Глава 20
ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦА
– Присцилла, ты все еще не хочешь признаться себе в том, что не можешь выйти замуж за брата. А пока ты не проглотишь эту пилюлю, ты не достаточно взрослая для того, чтобы подыскивать себе жениха, хотя тело у тебя вполне взрослое. Но Дональду мешать ты не должна.
– Но я люблю его!
– Что ты под этим понимаешь?
– Ты просто издеваешься надо мной!
– Хватит реветь и попробуй вести себя, как взрослая женщина. Я хочу, чтобы ты объяснила мне, что ты понимаешь под словом "любовь"? Да, ты так хочешь его, что готова лечь с ним под каждым кустом. С этим я согласна и не удивляюсь – мне Дональд тоже нравится, он у нас очень славный, на маленького колли похож. Только вот здравого смысла у меня побольше.
Дональда сочтет привлекательным любая женщина – и если ты станешь отгонять от него других, то наделаешь себе столько горя, что потом не расхлебаешь.
Но хотеть мужчину еще не значит любить его, милая моя дочка. Вот в любовь Дональда к тебе я верю – он не побоялся схватиться с тремя бандитами, чтобы тебя защитить. Но что имеешь в виду ты, говоря про любовь – кроме зуда в одном месте, которое представляет собой вторичный признак?
– Все знают, что такое любовь!
– Если ты не можешь дать слову точного определения, ты не знаешь, что оно означает. У нас с тобой бесплодный спор, Присцилла, а день предстоит трудный. Мы доказали, что тебе ужас как хочется Дональда, и доказали, что он тебя любит, но не доказали, что ты любишь его. И я еще заметила, что, как всем нам известно, выйти замуж за брата ты не можешь – с чем твой брат согласился, а ты не желаешь признать. Так что отложим этот разговор на будущее, когда ты немного повзрослеешь. – Я встала.
– Ну а по-твоему, мама, – что такое любовь?
– У слова "любовь" много значений, но одно несомненно: счастье и благополучие того, кого любишь, всегда стоит на первом месте. Пойдем-ка мыться и одеваться. – Зазвонил телефон. – Пожалуйста, Дональд, послушай.
– Сейчас, мам; спасибо. – И Дональд направился в столовую к видеофону с Принцессой Полли под мышкой. – Говорите – деньги ваши.
Послышался голос Сьюзен:
– Мама, я… Полли! Плохая ты, плохая девочка!
Полли задрала нос, спрыгнула с рук Дональда и удалилась. Надо сказать, ее никогда не интересовали телефонные голоса и лица на экране.
Должно быть, ей не хватало запаха – впрочем, кошачьего мышления ни одному смертному понять не дано. И смертной тоже.
– Сьюзи, – сказал Дональд, – показать тебе родинку у меня на плече? Я ваш брат, миссис Шульц, ваш самый красивый брат. Как там семейная жизнь?
Тоска, поди?
– Семейная жизнь – просто прелесть. А что ты делаешь в Канзас-Сити? А почему не приехал на мою свадьбу? А где мать?
– Мама тут. А на свадьбу ты меня не приглашала.
– Нет, приглашала!
– Приглашала, сладкая Сью, – подтвердила я, – и его, и все их семейство, всех восьмерых. То есть девятерых. Но приехать сумел, как тебе известно, только Брайан, так что не шпыняй Дональда. Рада тебя видеть, дорогая. Как там Генри?
– Хенки в порядке. Говорит, что я стряпаю не так хорошо, как ты, но он, так и быть, меня оставит – чесать ему спину.
– Ради этого стоит.
– Вот и он говорит. Мама, я звоню по двум причинам, и одна уже отпала. С самого воскресенья собираюсь с духом сказать тебе, что потеряла Принцессу Полли. А она, оказывается, нашлась. Как она добралась до дома?
– Не знаю. А как она потерялась?
– Не могу сказать точно. Мы доехали до самой Олаты, и только там нашли заправочную станцию, где заряжают батареи для автоматических дорог. Пока Хенк менял свою на полностью заряженную, я открыла клетку с Полли, чтобы сменить ей песок – она напачкала, и в машине стояла вонь. А потом не помню – кажется, я ее опять закрыла. А Хенк говорит, будто я ему сказала пусть, мол, Полли едет сзади без клетки. В общем, за Олатой мы выехали на автоматическую дорогу, Хенк включил автопилот, мы откинули сиденья и тут же уснули – так устали.
