Глава тридцать седьмая
в которой повествуется о том, как Сыма Хуэй назвал еще одного знаменитого мудреца, и о том, как Лю Бэй трижды посещал Чжугэ Ляна
Итак, Сюй Шу прибыл в Сюйчан. Узнав о его приезде, Цао Цао сказал Сюнь Юю, Чэн Юю и другим своим советникам, чтобы они встретили Сюй Шу. Тот предстал перед Цао Цао и низко поклонился.
– Почему вы, такой талантливый ученый, унизили себя службой Лю Бэю? – сразу же спросил у него Цао Цао.
– В молодости я долго скитался по рекам и озерам, скрываясь от опасности, и случайно попал в Синье, где и сдружился с Лю Бэем, – пояснил Сюй Шу. – Но так как матушка моя здесь, а я очень люблю ее, я не смог преодолеть угрызений совести.
– Зато теперь вы можете сколько угодно заботиться о вашей матушке, и у меня будет возможность получать ваши наставления, – сказал Цао Цао.
Сюй Шу с благодарностью поклонился и немедленно отправился повидаться с матерью. Со слезами на глазах он поклонился у ее дверей.
– Ты зачем здесь? – удивилась старушка.
– Я приехал сюда по вашему письму, – ответил Сюй Шу.
– Ты скверный сын! – разгневалась старуха, ударив кулаком по столу. – Бродяга! Сколько лет я учила тебя уму-разуму, а ты стал еще хуже, чем был! Ты читаешь книги, и тебе должно быть известно, что верность господину и сыновнее послушание не могут существовать без ущерба для обеих сторон! Разве ты не знал, что Цао Цао обманщик и злодей, а Лю Бэй гуманный и справедливый человек? Ведь он потомок Ханьского дома, и ты служил достойному господину! Ох, и глупец же ты! Ну как ты мог из-за подложного письма покинуть свет ради тьмы! Какими глазами мне смотреть на тебя? Ты опозорил своих предков! Напрасно ты живешь на свете!
Сюй Шу повалился ей в ноги, не смея поднять глаз. Она скрылась за ширмами, и через минуту вбежал слуга с криком:
– Госпожа повесилась!
Сюй Шу бросился на помощь, но поздно, – матушка его уже испустила дух.
Твердость матушки Сюй Шу потомки прославили в стихах:
О матушка Сюй! Сквозь столетья пройдет
Великая мудрость ее и отвага!
И нравственный долг охраняла она
И много семье своей сделала блага.
Совсем не заботясь о славе своей,
Она лишь о сыне радела любимом.
И – вся справедливость – до самых небес
Взнеслась она духом непоколебимым.
Лю Бэя отважно хвалила она,
Бранила врага Цао Цао без страха.
Ее не пугали ни пытки огнем,
Ни меч, ни палач, ни кровавая плаха.
Она лишь боялась, что предков ее
Позором покроют дела ее сына.
И в гордом поступке своем наравне
Стоит с матерями Мын Цзы и Ван Лина.
При жизни ее прославляла молва,
Теперь говорят о ней тушь и бумага.
О матушка Сюй! Сквозь столетья пройдет
Великая мудрость ее и отвага.
Сюй Шу без чувств грохнулся на пол возле тела матери и долго не приходил в себя. Цао Цао прислал людей передать ему дары и выразить свое соболезнование, затем он сам явился совершить жертвоприношение. Сюй Шу похоронил свою матушку к югу от Сюйчана и остался там охранять ее могилу. Подарков Цао Цао он не принял.
В это время Цао Цао собирался предпринять поход на юг. Однако советник Сюнь Юй отговаривал его:
– В холодную погоду воевать невозможно, разумнее было бы подождать до весны…
Цао Цао с ним согласился. Он приказал отвести воды реки Чжанхэ и сделать небольшое озеро, где его войска обучались ведению войны на воде.
Тем временем в Синье произошло вот что. Лю Бэй, приготовив подарки, собирался в Лунчжун к Чжугэ Ляну, когда ему доложили, что у ворот его спрашивает какой-то человек в островерхой шляпе.
