на него. Леман взялся на кран.
– Дай! – прошипел Сейга, протягивая руку.
– Тебе хватит. Итак, больше всех.
– Им не поможет, а я…
Дэйв взял руку Лемана и снял ее с крана.
– Не надо, – сказал он. – Дыши, пока есть. Потом я отдам тебе половину своего запаса.
– Зачем? – зарычал Сейга. – Это его личное дело! Зачем переводить воздух, ему все равно умирать. Мне не хватает на пол часа, ясно? Умирать за пол часа до прибытия помощи? Ты хочешь, чтобы я умер? Ты… ты убийца… Разреши ему отдать баллоны. Поделим по справедливости, на четверых… Ну, говорите! – они испуганно смотрел на остальных, ища поддержки.
Лукас уставился в землю. Эбер язвительно усмехнулся.
– Правильно… – пробормотал он, закрывая глаза. – Тебе хватит. Тебе не хватает пол часа, чтобы потом жить. А для нас эти пол часа – просто запоздавшая смерть. Хороший пример перехода количества в качество!
– Этому не бывать! – резко сказал Дэйв. – Слышишь, Леман? Ничего не отдавай. Самое большее… Я отдам половину своего запаса, когда кончится твой. Содержимое баллонов – не частная собственность. Надо разделить весь запас на пять равных частей…
– Вздор! – выкрикнул из угла Сейга. – Всего вместе даже на четверых не хватит. У нас запас на четырнадцать с половиной часов…
– Четырнадцать с половиной часов жизни, разделить на пятерых… – меланхолично произнес Лукас. – Около трех часов на душу.
– Я же сказал, даже для четверых мало, чтобы дождаться помощи! – кричал Сейга. – Подохнем, все вместе или поочередно!
– Значит, подохнем… – согласился Леман.
– Не каждому безразлично, как тебе! – Сейга вскочил на ноги. – Трое могли бы дышать неполные пять часов. Если двое отдадут свои баллоны сразу. Лукас выпрямился и, опершись спиной о стальную перегородку, уставился на мечущегося по камере Сейгу.
– Ты хочешь сказать, что двое из нас уже сейчас бесполезно переводят воздух… Двое – это я и Леман, так?
– Может вытянем, кому? – предложил Эбер внимательно наблюдая за лицом Сейги, который, реагируя на его слова, прижал к себе баллоны. – Так будет справедливее, тебе не кажется?
– Нет… – пробурчал Сейга. – Что имею – то мое.
– А знаешь, почему у тебя больше всех? – продолжал Эбер подойдя к Сейге, отодвинув в сторону ствол пистолета. – Когда мы пробивали проход к радиостанции, чрезмерно расходуя воздух, ты лежал и дышал ровно и экономно… Ушибленная нога, тоже не совсем правда?
– Уйди… – Сейга воткнул ствол ему в живот. Руки его немного тряслись. – Отодвинься, а то…
– Брось его, Эбер, – тихо предложил Дэйв. Ссорясь мы сокращаем свою жизнь. Сядьте спокойно и отрегулируйте краны на минимальную подачу. Они легли под стены, время от времени поглядывая на Сейгу, который напряженно бдил, не выпуская оружия из рук.
– У меня есть несколько ампулок дезактина, – сообщил Дэйв, запуская руку в карман скафандра. – Если получится сделать уколы, можно и продержаться эти четыре часа. Во сне воздух расходуется намного меньше. Боюсь только, что… мы не можем сделать уколы. Скафандры не разгерметизируешь – смерть за несколько минут. Что скажешь, Леман?
– То же, что и ты… – получил он ответ. – Кончай выдумывать, сам знаешь – ничего не поделаешь…
– Может шлюз? – начал Эбер. – Вдруг получится закрыть шлюзовую камеру и заполнить ее частью воздуха из баллонов… Выпустим, из каждого понемногу… и там сделаем уколы?
– Атмосферу из шлюза не выкачаешь, – напомнил Дэйв. – Насосы не работают. Кроме того, непонятно, хватит ли воздуха его заполнить. Они вновь опустились на пол, медленно вдыхая, словно пробуя на вкус каждый глоток ценного воздуха.
