Эйб ушел. Совершенно потрясенный, Джим возвращается домой и начинает метаться по квартире, не находя себе места. Ну и денек же…

Не на чем остановить глаз, нечем успокоиться. Наоборот, чем дольше Джим здесь находится, тем сильнее становится у него ощущение собственной жалкой беспомощности. Он не может придумать себе никакого занятия. Который же это час? Три ночи. Самое глухое время. Делать совершенно нечего. И сунуться некуда – те друзья, к которым можно было бы обратиться за поддержкой, сами нуждаются в помощи, – а сил на это нет никаких.

Уснуть не получится, можно и не пробовать. Какой уж сон при таких-то мыслях, страхах, воспоминаниях – да еще когда все это мешается с последействием нескольких наркотиков сразу. Прошедший день возвращается к Джиму пугающей путаницей образов, один хуже другого. Лицо Ханы, как оно изменилось при виде развеселой парочки, только что вывалившей из «Голодного краба». Нет, совсем не отчаяние, или там «затаенная мука», никакой такой мелодрамы с заламыванием рук – просто шок, изумление, и тут же взгляд ушел в сторону, словно напрочь вычеркивая Джима из сферы внимания. Из жизни Ханы. Ну надо же так вляпаться!

Джим оставляет всякие попытки взять себя в руки и набирает номер Ханы, не имея ни малейшего представления, что же он ей скажет. Первый гудок повергает его в панику, он готов уже бросить трубку, но только ведь Хана все равно прекрасно поймет, кто разбудил ее посреди ночи, а затем испугался предстоящего разговора; перед лицом такой перспективы Джим слушает гудок за гудком, гудок за гудком…

Никого нет дома.