– Наверно, Чжугэ Лян! – обрадовался Лю Бэй.
Приведя в порядок свою одежду, он вышел встречать гостя. Но это оказался Сыма Хуэй. Лю Бэй любезно пригласил его во внутренние покои, усадил на почетное место и осведомился:
– Как поживаете? Простите, что за своими военными делами я не выбрал времени наведаться к вам. У меня не хватает слов выразить, как я счастлив, что удостоился вашего светлого посещения!
– Я собственно пришел повидаться с Сюй Шу, мне сказали, что он у вас, – ответил Сыма Хуэй.
– Недавно его матушка прислала ему письмо и вызвала в Сюйчан, – произнес Лю Бэй.
– Тут какая-то хитрость со стороны Цао Цао! – взволновался Сыма Хуэй. – Я хорошо знаю матушку Сюй Шу: она ни за что на свете не согласилась бы написать такое письмо, даже если бы ее бросили в темницу! Ах, лучше бы Сюй Шу не уходил отсюда! Тогда еще можно было бы надеяться, что его матушка останется в живых, а теперь она безусловно погибнет!
Лю Бэй изумился, не понимая, почему это может случиться.
– А вот почему, – объяснил Сыма Хуэй, заметив его недоумение. – Матушка Сюй Шу – женщина высоких взглядов, и она не пожелает жить после того, как ее сын совершил позорный поступок!
– Не скажете ли вы мне, кто такой наньянский Чжугэ Лян? – спросил Лю Бэй. – Его назвал мне перед отъездом Сюй Шу…
– Ах, зачем же он еще тащит другого! – усмехнувшись, воскликнул Сыма Хуэй. – Решил сам уйти – на то его воля, и делу конец!
– Почему вы так говорите? – не понял его Лю Бэй.
– Чжугэ Лян близок с Цуй Чжоу-пином из Болина, Ши Гуан-юанем из Инчуани, Мын Гун-вэем из Жунани и с Сюй Шу, – объяснил Сыма Хуэй. – Они составляют как бы единый кружок, и только один Чжугэ Лян независим во взглядах. Когда они беседуют, Чжугэ Лян часто сидит в сторонке и, обхватив колени руками, напевает. Потом вдруг укажет на друзей рукой и воскликнет: «Друзья мои, если бы вы пошли на службу, то непременно получили бы высокие должности!» А когда те спрашивают его, что он этим хочет сказать, Чжугэ Лян только улыбается в ответ. Он обычно сравнивает себя с Гуань Чжуном и Ио И, но мудрость его никто измерить не может.
– Почему в Инчуани так много мудрецов? – спросил Лю Бэй.
– Еще в давние времена астролог Инь Куй предсказал, что будет так, когда увидел множество ярких звезд, скопившихся над Инчуанью, – ответил Сыма Хуэй.
– Ведь Гуань Чжун и Ио И – наиболее прославленные люди эпохи Чуньцю и Борющихся царств. Их подвиги известны всей вселенной, – не вытерпел стоявший рядом Гуань Юй. – Не слишком ли это для Чжугэ Ляна – сравнивать себя с ними?
– Я тоже так думаю, – согласился Сыма Хуэй. – Я сравнивал бы его с другими.
– С кем же? – спросил Гуань Юй.
– Во-первых, с Цзян Цзы-я [], который помог основать Чжоускую династию, просуществовавшую восемьсот лет, и с Чжан Ляном, прославившим Ханьскую династию на целых четыреста лет! – сказал Сыма Хуэй.
Все были поражены этими словами, а Сыма Хуэй откланялся и удалился. Лю Бэю не удалось его удержать. Сыма Хуэй вышел за ворота и, взглянув на небо, громко рассмеялся:
– Вот Дремлющий дракон и нашел себе господина! Но как жаль, что родился он не вовремя! – воскликнул он и скрылся.
– Поистине непонятный старец! – со вздохом произнес Лю Бэй.
