Книга: Слова сияния
Назад: Альбом Шаллан: флора лейта в Ничейных холмах
Дальше: ГЛАВА 31. Затишье перед бурей

ГЛАВА 30. Румянец природы

Говорят, что когда там царило тепло,
Пустоту Приносящие в песни вошли.
Мы призвали их в дом, что со временем стал им своим,
И прежде, чем петь, что так и должно быть, годы прошли.
«Песнь историй» слушающих, строфа 12
Шаллан задохнулась от внезапной вспышки цвета. Она разрезала ландшафт, как ветвистая молния в ясном небе. Шаллан отложила сферы — Тин учила ее ловкости рук — и встала в повозке, схватившись для устойчивости за спинку своего сидения. Да, ошибки быть не могло. Сверкающее красно-желтое пятно на тусклом холсте коричневых и зеленых оттенков.
— Тин, — позвала Шаллан. — Что там такое?
Мошенница лениво развалилась, вытянув ноги, ее широкополая шляпа закрывала глаза, хотя считалось, что Тин ведет повозку. На Шаллан красовалась защищающая от солнца шляпа Блута, которую она нашла в его вещах. Тин повернулась на бок, приподняв свой головной убор.
— А?
— Вон там! — воскликнула Шаллан. — Цветное пятно.
Тин нахмурилась.
— Я ничего не вижу.
Как она может не видеть этот цвет, такой насыщенный по сравнению с круглыми холмами, усеянными камнепочками, тростником и островками травы? Шаллан взяла подзорную трубу Тин и поднесла ее к лицу, чтобы разглядеть все поподробнее.
— Растения, — проговорила девушка. — Над тем местом нависает скала, защищая их с востока.
— О, и все? — Тин приняла прежнее положение и закрыла глаза. — Подумала, что там лагерь караванщиков или что-то в этом роде.
— Тин, там растения.
— И?
— Отклоняющаяся от стандарта флора на фоне единообразной экосистемы! — воскликнула Шаллан. — Мы едем туда! Пойду скажу Макобу направить караван по той дороге.
— Детка, ты немного странная, — произнесла Тин, пока Шаллан кричала другим возницам, чтобы те остановились.
Макоб неохотно соглашался на изменение курса, но, к счастью, подчинился ее авторитету. До Разрушенных равнин каравану оставалось около дня пути. Они легко преодолеют такое расстояние. Шаллан с трудом удавалось сдерживать свое возбуждение. Здесь, в Замерзших землях, все было одинаково унылым. Шанс нарисовать что-то новое волновал сверх всякой меры.
Они приблизились к гребню холма, благодаря которому высокий каменный навес расположился именно под таким углом, чтобы служить защитой от ветра. Более крупные варианты подобных образований назывались лейтами. Защищенные долины, в которых могли процветать города. Здесь выросла роща низких деревьев с белыми, как кость, стволами. Они были покрыты яркими красными листьями. Различные виды лоз обвивали саму скалу, земля кишела камнепочками, которые оставались открытыми, даже когда не шел дождь. Их соцветия обвисали под тяжестью внутренних лепестков, а похожие на длинные языки усики двигались, как черви, в поисках воды. В маленьком пруду, питавшем деревья и камнепочки, отражалось синее небо. Тень от листвы, в свою очередь, давала приют ярко-зеленому мху. Зрелище было прекрасно и напоминало рубиновые и изумрудные жилы в сером камне.
Как только повозки остановились, Шаллан спрыгнула вниз. Она распугала какую-то живность в подлеске, и несколько крошечных диких громгончих бросилось прочь. Шаллан не была уверена, что это за вид — честно говоря, она не была даже уверена, что это громгончие, настолько быстро они убежали.
«Что ж, — подумала девушка, заходя в крошечный лейт, — возможно, из этого следует, что мне не стоит беспокоиться о ком-нибудь покрупнее».
Хищник наподобие белоспинника распугал бы всю мелочь.
С улыбкой на лице Шаллан зашагала вперед. Место походило на сад, хотя, очевидно, растения были дикими, а не культивированными. Они тут же пришли в движение, втягивая соцветия, усики и листья, и образовали вокруг нее открытое пространство. Шаллан удержалась, чтобы не чихнуть, и устремилась вглубь, к темному зеленому пруду. Около пруда она расстелила покрывало на валуне, присела на него и приготовилась к рисованию. Остальные караванщики отправились осмотреть лейт или расположились на верхушке каменного навеса.