– Кстати, – произнес Эбер через минуту. – Эта скотина зарежет нас во сне и заберет баллоны… Интересно, а сколько у него на самом деле?… На этот раз Сейга не отреагировал, лишь бросил ненавидящий взгляд в сторону Эбера и перевернулся на спину, уставясь в потолок.
– Схожу еще раз, – сказал Дэйв поднимаясь.
– К радиостанции? – заинтересовался Лукас. – Расскажи им, пусть хоть знают…
Ствол пистолета Сейги легко качнулся в сторону Дэйва.
– Нет, – сказал Дэйв, – пойду наружу, вдруг…
– Не обманывай себя, до склада не добраться, – Лукас сидел склонившись к земле, опершись лбом о согнутую руку. – Останься.
– Зачем переводить воздух на движение? – вдруг забеспокоился Сейга. – Сядь Дэйв и не шевелись. Все удивленно посмотрели на него.
– Останься, – сказал он громче, когда Дэйв уже исчезал в проеме люка.
Командир окинул взглядом туманный пейзаж. Низкие тучи заслоняли солнце. Плавные склоны кратера серебрились прожилками влаги, стекающей по камню. Он обернулся и посмотрел на расщелину, по которой шесть часов назад сошла эта чертова лавина.
Остов мувера лежал так, как они увидели его, когда оглушенные и перепуганные выскочили из станции. Просто чудо, что они еще не успели проникнуть внутрь… Река каменных обломков, устремившаяся на кровлю, прорвала ее и заполнила складские помещения, засыпав абсолютно все. Взрыв на химическом складе завершил остальное. И лишь входной шлюз, как нарочно, ничуть не пострадал… В мувер попал только один обломок, но так неудачно, что сразу же лопнул бак с жидким кислородом, покрыв все пенящейся ледяной пленкой. Глядя на это, все думали об одном: «Что с радиостанцией?» Непоколебимая вера в то, что достаточно вызвать помощь и тут же получить ее, заставила из вручную разгребать покореженные панели и перегородки… Радиостанцию удалось включить…
Дэйв вспоминал это так, словно с того момента минула бесконечность. Он взглянул на часы и индикатор воздуха. Это был приговор – до прибытия помощи оставалось три часа! А для него, всего два с половиной… он подумал о других, кому осталось еще меньше, и вздохнул. Как они спокойны, несмотря на неотвратимость конца… Что же, они не однажды пережили его в воображении, еще до прибытия сюда. Теперь не оставалось ничего другого, как ждать и ни о чем не думать. Вот только Сейга… Как все таки ненадежны методы психических исследований! Он сломался, стал агрессивным… Неудивительно: защита собственной жизни – самый естественный человеческий инстинкт. Не каждый годится в герои. «Но откуда такая забота обо мне?» – подумал он, вспомнив последние слова Сейги.
Он оглядел пустой горизонт, словно пытаясь убедиться, что обещанная помощь каким-то сверхъестественным образом не прибыла раньше. Когда он покидал руины, в голове его вдруг возникла новая мысль. Он быстро вернулся к выходу из камеры, остановился в дверях и произнес:
– С юга приближается какая-то машина…
Сейга сорвался первым, за ним Эбер. Но Дэйв не освободил узкого прохода, а ударив Сейгу плечом, вырвал у него пистолет. Леман даже не поднял головы, а Лукас недоверчиво смотрел на него.
– Стойте! – сказал Дэйв. – Извините, ребята… Я должен был это сделать…
Он покачал пистолетом и оттолкнул Сейгу. Эбер вернулся на свое место и сел, понимающе кивнув головой.
– Я должен был это сделать, – повторил Дэйв. – Меня вынудила его забота. Знаете, что он надумал? Он рассчитал, что когда вас… не станет, он останется со мной. Воздуха у нас останется на пол часа каждому, а помощь прийдет через час. Понимаете?
– Ах, ты… гад… – шипел Сейга дрожа от ярости. – Теперь пистолет у тебя?