На другой день Лю Бэй с братьями отправился в Лунчжун. Издали путники заметили у подножья гор нескольких крестьян, которые обрабатывали землю мотыгами и напевали:
Земли поверхность, как шахматное поле,
Как дивный купол, небесный кругозор.
Людей всех делят на белых и на черных,
Позор и слава в разладе с древних пор.
Тот, кто прославлен, в довольстве пребывает,
Тот, кто унижен, лишен последних благ.
Живет в Наньяне таинственный отшельник,
Спит дни и ночи – не выспится никак.
Лю Бэй заинтересовался песней и, придержав коня, окликнул одного из крестьян:
– Эй, скажи-ка мне, кто сложил эту песню?
– Ее сочинил господин Дремлющий дракон, – ответил тот.
– А где он живет?
– Вон там… К югу от этой горы есть хребет Во-лун, – объяснил крестьянин. – Не доезжая его – небольшая роща, а в роще – хижина, в ней и живет господин Чжугэ Лян.
Лю Бэй поблагодарил крестьянина и поехал дальше. Вскоре впереди он увидел хребет Во-лун. Природа здесь действительно была необычайно живописна. Потомки, в подражание древним, сложили стихи, в которых описали место, где жил Чжугэ Лян:
Ли в двадцати на запад от Сянъяна
Есть горный кряж; внизу течет река.
Вода бежит, о камни разбиваясь,
Вершины гор уходят в облака.
И это все – как феникс в ветках сосен
Иль как дракон, что свился на ночлег.
Вот хижина; в ней за плетеной дверью
Спокойно спит великий человек.
Седой бамбук покрыл крутые склоны,
Вокруг цветы – покой и благодать.
Там на полу, средь рукописей желтых,
Лишь мудрецам, склонившись, восседать
Порой плоды приносит обезьяна,
И аист бдит, как сторож, у дверей.
Лежит в парчу завернутая лютня,
И светлый меч сверкает, как ручей.
Тот человек, что спит в жилье убогом,
В досужий час копает огород.
Он ждет, когда его гроза разбудит,
И он, восстав, мир людям принесет.
Лю Бэй подъехал к хижине и постучал в грубо сколоченную дверь. Вышел мальчик и спросил, кто он такой.
– Передай своему господину, что ему желает поклониться ханьский полководец правой руки, Ичэнский хоу, правитель округа Юйчжоу, дядя императора Лю Бэй…
– Ой-ой, я не запомню столько титулов! – забеспокоился мальчик.
– Тогда скажи просто, что к нему приехал Лю Бэй.
– Мой господин ушел на рассвете, – сказал мальчик.
– Куда же он ушел?
– Не знаю, дороги его неопределенны.
– А когда он вернется?
– Тоже не знаю… Может быть, дня через три или через пять, а то и через десять…
Лю Бэй был расстроен.
– Что ж, нет так нет – едем домой! – сказал Чжан Фэй.
– Подождем немного, – предложил Лю Бэй.
– Я тоже думаю, что лучше вернуться, – поддержал Чжан Фэя Гуань Юй. – Мы можем послать человека узнать, возвратился ли Чжугэ Лян.
Поручив мальчику передать Чжугэ Ляну, что приезжал Лю Бэй, братья сели на коней и двинулись в обратный путь. Проехав несколько ли, Лю Бэй остановил коня и стал осматривать окрестности Лунчжуна. Вокруг были горы, правда невысокие, но живописные, речка неглубокая, но чистая, поля необширные, но ровные, лесок небольшой, но пышный. Резвились и прыгали обезьяны, разгуливали аисты; сосны и заросли бамбука соперничали друг с другом в пышности. Такая картина доставляла Лю Бэю огромное наслаждение.
Вдруг Лю Бэй заметил человека благородной наружности и гордой осанки. Он шел с горы по уединенной тропинке, опираясь на полынный посох. На голове его была повязка, и одет он был в черный халат.
– Вот, наверно, Дремлющий дракон! – воскликнул Лю Бэй и, соскочив с коня, приветствовал неизвестного.
– Вы, должно быть, господин Дремлющий дракон?
