8. РАЗНООБРАЗНЫЕ ВСТРЕЧИ
— Почему это невозможно? — голос Теризы звучал слабо и тихо, голова кружилась.
Возбуждение охватило Джерадина. Он не обратил внимания на ее состояние.
— Никто не знает, как изменять воплотимое. Это невозможно. Воплотимое
— неотъемлемая часть зеркала. Но вы только что совершили это. Вы — предсказанный нам Воин.
Он не знал, что она видела во втором зеркале. Его зеркале. Он не знал, что она получила доказательство того, что на самом деле не существует. Ее руки делали подсознательные успокаивающие движения, отгоняя в сторону мысли. Все это выглядело ужасным.
С другой стороны, она не ощущала ужаса. Она чувствовала отстраненность, словно ее куда-то несло. Ощущение, что она растворяется и постепенно исчезает, становилось сильнее. Или, может быть, она просто обращала на него больше внимания. Она не имела ни малейшего понятия, почему все еще находится в этой комнате, с Джерадином.
Зеркало, доставившее ее сюда, показывало воплотимое, которое не было реальностью.
— Вы сказали, что это реальное место. Не так ли? Но я никогда не видела его раньше. — Ее голос слегка дрожал, она находилась на грани истерики. Она пыталась восстановить в себе веру в то, что реально существует. — Я никогда не была здесь. Я не могу изменять воплотимое, если не знаю, как это делать. — Она прижала локти к бокам и попыталась говорить тише. — Иначе мне не составило никакого труда вернуться в мои апартаменты.
Этот аргумент поразил его как раз в тот момент, когда он находился на вершине экстаза. Он задумался, мгновенно нахмурившись.
— Но именно вы, должно быть, сделали это. Если не вы… Тогда остаюсь лишь я. А я не могу проделать даже простейшее воплощение. Я никогда не был способен проделывать нечто подобное.
— А вы когда-нибудь пытались? — Что бы Териза ни говорила, это не имело ровным счетом никакого значения. Ее жизнь все дальше и дальше утекала от нее.
Он посмотрел на нее, на несколько секунд серьезно задумался над ее вопросом.
— Нет, конечно же, нет. Это же бессмыслица. Воплотимое является фундаментальной частью самого зеркала. Вот почему у зеркал такое ограниченное применение. Они не могут менять свою настройку. — Внезапно он приблизился к зеркалу. — Но вот это, — пробормотал он в изумлении, — это — изменилось, пока мы находились в комнате. Так что нет, это не бессмыслица. Один из нас, должно быть, сделал это. — Он отступил на шаг, его лицо приняло отвлеченно-задумчивое выражение. — Или кто-то другой в Орисоне, обладающий большей силой. Кто-то, кто находится где-то поблизости.
— Это абсурд, пригодник Джерадин, — прокомментировал его рассуждения резкий голос. — Невозможное — невозможно. Должно быть другое объяснение.
Джерадин резко обернулся.
Териза тоже повернула голову, уплывая в своих мыслях все дальше.
В одном из дверных проемов стоял Мастер Эремис.
Он был одет в тот же развевающийся плащ поверх мантии, в которой она видела его днем раньше. И снова ее поразило, насколько условно его можно было назвать привлекательным: большой нос и впалые щеки делали его лицо похожим на клин; густые волосы, свисающие с макушки, подчеркивали высокие залысины. Но в данном случае условность потеряла свое привычное значение. Мастер был высоким, гибким и сильным; в его светлых глазах светился ум и юмор; улыбка обещала нечто таинственное. И то, как он выглядел, заставило Теризу затаить дыхание.
Ей уже было сказано, что он считает ее прекрасной.
Неожиданно сердце Теризы забилось от восторга. Внезапно ощущение того, что она растворяется, исчезает, потеряло всякое значение.
Благодарная, словно была спасена, она ждала, что Эремис будет делать дальше.
Мгновение он смотрел на измененное зеркало, сосредоточенно хмурясь.
— Да, — пробормотал он. — Это — невозможно. — Затем снова обратил свое внимание на Теризу и Джерадина.
— Освежите мою память, пригодник. Возможно, я страдаю склерозом. Приказывал вам Мастер Барсонаж или нет, чтобы вы не передавали ни частицы знаний этой леди?
Джерадин уставился в пол и упрямо молчал.
Внезапно Мастер Эремис подался вперед. До того, как Териза перебралась в свою квартиру, ей довелось повстречаться со множеством людей, обладающих властью, приятелей ее отца, но она никогда еще не видела такой властности, как у Мастера Эремиса. С ним было сопоставимо только присутствие отца, — но манеры ее отца были гораздо менее привлекательными. В них не хватало блеска азарта или страсти, которые могли бы объяснить, почему ее мать вышла за него замуж. Когда Эремис вошел, он заговорил с Джерадином, но интерес, сверкавший в его глазах, и улыбка на губах была адресована ей.
— Ладно, все это неважно. Я думаю, то распоряжение было глупым. Первое правило хорошего тона — ни в чем не отказывать прекрасной даме. Тем не менее, вам вполне повезло, что остальные Мастера слишком поглощены своими спорами, чтобы проявлять бдительность. Мастер Барсонаж может выгнать вас, если узнает, что вы наделали. Но от меня он ничего не узнает.
— Благодарю, — неловко выдавил Джерадин. Внезапное появление Мастера заставило его ощутить себя напроказившим мальчишкой.
Эремис посмотрел на Джерадина.
— Мое обещание не удовлетворило вас? Я хотел бы убедить вас, что в Гильдии у вас нет большего друга, чем я. Вы знаете, что я выступал против решения позволить вам отправиться за избранным нами Воином. Вы думаете, я дурно отношусь к вам или сомневаюсь в ваших способностях? Вы неправы. Воин представляет опасность. Я просто беспокоился о вашей безопасности, Джерадин.
— Мне легче было бы продемонстрировать, насколько я благодарен вам, если бы я понял это раньше, — процедил Джерадин сквозь зубы, неотрывно глядя в пол. — Что вам пользы в моей безопасности?
— Постыдитесь. — Мастер улыбнулся. — Ехидство вам не к лицу. — Он приблизился и положил руки на плечи Джерадина, словно заботливый отец. И при этом заговорщицки подмигнул Теризе. — Ваша безопасность лично мне не принесет никакой пользы. Но я ценю ваш ум — и ваше упорство. Я был бы огорчен, если бы увидел, что такие данные пропали без всякого прока.
— Кроме того, — сказал он, сжимая плечи Джерадина, — тот факт, что вы в безопасности, означает, что вы можете формально представить меня этой, — взгляд его переместился от лица к вырезу платья, там на мгновение задержался, а потом скользнул к ее глазам, — восхитительной, созданной для услад леди.
Джерадин неуклюже ответил:
— Я уверен, что вам известно ее имя.
— Да, но слышал его я не от вас. Ведь вы — тот, кто ее воплотил. И, как заметил Мастер Барсонаж, несете ответственность за нее. — Эремис поглядел на Теризу столь многозначительно, что слабость, которую она ощущала, стала гораздо более приятной. — Я прошу вас, чтобы вы по всем правилам представили меня ей.
Джерадин искоса посмотрел на Теризу. Гримаса искривила его рот. Тем не менее, он выговорил:
— Миледи, позвольте мне представить вам Мастера Эремиса. Он происходит из Эсмереля, одного из новоотстроенных поселений Тора. — Выглядел он жутко неловким. — Мастер Эремис, это леди Териза де Морган. — Затем, сдерживая ярость, добавил: — Она — гостья короля Джойса и находится под его покровительством. Смотритель Леббик охраняет ее.
Мастер Эремис снова рассмеялся.
— Джерадин, вы как ребенок. — Он снова похлопал пригодника по плечам и отошел от него. — Но я все же докажу вам свое дружеское расположение, и так, что это удивит вас.
— Но сейчас, — сказал он, снова обращая внимание к зеркалам, — вернемся к вопросу, каким образом воплотимое могло измениться. Я сомневаюсь, что была произведена замена. — Он коснулся плоского зеркала кончиками пальцев. — И в то же время несомненно фундаментальное изменение. Это наводит на размышления.
Похоже, этот вопрос в данный момент не слишком интересовал его.
— А пока что, — сказал он неожиданно, снова взглянув на Джерадина, — я хотел бы услышать, что заставило вас привести леди Теризу сюда. Ваше зеркало и зеркало Гилбура открыты. Это вызывает у меня серьезные опасения, что вы пытались помочь ей покинуть наше общество — или убеждали ее, что возвращение невозможно. Первое предположение я отвергаю. Это — абсурд. Даже вы, пригодник, не рисковали бы своей жизнью, своим будущим в Гильдии и будущим Морданта только для того, чтобы на следующий день все испортить.
Таким образом, я делаю вывод, что ее возвращение невозможно, в зеркале произошло некое изменение, закрывшее дверь, которую вы — каким-то образом! — открыли, чтобы привести сюда леди Теризу.