– Нет, – спокойно ответил Дэйв, разряжая обойму. Он собрал патроны на ладонь и отшвырнул их в сторону Сейги, который упал на колени, собрал их, пересчитал и спрятал в карман.
– Теперь никто не будет стрелять, – Дэйв заткнул пистолет за пояс.
– Он сильнее тебя, Дэйв. он убьет тебя руками, это же псих… – тихо сказал Лукас.
– Знаю, – кивнул Дэйв. – Поэтому… поменяемся баллонами, Леман! Ты ему не поддашься. Пусть хоть… Леман! – Леман лежал неподвижно. Дэйв прыгнул к нему, но столкнулся с Сейгой, который тоже заметил, что кран на баллоне Лемана завернут, указатель подачи воздуха стоял на нуле.
– Пусти, – зарычал Сейга, когда Дэйв дрожащей рукой попытался открыть кран. – Если он сам…
– Убирайся! – крикнул Дэйв. – Он еще жив!
– Брось его! – Сейга дернул командира за руку. – Оставь! Это его личное дело! Не выпускай воздух, ему уже не поможет, а я… а мы… Эбер завернул ему руки и придавил к полу. Некоторое время они барахтались. Дэйв открыл кран, но Леман уже умер.
– Он сэкономил нам… запас на полтора часа… – сообщил Дэйв поднимаясь, глядя на индикатор баллона в руках. Лукас, возьмешь две трети, Эбер – остальное.
– Оставь… – отозвался Лукас. – Я уже привык… к мысли, что… я следующий. Этого как раз хватит вам двоим, протянете четыре часа…
– Нас трое! – напомнил Сейга.
– Это достанется вам, Дэйв и Эбер. Переживете гада… – повторил Лукас.
– Нет, – твердо возразил Дэйв. – Делайте, как я сказал. Это приказ.
Так у всех нас будет поровну, при экономном дыхании, есть шанс…
– А кто тебе сказал, что они будут через три часа, – проворчал Сейга садясь в стороне от всех. – Вдруг, прилетят через пять? Сейга беспокойно поглядывал на часы. Прошло уже достаточно времени, чтобы двое неподвижно лежащих под стеной исчерпали свой запас… Живы ли они? Сейга боялся подойти и проверить… Помощь должна прийти с минуты на минуту… Что делать? Если они каким-то чудом еще живы, если хоть одного спасут, он обо всем расскажет. Про пистолет, про истерику Сейги… Пистолет торчал из-за пояса Дэйва. Сейга нащупал в кармане патроны.
Достаточно будет… Нет… Как потом объяснишь… Стоп. А если так… вставить пистолет в руку Лемана? Он умер от удушья. Можно сказать, что сошел с ума и стрелял куда попало, а Сейга как раз вышел на минутку… Ничего не получится: если бы Леман стрелял, он бы забрал баллоны убитых и выжил. В такое головоломное объяснение никто не поверит. Да и проверить можно, кто когда умер… Сейга взглянул на индикатор своего баллона. Еще на полтора часа… Они думали, что у него столько же, как у них, а было на полтора часа больше… Если бы он отдал им по пол часа, сейчас все умирали бы вместе, оправдывался он перед собой.
А если они… прийдут через несколько минут и найдут у меня столько воздуха, когда у остальных пустые баллоны?… Громыхнул входной люк. Мы ворвались с носилками, кислородом и герметичными спасательными контейнерами. Перед входом, опершись спиной о стальную стену, стоял Сейга. Широко раскрытыми глазами он уставился в пол, руки его застыли на кране баллона. Перед ним, на стальной плите, кипело голубое озерцо быстро испаряющегося жидкого воздуха… Мы спасли троих. На Белле остались Леман и Эбер… Дэйв погиб позже, на Арионе. Лукас вернулся, теперь он в Поселке. А Сейга… Через несколько месяцев он свалился в пропасть в горах планеты Клео. Он торопился на помощь к перевалу, где разбился вертолет с экипажем из трех человек. Я был одним из этой тройки…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ГОРОД
Спуск с орбиты я просчитал очень тщательно, экономил на поправках курса и маневрах над поверхностью. Место для посадки выбрал как можно ближе к городу, чтобы добраться до него максимум за несколько часов. Было непонятно, можно ли рассчитывать на какие-нибудь средства наземного сообщения.