Пока Шаллан дышала удивительной влажностью, растения расслабились. Раскрылись лепестки камнепочек, развернулись испуганные листья. Мир вокруг все сильнее наполнялся цветом, как будто природа покрывалась румянцем. Отец Штормов! Шаллан не осознавала, насколько соскучилась по многообразию красивых растений. Она открыла альбом и быстро изобразила молитву во имя Шалаш, Герольда красоты, в чью честь назвали Шаллан.
Кто-то пробирался сквозь растения, и они снова закрылись. Через группу камнепочек проковылял Газ, ругаясь и пытаясь не наступить на их усики. Он подошел к ней и замялся, уставившись на пруд.
— Шторма! — сказал он. — Там рыба?
— Угри, — высказала догадку Шаллан, когда что-то потревожило зеленую поверхность пруда. — Ярко-оранжевые, мне кажется. У нас в декоративном саду отца водились такие же.
Газ наклонился, пытаясь разглядеть получше, и стал смотреть вглубь, пока один из угрей не ударил у поверхности хвостом, обрызгав бывшего дезертира водой. Шаллан рассмеялась, сохранив воспоминание об одноглазом мужчине со сжатыми губами, заглядывающем в зеленеющие глубины и вытирающем лоб.
— Что ты хотел, Газ?
— Ну, — ответил он, шаркая ногой. — Я хотел узнать... — Он бросил взгляд на альбом. Шаллан перевернула страницу.
— Ну, конечно. Полагаю, ты хочешь такой же, как я нарисовала для Глурва?
Газ откашлялся в кулак.
— Ага. Тот выглядел прекрасно.
Шаллан улыбнулась и начала набросок.
— Вам нужно, чтобы я позировал или что-то еще? — спросил Газ.
— Попозируй, — ответила Шаллан, в основном чтобы он чем-то занялся, пока она рисовала.
Она изобразила его в униформе, более подтянутым, сгладив живот, и позволила себе вольно отнестись к линии подбородка. Однако самая большая разница заключалась в выражении лица. Высоко поднятая голова, устремленный вдаль взгляд. Правильное выражение — и повязка на глазу кажется благородной, лицо в шрамах — мудрым, униформа становится символом гордости. Шаллан дополнила набросок небольшими деталями фона, напоминающими ту ночь у костров, когда караванщики благодарили Газа и остальных за спасение. Она вытащила листок из пачки и повернулась к бывшему дезертиру. Газ уважительно принял его, проведя рукой по волосам.
— Шторма, — прошептал он. — Я правда так выглядел?
— Да, — подтвердила Шаллан.
Она едва ощущала Узора, тихо вибрирующего неподалеку. Ложь... но также и правда. Именно таким видели Газа спасенные им люди.
— Спасибо, ваша светлость, — сказал Газ. — Я... Спасибо.
Глаза Аш! Было похоже, что он готов прослезиться.
— Храни его аккуратно, — проговорила Шаллан. — И не сворачивай до темноты. Я залакирую рисунок, чтобы он не смазался.
Газ кивнул и ушел прочь, снова напугав растения своим приближением. Он был уже шестым человеком, попросившим ее о подобном одолжении. Шаллан поощряла просьбы. Что угодно, чтобы напомнить, кем они могли и должны быть.
«А ты, Шаллан? — подумала она. — Похоже, все хотят превратить тебя в кого-то другого. Джасна, Тин, твой отец... А чего желаешь ты сама?»
Она перелистнула несколько страниц альбома, отыскивая наброски, на которых изобразила себя в нескольких различных ситуациях. Ученый, придворная дама, художник. Кем из них она хотела быть? Могла ли она быть ими всеми?
Узор зажужжал. Шаллан оглянулась по сторонам и заметила Ватаха, притаившегося за соседними деревьями. Высокий наемник ничего не сказал насчет рисунков, но она обратила внимание на его презрительную улыбку.
— Прекрати пугать мои растения, Ватах.
— Макоб сказал, что мы остановимся здесь на ночь, — ответил тот и двинулся прочь.
— Проблема... — прогудел Узор. — Да, проблема.
— Я знаю, — проговорила Шаллан, подождав, пока высунется листва, и начала рисовать снова.
К сожалению, хотя она и смогла раздобыть у торговцев уголь и лак, у нее не было никаких цветных мелков. Тогда бы она попробовала изобразить что-то более амбициозное. Но все же получится хорошая серия этюдов, заметно отличающихся от остальных ее работ в альбоме. Шаллан осознанно не думала о том альбоме, который оказался утерян.