Но и это невозможно. — Он рассмеялся, словно мысль эта ему понравилась. — Значит, у нас полный набор невозможностей. Вот достойное вас поле деятельности, пригодник. Как я, надеюсь, ясно выразился, я уважаю ваш ум. Ваша способность все путать существует скорее для практических действий, а не для теории. Рассмотрите такую возможность: возможно ли теоретически спроектировать или перенести воплотимое с одного зеркала на другое? — Он говорил, словно учитель, задающий вопросы, ответы на которые ему известны. — Объяснит ли это те невозможности, что окружают леди Теризу?
Изучите эту проблему и дайте мне знать, к каким вы пришли выводам. Со своей стороны, я собираюсь поднять этот вопрос на заседании Гильдии. Вы будете вознаграждены, если получите ответ раньше, чем Мастера.
Прежде, чем Джерадин успел ответить, Мастер Эремис переключил все внимание на Теризу.
— А сейчас, миледи, — сказал он, возвращаясь к своей привычной манере вести беседу, — может быть, вы окажете мне честь и проводите меня до моих покоев? Площади, отведенные мне Орисоном, не слишком велики, но я могу обещать вам гостеприимство и комфорт. — Легко и решительно он придвинулся к ней. — Есть множество вопросов, которые нам следовало бы обсудить к обоюдному удовольствию.
Его улыбка и его близость, казалось, имели столько исключительно мужского смысла, что кровь бросилась ей в голову. Она смотрела на выражение его лица, пока дыхание ее не участилось, и она не почувствовала, что не в состоянии отвести взгляд.
— Мы не будем надоедать вам, пригодник, отвлекая ваше драгоценное внимание, — промурлыкал Мастер через плечо. — Вас ждут более важные деяния.
Одной рукой он прикоснулся к Теризе. Его пальцы были длинными и тонкими, прикосновения — нежными, подушечки пальцев, казалось, готовы были ласкать, пробовать, узнавать. Указательный палец мастера коснулся кожи на плече у края платья и медленно проследовал вдоль ткани вниз, к основанию груди.
— Миледи, мы можем идти?
Ее губы невольно раскрылись, словно ждали его. Она чувствовала себя слишком загипнотизированной и податливой, чтобы двигаться, околдованная магнетизмом и светом его глаз. И если бы он обнял ее за талию, она последовала бы за ним куда угодно.
— Мастер Эремис, — голос Джерадина был таким сдавленным, что больше походил на хрип, — что обсуждается в Гильдии? Если Мастера собираются принять решение о леди Теризе, то мы все трое должны быть там. Сегодня я знаю о ней намного больше, чем знал вчера. — Его голос звучал отчаянно и с яростью, но он держал себя в руках. — И она может захотеть сказать что-то в свою защиту.
Мастер поднял бровь; уголок его рта скривился.
— Пригодник Джерадин, — сказал он тихо, не сводя взгляда с Теризы и не убирая пальца из выреза ее платья. — Это уже просто непростительно. Я ведь распрощался с вами. Если вы не можете вести себя как взрослый человек, то должны вернуться в Хауселдон к вашим игрушкам и нянькам. Орисон — не место для детей.
— Мастер Эремис, — тон Джерадина заставил Теризу посмотреть на него. В его лице она увидела неожиданную твердость, силу, которой никак не удавалось сосредоточиться. — Я в отношении многого ошибался. Я совершил огромное количество ошибок. Но я никогда не подводил Гильдию. — Сдерживаемая ярость сквозила в его словах. — В этой комнате произошло нечто невозможное. Мастера должны знать то, что знаю я, — и все, что леди Териза может сообщить им. О чем они спорят?
— Твое дело — красители и серебро, мальчишка! — Эремис резко отвернулся от Теризы. — Ты так же слеп, как и глух? — Но через мгновение он взял себя в руки. — Ну хорошо, — прорычал он. — Возможно, если я отвечу, ты наконец-то оставишь нас в покое.
Они сейчас важно надувают щеки, эти напыщенные воплотители, и занимаются сегодня тем же, чем и всегда, — препирательствами, размышлениями, предположениями и сомнениями — склоняясь к парадоксальному выводу, что невозможно принять решение относительно леди Теризы де Морган. Невозможно объяснить, появилась она здесь случайно или в результате вмешательства посторонних сил. Соответственно, нельзя знать, была ли та сила, которая вмешалась, наша или ее. А все, что сама она говорит о себе, может и не быть правдой. Если она реально существовала в своем мире и не является созданием своего воплотителя, она может иметь собственные причины отвечать так, как она отвечает нам. А если она действительно создана зеркалом — что кажется мне очевидным, — тогда основания всех ее действий и ответы следует искать у того воплотителя, который сделал так, что вы отыскали ее. Но кто за это ответственен — конечно же, тайна, потому что, очевидно, он враг Гильдии и Морданта.
Таким образом, разумно обоснованное решение относительно нее не может быть принято в силу вышеизложенных обстоятельств. Я предполагаю, что Мастера будут пережевывать это необычное заключение еще час или два — до той поры, пока Мастер Барсонаж не почувствует, что рискует пропустить свою трапезу.
Завтра будет обсуждаться, какие действия следует предпринять для разрешения этой дилеммы. И тогда я собираюсь рассказать им о последних невероятных событиях, случившихся с леди Теризой.
Ну, пригодник, вы удовлетворены?
И снова Джерадин не смотрел в глаза Мастера. Силы, казалось, покинули его. Склонив голову, ссутулив плечи, он выглядел так, словно сейчас начнет в ярости пинать носками ботинок пол. Но он не отступился. Териза отметила, что он не хочет понимать намеков и покидать комнату.
— Дело вовсе не в случайности, — сказал он голосом, противоречащим всей его позе. — Зеркало, которое доставило ее сюда, теперь уже не может доставить ее обратно. В работу вступила посторонняя сила. И она имеет нечто общее с леди Теризой.
Она утверждает, что она не воплотитель. Она утверждает, что в ее мире нет воплотителей. Она использует слово «магия» — но и магии в ее мире нет. Когда я был там, то видел доказательство того, что не она доставила меня туда. Но это вовсе не значит, что у нее нет сил здесь.
Териза вздрогнула от этого довода. Когда Мастер Эремис отвлекся от нее, она несколько восстановила свою способность размышлять. В результате чего пожалела, что не рассказала Джерадину, что видела в зеркале, прежде чем он собрался с кем-то спорить. Ее слова могли спасти его и не выставлять в глазах других идиотом.
К несчастью, сейчас спасать его было слишком поздно.
— Я считаю, — сказал он, выговаривая слова медленно и отчетливо, — что в ней есть нечто особенное. Мы нуждаемся в ней. Я уверен, что во мне нет ни капли скрытого таланта. Но я не нашел бы ее, если бы она не была нам жизненно необходима.
Он посмотрел на собеседника. Джерадин, казалось, прикусил губу, стараясь сдержаться. Выражение его лица было встревоженным и смущенным, но взгляд его не отрывался от лица Мастера.
— Мастер Эремис, я считаю, что она слишком важная фигура, чтобы стать просто одной из ваших женщин.
— Ты негодный щенок! — воскликнул Мастер. На мгновение он стал еще выше, словно собирался с силами, чтобы нанести сокрушительный удар. Затем внезапно разразился смехом: — О, Джерадин, Джерадин! — выдавил он между взрывами хохота. — Нежели удивительно, что я желаю тебе всего самого лучшего? Ты — просто бесценное создание… Скажи мне, мальчик, — его голос повысился на несколько тонов, словно он изображал ярость, — неужели возможно при виде этой леди, — широким жестом он указал на Теризу, — поверить, что она будет лишь однойиз моих женщин? — Запрокинув голову, он засмеялся еще громче, от всей души.
Именно этого не хватало ее отцу. Он никогда не смеялся. Странным образом веселье Мастера Эремиса наполнило Теризу печалью. Вот чего ей не хватало. Если бы она выросла в семье, где люди смеялись, то вся ее жизнь могла бы быть совсем другой. Она могла бы быть совершенно…
Почти в одно мгновение печаль вернула ощущение, что она растворяется.
И ощущение осталось, несмотря на взгляд Мастера, несмотря на его прикосновение. Сейчас оно стало сильнее и изменилось. Ощущение безопасности сменилось опасениями. И это заставило Теризу повернуть голову, словно она знала, что сейчас произойдет.
В ужасе она смотрела, как на плоском зеркале, которое открыл Джерадин, что-то происходит.
Пока она не отрываясь смотрела на него, невозможное воплотимое Сжатого Кулака принялось меняться, словно зеркало было калейдоскопом зимы. И когда снежный вихрь поутих, ручей превратился в дорогу; камни выпустили ветви и вытянулись в деревья; пушистый девственный снег притаял и превратился в грязь. Через мгновение сцена застыла, ее можно было узнать безошибочно — это было перепутье близь Орисона, там, где сходились дороги из разных провинций; зеркало показывало реально существующее, подлинное воплотимое.