– Надо думать! – Я вспомнила собственную свадьбу.
– В Уичите нас разбудил сигнал, и мы уже стали выгружать багаж у гостиницы "Холидей Инн", когда я заметила, что Полли нет. Мама, меня чуть инфаркт не хватил.
– И что же вы сделали?
– Ну что мы могли сделать? Развернулись и поехали обратно в Олату.
Станция уже закрылась. С полчаса мы там бегали и вопили: кис-кис-кис!
Полли, Полли! Фамилия владельца станции значилась на вывеске, мы узнали у полицейского, где он живет, и разбудили его, отчего он был не в восторге.
– Неудивительно!
– Но сказал, что действительно видел кошку, черную с белым, в то время, когда мы были там, но не позже. Она, конечно, не стала дожидаться, пока мы проедем четыреста миль и вернемся за ней. Поэтому мы оставили ему твой телекод и попросили позвонить, если кошка опять появится, а сами поехали обратно в Уичиту, но автопилот сел, и мы по очереди вели машину по тросу, не давая друг другу уснуть – иначе пришлось бы перебираться на обычную дорогу. И все-таки добрались до Уичиты только к трем утра, наш номер уже сдали, и мы до утра спали в машине. Так что первая брачная ночь не слишком удалась. Если бы Хенки вернул меня назад, я бы его не упрекнула.
– Но теперь-то все наладилось?
– О да! Но раз Принцесса Полли дома, возникает новый вопрос.
– Хочешь, чтобы я отправила ее к тебе?
С лица Сьюзен вдруг исчезла улыбка.
– Мама… в общежитии для семейных студентов животных держать не разрешают. Я этого не знала. Придется, видно, ехать в Темпе и подыскивать себе другое жилье… не уверена, что нам это по карману. Ты не оставишь ее у себя? Я знаю, она моя кошка и все-таки… пожалуйста!
– Сьюзен, я сегодня продаю дом.
– Да, мама, – упавшим голосом сказала она. – Если ты поместишь ее где-нибудь… наверно, у ее доктора, я за ней приеду. Как только устроюсь.
Придется реализовать какие-нибудь бумаги – надо посоветоваться с Генри. Но я тебя не подведу. Я обещала и сдержу свое слово.
– Милая ты моя. По-моему, Принцесса решила все за нас, добравшись домой всего за три дня, хотя раньше нигде не бывала. Да, дом я продаю, но мы будем жить в какой-нибудь миле отсюда. Мне нужен дом поменьше и не с таким громадным участком. Думаю, что сумею уговорить Полли поселиться в новом доме, если он будет близко к старому – у меня уже был такой опыт.
Сьюзен испустила глубокий вздох.
– Мама, я еще не говорила тебе, что ты прелесть?
– Нет.
– Так вот, ты прелесть!
– Спасибо. У тебя все? (Стрелки часов подгоняли меня.) – Еще одно. Сегодня тут была тетя Элеанор…
– Да? Я думала, она в Торонто. Она не говорила в субботу, что собирается в Аризону.
– Дядя Джастин улетел в Торонто, а она завернула сюда, то есть в Скоттсдейл – и сегодня же вернется домой, если получится. Она говорит, что теперь трудно со сторожами и просит нас с Хенки пожить у них и присмотреть за домом. Что ты на это скажешь?
(Скажу, что надо совсем рехнуться, чтобы поселиться в роскошном летнем дворце супермиллионера. Вы приобретете там дурные привычки и избалуетесь – не с этого надо начинать семейную жизнь. Кроме того, ежедневные поездки из Скоттсдейла и обратно – сколько там миль, шесть или семь? – помешают вашей учебе.) – Это неважно, Сьюзен, что я скажу. Что твой муж говорит?
– Он предложил мне поговорить с тобой.
– Но что он сам думает на этот счет?
– Ну… не знаю. Может, поговоришь с ним?
– Попроси его мне перезвонить. Я опаздываю на деловую встречу, Сьюзен – придется отключиться. Пока!