Она рисовала и рисовала, наслаждаясь простым ощущением спокойствия в небольшой молодой роще. К ней присоединились спрены жизни, маленькие зеленые соринки, снующие между листьев и лепестков. Узор переместился на воду и, к ее удивлению, начал тихо пересчитывать листья на ближайшем дереве. Шаллан закончила добрую полудюжину набросков пруда и деревьев, надеясь, что сможет определить их вид позже при помощи книг. Она позаботилась о том, чтобы запечатлеть несколько крупных детальных планов листьев, и перешла к рисованию всего, что приходило в голову. Было так здорово не трястись в повозке во время рисования. Окружающая обстановка казалась просто идеальной — достаточное количество света, безмолвие и безмятежность, окруженные жизнью...
Шаллан замерла, заметив, что нарисовала: каменистый берег океана с характерными скалами, возвышающимися позади. Перспектива была отдаленной. На берегу несколько затененных фигурок помогали друг другу выбраться из воды. Она могла бы поклясться, что одной из них оказался Йалб. Обнадеживающая фантазия. Она так хотела, чтобы они выжили. Скорее всего, она навсегда останется в неведении.
Шаллан перевернула страницу и нарисовала первое, что пришло на ум. Набросок женщины, склонившейся на коленях у тела, поднимающей молоток и долото, чтобы как будто ударить ими человека в лицо. Человек около нее казался твердым, деревянным... возможно, даже каменным?
Опустив карандаш, Шаллан покачала головой и стала изучать набросок. Почему она его нарисовала? В первом рисунке был смысл — она волновалась за Йалба и остальных моряков. Но о чем пыталось сказать ей подсознание, когда она изобразила эту странную сцену?
Она подняла взгляд, осознав, что тени удлинились, а солнце готовится вот-вот скрыться за горизонтом. Шаллан улыбнулась ему и подскочила от страха, увидев, что кто-то стоит не далее, чем в десяти шагах.
— Тин! — воскликнула девушка, прижав безопасную руку к груди. — Отец Штормов! Ты меня напугала.
Женщина пробралась через отпрянувшую листву.
— Эти рисунки милые, но, думаю, тебе стоит больше времени уделять подделке подписей. У тебя талант от природы, и подобной работой ты можешь заниматься, не опасаясь попасть в беду.
— Я практикуюсь в этом, — ответила Шаллан. — Но мне нужно практиковаться и в искусстве.
— Рисунки действительно тебя захватили, верно?
— Меня они не захватывали, — сказала Шаллан. — Это я позволяю им захватывать других людей.
Тин ухмыльнулась, подойдя к камню Шаллан.
— Никогда не лезешь за словом в карман. Молодец. Нужно будет познакомить тебя с моими друзьями, как только доберемся до Разрушенных равнин. Они быстренько тебя испортят.
— Звучит не очень приятно.
— Чепуха, — сказала Тин, запрыгивая на сухую часть соседнего камня. — Ты по-прежнему останешься самой собой. Твои шутки вряд ли можно сделать более грязными.
— Отлично, — ответила Шаллан, залившись краской смущения.
Она полагала, что румянец заставит Тин рассмеяться, но женщина посерьезнела.
— Мы должны найти способ дать тебе распробовать реализм, Шаллан.
— О? Он теперь производится как напиток?
— Нет, — произнесла Тин, — обычно это удар кулака в лицо. А затем маленькие девочки плачут, если, конечно, им повезло и они выжили.
— Думаю, ты поймешь, — ответила Шаллан, — что моя жизнь никогда не была бесконечной чередой цветов и пирожных.
— Уверена, что ты именно так и думаешь. Так думает каждый. Шаллан, ты мне нравишься, правда. Мне кажется, у тебя огромный потенциал. Но то, ради чего ты учишься... ради этого понадобится делать разные вещи. Вещи, выворачивающие душу, разрывающие ее на кусочки. Ты окажешься в ситуациях, в каких никогда не бывала прежде.
— Ты едва меня знаешь, — ответила Шаллан. — Как ты можешь быть настолько уверена, что я никогда не делала подобные вещи?
— Потому что ты не сломлена, — проговорила Тин с отсутствующим выражением лица.
— Возможно, я притворяюсь.
— Детка, ты рисуешь преступников, чтобы обратить их в героев. Ты порхаешь по цветочным полянам с альбомом и краснеешь при малейшем намеке на непристойность. Насколько бы плохо, как ты считаешь, ни сложилась твоя жизнь, приготовься услышать кое-что неприятное. Будет еще хуже. И я, честно говоря, понятия не имею, сможешь ли ты выдержать что-то подобное.