На этот раз на северо-восточной дороге показались всадники. По меньшей мере десять человек на конях, вспахивающих копытами снег, словно они спешили достичь Орисона…
…словно за ними гнались.
— Миледи, — ошеломлено прошептал Джерадин.
Затем он воскликнул:
— Зеркала и осколки!
Мастер Эремис тоже с горящими глазами смотрел в зеркало, но он молчал.
На одного из всадников словно хищник прыгнуло черное пятно, появившееся неизвестно откуда. Оно было невелико, напоминая скорее щенка, и казалось слишком маленьким, чтобы навредить ему. Тем не менее, оно обладало невероятной силой и яростью. Всадник вскинул руки вверх и полетел с лошади. Похоже, он что-то кричал.
Ни один из его товарищей не обернулся, чтобы помочь ему. Они только сильнее пришпорили своих скакунов, летя по направлению к замку. Потерявшая седока лошадь встала на дыбы и помчалась безумным галопом, исчезая за краем зеркала.
Холодная рука зашевелилась в животе Теризы и стиснула изо всех сил ее внутренности.
Она была настолько напугана, что не замечала, что перестала растворяться.
Неизвестно откуда появилось еще одно темное пятно.
Вся сцена, казалось, рванулась к ней, когда пятно бросилось вперед. Джерадин стоял у края зеркала; он менял фокус, увеличивая воплотимое. Сейчас она сумела рассмотреть, что пятно было скрюченным, почти круглым существом с четырьмя конечностями, похожими на шевелящиеся крюки, и чудовищными челюстями, занимающими более половины тела существа. Выпав из какой-то невидимой точки, оно приземлилось, затем прыгнуло прямо всаднику на грудь. И в то же мгновение его крюки пришли в действие, челюсти раскрылись и принялись рвать добычу.
Зеркало показывало агонию человека, рухнувшего на спину и безуспешно пытающегося не дать вырвать из тела сердце. Показывало пятна крови, впитывающиеся в снег.
Указав на одного из всадников, Джерадин воскликнул:
— Пердон! Он будет убит!
— Возможно, и нет! — вмешался Мастер Эремис. — Они отъехали на какое-то расстояние от места нападения. Если они смогут ускакать за пределы видимости от того зеркала, которое воплощает эти кошмары, то будут спасены.
Териза не могла бы определить, какой из всадников был лорд Пердон. Все они казались ей одинаковыми — скорчившиеся от холодного ужаса, скачущие, чтобы спасти свои жизни; глаза лошадей были панически выпучены. Она сдерживала дыхание в невольной тревоге, пытаясь не реагировать на появление нового черного пятна, которое выпрыгнуло прямо из воздуха, пытаясь отвести взгляд от его раскрытых челюстей.
Но Мастер Эремис оказался прав. После того как всадники проскакали еще некоторое расстояние, никто из них больше не подвергся нападению.
Джерадин стоял со сжатыми кулаками, цедя сквозь зубы:
— Благодарение звездам, благодарение звездам.
Боль в груди заставила Теризу с шумом выпустить воздух. Внезапно ее затошнило. Она не находила слов, чтобы выразить свое отвращение.
— Что это за существа?
Мастер Эремис пожал плечами.
— Воплощенные существа, вроде этих, не имеют для нас названий. У меня есть более интересный вопрос. — Пламя в его глазах разгорелось ярче. — Согласно последнему рапорту, Пердон отказался покинуть Скарпинг потому, что считал, что все происходящее в настоящий момент на берегах Вертигона, требует его пристального внимания — ходят слухи, будто Кадуол засылает шпионов, подтягивает армию, запустил несколько банд. И тем не менее, он оказался здесь. Что заставило его покинуть свою провинцию? — Не ожидая ответа на вопрос, он взял Теризу за руку. Порывистыми движениями, пребывая в глубокой задумчивости, он увел ее от Джерадина и зеркал. — Пошли. Я хочу получить объяснение.
Джерадин последовал за ними с отстраненным выражением лица.
Длинные ноги спешащего Мастера Эремиса делали широкие шаги; она едва поспевала за ним. Но через мгновение он, похоже, заметил, как ей приходиться семенить, умерил шаг, улыбнулся и согнул руку так, чтобы ей было удобнее опереться на него.
Сейчас она радовалась, что он не разговаривает с ней. Большая часть ее внимания была поглощена тем, что она боролась с тошнотой.
Он вывел ее из подземелья, провел по-прежнему пустым бальным залом и повел по коридорам Орисона тем же путем, которым днем раньше Джерадин вел ее к башне, где располагался король Джойс. В больших покоях, похожих на зал ожидания, перед ступеньками, ведущими наверх, Мастер остановился. Всего несколько человек находились здесь, и большая часть их имела замученный, усталый вид просителей — взгляд, который Териза распознала почти автоматически, потому что слишком часто видела его в миссии. И здесь было больше стражников, чем она помнила по предыдущему дню. Они достаточно охотно сообщили Мастеру Эремису, что Пердон находится у короля Джойса, но ясно дали понять, что все остальные во время их встречи будут лишними.
Почти в то же мгновение в комнате появился Смотритель Леббик и направился к лестнице.
Мастер Эремис отнял руку Теризы и поспешил к Смотрителю.
— Может ли это быть правдой, Леббик? — Он, словно башня, возвышался над низкорослым воином, но в его любопытстве не было ни нотки превосходства. — Что Пердон оказался здесь? Странная новость. Какой кризис заставил оплот Морданта покинуть свои владения на растерзание Кадуолу?
— Мастер Эремис, — язвительно ответил Смотритель Леббик, — это дело короля.
Стремительно атаковав ступени, он скрылся из виду.
Мастер посмотрел ему вслед.
— Самовлюбленный болван, — пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Я всего лишь хотел услышать объяснение.
Териза посмотрела на Джерадина. Он стоял в стороне, его доброе лицо было омрачено тревогой, к которой примешивалась горечь. Если у него и был ответ на вопрос Мастера Эремиса, отвечать он не торопился.
Никто в приемной не мог ничего объяснить. Стражники стояли неподвижно, видимо, вспомнив о своих обязанностях — или о приближающемся обеде. Просители были поглощены своими проблемами. Териза отдышалась и попыталась выгнать из своего сознания скрюченные круглые фигуры с раскрытыми челюстями.
Нетерпение воплотителя с каждой секундой возрастало. Внезапно он заявил, так, словно все вокруг жаждали услышать его мнение:
— В провинции Пердон — кризис. Это очевидно. Но я сомневаюсь, что именно кризис привел Пердона сюда. Он не из тех людей, которые бегут от опасностей — или признаются в собственной слабости. Нет, я думаю, что именно наш прославленный король несет ответственность за тот кризис, который заставил Пердона прибыть в Орисон. Я мог бы поставить дюжину золотых дублонов, что он проделал весь путь потому, что его толкала на это ярость. И он придет еще в большую ярость, когда аудиенция закончится.
И словно по мановению волшебной палочки, вниз покатился рев ярости:
— Нет!
Лязгая металлом, на лестнице появился человек. Он был большим и плечистым; железные наплечники над нагрудником, сам нагрудник и железные перчатки на руках делали его еще больше. На одном его боку висел огромный меч, достаточно тяжелый, чтобы им можно было рубить голову скоту, на другом — боевой кинжал. Голова, за исключением бровей, была совершенно лысой, но брови были рыжими и густыми, рыжие клочки волос торчали над ушами, а воинственно встопорщенные густые усы были столь велики, что пища и питье оставили вокруг рта темные пятна. Поспешность его прибытия сюда подчеркивалась комками грязи на обуви.
Его лицо с резкими чертами было наклонено вниз, словно он собирался что-то таранить лбом.
За ним поспешала женщина. Ее небесно-голубое платье и дорогие украшения свидетельствовали о ее высоком происхождении, но двигалась она так, словно не подозревала, что на ней прекрасное бальное длинное платье, великолепное ожерелье и сережки. В обрамлении бледной кожи и коротко стриженных белокурых волос ее фиалковые глаза почти светились.
— Милорд Пердон! — требовательно запротестовала она, спускаясь вслед за ним. — Вы должны попытаться еще раз! Вы не должны сдаваться. Наверняка это всего лишь недопонимание ситуации. Вы должны еще раз объяснить ему. Мы должны объяснять ему это до тех пор, пока он не поймет всю важность вашего визита. Милорд!
— Нет! — повторил тот. Голос его напоминал треск ломающихся прутьев. Со ступенек он сошел в центр зала и затем повернулся лицом к ней. Воздев сжатые кулаки к потолку, он проревел:
— Он уже дал свой ответ! Он не отдаст такого приказа!