Ракета вошла в стратосферу, до сих пор молчавшие датчики температуры низко загудели, сообщая о наличии разреженных газов. Проверка скорости – все по программе. Я оставил управление автомату, а сам наблюдал за экраном, где перемещались знакомые силуэты континентов. Океаны и моря имели цвет запомнившийся по орбитальным полетам. Только суша выглядела несколько иначе. Ее покрывали огромные черные матовые пятна. Угнетающее впечатление, как пожарища… Кроме того, на видимой сверху карте, не хватало некоторых рек и озер. Самые большие города сверху выглядели как развороченные остатки муравейников… Все внизу проносилось с такой скоростью, что детали пейзажа почти не различались, наблюдению мешала сильная облачность. Я оторвался от экрана. Свистели датчики температуры, временами неуверенно зажигались и гасли лампочки сигнализирующие об опасном перегреве оболочки.
Автомат включил стабилизаторы и вспомогательные двигатели. Вид Земли исчез с экранов, закрытый клубами облаков. Вдруг экран погас. Это камера спрятала свой кварцевый глаз под защиту. Коротко раздался сигнал превышения температуры, почти одновременно включились на полную тягу главные двигатели. Луч локатора, ощупывающий поверхность до далекого горизонта, сообщил о препятствии, на экране радара оно выглядело группой правильных прямоугольных блоков. В остальном территория была плоской и гладкой. Я переключил двигатели на ручное управление и потянул ручку тяги. Трудно отказаться от удовольствия собственноручно посадить ракету на родную планету, хотя я неоднократно делал это на многих других… Стабилизаторы включились, ракета установилась вертикально. Теперь надо следить только за индикатором наклона и высотомером. Спуск шел по баллистической траектории до высоты тысячи метров, подо мной была гладкая равнина. На тысяче я уменьшил тягу и вышел на пологую параболу, чтобы через минуту на полной мощности остановиться над самой поверхностью, яркое желтое пламя облизывало грунт под кормой. Включилась видеокамера, сквозь дрожащий перегретый воздух показывая панораму места посадки. Все было одинаково черным. Если бы не отражение на локаторе, казалось бы, что ракета зависла над бездной…
Я уменьшил тягу, ракета опустилась ниже и через мгновение тяготение вдавило меня в кресло. Двигатели погасли, отключенные системой защиты управляемой динамометрами системы амортизаторов. Несколько секунд длилась пляска мигающих индикаторов пока не зажглась зеленая надпись: «посадка закончена». Ракета стояла твердо, наклонившись на неполные два градуса – почти идеально.
Несколько минут я не вставал из кресла, погрузившись в парализующую неподвижность. Это не притяжение мешало мне двигаться. В какое-то мгновение даже захотелось включить стартовый автомат, вывести ракету в пространство, сбежать отсюда…
По привычке, а может из-за противоречивости и неясности информации, полученной на Луне, я включил анализатор среды. Он ответил красным сигналом и через минуту выбросил распечатку с колонками цифр и символов, пробежав по ней я увидел что атмосфера снаружи насыщена небольшими количествами отравляющих веществ: мышьяк, селен, окислы металлов… Через несколько минут я снова включил анализатор. Теперь в пробе воздуха всего этого было намного меньше… Я облегченно вздохнул. Понятно! Известное явление, хотя и неожиданное для Земли. Пламя двигателя попало на материал, содержащий в себе все эти элементы, привело к его термическому распаду и испарению некоторых веществ. Достаточно потерпеть, пока остынет грунт, и ветер отнесет ядовитую атмосферу от ракеты.