— Зачем ты говоришь мне все это? — спросила Шаллан.
— Потому что чуть позже, чем через день, мы доберемся до Разрушенных равнин. Сейчас твоя последняя возможность отступить.
— Я...
Как она собиралась поступить с Тин после прибытия? Признать, что она ей подыграла, согласившись с выводами мошенницы, чтобы поучиться у нее?
«Она кое с кем знакома, — подумала Шаллан. — Кое с кем в лагерях, кого, возможно, было бы очень полезно встретить».
Следовало ли Шаллан продолжать игру? Ей хотелось, хотя какая-то ее часть знала — это потому, что Тин ей нравилась, и Шаллан не желала давать той повода прекращать обучение.
— Я уверена, — услышала свои слова Шаллан. — Я хочу продолжить действовать по плану.
Ложь.
Тин вздохнула, затем кивнула.
— Хорошо. Ты готова рассказать мне, в чем заключается грандиозная афера?
— Далинар Холин. Его сын обручен с девушкой из Джа Кеведа.
Брови Тин поползли вверх.
— Уже любопытно. И эта девушка не приедет?
— Не тогда, когда он ожидает, — сказала Шаллан.
— И ты на нее похожа?
— Можно и так сказать.
Тин улыбнулась.
— Неплохо. Ты заставила меня думать, что дело в шантаже, а он очень труден. Однако что-то подобное ты вполне сможешь провернуть. Я под впечатлением. Смело, но достижимо.
— Спасибо.
— Так каков план? — спросила Тин.
— Ну, я представлюсь Холину, назовусь той девушкой, на которой должен жениться его сын, и позволю устроить себя в его доме.
— Не пойдет.
— Нет?
Тин резко затрясла головой.
— Такой поступок поставит тебя в слишком сильную зависимость от Холина. Ты будешь казаться нуждающейся, и такое положение подорвет возможность заслужить уважение. То, что ты задумала, называется мошенничеством со смазливым личиком — попытка избавить богача от сфер. В таком деле весь смысл в том, как ты преподнесешь и представишь себя. Лучше обосноваться в гостинице в каком-нибудь другом военном лагере и вести себя так, будто ты полностью самодостаточна. Напустить загадочного тумана. Не слишком быстро позволить его сыну себя заполучить. Кстати, который из двух? Старший или младший?
— Адолин, — ответила Шаллан.
— Хм-м-м... Не уверена, лучше он или хуже, чем Ренарин. Адолин Холин имеет репутацию любителя пофлиртовать, поэтому мне понятно, почему Терновник хочет женить сына. Тем не менее будет трудно удерживать внимание парня.
— Правда? — спросила Шаллан, почувствовав укол настоящего беспокойства.
— Ага. Он был на грани обручения с десяток раз. На самом деле мне даже кажется, что он уже был обручен раньше. Хорошо, что ты встретила меня. Нужно поразмыслить надо всем, чтобы определить наиболее удачный подход, но тебе точно не стоит пользоваться гостеприимностью Холина. Адолин заинтересуется только тогда, когда ты будешь в каком-то смысле недоступна.
— Тяжело оставаться недоступной, когда мы уже помолвлены.
— Но все равно важно, — ответила Тин, поднимая палец. — Именно ты задумала любовную аферу. Они замысловатые, но относительно безопасные. Мы справимся.
Шаллан кивнула, хотя внутри зашевелились страхи. Что произойдет с помолвкой? Рядом больше не было Джасны, чтобы подталкивать события. Женщина хотела связать Шаллан со своей семьей, по-видимому, из-за потенциала волноплетения. Шаллан сомневалась, что другие представители дома Холин будут так упорны в стремлении ввести неизвестную веденскую девчонку в семью.
Когда Тин поднялась с места, Шаллан спрятала свою тревогу поглубже. Если помолвке придет конец, так тому и быть. У нее были гораздо более серьезные дела касательно Уритиру и Несущих Пустоту. Ей требовалось найти способ разобраться с Тин, причем чтобы не пришлось на самом деле дурачить семью Холин. Просто еще одно дело к ее длинному списку.
Удивительно, но Шаллан обнаружила, что взволнована планами на будущее, и решила сделать еще один набросок, прежде чем отправиться за едой.
Назад: Альбом Шаллан: флора лейта в Ничейных холмах
Дальше: ГЛАВА 31. Затишье перед бурей