– А вы кто такой? – спросил человек.
– Я – Лю Бэй.
– Нет, я не Чжугэ Лян. Я его друг, Цуй Чжоу-пин из Болина.
– Давно слышал ваше славное имя! – обрадовался Лю Бэй. – Счастлив встретиться с вами! Прошу вас присесть и дать мне ваши наставления.
– Зачем вам понадобился Чжугэ Лян? – спросил Цуй Чжоу-пин.
– Видите ли, сейчас в Поднебесной великая смута, со всех сторон надвигаются грозные тучи, и я хотел просить Чжугэ Ляна помочь мне установить порядок в стране, – сказал Лю Бэй.
– Конечно, это гуманное желание, – согласился Цуй Чжоу-пин. – Но так уж ведется исстари: порядок чередуется с беспорядком. Когда Гао-цзу, отрубив голову Белой змее, встал на борьбу за справедливость и казнил безнравственного циньского правителя, страна из полосы смут вступила в полосу порядка. Спокойствие длилось до правления императоров Ай-ди и Пин-ди – почти двести лет. Потом, когда Ван Ман поднял мятеж, страна опять перешла в полосу смут. Гуан-у возродил династию и устранил беспорядки, и вот вплоть до наших дней – тоже почти двести лет – народ жил в мире и покое. Сейчас вновь повсюду поднято оружие, и это значит, что наступило время смут. Тут уж ничего не поделаешь! Если вы хотите, чтобы Чжугэ Лян повернул вселенную, то я боюсь, что вы напрасно потратите силы. Разве вам не известно, что покорный небу всего достигает легко, а тот, кто идет наперекор небу, всегда встречает трудности? Не изменить того, что предрешено судьбой, не избежать того, что предопределено роком!
– Ваши рассуждения доказывают вашу прозорливость, – произнес Лю Бэй. – Но могу ли я, потомок Ханьского дома, оставить династию на произвол судьбы?
– Люди, живущие в горах и пустынях, не пригодны для того, чтобы рассуждать о делах Поднебесной, – сказал Цуй Чжоу-пин. – Но раз уж вы спросили меня, то я и ответил вам по мере моего разумения… хотя, может быть, и глупо!
– Я благодарен вам за наставления, – сказал Лю Бэй. – Но не знаете ли вы, куда ушел Чжугэ Лян?
– Нет, не знаю. Я тоже хотел с ним повидаться.
– А если бы я попросил вас приехать ко мне, в мой ничтожный городишко? – спросил Лю Бэй.
– О, нет! Я слишком для этого ленив! Да и давно уже отказался от почестей! – сказал Цуй Чжоу-пин. – До свиданья!
Он поклонился и ушел, а братья сели на коней и поехали дальше.
– Чжугэ Ляна не нашли, но зато вдоволь насладились болтовней этого негодного школяра! – ворчал дорогой Чжан Фэй.
– Это мудрые рассуждения отшельника! – поправил брата Лю Бэй.
Спустя несколько дней ему сообщили, что господин Во-лун вернулся. Лю Бэй велел привести коня.
– Не пристало вам гоняться за этой деревенщиной! – раздраженно заметил Чжан Фэй. – Велите слуге позвать его, и все тут!
– Помолчи-ка ты лучше! – прикрикнул на брата Лю Бэй. – Тебе известно, что Мын Цзы сказал: «Если ты хочешь видеть мудреца, но идешь не его путем, – это равносильно тому, что ты зовешь мудреца, но закрываешь перед ним дверь». Ведь Чжугэ Лян – величайший мудрец нашего времени! Можно ли его просто позвать?
Лю Бэй сел на коня и во второй раз отправился к Чжугэ Ляну. Братья последовали за ним. Стояла суровая зима, черные тучи заволокли небо. Не успели путники проехать и нескольких ли, как налетел холодный ветер, повалил снег. Горы стали словно из яшмы, и деревья будто обрядились в серебро.