Ух, ты! Тридцать пять десятого! Я набрала номер Гарримана и Стронга, снова попала на вчерашнюю зомби.
– Это Морин Джонсон. Соедините меня с Джорджем Стронгом.
– Мистера Стронга нет. Вы можете оставить…
– Вчера мы уже совершали этот ритуал. Я Морин Джонсон, и он должен через двадцать минут подъехать ко мне домой, как вам отлично известно.
Поймайте его, пока он не ушел, или соедините меня с его машиной. Да поживее, черт возьми!
– Я здесь, Морин. – На экране появился Джордж. – Меня задержали. Ты извинишь, если я приеду в десять тридцать вместо десяти?
– Конечно. Джордж, помнишь те конверты, что я оставила у тебя в сорок седьмом году?
– Разумеется. Они лежат в моем личном сейфе. Всегда хранил их отдельно.
– Не захватишь ли ты с собой конверты номер один и два?
– Конечно, дорогая.
– Спасибо.
* * *
– Ну-ка, милые, все наверх – мыться и одеваться. Давай примем ванну вместе, Присцилла (и биде тоже поделимся: ты благоухаешь, как целый бордель, дорогая, и сама это не сознаешь), и мы подберем тебе что-нибудь из моих одежек. Что-нибудь легкое – похоже, сегодня будет пекло. Шорты и майку, к примеру. Дональд, после Патрика остались какие-то вещи – найди себе тоже какие-нибудь шорты и футболку или левисы. Потом заедем на Плазу и что-нибудь вам купим. Не выливайте всю горячую воду. Нам надо успеть к десяти двадцати. На старт, внимание, марш!
* * *
Джордж подобрал мне два дома. Один в графстве Джонсон, около пересечения Семьдесят пятой улицы с Миссион-роуд, недалеко от средней школы "Миссия Шоуни". Его строила гарримановская компания "Современное жилище", и в нем были все новомодные штучки, которыми славится эта компания – мне он напомнил квартиру в небоскребе.
Моим отпрыскам дом очень понравился.
Другой был на миссурийской стороне, примерно на полдороге между старым домом и Юго-Западной средней школой, чуть в стороне от Линдон-роуд.
Не такой новый, как первый. Судя по его архитектуре и моим воспоминаниям, его построили где-то около сорокового года.
– Джордж, это ведь николсовская застройка.
– Николс строит отличные дома. Этот достался мне от одного нашего сотрудника – он вынужден был срочно продать дом после трагического случая, когда погибли его жена и двое детей. Когда он вышел из больницы, мы отправили его в Таксой долечиваться, а потом устроили на работу в Парадайз, на АЭС. Полная смена обстановки – мой компаньон рассудил, что только так можно реабилитировать хорошего человека, у которого вся жизнь пошла насмарку. Делос – мистер Гарриман – заботится о своих людях. Зайдем?
Дом был приятный, в красивом месте, с огороженным задним двором и полностью обставленный.
– Он попросил, чтобы ему переслали только книги и его одежду, сказал Джордж. – Одежду и все личные вещи его жены и детей отдали в Армию Спасения. Все остальное – постельное белье, одеяла, ковры, полотенца, занавески – прошло через химчистку, а матрасы через стерилизацию. Дом продается с мебелью или без мебели, как угодно, и сдается на тех же условиях.
Наверху была большая спальня и две поменьше, каждая с ванной. Большая выходила на запад, и при ней был "закатный" балкон, как в нашей квартире на Вудлоун в Чикаго, в сороковом. Внизу имелась и гостиная, и общая комната, что мне представляется очень желательным для любой семьи, где есть дети. Ребятам нужно место, где они могут устраивать кавардак, не беспокоя гостей, которые приходят к маме на чай.
Напротив кухни имелась комната для прислуги со своей ванной. Кухня была оснащена посудомойкой "Дженерал Электрик" и электронной плитой Рейзиона, такой же, как у меня, – оборудование и там и тут было новое, не в пример самому дому. Мне бросилось в глаза обилие встроенных книжных шкафов – кажется, они появились уже потом, в дополнение к двум маленьким по обе стороны камина в общей комнате. В большинстве домов и таких не было – люди больше не читали книг. (К концу века следовало бы скорее сказать "люди больше не умели читать". Изучая историю своей родной планеты и своего столетия в разных параллелях времени, я узнала, что упадок и разрушение, наступавшие во всех параллелях, объединяла одна общая черта: безграмотность.