Сила его ярости заставила даму остановиться. Она так побледнела, что, казалось, вся кровь отхлынула от ее лица. Но она не колебалась.
— Но он должен! — ответила она. — Я утверждаю, что он должен сделать это! Что—то должно же быть сделано для спасения Морданта. Я уверена, что даже сейчас Смотритель Леббик пытается убедить его. Давайте же вернемся, милорд. Это настолько жизненно важно, что вы обязаны преуспеть.
Подавляя ярость, лорд Пердон крепче стиснул перед собой кулаки; его перчатки зазвенели, ударившись о металл нагрудников.
— Нет, миледи, — глухо сказал он. — Я этого больше не выдержу. Пусть он играет в перескоки, в то время как королевство разваливается! — Его руки сделали резкое движение вниз, словно швыряя надежду на пол. — Я сражался на его стороне десять лет, чтобы сделать Мордант тем, что он есть в настоящий момент. Я не знал колебаний, когда он искал добровольцев.
Повторите ему это, миледи. Тело каждого из моих людей, который будет ранен или убит, защищая его в его слепой бездеятельности, будет прислано сюда. Пусть посмотрит на их раны и объяснит, почему он, — лорд уже не мог больше сдерживаться, — не отдалприказа!
— Милорд Пердон, — голос Мастера Эремиса звучал учтиво и мягко, но в то же время достаточно авторитетно, чтобы привлечь внимание всех, находящихся в зале. — Я подозреваю, что наш досточтимый владыка, король Джойс, совершил какую-то глупость. Снова. Вы не сообщите мне, что произошло на сей раз?
Тон его заставил блондинку покраснеть; она прикусила губу и промолчала.
Пердон повернулся.
— Мастер Эремис… — Мгновение его взгляд был хмурым, пока он оценивающе смотрел на Мастера. Затем он воскликнул: — Однако! Задета моя честь. Я просто не ожидал от него такого.
Я не буду рассказывать вам обо всех тех ужасах, которым подвергались мои люди в течение часа, — ужасах, которые находятся всего лишь в броске камня от ворот замка «нашего досточтимого владыки». Это были твари из воплотимого, и мне тошно от подобных вещей. Я сражался бок о бок с королем Джойсом, чтобы этих чудовищ из зеркал наконец не стало на наших землях.
Я не буду говорить о них, потому что сказать о них, в общем-то, нечего. — Его твердый взгляд остекленел. — Пусть они будут на совести того воплотителя, который виноват в этом.
Но все же вам следует знать, что наши границы с определенного времени подвергаются нападениям. Я не собираюсь хранить это в секрете. Вдоль всего Вертигона, от одного края Пердона до другого, от севера до юга селения, несмотря на неподходящее время года, подвергаются нападению банд мародеров из Кадуола, которые грабят и сжигают все, что попадается им под руку. А затем убегают. Мои протесты эта жирная скотина, губернатор Фесттен, встретил пожатием плеч. Он сказал, что мародеры наносят ущерб и ему. После войн с Мордантом у Кадуола не хватает сил, чтобы справиться с бандитами, так он заявил. И я, Мастер Эремис, — лорд Пердон ударил железной перчаткой в свой нагрудник, — я вынужден охранять Вертигон с тем малым количеством людей, которое у меня есть.
Не получая поддержки или совета из Орисона, — продолжил он с откровенным сарказмом, — я попытался решить проблему своими методами.
Среди своих патрулей я распределил людей хорошо обученных следопытов и шпионов, чтобы, когда появятся мародеры или будут найдены признаки, по которым можно будет проследить за ними, они последовали по их следам. Я хотел знать, где прячутся эти сволочи. Если бы я смог отыскать какой-нибудь их лагерь, то не остановился бы и перед тем, чтобы немного углубиться в территорию Кадуола, лишь бы выкурить этих бандитов из их щелей.
Мастер Эремис кивнул.
— Логичная мысль, милорд Пердон. Но я подозреваю, что вы были удивлены тем, что обнаружили?
— Удивлен? — проревел Пердон. — Клянусь убийцами-мясниками, Мастер Эремис! Мы ведь говорим о Кадуоле — а значит, меня ничто не удивит. Тем не менее, — продолжил он мрачно, — я был совершенно не готов к тем донесениям, которые оказались на моем столе. Некоторые из моих следопытов пропали — потому, без сомнения, что позволили застать себя за своим занятием. Остальные не показывались так долго, что я в мыслях уже почти похоронил их, прежде чем они наконец вернулись домой. И все те, кто выжили, рассказывали одну и ту же историю.
Было естественно полагать, что эти мародеры — самые обычные бандиты. Банды их были довольно малочисленны. Одевались они в лохмотья и выглядели людьми, обнищавшими настолько, что готовы на кровопролитие. Нападали они беспорядочно, словно хотели только привести противника в смятение, без всякого порядка и разработанной тактики. Серьезную проблему они представляли лишь потому, что приходили из Кадуола. И потому, что их было много.
Но я оказался неправ, Мастер Эремис, — кулаки сжались, и ярость снова выплеснулась наружу. — Я был неправ. Вы можете поверить в это? После рейдов протяженностью в два, четыре или даже десять дней все банды, за которыми следили мои люди, возвращались в один итот же лагерь.
Териза глянула на Джерадина и увидела, как он медленно бледнеет.
— И в этом лагере, — продолжал Пердон, — они общались с солдатами Фесттена, одетыми в форму Кадуола. На повозках с провиантом красовалась личная печать верховного короля. Палатки, в которых проживали офицеры и хранились припасы, были построены по-кадуольски.
— Ну конечно, — пробормотал Мастер Эремис. — Ваше удивление понятно, милорд Пердон. Я лично — потрясен. — Однако он вовсе не выглядел потрясенным. — И какова же была численность этого войска?
— Тут сведения противоречивы. Мои следопыты наблюдали за ними не в самых удобных условиях. И некоторые из них при этом были охвачены паникой, тогда как такая работа требует полной выдержки. Но я убежден, что оно насчитывает не менее пятнадцати тысяч готовых к бою людей.
Один из стражников в зале протяжно присвистнул; Териза не заметила, кто это был.
— И это — зимой, — рявкнул Пердон. — Они ведь прямо-таки вцепятся нам в глотку, как только позволит погода.
— Видите, как обстоят дела, Мастер Эремис, — сказала блондинка. — Король должен иметь какие-то причины поступать так. Такое сообщение не должно быть им игнорировано.
— В Северном и Южном Пердоне, — прохрипел Пердон, — у меня имеется немногим больше трех тысяч человек. Я в точности знаю, что Орисон имеет не меньше пяти тысяч, и все они бездействуют в своих лагерях под командой Смотрителя Леббика.
— Точнее, около восьми тысяч, как мне кажется, — заметил Мастер Эремис.
— Восемь тысяч? И тем не менее, когда я попросил о помощи, — Пердон стиснул зубы, чтобы удержаться от очередной вспышки ярости, — король отказал. Он отказывал несколько раз. Сначала я не поверил. Наконец я прибыл сюда сам, чтобы лично просить о помощи. Я потерял в дороге семь человек — у самых стен Орисона. Но он, однако, все же отказал. — Разъяренный лорд дернул себя за ус. — С армией вторжения, сосредоточенной у его восточной границы, ожидающей, чтобы воспользоваться хаосом, вызванным воплощениями, которых с каждым днем становится все больше, и заговором, который, без сомнения, плетется в Аленде, он, тем не менее, отказал.
— Это невероятно, — выдохнула блондинка себе под нос. Ее фиалковые глаза глядели потерянно и озабоченно. — Он должен был отдать приказ. Почему он этого не сделал?
Джерадин нахмурился, погрузившись в размышления. Но мысли его отражались на лице гримасой отвращения.
— Десять лет я сражался с ним бок о бок, — закончил Пердон. — Я верил в него. А сейчас я знаю, что для него это ровным счетом ничего не значит.
Мастер Эремис изучал закованного в латы мужчину.
— Возможно, тогда, — сказал он тихо, — вас не удивит, если вы услышите, что я оказался точно в такой же ситуации.
Оба, Джерадин и блондинка, выразили удивление. Пердон выгнул рыжие брови:
— Вы, Мастер Эремис?
— Ну конечно же. — Глядя на него как-то особенно, Эремис приблизился к лорду и положил руку на наплечник, защищающий его плечо. — Наши проблемы на удивление схожи, милорд. Вы не прогуляетесь со мной до моих покоев? Все сражения Пердона все равно не могут быть выиграны в ближайший час или два, а у меня есть превосходный эль из Домне. Взаимное сочувствие обоим нам было бы на пользу.
Мгновение Пердон смотрел на Мастера Эремиса так же непонимающе, как Джерадин и леди. Рот его скривился при слове сочувствие, словно он никогда не слышал его. Затем выражение его лица стало непроницаемым. Он осторожно сказал:
— Благодарю вас. Ваше предложение благородно. Я был бы не прочь утопить свое горе в кружке доброго эля, если у вас таковой найдется.