– Воевать сейчас нельзя – зима, – проворчал Чжан Фэй. – И зачем только понадобилось тащиться в такую даль из-за какого-то бесполезного человека? Сидели бы в Синье, подальше от ветра и снега!
– Я хочу, чтобы Чжугэ Лян увидел мою настойчивость! – заявил Лю Бэй. – Если ты боишься холода, можешь возвращаться!
– И смерти не боюсь, не то что холода! – вспыхнул задетый Чжан Фэй. – Но думаю, что едете вы напрасно, вот что!
– Поменьше болтай! Едем дальше! – ответил Лю Бэй.
Приближаясь к деревушке, путники услышали, что в кабачке, стоявшем у края дороги, кто-то напевает песню. Лю Бэй придержал коня.
И подвигов не совершал и славы еще не стяжал он,
Он долго весны не встречал, что каждому сердцу желанна.
И жаль, что не видели вы, как старец Дунхайский покинул
Лачугу свою и пошел вслед за колесницей Вэнь-вана.
Как, не ожидая, пока князья соберутся под знамя,
Вдруг на переправе Мынцзинь стремительно в лодку вошел он,
Как в битве великой в Муе, где крови пролито немало,
Могучим орлом воспарил, отваги и верности полон.
И жаль, что не видели вы, как пьяница из Гаояна,
Бедняк низкородный, почтил Манданского гуна поклоном,
С каким величавым лицом сидел на пиру, удивляя
Сужденьем своим о князьях, пророчески непреклонным.
Как княжества Ци города он отдал врагу на востоке.
Но в Поднебесной никто его не пленился уделом.
Хоть не были оба они в родстве с императорским домом,
А все же героев таких на свете не сыщется целом.
Песня кончилась. И тогда запел другой, в такт ударяя по столу:
Мечом, озарившим весь мир, взмахнул государь и основу
Династии заложил, сиявшей четыреста лет.
Сановники злые пришли, и царственный род истощился,
И при Хуань-ди и Лин-ди померкнул величия свет.
И радуги дивной дуга является в Яшмовой зале,
И черной змеею раздор обвил императорский трон,
Разбойники как муравьи повсюду кишат в Поднебесной,
Коварных героев толпа со всех налетает сторон.
Не стоит стонать и скорбеть, все жалобы наши напрасны,
От скуки идем мы в трактир и пьем беззаботно вино.
Пусть каждый живет для себя – и жизнь наша будет спокойна,
А будут ли нас прославлять в грядущем – не все ли равно!
Оба певца захлопали в ладоши и рассмеялись.
– Дремлющий дракон тоже, наверно, здесь! – воскликнул Лю Бэй, слезая с коня и направляясь в трактир. Там за столиком друг против друга сидели двое и пили вино. Один – с длинной бородой и бледным лицом, его собеседник – с удивительно благородной осанкой.
Лю Бэй поклонился им.
– Не скажете ли вы, кто из вас господин Во-лун?
– А вы кто такой? И зачем вы ищете Во-луна? – спросил длиннобородый.
– Я – Лю Бэй. Хочу спросить совета у господина Во-луна, как помочь стране и дать народу покой…
– Во-луна здесь нет, но мы его друзья, – сказал длиннобородый. Я – Ши Гуан-юань из округа Инчжоу, а это Мын Гун-вэй из Жунани.
– О, я много слышал о вас! – обрадовался Лю Бэй. – Как я счастлив, что случайно встретился с вами! У меня с собой есть запасные кони, и если вы ничего не имеете против, поедемте к господину Во-луну и там побеседуем!
– Не трудитесь просить нас об этом! – ответил Ши Гуан-юань. – Садитесь-ка вы сами на своего коня и поезжайте разыскивать Во-луна, а мы – люди, праздно живущие в горах и пустынях, – не сведущи в таких делах, как управление государством и умиротворение народа!
Лю Бэй откланялся и направился к горе Дремлющего дракона. Возле дома Чжугэ Ляна Лю Бэй сошел с коня и постучал в ворота. На стук вышел мальчик.
– Дома твой господин? – спросил Лю Бэй.