В трех параллелях этому скандальному явлению сопутствовала наркомания, уличная преступность, коррупцияирасточительность правительства. В моей параллели неисчислимые психопатические поветрия перешли в религиозную истерию; в седьмой параллели велись бесконечные войны; три параллели объединяло крушение семьи и брака, но в каждой параллели неизменно присутствовала общая безграмотность, причем разгадайте-ка загадку – на обучение одного студента затрачивалось больше средств, чем когда-либо ранее. Никогда еще не затрачивали так много, чтобы достичь столь малого. К 1980 году и сами учителя стали полуграмотными.) В доме были – mirabile visu! <о чудо! (лат.)> – две водогрейные колонки, одна наверху, другая внизу – для кухни, прачечной и ванной для прислуги. Я открыла кран и с изумлением убедилась, что вода горячая.
Джордж сказал:
– Когда ты вчера позвонила, я велел смотрителю подключить все оборудование и проветрить дом. Можете ночевать тут хоть сегодня, если хотите.
– Посмотрим. Я заглянула еще в подвал, и мы уехали. Джордж Стронг угостил нас прекрасным ленчем в "Фиеста патио" на Плазе, и по моей просьбе завез к доктору Рамси. Я поговорила с Джимом Рамси наедине и сказала, о чем именно мне желательно узнать – с ним, я, слава Богу, могу быть откровенна, он в курсе говардовских проблем.
– Не говори ей, беременна она или нет – скажи мне. Она крепкий орешек, мне с ней понадобятся козыри. Хочешь знать ее подлинный возраст?
– Ты забыла, что я его знаю. Но постараюсь, чтобы это не повлияло на мое суждение.
– Джим, ты мое утешение. – Я поцеловала его, вышла и сказала ребятам:
– Сидите смирно и ждите. Ему нужно принять нескольких пациентов до вас.
Дорогу домой найдете сами.
– Разве ты нас не подождешь? – удивилась Присцилла. – Я думала, мы поедем по магазинам.
– Нет, мы уже вышли из графика. Может, съездим на Плазу после обеда Сирс, кажется, открыт допоздна.
– Си-и-рс…
– Ты что-то имеешь против Сирса?
– Тетя Мериэн у Сирса никогда не покупает.
– Скажите пожалуйста. Ну, я жду вас дома. Дойдите пешком или сядьте на автобус.
– Минутку! А ты сказала доктору, чтобы он не ковырялся у меня внутри?
– Наоборот – сказала, если ты будешь пищать или откажешься что-то делать, пусть позвонит мне.
– Я думала, мы поедем за покупками, – надулась Присцилла, – а потом вернемся и решим, который дом брать.
– Это я решу прямо сейчас, пока вы у доктора.
– А у нас что, нет права голоса?
– По-твоему, это надо решать голосованием? Хорошо, проголосуем по правилам Гондоской республики. За каждый доллар, вложенный в дело, заинтересованная сторона получает один голос. Сколько голосов желаете купить?
– По-моему, это низко с твоей стороны.
– Присцилла, в Билле о правах не оговорено, что иждивенцы главы семьи должны выбирать, где семье жить. Не знаю, как там заведено у тети Мериэн, но у нас такие решения принимаю я. А с другими могу советоваться, а могу и нет. И если советуюсь, то их мнения меня ни к чему не обязывают. Понятно?
Присцилла не ответила, а Дональд спокойно сказал:
– Не порти своего счастья, Девочка Наоборот.
Я села в машину к Джорджу.
– Куда теперь, леди?
– Хочу взглянуть еще раз на тот дом с мебелью.
– Хорошо.
Мы ехали в молчании – с Джорджем Стронгом не обязательно вести светскую беседу. Потом я спросила:
– Ты захватил с собой те два конверта?
– Да. Они тебе нужны? Тогда я лучше припаркуюсь. Они во внутреннем кармане на "молнии", довольно долго доставать.
– Нет, я спросила на всякий случай, пока мы не так далеко от твоей конторы.