Мастер рассмеялся:
— Найдется, а также многое другое, что я с радостью предложу вам.
Его лицо было непроницаемым. Пердон ответил:
— Тогда я — ваш, Мастер Эремис!
— Замечательно! — При этих словах Эремис кивнул блондинке и Теризе. — С вашего позволения, леди. — Его прощание было коротким; он был достаточно искушен в таких делах. Едва Пердон, в свою очередь, поклонился дамам, Мастер Эремис вывел его из зала.
Медленно, словно бы нехотя, Джерадин и блондинка посмотрели друг на друга. Оба они выглядели скованными, смущенными. Но она первой взяла себя в руки, спросив через несколько мгновений:
— Почему он поступил так, пригодник?
Джерадин переминался с ноги на ногу, но не сводил с нее взгляда.
— Не знаю, миледи. У Пердона сердце и душа воина. И он сражался с Кадуолом слишком долго. Мастер Эремис знает, что он не доверяет ни одному воплотителю.
Она осмотрелась по сторонам. Затем, обхватив руки повыше локтей ладонями, прижала их к груди.
— Я ненавижу, когда он подобным образом смотрит на меня. Он улыбается и свободно жестикулирует, но я вижу, что все это — рисовка.
— Мне это тоже не слишком нравится, — пробормотал Джерадин. — Но непонятно, что у него могло оказаться общего с Пердоном?
Они погрузились в напряженную тишину. Сейчас он не смотрел на Теризу, а изучал каменный пол. Она смотрела в коридор, туда, куда ушли Мастер Эремис и Пердон, словно хотела броситься вслед за ними и потребовать ответа. Наблюдая за леди и Джерадином, Териза пришла к выводу, что они знакомы друг с другом весьма долгое время. Леди, судя по внешнему виду, была приблизительно ее возраста и, как показалось Теризе, они могли бы составить неплохую пару. Яркость ее фиалковых глаз в особенности, казалось, подходила к его бурной смене настроений.
Внезапно леди смутилась. Повернувшись к Теризе, она сказала:
— О, прошу прощения. Как грубо с моей стороны. Вы стояли здесь все это время, и я даже не удосужилась перемолвиться с вами хоть словечком. Вы, должно быть, леди Териза. — На ее лице появилась улыбка, которая могла быть и искренней, правда, довольно осторожная. — Я узнаю это платье, — пояснила она. — Если бы манеры пригодника хоть чуточку отличались от моих в лучшую сторону, — взгляд, который она бросила в его сторону, свидетельствовал о досаде, — он бы давно уже представил нас друг другу. Я
— Элега. Король Джойс — мой отец.
— О, да, — Териза узнала имя. Так как она никогда раньше не имела дело с королевскими дочерьми, она не имела ни малейшего представления, как их следует приветствовать, и сказала то, что часто слышала из уст своей матери: — Очень приятно встретиться с вами. — Затем энергично встряхнула головой — слишком уж ее голос напоминал голос матери.
К счастью, леди Элега не была знакома с матерью Теризы.
— Мисте и я, — продолжала она, — возжелали встретиться с вами с того самого момента, как услышали, что вы… могу ли я воспользоваться словом «посетили»? — нас. Обстоятельства в наше время складываются не лучшим образом. Дела, о которых вы, наверняка, слышали, повергают меня в некоторую растерянность. — Несмотря на произносимые ею слова, то, как она общалась с Теризой, показывало, что она нашла для себя удовлетворительную компенсацию непонятному обращению ее отца с Пердоном.
— Я была бы счастлива, — она улыбнулась, — и Мисте была бы в восторге, как мне кажется, — если бы вы заглянули в наши палаты. Вы, наверное, даже не представляете себе тот интерес, который пробудился в Орисоне к вашей персоне. Мы с сестрой всегда стремимся заводить новых друзей. Но, скажу вам честно, миледи, — она понизила голос, словно собиралась поведать тайну, — Мордант — это мир мужчин. Нам, женщинам, редко дается возможность проявить свои таланты. Таким образом, ваше появление имеет для нас особую ценность.
Миледи, можем ли мы ожидать вашего визита?
Териза моментально замерла. Затем ощутила прилив страха. Почему она всегда так пугается, когда ее просят принять даже самое простое решение? Это все от матери. Ее мать обязательно бы сказала: «Какая прекрасная мысль. Когда бы вы хотели, чтобы я зашла? Ох, но мой муж в эти дни так занят… Может быть, я перезвоню вам как-нибудь на будущей неделе?» И потому Териза посмотрела на Элегу прямо, так простодушно, как только могла, и сказала:
— Я могла бы заглянуть к вам прямо сейчас.
Через секунду она сообразила, как это могло быть воспринято Джерадином, и от досады лицо ее покраснело. Однако он не смотрел на нее; выражение его лица было спокойным, как зеркало, не отражающее ничего. Только чуть более широко раскрытые глаза показывали, что он все слышал.
В этот момент она вспомнила, почему следовало опасаться даже простейших решений. Решения порождают проблемы.
Но, тем не менее, Элега решила, что в обществе Джерадина вполне естественно слышать от нее такие заявления, видимо, считая, что Териза предпочитает по той или иной причине пойти с ней. Ее улыбка была такой непринужденной, что не верилось, что на лице могут бывать другие выражения.
— Благодарю вас, миледи. Вы уже подкрепились? Мы могли бы перекусить вместе. Я уверена, что у нас найдется о чем поговорить.
Тем не менее, она как бы подобралась, когда повернулась к Джерадину и вежливым холодным тоном спросила:
— Вы не присоединитесь к нам, пригодник?
Он стиснул зубы, бросил на Теризу быстрый взгляд и пробормотал:
— Нет, спасибо. — Голос его был деланно нейтральным. — Я думаю, леди Териза на сегодня уже достаточно настрадалась от моего общества. Передайте леди Мисте мои наилучшие пожелания.
Он резко поклонился в ее сторону и направился к выходу из зала.
Проходя через дверной проем, он задел плечом косяк и запрыгал на одной ноге, пока не восстановил равновесие. Стражники хмыкнули, наблюдая за его уходом.
Леди Элега прикрыла рот ладошкой, чтобы скрыть улыбку.
— Бедняга Джерадин. — Затем покачала головой, отгоняя мысли о нем. — Что ж, пойдемте, миледи. — Она указала в сторону ступенек и пошла впереди Теризы в этом направлении. — Мы с сестрой занимаем комнаты этажом выше покоев короля. Нам было сказано, что мы должны жить здесь, чтобы быть в такой же безопасности и жить в таких же условиях, что и отец. Но мне кажется, — сказала она цинично, — правда в том, что все, имеющее хоть какое-то значение, прежде нас доходит до него — и дальше уже не идет. — Пытаясь смягчить смысл своих слов, она, слегка с юмором, добавила: — Как я уже говорила, Мордант — это мир мужчин.
Слабым голосом Териза сказала:
— Вы должны называть меня просто Териза. — Но эта фраза была абстрактной; она всем сердцем не желала этого. Часть ее сердца осталась с Джерадином. Оно ныло от того, что она причинила ему боль. Джерадин был единственным из тех, кого она знала, кто придавал смысл ее существованию здесь. А часть его болела по другой причине. Говорил ли Пердон королю Джойсу об этих кошмарных черных кляксах? Ну конечно же, да. Он должен был сказать. И король, темнеменее, отказывается что-то предпринять? Если бы он только видел…
— Териза. Хорошо, — удовлетворенно сказала леди. — А вы тогда должны называть меня Элега. Я надеюсь, мы станем настоящими друзьями.
— А вы давно его знаете? — спросила Териза. Это было лучше, чем вспоминать о челюстях и крови.
— Пригодника Джерадина? — Элега рассмеялась, но ее веселость казалась несколько наигранной. — Вы, наверное, не поверите, но когда-то мы с ним были обручены.
— Обручены?
— Да. Поразительно, не так ли? Но его отец, Домне, хотя и не воин, в полную противоположность Пердону, однако один из самых старых и самых доверенных друзей моего отца. — Волнение в голосе Элеги внезапно заставило Теризу подумать, что, может быть, дочери короля тоже предупреждены не говорить ей слишком многого. — Из-за постоянных войн король женился поздно. Хотя я старшая дочь, родилась я через год после рождения Джерадина, седьмого сына Домне. Позднее, во время перипетий очередной войны, мой отец для безопасности отослал всю семью в провинцию Домне. Я провела несколько сезонов в одном из поселений в Домне — Хауселдоне, и мы с Джерадином вместе играли. — Эти воспоминания, казалось, не слишком нравились ей. — По этой причине, считая, что мы подходим друг другу, наши родители обручили нас.
Один пролет ступенек привел их к этажу, на котором располагались покои короля. Элега прошла мимо высокой резной двери, ведущей в его покои, и принялась подниматься по другой лестнице.