«Интересно, куда это я сел?» – думал я всматриваясь в экран, на котором до самого горизонта протянулась гладкая как стол черная поверхность. Я вспомнил большие черные пятна на материках, виденные с орбиты. Видно, на такое пятно я и приземлился. Где-то через пол часа анализатор признал атмосферу безвредной, и я включил прокачку для выравнивания давления. Приходящий снаружи воздух еще содержал остатки чужого запаха, смеси селено-водорода, гари и чего-то там еще.
Я натянул старый поношенный рабочий комбинезон и подпоясался ремнем от скафандра, за который заткнул излучатель. Через плечо перекинул сумку, набитую тем, что показалось полезным, и ступил на платформу подъемника, чтобы через минуту появиться на ней из открытого люка. Черная плоскость, по мере приближения превращалась в мозаику из одинаковых шестиугольных плиток, уложенных ровно, как кафельный пол. Пламя моих дюз выплавило почти правильный круг диаметром в несколько десятков метров. Здесь обнажился обычный песчаный грунт, края отверстия завернулись и расплылись черными потеками, приподнявшись над поверхностью почти на пол метра, открыв тонкий узор в виде сетки из проводков или трубок, на которых лежала плитка. Края плиток прилегали друг к другу не плотно, оставляя на поверхности мозаики узор из щелей.
Я спрыгнул с платформы на голый грунт у амортизатора ракеты, разгреб ботинком серые куски пепла, остатки расплавившейся и сгоревшей конструкции, и дотронулся до песка рукой. Он еще не остыл. Я зачерпнул полную горсть и поднес к лицу. Тот самый, неповторимый, запомнившийся с детства серо-желтый песок с равнин моей страны, моей планеты… Нигде, ни на одной из планет Дзеты я не встречал ничего подобного. Этот песок был первым, до чего я дотронулся здесь, он совсем не изменился за двести лет моего отсутствия.
Я догадался, чем была эта бархатистая чернь вокруг – состав атмосферы после посадки должен был подсказать это сразу. Я приземлился посреди поля прекрасно поглощающих любое излучение фотоэлементов, а может и более сложных устройств для преобразования солнечной энергии… Во что? В электричество? А вдруг… Да, возможно! Эти огромные поля черноты вместо прежней зелени… Для производства продуктов фотосинтеза растение поглощает только красную часть спектра, то есть малую часть всей энергии Солнца. А черное поглощает все. Кроме того, растение использует только сотую часть поглощенной энергии. Урожай с одного гектара возделываемого поля содержит лишь малую часть той энергии, которую Солнце доставило на поверхность за время произрастания растений! С точки зрения использования солнечной энергии, выделение хорошо облучаемых пространств под разведение растений – расточительство! Естественно, при условии овладения эффективной технологией производства синтетической пищи с использованием электричества. Может, они достигли этого?
Я обвел взглядом слегка волнистую равнину. С северо-запада, под низко нависшими над горизонтом тучами виднелась небольшая выпуклость, словно очертания далекого холма. Я достал бинокль. В его окулярах непрерывный контур возвышенности распался на мелкие зернышки, явив свою зернистую, словно кристаллическую структуру.
Понятно. Это и есть город. Город в который я направлялся. Похоже, его строили на горе. Но здесь не было горы! Я прекрасно помнил топографию города, расположенного на двух берегах реки посреди равнины. И все же, несомненно это был он. Выросший, набухший как волдырь на обожженной коже. Поднявшийся наростом над линией горизонта нарыв на теле планеты, вобравший в себя все, что оказалось лишним и нежелательным на этой равнине, лишенной всяческой жизни, покрытой черным панцирем, поглощающим свет… Свет, дающий жизнь этому творению и, наверное, и многим другим, подобным. Позволяющий жить ЗАДАРОМ…
Мне вспомнились слова произнесенные там, на Луне: «им обеспечен минимум жизненных условий», «их не бросили на произвол судьбы…» Гуманно. Морально. Пристойно…
Годы проведенные в системе Дзеты научили видеть и понимать. Короткое пребывание на Луне I подтвердило мои знания и опыт. Я знаю, что необходимо разумному существу, кроме «минимума условий»… Сзади, где-то низко над землей, послышался шум двигателя. Я обернулся. Небольшая точка быстро приближалась, превращаясь в воздушный транспорт, напоминающий вертолет. Я запрыгнул на платформу и поднялся вверх, к люку. Лифт остановился на трех четвертых высоты, ладонь осталась на рычаге, чтобы в любой момент успеть спрятаться за броней ракеты. Я ждал.