Подъехав к дому, я поднялась наверх, Джордж за мной. Я прошла в главную спальню и начала раздеваться. Джордж просветлел.
– Морин, я так надеялся, что у тебя именно это на уме. – Он счастливо вздохнул и начал расстегиваться. – Уже столько времени…
– Слишком долго. Меня одолевали родительские заботы и учеба. Но вот я отучилась – пока что с меня довольно науки, с родительскими заботами, хочу надеяться, разобралась, и теперь смогу посвящать тебе больше времени, если хочешь.
– Я всегда хочу тебя и всегда буду хотеть!
– Я целый день думала о тебе и о том, как ты хорошо все умеешь. Но сначала надо было сплавить ребят. Хочешь раздеть меня? Или поторопимся и поскорей нырнем в постель?
– Вот это выбор!
* * *
Джордж не проявлял особого артистизма в постельных делах, но за те шесть лет, что я от случая к случаю спала с ним, ни разу меня не разочаровал. Он был внимательным, заботливым любовником и первым своим долгом почитал обеспечить партнерше оргазм.
А если он не был Адонисом, то и я не была Венерой. Когда-то, в возрасте Присциллы, я была недурна и, думаю, не менее аппетитна. Но мне уже стукнуло семьдесят, по бумагам сорок семь, и я выглядела на свои сорок семь, несмотря на все усилия. Женщина средних лет должна следить за собой (Джордж следил, и я это ценила). Она должна заботиться о свежести своего рта, упражнять свои внутренние мускулы, говорить тихо и мелодично, всегда улыбаться и никогда не хмуриться, проявлять дружбу и понимание. Отец когда-то говорил мне: "Вдовы куда лучше молодых жен. Вдовы всегда готовы, всегда здоровы, не скажут "ну что вы", не ждут обновы, а уж бедовы!"
Вот такой и была Морин Джонсон с сорок шестого по восемьдесят второй.
Услышав впервые отцовскую игривую формулировку, я только посмеялась и даже не подумала применить ее к себе – до того грустного дня, когда Брайан сказал мне, что на мое место пришла сожительница помоложе. Тогда я поняла, что отцовская шутка – это чистая правда. И сделалась "девушкой по вызову".
Старалась хорошо выглядеть и приятно пахнуть. И не рассчитывала на Адониса – меня вполне устраивая, честный дружеский обмен с джентльменом (но не с каким-нибудь придурком или хлюпиком!).
Я всегда оставляла время для второго раза, если партнеру того хотелось. А ему захочется, если с ним поработать как надо. Американцы потому такие паршивые любовники, что американки – паршивые любовницы. И наоборот. Что в лоб, что по лбу. За что платишь, то и получаешь.
И этот промежуток от двадцати минут до часу – самое лучшее на свете время для интимной беседы.
– Хочешь первым в ванную? – спросила я.
– Не к спеху. – Голос рокотал в груди у Джорджа, к которой я прижималась ухом. – А ты?
– Не горит. Джордж, это было здорово. Как раз то, что мне надо.
Благодарю, сэр.
– Морин, это про тебя Шекспир сказал: "Другие пресыщают, но она лишь разжигает голод".
– Полно тебе.
– Нет, правда.
– Если будешь почаще повторять, то я поверю. Джордж, когда ты встанешь, не достанешь ли те конверты? Погоди. Есть у тебя время на второй раз?
– Есть. Для этого время и существует.
– Хорошо. А то я не стала бы терять драгоценные минуты на разговоры о делах и уж заставила бы тебя воспрять побыстрей, если бы ты спешил.
– Ты – да не заставишь! Но я управился со всеми сегодняшними делами до десяти, чтобы остаток дня посвятить Морин. – Он поднялся, достал два конверта и протянул мне.
– Нет, я не хочу до них дотрагиваться. Осмотри их внимательно, Джордж – не могла ли я каким-то образом совершить подлог?
– Не вижу как. Я храню их с четвертого июля сорок седьмого года, – он улыбнулся мне, а я ему. В тот день мы с ним были в постели во второй раз.
– Это был твой день рождения, девочка, а подарок получил я.
– Нет, мы обменялись подарками, ко взаимному удовлетворению. Проверь все-таки конверты, Джордж – может быть, их вскрывали? Нет, ближе не подходи – вдруг наколдую.