– Он в комнате сидит за книгой. Пожалуйста.
Лю Бэй последовал за мальчиком. На средней двери висела большая надпись: «Познавая свои стремления – укрощай страсти, пребывая в спокойствии – постигай грядущее». Из комнаты доносилось протяжное пение. Лю Бэй заглянул в дверь. Там возле очага, обхватив руками колени, сидел юноша и напевал:
Феникс летает только в заоблачной выси,
Лишь на утуне [] строит свой временный дом.
Муж многомудрый держится данного слова,
Видит опору лишь в господине своем.
Он с наслажденьем пашню свою поднимает,
В хижине бедной живу я один в тишине.
Скучно мне станет, играю на лютне, читаю,
Чтобы дождаться славы, обещанной мне.
Когда юноша кончил петь, Лю Бэй вошел в комнату и приветствовал его:
– Я давно стремлюсь к вам, учитель, но еще не имел счастья поклониться вам! Мне о вас поведал Сюй Шу. Несколько дней назад я с благоговением вступил в ваше жилище, но, увы, вас не было, и я вернулся ни с чем. И вот теперь я снова пришел, невзирая на ветер и снег. Как я счастлив, что мне, наконец, удалось узреть ваше благородное лицо!
– Вы, наверно, не кто иной, как Лю Бэй, и хотите видеть моего старшего брата? – прервал его юноша, торопливо ответив на приветствие.
– Так, значит, вы не Во-лун? – изумился Лю Бэй.
– Нет, я его младший брат – Чжугэ Цзюнь. Нас трое братьев. Самый старший – Чжугэ Цзинь служит у Сунь Цюаня в Цзяндуне, а Чжугэ Лян мой второй брат…
– А он сейчас дома? – спросил Лю Бэй.
– Они вчера договорились с Цуй Чжоу-пином пойти побродить.
– И куда же они отправились?
– Может быть, поехали на лодке или же ушли навестить буддийских монахов и отшельников-даосов в горах, а может быть, зашли к другу в какой-либо дальней деревне; возможно, что они играют на лютне или в шахматы где-нибудь в уединенной пещере. Кто их знает, неизвестно, когда они уходят и когда приходят.
– Как я неудачлив! – сетовал Лю Бэй. – Вторично не удается мне застать великого мудреца!..
– Может, посидите немного? Выпьете чаю? – предложил Чжугэ Цзюнь.
– Раз господина нет, сядем-ка на коней, брат мой, да поедем обратно, – вмешался Чжан Фэй.
– Ну, нет уж! С пустыми руками я не уеду, – решительно возразил Лю Бэй и обратился к Чжугэ Цзюню: – Скажите мне, правда, что ваш брат целыми днями читает военные книги и весьма сведущ в стратегии?
– Не знаю, – сдержанно ответил юноша.
– Что вы вздумали расспрашивать его брата? – опять вмешался Чжан Фэй. – Едем скорей домой, а то ветер и снег усилились!
– Помолчи-ка ты! – прикрикнул на него Лю Бэй.
– Не смею вас больше задерживать! – заторопился Чжугэ Цзюнь. – Я как-нибудь навещу вас.
– Что вы, что вы! – замахал руками Лю Бэй. – Зачем вам затруднять себя излишними поездками! Через некоторое время я сам приеду! Дайте мне кисть и бумагу, я хочу написать вашему брату, что непреклонен в своем решении!
Чжугэ Цзюнь принес «четыре сокровища кабинета ученого». Лю Бэй дыханием растопил замерзшую тушь, развернул лист бумаги и написал:
«Я давно восхищаюсь вашей славой! Вот уже дважды посещаю я ваш дом, но ухожу разочарованный, не имея счастья лицезреть вас.
Потомок Ханьской династии, я незаслуженно получил славу и титулы. Мое сердце разрывается, когда я смотрю, как гибнет правящий дом, как рушатся устои Поднебесной, как полчища разбойников возмущают страну и злодеи обижают Сына неба. Я искренне желаю помочь династии, но у меня нет способностей к управлению государством, и потому я с надеждой взираю на вас, на вашу гуманность и доброту, на вашу преданность и справедливость. Разверните свои таланты, равные талантам Люй Вана, совершите великие подвиги, равные подвигам Цзы-фана, – и Поднебесная будет счастлива.