— Мне гораздо более по душе пришелся бы один из его братьев, — продолжала она. — Все женщины без ума от Артагеля, но Вестера обожали бы куда более, если бы знали его получше. Однако обоим не хватает честолюбия. Мне больше по вкусу Найл. Но, к сожалению, женщины в подобных случаях обычно мало что могут сделать.
— А что случилось с вашим обручением?
— О, я просто отказалась выходить за Джерадина замуж. Он совершенно невозможен, Териза, — Элега не отдавала себе отчета, с какой злобой говорит. — Достаточно того, что он не может выйти из комнаты, не споткнувшись. Он — воплощенное невезение. Он служит воплотителям на три года дольше, чем любой другой пригодник со времен основания Гильдии, и с того момента, как начал службу, не приблизился к мантии Мастера ни на шаг.
Его целеустремленность — как и его страсть пытаться все исправить должно уважать. Но я дочь короля Морданта, и я не хочу провести остаток жизни, убираясь в хижине в провинции Домне и подметая разбитые зеркала, расколовшиеся при очередной неудаче Джерадина.
Вы знаете? — Она внезапно прыснула. — Первый раз когда он был официально представлен моему отцу — мы как раз ехали верхом с визитом в Домне, двенадцать или четырнадцать лет назад, — он был настолько неловок, что ему не пришло в голову ничего лучше, как срезать путь, перескочив через бревно, за которым оказалась кормушка для свиней. Когда он добрался до нас, на нем было больше объедков, чем осталось в той яме.
Териза едва не рассмеялась. Она легко могла представить его, словно была очевидцем той сцены; грязь, застрявшая в волосах, прилипшая к лицу, пропитавшая одежду; стекают помои, опадают куски прилипшей шелухи. Он был именно таким человеком, с которым могло произойти нечто подобное.
Но через мгновение ее эмоции вдруг стали другими, и она чуть не расплакалась. Бедняжка, пробормотала она про себя. Он заслуживал лучшей доли.
— Нет, Териза, — подвела итог Элега, — Пригодник Джерадин будет честным и порядочным мужем для туповатой женщины, думающей лишь низом живота, с сильным инстинктом материнства и большой терпимостью к сваливающимся несчастьям. А мне он не подходит.
Териза ничего не ответила. Значит, тебе не повезло. Но вслух она этого не сказала.
Преодолев подъем по ступенькам, они увидели еще одну дверь, не менее высокую, чем дверь в королевские покои, которая находилась прямо под ней. Однако эту дверь никто не охранял; видимо, на этот уровень башни другого прохода не было, и тот, кто охранял короля, тем самым оберегал и его семью.
Потом Териза вспомнила о тайных ходах. Вполне возможно, что в Орисоне не было места достаточно безопасного от кого-то, кто хорошо здесь ориентировался.
Улыбаясь, Элега подошла к двери и открыла ее, приглашая гостью.
— Добро пожаловать к нам, леди Териза де Морган, — объявила она официальным тоном. Затем обернулась и втянула Теризу в анфиладу комнат, где жила с сестрой.
Териза была удивлена, обнаружив, что эти комнаты были далеко не так богато украшены и обставлены, как те, которыми пользовался король Джойс. Толстые шерстяные ковры выглядели скорее работой крестьян, чем произведениями искусства — ковры для пользования, а не для показа. Диваны, кресла и кушетки были массивными и восхищали скорее добротностью и прочностью, чем тонкостью работы. Некоторые из предметов мебели в первой комнате выглядели так, словно сделали их давным-давно; стол в столовой, который она увидела, глянув в проход, явно знавал лучшие дни.
Териза не могла удержаться и удивилась почему король Джойс держит своих дочерей в черном теле. Элега объяснила:
— Раньше мы все жили здесь, а те комнаты, что внизу, использовались лишь для официальных королевских дел — для приемов, небольших аудиенций, скромных банкетов и так далее. Моя мать, королева, не любит излишеств, но она прекрасно понимала, что показная роскошь идет на пользу государства. По этой причине официальные комнаты были обставлены скорее напоказ, чем для жилья. — Сама она служила прекрасной иллюстрацией своих слов. То, как она носила свои драгоценности, свидетельствовало, что ее заинтересованность в делах отца не имеет ничего общего ни с богатством, ни с роскошью.
Теризе захотелось спросить, почему король перебрался вниз — или по какой причине королева (Саддит, похоже, упоминала, что звали ее Мадин) больше не живет в Орисоне. Но задавать личные вопросы она не чувствовала в себе сил; и прежде, чем она готова была рискнуть, из дальних комнат появилась женщина, одетая в воздушное платье из желтого шелка.
— О, Мисте. — Взгляд, которым Элега окинула сестру, был ласковым и немного презрительным, так, словно она любила, но не слишком высоко ценила ее. — Я раздобыла для нас редкое угощение. Это Териза — леди Териза де Морган. Она прекрасно выглядит в твоем платье, не правда ли? Мы вместе отобедаем. Териза, позвольте представить вам леди Мисте, мою сестру. Она — единственная из всех живущих в Орисоне, кто более меня жаждет, — она юмористически подчеркнула последнее слово, — свести с вами знакомство.
Эти слова заставили Мисте покраснеть. Она была, как заметил король Джойс и Саддит, по фигуре очень похожа на Теризу, правда, несколько более щуплая в некоторых областях. И во многом напоминала свою сестру, хотя в ней не было такого, как у Элеги контраста, между живыми глазами, бледной кожей и светлыми волосами. Стоя рядом, они казались слегка отличными версиями друг дружки. Темно-русые волосы Мисте, может быть, и не выглядели при свечах как чистое золото, но явно сверкали богатством в солнечном свете. Оттенок ее кожи свидетельствовал, что на солнце на нее прекрасно ложится загар. И вдобавок менее драматичный оттенок ее глаз, казалось, больше подходил, чтобы смотреть вдаль под ярким дневным светом, чем для того, чтобы выискивать, что там прячется по углам.
Отстраненность взгляда Мисте стала заметнее, когда она вошла в комнату; ее мысли словно витали в другом мире. Но глаза до странности оживились, когда Элега представила ей Теризу. И в то же время она выглядела восторженной, настолько переполненной восторгом, что, казалось, дрожала — ее реакция, казалось, была сильнее, чем просто на Теризу, словно кто-то еще более волнующий стоял у нее за спиной. Это впечатление было настолько сильным, что Териза инстинктивно оглянулась, ожидая увидеть кого-то сзади.
— Миледи, — Мисте сделала глубокий реверанс, взмахивая желтым шелком, явно не только для того, чтобы оказать уважение Теризе, но и чтобы скрыть краску на лице.
Териза чуть не впала в панику. Беспомощная и встревоженная, она бросила на Элегу умоляющий взгляд.
В ответ Элега положила руку на плечо сестры.
— Прекрасно исполнено, Мисте, — сказала она суховато. — Однако мне кажется, что такой торжественный прием смущает Теризу. Я зову ее Теризой по ее же просьбе. Наверняка она позволит и тебе так же обращаться к ней.
— Да, пожалуйста, — мгновенно выговорила Териза. На этот раз она была совершенно искренней.
Леди Мисте подняла голову. Стало ясно, что ее румянец был знаком восторга, а не смущения; она не выказывала никаких признаков стыда или неловкости. Глаза ее стали внимательно осматривать Теризу.
— Добро пожаловать к нам, миледи, — сказала она вежливо. — Я уверена, что смогу называть вас Теризой — через какое-то время, когда мое сердце перестанет так лихорадочно биться. — Она улыбнулась Теризе так, что та моментально вспомнила об улыбке короля Джойса. — Простите мне, если я смутила вас. Возможно, вы не понимаете, какую оказали нам честь. Я сама хотела просить вас заглянуть к нам.
— Это ив самомделе честь, — добавила Элега, прежде чем Териза успела запротестовать. — По нормам Морданта, мы всего лишь две женщины, живущие под присмотром отца, потому что он никак не может найти для нас подходящую пару. Разнообразные правители и выдающиеся личности, появляющиеся в Орисоне, не считают нужным появляться у нас или ставить нас в известность о своем пребывании здесь. И я по чистой случайности оказалась у короля, когда…
Затем совершенно непринужденным тоном она сказала:
— Мисте, ты не поверишь, отец превзошел самого себя. — И несколькими уничтожающими фразами рассказала сестре об аудиенции Пердона у короля Джойса. Затем добавила:
— Пятнадцать тысяч человек, Мисте. А у Пердона всего три тысячи. И отец отказался помочь ему. Он зашел слишком далеко. С этим нужно что-то делать.