– Мы с тобой тогда расписались на обратной стороне каждого конверта, прихватив клапан. Свою подпись я знаю и видел, как расписывалась ты.
По-моему, их не мог вскрыть даже Гудини.
– Тогда, пожалуйста, открой конверт номер один, Джордж, и прочти то, что в нем лежит, а потом спрячь обратно в свой карман на "молнии".
– Как скажешь, милая. – Он вскрыл конверт и прочел: "4 июля 1947 г. Весной 1951 года человек, называющий себя "доктор Пинеро", вызовет бурное негодование ученых и компаний по страхованию жизни, заявив, что может предсказать дату смерти любого человека. Он займетсясвоими предсказаниями, превратив это в бизнес, и несколько месяцев будет процветать. Затем его то ли убьют, то ли он погибнет от несчастного случая, а его аппаратуру уничтожат. Морин Джонсон".
Пока Джордж читал, я снова вспоминала ту ночь – 29 июня 1918 года.
Брайан уснул, а мы с Теодором совсем не спали. Я то и дело шмыгала в ванную и стенографически записывала все, что рассказывал мне Теодор, – а он говорил много такого, чего не сказал судье Сперлингу, Джастину и мистеру Чепмену.
– Интересно, – сказал Джордж. – Я лично никогда не верил этому доктору Пинеро. Должно быть, это было какое-то крупное надувательство.
– Не в этом же дело, Джордж. – Заметьте, что в моем голосе не было раздражения.
– А в чем же?
– Теперь уже не важно, был он шарлатаном или нет. Он погиб, его оборудование уничтожено, записей не осталось. Так писал и "Тайм", и все газеты. Все это произошло в прошлом, пятьдесят первом году. А конверт хранится у тебя с сорок седьмого. Откуда же я все это знала?
– Я и об этом подумал, – мягко сказал он. – Ты скажешь мне?
А как же, Джордж. Ко мне явился человек со звезд, из далекого будущего, он был со мной в постели и рассказал мне все это, думая мне помочь. А потом его убили на войне, которая была не его войной. Из-за меня. (Теперь я знаю, что он вернулся на свою звезду и я, потеряв его, нашла вновь… и вот сама потерялась, еду в темном фургоне в компании чокнутого кота. Пиксель, не уходи больше!) – Я прорицательница, Джордж.
– Прорицательница? Гадалка то есть?
– Скорее пророчица. Во всех этих конвертах содержатся пророчества.
Перейдем к номеру два. Нет, пока не вскрывай. Джордж, я за последний месяц была у вас в конторе?
– Насколько я знаю, нет. Единственный раз ты была у нас, если мне не изменяет память, два года назад. Мы с тобой условились пообедать, и ты предпочла заехать за мной, а не наоборот.
– Верно. Так вот: ты, конечно, читал "Уолл-стрит Джорнэл". А поскольку ты директор корпорации, владеющей атомной электростанцией, то, полагаю, внимательно читаешь там все, что имеет отношение к энергетике.
– Конечно. Менеджер должен быть в курсе всех тонкостей своего бизнеса.
– И что же нового сейчас в энергетике?
– Да ничего. Обычные незначительные колебания.
– Новых источников энергии не намечается?
– Ничего существенного. Ведутся эксперименты с ветряными двигателями, но ведь ветряки, даже усовершенствованные, новшеством не назовешь.
– А солнечная энергия, Джордж?
– Солнечная? Да, в "Джорнэл" была статья. Об отражателях. Прямое преобразование солнечных лучей в электричество. Занимаются этим два длинноволосых ученых мужа, доктор Арчибальд Дуглас и доктор М.Л.Мартин. Да только ничего у них не выйдет, Морин. Если хочешь вложить туда деньги, лучше не рискуй. Представь только, сколько в году пасмурных дней, сколько времени бывает темно, как снижает снег потенциал солнца. Прогоришь.
– Джордж, открой второй конверт.