Это письмо я пишу для того, чтобы вам было ведомо, что после поста и омовений я вновь предстану перед вами.
Выражаю вам свое искреннее почтение и как повелений жду ваших мудрых советов».
Лю Бэй передал письмо Чжугэ Цзюню и откланялся. Чжугэ Цзюнь проводил гостя и, прощаясь с ним, снова изъявил твердое желание приехать.
Лю Бэй вскочил в седло и хотел было тронуться в путь, как вдруг увидел мальчика, который, высунувшись из-за забора, громко кричал:
– Старый господин едет!
К западу от небольшого мостика Лю Бэй заметил человека в лисьей шубе и теплой шапке. Он ехал верхом на осле. За ним пешком следовал юноша в черной одежде и нес в руке тыквенный сосуд с вином. Миновав мостик, человек стал нараспев читать стихи:
Всю ночь дул ветер, нагоняя тучи,
На сотни ли безумствует пурга.
Отроги гор в седом тумане тают,
И реки, вздувшись, бьются в берега.
Лицо поднимешь, – кажется, что в небе
Ведут драконы небывалый бой.
От них летят и падают чешуйки,
Всю землю закрывая пеленой.
Проехав мостик, я вздохнул тоскливо:
Зима пришла, и цвет роняет слива.
– Это господин Во-лун! – воскликнул Лю Бэй, услышав стихи.
Поспешно соскочив с коня, Лю Бэй приблизился к человеку и поклонился ему:
– Господин, вам, должно быть, нелегко ездить в мороз! Я уже давно ожидаю вас…
Человек ловко соскочил с осла и ответил на приветствие Лю Бэя.
– Вы ошибаетесь, господин, – обратился к Лю Бэю стоявший позади Чжугэ Цзюнь. – Это не Во-лун, а его тесть – Хуан Чэн-янь.
– Какие прекрасные стихи вы только что прочли! – сказал Лю Бэй Хуан Чэн-яню.
– Это стихотворение из цикла «Песен Лянфу», – ответил тот. – Я как-то слышал его в доме своего зятя, и оно запомнилось мне. Не думал я, что почтенный гость услышит… Я прочел это стихотворение просто потому, что, проезжая через мостик, увидел увядшие цветы сливы, и это зрелище растрогало меня…
– А вы не встретились с вашим зятем? – спросил Лю Бэй.
– Я как раз еду повидаться с ним…
Лю Бэй попрощался с Хуан Чэн-янем, сел на коня и двинулся в обратный путь. Ветер крепчал. Сильнее повалил снег. Лю Бэй с грустью смотрел на высившуюся вдали гору Дремлющего дракона.
Об этой поездке Лю Бэя к Чжугэ Ляну потомки сложили стихи:
Однажды в ветер, в снег он к мудрецу приехал,
Но, не застав его, домой спешил печальный.
Мороз сковал ручей, обледенели тропы,
Усталый конь дрожал, а путь его был дальний.
Кружась, ложился на него цвет осыпающейся груши,
Пушинки облетевших ив в лицо хлестали озлобленно.
Уздою осадив коня, он горизонт окинул взором, –
Как будто в блестках серебра вершина Спящего дракона.
Лю Бэй возвратился в Синье. Время пролетело быстро. Незаметно подошла весна. Лю Бэй велел прорицателю погадать на стеблях травы и выбрать благоприятный день. Три дня он постился, потом совершил омовение, сменил платье и отправился снова к горе Дремлющего дракона.
Гуань Юй и Чжан Фэй были очень недовольны и пытались удержать брата от этой поездки.
Поистине:
Героя влечет к мудрецу, пока независим мудрец,
Но слово нарушит свое – и вере героя конец.
Если вы не знаете, как братья пытались удержать Лю Бэя, посмотрите следующую главу.