— Элега, он наш отец, — заявила Мисте. — Вполне понятно, что мы не понимаем его намерений. Как мы можем что-то предполагать, когда мы знаем так мало о его мыслях и тревогах? — В отличие от Элеги, она не подчеркивала своего незнания; это было простой констатацией факта. — Но мы не должны слишком поспешно судить его. Вокруг Морданта сложилась сложная обстановка. Похоже, новая война не за горами. Хаос из воплотимого регулярно посещает нас. Вот и леди… — она посмотрела на Теризу, моментально покраснела, но заставила себя закончить, — Териза… — после этого Мисте мягко улыбнулась, — Териза пришла к нам через зеркало. Ходят слухи, что она и есть ответ на пророчество. Мы не должны судить впопыхах.
— Мисте, ты неисправима, — небольшая морщинка появилась на лбу Элеги.
— Если Бретер верховного короля ворвется к нам, изрубит меня в куски у тебя на глазах и распорет своим клинком тебе живот, ты и тогда скажешь, что мы не должны судить его впопыхах.
— Я верю, — сказала леди Мисте серьезно, но без всякого раздражения,
— что Бретер верховного короля хранит в своем сердце больше чести.
— Ну какая же ты глупышка! — тихо воскликнула Элега. Ее фиалковые глаза сверкали на бледном лице. Но она тут же схватила сестру и крепко обняла ее, пока ее раздражение не прошло. А когда отступила в сторону, то уже снова могла вести себя как положено воспитанной даме. — Но даже глупышка и знаменитость из другого мира, — она улыбнулась, показывая, что дурачится, — должны есть. Я распоряжусь.
Она подошла к ближайшему шнурку и дернула его. Затем вышла в соседнюю комнату.
Вскоре Териза услышала, как она быстро отдает распоряжения. Через некоторое время появилась служанка с подносами, направилась в столовую и начала там накрывать на стол.
В это время Териза находилась наедине с Мисте.
Пристальность взгляда Мисте, ее внимание заставляли Теризу нервничать. Она обнаружила, что Мисте ей нравится, но она не хотела, чтобы леди смотрела на нее таким образом. Казалось, будто Мисте рассматривала нечто внутри, позади или впереди Теризы, и это вызывало у той ощущение, что она снова растворяется. Она поневоле вспомнила, что зеркало, доставившее ее сюда, было лживым.
— Здесь так много того, чего я не понимаю. Почему король, ваш отец, — почему он ведет себя столь пассивно? Какой смысл может заключаться в том, что он не хочет поддержать Пердона?
— О, миле… Териза. Вы затронули вопрос, который поразил нашу семью в самое сердце, и у нас до сих пор нет на него ответа. — Леди указала жестом на диван. — Не хотите ли присесть?
Они сели, удобно устроившись на мягком диване, и Мисте продолжила:
— Вы пробыли среди нас недолго. Однако что касается нашей политики, то тут нам похвастаться особо нечем. — Ее печаль означала разочарование, равно как и признание непреложности этого факта. — Вы, может быть, не знаете, что у нашего отца три дочери. Наша средняя сестра, Торрент, вместе с нашей матерью — королевой Мадин — больше не живет здесь. Они решили перебраться в Ромиш — точнее, в поместье неподалеку от Ромиша. Мне кажется (потому что я там не была), что они живут там с семьей матери.
Два года назад ничего похожего не произошло бы. Тогда мы были все вместе. И я была этому рада, хотя не могу сказать, что мы были счастливы.
Териза оставалась неподвижной и молчала. Она уже чувствовала, какого рода история сейчас прозвучит. Работа в миссии много раз вынуждала ее выслушивать подобные истории.
— Мне кажется, вам понравилась бы наша мать, мил… Териза. Она такая женщина, которая знает, чего хочет, — факт, не раз вызывавший у отца немалое раздражение. — Мисте улыбнулась при воспоминании об этом. — Если бы вы послушали Элегу, она заставила бы вас поверить, что подобных женщин во всем Морданте не найти и пяти. Но, по моему мнению, она несколько преувеличивает. Мне кажется, нашим женщинам не хватает лишь смелости следовать за своей мечтой. — Когда она сказала это, ее взгляд будто бы пронзил противоположную стену, словно камень был прозрачным. — Впрочем, никто не собирается отрицать, что королева Мадин одна из немногих, кто достаточно уверен в себе — или настолько смел, чтобы настоять на своих желаниях.
Вот взять хотя бы тот факт, — прокомментировала она, отвлекаясь от нити повествования, — что матушка позволила разорвать помолвку Элеги с Джерадином Домне, хотя сам король приложил к ней руку. Наша мать при этом радовалась, что у нее есть дочь, которая знает, чего хочет.
— Так вот, — продолжала леди, — Мадин любила Джойса с детства, задолго до того, как он стал королем Морданта, — и он любил ее. В шутку даже поговаривают, что кампанию, которая привела его к трону, он начал только для того, чтобы сбежать от трудностей, стоявших на пути их страсти. Таким образом, когда он подчинил себе Демесне и присоединил к ней провинцию Файль, то бросился к ногам матушки и умолял ее, чтобы она вступила во владение его имуществом — после того, как ее отец, Файль, дал на это свое согласие.
К его изумлению, — Мисте снова улыбнулась, — матушка отказала ему. Она не отрицала, что бесконечно любит его, но сказала, что не хочет, чтобы он был ее мужем или возлюбленным. Он принялся за войну как фермер за пропашку земли, и не должен останавливаться, пока поля его не будут вспаханы и засеяны. Но пока руки его давят на плуг, его время и его жизнь принадлежат кровопролитию. Она готова разделить с ним многое, но не готова разделить его с такой коварной любовницей, как война, когда каждое копье, стрела и меч его врагов жадно косятся на его сердце. Если желание его не угаснет и он до той поры останется жив — то ему достаточно будет прислать лишь словечко, что войны закончены, и она примчится к нему хоть на край света.
Прежде всего, батюшка все же мужчина. И потому, конечно, он пришел в ярость. Но при этом он все же настоящий мужчина. Какое-то время он был в ярости — он говорит, что дни, но матушка упоминала об этом просто как о некоторомвремени, — но затем наконец рассмеялся, громко и звонко. И сказал себе, что нет на свете другой женщины, подходящей ему так, как она, и поклялся страшной клятвой: что бы ни случилось, ей недолго упрямится. И ускакал — напоследок пробурчав хвастливо, подобно всем молодым мужчинам, что покорит Кадуол и Аленд до следующей зимы.
Печально, но клятву свою он не сдержал. Много лет прошло до той поры, когда он наконец смог назвать себя королем без страха, что титул этот будет отобран у него в битве на следующий же день. А когда он все же добился этого, то повел войну иного рода: борьбу за объединение всех воплотителей в Гильдию. При случае он навестил матушку, чтобы она знала, что он не изменил свои намерения. Просто его войны еще не закончились.
И наконец матушка посчитала, что хватит. Покинув Ромиш верхом, без всякой свиты и охраны, сопровождаемая только служанкой, она поскакала по холмам и лесам Морданта и достигла того места, где сражался король. Он и его люди, и Знаток Хэвелок среди них, только что закончили битву с коварным воплотителем, и батюшка был с ног до головы осыпан пеплом. Тем не менее, она подъехала к нему — по его словам — так, словно их представляли друг другу в тронном зале Орисона, и сказала: «Мой владыка король, долго ли еще будет происходить все это?»
Он посмотрел на своих людей и на нее. В это мгновение, как он рассказывал, ему хотелось совершить какой-нибудь дурацкий поступок. Она была женщиной, прискакавшей без охраны, лишь со своей служанкой, а только что погибло пятеро его людей. Но батюшка не стал ничего предпринимать, помог ей сойти с коня, отвел в свою палатку и объяснил, что он делает и что ему еще осталось сделать.
И когда он рассказал это, матушка сказала: «Мой владыка король, это может продлиться еще лет десять, а то и дольше».
Он кивнул. Ее оценка была правильной.
«Это чересчур долго», сказала матушка. «Я ждала уже более, чем достаточно. Есть ли в этом лагере человек, который может совершить обряд бракосочетания?»
Мой отец утверждает, что тупо глядел на нее не меньше часа, прежде чем понял, чего она хочет, но матушка уверяла, что он потерял разум не больше чем на пару мгновений. Затем он издал вопль и схватил ее в объятия, и закружился так лихо, что сломал палаточный кол, и палатка рухнула на них.
Тем не менее, именно он настаивал на том, чтобы они вернулись в Орисон и устроили богатую и пышную свадьбу. Он сказал, что меньшего она не заслуживает. С ее же точки зрения, он просто хотел увезти ее от опасностей битв в безопасность своего Демесне.
Их союз, — Мисте посмотрела на Теризу, и Териза увидела на лице леди одновременно счастье и печаль, — был тем, что некоторые называют «милые бранятся — только тешатся». Оба наверняка прекрасно знали недостатки друг друга. Однако тем, кто наблюдал за ними со стороны, казалось, что любой компромисс может быть достигнут лишь лет через двадцать. Но мы-то замечали, как светились радостью глаза батюшки, несмотря на проявляемую им бурную ярость, когда матушка спорила с ним. И мы слышали, с какой теплотой и преданностью она всегда говорила о нем, когда его не было поблизости. Я сказала бы, что это был прекрасный союз, Териза.