Он открыл и стал читать:
– "Двое ученых, Дуглас и Мартин, откроют высокоэффективный способ преобразования солнечной энергии в электрическую. Солнечные экраны Дугласа-Мартина произведут революцию в энергетике и окажут влияние на все отрасли экономики двадцатого века". Право, не знаю, Морин, как такой недостоверный источник…
– Джордж, Джордж! Откуда я, по-твоему, узнала в сорок седьмом году о солнечных отражателях, открытых совсем недавно? Откуда я взяла фамилии Дуглас и Мартин?
– Не знаю.
– Я уже говорила и снова повторяю: я пророчица. В конверте номер три сказано, как "Гарриман Индастриз" следует финансировать солнечные экраны Дугласа-Мартина. Следующие три конверта тоже имеют отношение к энергетике, к энергии, к силе, к власти – ты не поверишь, какие грядут перемены.
Однако придется поверить, когда мы начнем вскрывать эти конверты один за другим. Весь вопрос в том, вскрыть ли их задним числом, как эти два тогда я только и смогу сказать "говорила я тебе", – или вскрывать их загодя, чтобы мои пророчества принесли пользу?
– Что-то я озяб. Одеться или вернуться в постель?
– Дорогой мой! Я слишком увлеклась делами. Иди в постель, Джордж, и я постараюсь тебя согреть.
Он так и сделал, и мы обнялись, но главного чуда не состоялось.
– Переходить к магическим пассам, Джордж? Или хочешь еще отдохнуть?
– Морин, что тебе нужно от "Гарриман Индастриз"? Ты ведь раскрылась не только для того, чтобы меня озадачить?
– Конечно, нет, Джордж. Я хочу, чтобы меня выбрали в директорат ведущей компании "Гарриман Индастриз". Впоследствии я пригожусь вам и в правлениях дочерних компаний. Но когда обнародовать очередное пророчество, всегда буду решать я – время здесь главный фактор.
– В директорат! У нас в правлении нет женщин.
– Будут, когда ты выдвинешь меня и я буду избрана.
– Морин, полно тебе! Все наши директора – главные держатели акций.
– Сколько нужно иметь акций, чтобы тебя избрали?
– Пай соответствует общим правилам. Но наша компания придерживается практики крупного владения – в головной фирме или в одной из дочерних.
– Каков же ваш пай? Или, скажем лучше, сколько он составляет в долларах? В разных корпорациях пай ценится по-разному – весьма по-разному, сказала бы я.
– Мы с мистером Гарриманом считаем, что у директора должно быть по крайней мере на полмиллиона акций по их рыночной стоимости – или он должен приобрести их вскоре после избрания. Тогда он хорошенько думает о том, за что голосует.
– Джордж, к закрытию биржи в понедельник моя доля в предприятиях Гарримана составляла восемьсот семьдесят две тысячи тридцать девять долларов восемьдесят один цент – могу через пару дней довести ее до круглого миллиона, если это поможет.
– Я и не знал, что у тебя есть наши акции, Морин, – вскинул брови Джордж. – Я заметил бы, если бы твое имя было связано с какой-то крупной покупкой.
– А я использую подставных лиц. И в Цюрихе, и в Канаде, и в Нью-Йорке. Могу перевести акции на свое имя, если в этом есть необходимость.
– Во всяком случае, надо будет собрать сведения. Морин, можно мне рассказать мистеру Гарриману о твоих конвертах? И о твоих пророчествах?
– Как он, по-твоему, к ним отнесется?
– Не уверен. Мы с ним вместе занимались бизнесом с двадцатых годов, но я его не знаю. Он пахарь, а я лошадь, которая тянет плуг. – Пусть пока это остается нашим с тобой интимным секретом. Может, следующий конверт ты захочешь вскрыть в его присутствии. А может, и нет.
Ведь если деловые круги, особенно Уолл-стрит, прослышат, что "Гарриман Индастриз" в своем бизнесе использует пророчества, это может повредить вам, верно?
– Пожалуй, ты права. Пусть будет интимный секрет. Но если я скажу, что советовался с астрологом, половина этих недоумков сочтет совет "научным", – улыбнулся Джордж.
– А теперь оставим дела и посмотрим, не захочет ли наша рабочая лошадка вспахать мою ниву. Джордж, у вас, должно быть, в роду большие члены?
– Не думаю – по-моему, ты мне просто льстишь.
– А мне кажется – он такой большой. Смотри – растет!