Машина приближалась в низком полете. «За мной? Видно, заметили мою посадку» – подумал я.
Из-под брюха вертолета выдвинулись четыре шарообразных подушки пневматических амортизаторов. Машина осторожно опустилась на поверхность фотоэлементов. Винты продолжали вращение, скорее всего, для уменьшения нагрузки. Люк в нижней части распахнулся и выбросил из внутренностей две фигурки на тонких, обутых в мягкие присоски, конечностях. Когда они приблизились к краю дыры, посреди которой стояла моя ракета, я заметил металлический отблеск на панцирях – роботы.
Не обращая внимания на ракету, один из них методично обошел край отверстия, ощупывая сосульки расплавленных плиток. Второй направился поперек выжженного круга, безразлично минуя опоры ракеты, словно меряя шагами размер убытков. Вскоре оба приступили к систематическому удалению остатков пластин, складывая обломки у вертолета. Очистив края, автоматы скрылись внутри машины, чтобы через минуту извлечь из нее ящики набитые запасными элементами. Один из роботов ловко исправлял поломки опорной конструкции, словно выплетая ажурное кружево металлическими прутиками. Второй укладывал элементы. Я с нарастающим интересом наблюдал за их работой, любопытно, что они сделают, когда доберутся до опор ракеты.
А ничего и не сделали. После безуспешных попыток удалить преграду, они просто обложили ее вокруг, да так точно, что по окончанию работы ракета выглядела погрузившейся по щиколотку в черную тушь. Автоматы старательно собрали испорченные элементы, уложили их в ящики и внесли в вертолет, который приподнялся над землей и поплыл туда откуда прибыл.
Моя ракета, мое прибытие и, наконец, я сам – все это не имело значения, осталось незамеченным. Автоматическая система обслуживания быстро и четко устранила неисправности, не анализируя причин… Я заблокировал люк ракеты, лифтом спустился на поверхность свежеуложенных плиток и медленно направился в сторону туманного холма на горизонте.
* * *
Всматриваясь в безбрежную черную пустыню, я пытался найти смысл увиденному. Как преступно последовательны были мы в реализации своих планов, мы, люди связанные с техникой, наукой, прогрессом… Все начинается гуманных с обоснований: все во имя человека, все для блага человека… А потом, при воплощении революционных идей, в запале реализации благородных целей мы поддаемся амбициям, не умеем вовремя установить границу для своих начинаний… И тут оказывается, что мы знаем о потребностях человечества лучше его самого… Мы пренебрегаем интересами и желаниями отдельных людей, подчиняя их надуманным интересам общества. Одновременно, почти насильно, мы формируем эти «интересы большинства», преобразуя их к нуждам самореализации выдающихся личностей… Мало кто может удержаться от воплощения своей совершенной, с личной точки зрения, идеи, скрывая от себя последствия, собственных начинаний, либо просто забывая о них.
Редким исключением, наверное единственным мне известным, был Ван Трофф… Несмотря на упреки в его адрес, которые вертятся на языке, я не могу отказать ему в одном – чувстве пропорции, умении спросить самого себя о смысле затеянного.
В этом я убедился еще до старта нашей экспедиции. Возможно убежденность в его ответственности за слова и поступки и перевесила чашу, я подчинился его внушению…
За несколько недель до отлета к Дзете, мне удалось навестить Ван Троффа в Институте, где он продолжал работать, хотя не преподавал уже много лет.
Я нашел его в небольшой комнатушке, которую он занимал, как профессор на пенсии, уступив свое место новому руководителю. Он сидел перед терминалом компьютерной системы. По экрану вились зеленые линии, переплетаясь в невероятную сетку сложных поверхностей, пересекающихся друг с другом и изменяющихся во времени. Он пронзил меня взглядом из-под нависших густых бровей, улыбнулся и показал на кресло. Следующий час мне пришлось терпеливо слушать. Не все, из того что он говорил, достигало сознания. Иногда я терял нить и никак не мог понять цель этой лекции.