Но конец его, — она вздохнула, — был неожиданным.
— А что произошло? — спросила Териза, думая о своих родителях, пытаясь найти какую-нибудь мелочь, в которой их связь имела бы нечто общее с тем, о чем она только что услышала.
Мисте печально сказала:
— Он стал совершенно пассивен. Искра задора потухла в нем. Все чаще и чаще он закрывался с безумным Хэвелоком, играя — как он уверяет — в перескоки, в то время как должен был заниматься управлением страной. Все меньше и меньше решений принималось им. Заговоры и их проявления игнорировались. Над людьми не вершилось правосудие. Не сразу, конечно, а в течение нескольких лет отец превратился в то, что люди называют «старой развалиной». Его власти — как и преданности его подданных — хватает лишь на то, чтобы следить, чтобы не появился узурпатор. Все остальное его не волнует.
Для всех нас это было огромное горе, но для матери это был настоящий удар в сердце. Так как она всегда уважала собственное мнение, то принимала во внимание и мнение отца. Но теперь он спорил с ней только по тривиальным поводам, таким, к примеру, как должны ли его дочери учиться игре в перескоки вместо вышивания или нет. И это утомило ее настолько, что она решила: хватит. И тогда она пришла к нему.
«Старик, — сказала она. По ее желанию все дочери присутствовали. — Это должно прекратиться. Под боком у тебя творят свои злые дела воплотители. Враги твои пригнулись, изготовившись к нападению; шакалы вьются у самых твоих ног. Волнения доводят провинции чуть не до восстаний. А ты тем временем, играешь в перескоки с этим глупцом Хэвелоком. Я говорю: ты обязан это прекратить».
«Дорогая моя, — ответил он так, словно она обидела его несправедливо.
— Много лет ты отказывалась выйти за меня замуж потому, что я воевал. Ты хочешь, чтобы я снова начал войну?»
«Тогда я была юной и незамужней, — ответила она. — А сейчас, по моему собственному выбору, я твоя жена. Ты — мой муж, но ты и король Морданта. Я согласилась с твоими королевскими обязанностями и требую от тебя: исполняй их как надлежит королю. Это твой долг, и он должен быть исполнен».
«Уж так получилось, — ответил батюшка с ноткой былой твердости, — что я король Морданта. И никто, кроме короля, не будет мне указывать, в чем заключаются мои обязанности. Я проконсультировался сам с собой, и считаю, что выполняю свой долг в полной мере».
Отец наш видел, как она покидала Орисон. Когда она уехала, он плакал отчаянно, словно его разрывало на части. Но не сказал ни слова, не попытался объясниться, не успокаивал ее, не позвал ее назад.
Вместе с ней уехала и Торрент, потому что она верила, что так будет правильнее. Элега же осталась здесь…
В этот момент леди Элега вернулась.
— Я осталась здесь, — вмешалась она, и глаза ее загорелись, — потому, что для Морданта должно быть что-то сделано — и это не может быть сделано в Ромише. Какие бы действия ни потребовались, чтобы спасти королевство, я хочу принимать в них участие, если смогу. Сестра же моя, — продолжила она, с трудом сдерживая презрение, — осталась здесь потому, что мечтает, будто в один прекрасный день король воспрянет, чтобы защитить свое королевство,
— если только мы будем достаточно верить в него.
Мисте снова вздохнула:
— Возможно.
И тут же Элега принялась извиняться:
— Ох, прости меня, Мисте. Я не должна была говорить так резко. Его обращение с Пердоном так выбило меня из колеи… Возможно, истинная причина того, что ты осталась здесь, в том, что благодаря этому, чего бы ни случилось, он может рассчитывать на доброе отношение и общество хотя бы одной женщины, которая его любит.
Или, быть может, подумала Териза, она здесь для того, чтобы хотя бы один член семьи стал свидетелем того, что случится с ним. Мать Теризы оставалась с отцом до самой своей смерти, но это было не упрямство; упрямство подразумевает принятие решения, а ее мать была неспособна решать. Она просто была выбрана своим мужем и согласилась с его правом сделать это. Для нее это был единственный путь поверить в себя.
Элега повернулась к Теризе:
— Однако мы пригласили вас сюда совсем не для того, чтобы рассказывать такие истории. — Она заставила себя говорить веселее. — Как уже сказала моя сестра, есть многое, что мы хотели бы узнать о вас. И стол уже накрыт. Не могли бы мы поесть во время беседы?
Почти не задумываясь, Териза ответила:
— Не думаю, что много смогу рассказать вам. — Контраст между ее собственной жизнью и той историей, которую она только что услышала, устыдил ее, словно живая демонстрация того, насколько ничтожной она всегда была. Если не считать покушения на ее жизнь, в ней самой не было ничего действительно реального. — Вы были исключительно добры ко мне. Но я попала сюда случайно. Я вовсе не воплотитель. В моем мире — в том мире, откуда я пришла нет воплотителей. Что-то получилось не так, когда Джерадин делал то зеркало. Или что-то произошло во время воплощения. — И снова она поймала себя на том, что говорит точь-в-точь как мать. Но что еще могла она сказать? — Я не знаю, почему позволила уговорить себя и отправилась сюда.
Затем, словно для полноты картины должно было быть сказано все, она добавила:
— Я хотела вернуться обратно. Но то зеркало почему-то изменилось. Он уже больше не может заставить его работать.
Она замерла. Сердце ее сжалось, словно она сказала нечто опасное, и иррациональное желание плакать, которое охватило ее, когда она представила себе Джерадина в помоях, возвратилось с новой силой.
Глядя сквозь нее так, как если бы в комнате стало вдруг невыносимо жарко, Мисте выдохнула:
— Неужели такое возможно? Ох, неужели возможно? — Она, похоже, считала, что услышала нечто гораздо более удивительное, чем любая волшебная сказка.
В противоположность ей Элега запрокинула голову так резко, словно ее ударили по лицу; глаза ее горели. Медленно цедя слова, тщательно стараясь контролировать себя, она сказала:
— Вы хотите сказать, миледи, что у вас нет причин находиться здесь? Никакой цели? Что вы прибыли сюда не для того, чтобы сыграть роль в разрешении проблем Морданта? Вы хотите заставить нас поверить, что вы ни что иное как обычная женщина? Что эта «случайность», как вы ее называете, не должна была произойти с вами?
Териза не хотела отвечать. Тон вопроса Элеги был чрезвычайно оскорбителен. Но она сама создала эту ситуацию и должна была найти в себе смелость посмотреть ей в глаза, чтобы хотя бы в этом не быть похожей на свою мать.
— Я вовсе не леди, а простой секретарь в миссии. — Она держала спину прямо, а голову поднятой. — Там нуждаются во мне. Очень немногие могут пойти на такую работу, потому что за нее очень мало платят. Однако я потеряю эту свою работу, если поскорее не вернусь домой. Преподобный Тетчер не справится со всем в одиночку.
Это все. Я живу в обычной квартире. Ем и сплю. Хожу на работу. Вот и все.
На мгновение она решила, что Элега станет теперь презирать ее. Однако Мисте прошептала:
— Это чудесно, это просто замечательно! — ее взгляд еще более сфокусировался на Теризе. — Я даже не представляла себе, что такое возможно.
Но Элегу раздирали противоречивые чувства, смена выражений на ее лице остановилась на таком, словно на нее плеснули кислотой.
— Вам следовало все же отправиться вместе с Пердоном, — глухо сказала Териза. — Он и Мастер Эремис — вот кто вам действительно был нужен.
В ответ леди попыталась улыбнуться.
Выражение сначала было жалким, но затем Элега справилась со своим лицом и заставила его черты подчиняться себе. Установив на лице безмятежное выражение, она спокойным тоном сказала:
— Миледи, это необязательно. Мы не имеем отношения к Гильдии. У нас нет тайных союзников среди врагов Морданта. Мы не станем манипулировать вами или предавать вас. Мы женщины, такие же, как вы, а не самовлюбленные мужчины, алчущие власти. Нам можно доверять. Мы, наверное, единственные люди в Орисоне, кому вы можете довериться. Так что ваши обвинения беспочвенны.
Мисте мгновенно посмотрела на свою сестру:
— Элега, Териза не имеет причин лгать нам. Я уверена, что она не лжет. И это не обвинения.
С яростью, которой позавидовал бы и Смотритель Леббик, леди Элега фыркнула:
— Ну, так и быть.
Через мгновение она опомнилась. И снова попыталась улыбнуться. Но теперь она выглядела как женщина, отчаянно пытающаяся сдержать порыв разнести все в клочки.
— Простите, — сказала Териза. — Простите.