– Случалось ли вам, молодой человек, сделать что-нибудь абсолютно ненужное? А мне вот пришлось. Сегодня, находясь у цели, я вижу это достаточно ясно. То, чему я посвятил половину жизни, мне, собственно, не нужно… А с другой стороны, нельзя сказать, что ничего не получилось… Он остановился и задумался, засмотревшись на зеленое изображение на экране, после чего выключил монитор и продолжил:
– Я известен как теоретик… А моим настоящим увлечением всегда был физический эксперимент. Как известно, с применением физических теорий случается всякое. Никогда не знаешь, что плохого или хорошего принесет придание им материальной технической формы… А потом говорят об ответственности ученых. В данной ситуации я, правда, не отказался от экспериментов, но… делал их сам, тайно, для личного пользования… Если можно назвать это пользованием…
Кажется, я был прав, не публикуя ни теоретических обоснований ни результатов эксперимента. Но это не означает, что мое открытие имеет разрушительные последствия. Оно просто бесполезно, хотя внешне, дает удивительные возможности… Может, если бы у меня была вторая жизнь, хотя бы еще пятьдесят лет, я довел бы дело до конца. Все чего я достиг – вероятно легкая половина открытия… Но времени у меня уже немного, а среди моих последователей я не вижу никого, кому можно доверить исследования и ту… игрушку, которую сделал. Это всего лишь игрушка… Помни, время не обманешь. У каждого из нас свое собственное предписанное ему время жизни, порог, которого не перейти. Можно, самое большее, отложить последний миг, но это не означает продолжения жизни. Гибернация, полеты с околосветовыми скоростями… Что это, как не перенос срока? Разве летя со скоростью света к Дзете, ты проживешь в гибернаторе хоть на день дольше, чем оставшись здесь? Естественно, не принимая во внимание других обстоятельств, влияющих на продолжительность твоей жизни, здесь или там… Пока путешествовать во времени можно только вперед, и только в рамках биологических способностей организма. Количество и продолжительность «остановок в пути» не влияет на дистанцию, которую проходит каждый из нас от рождения до смерти… Ван Трофф говорил тогда еще и о другом, о теории гравитации, о времяпространственных моделях, а я никак не мог понять, к чему он клонит. Потом мы спустились на лифте в подвал. «Мефи» вел меня по темным коридорам, мы спустились еще ниже, на следующий этаж подвалов, о существовании которого я даже не знал. Наконец на повороте глухого коридора Ван Трофф остановился, вставил ладонь в стенную щель, и через мгновение бетонный блок перед нами слегка повернулся, открыв тесную комнатушку, из которой в глубокий колодец спускалась металлическая винтовая лестница. Когда мы стали у ее вершины, профессор руками повернул бетонный блок и, освещая путь фонарем, начал спускаться вниз. Я пошел за ним… Колодец уходил на глубину больше десятка метров. Лестница заканчивалась в колоколообразной нише. Посреди стальной плиты пола был круглый люк с ручкой.
– Вот, это та бесполезная штука… – сказал Ван Трофф, поднимая люк.
От круглого входа вниз спускалась лестница, исчезающая в темноте. – Сними часы.
Я снял с руки свой электронный хронометр. Профессор взял его, достал из кармана клубок ниток и отмотал несколько метров. К одному концу нитки он привязал часы, а другой обмотал вокруг пальца.
– Смотри! – Он приложил свои часы к моим. Красные циферки на обоих часах менялись в одном ритме, показывая одинаковое до секунды время. Ван Трофф осторожно опустил в отверстие люка часы на нитке и закрыл люк.
– Подождем немного, – предложил он со своей дьявольской улыбкой.
Примерно через минуту, он открыл люк и вытащил мои часы.
– Ну, что скажешь? – спросил он укладывая мои часы рядом со своими.
Мой надежный хронометр астронавта опаздывал на минуту и несколько секунд…
