Охранники в почтительном молчании проводили Юнис до двери. Миссис Бранка с интересом поглядывала на Чарли и думала, как может этот добродушный с виду человек быть таким, каким его описал Джейк.

Охранники стояли по обе стороны от нее и ждали, когда ее муж откроет замок. Когда дверь открылась, Рокфор козырнул и сказал:

— В девять сорок, миссис, мы будем ждать вас здесь же.

— Спасибо, Рокфор. Спокойной ночи. Спокойной ночи, Чарли.

Джо Бранка закрыл замки, включил сигнализацию и спросил:

— Черт возьми, что случилось? Где ты отхватила этих горилл в униформе?

— Может, ты меня сперва поцелуешь? Разве я сегодня поздно? Еще и шести нет.

— Поговори у меня, женщина! Два часа назад здесь уже нарисовалась одна мартышка от босса, а потом его дворецкий звонил.

Он помог ей снять накидку, потом поцеловал ее.

— Говори, где была, подлая. Я по тебе скучал.

— О, это самое приятное из того, что ты мне сказал за весь день.

— Да я готов был по стенкам бегать! Что случилось?

— Ты волновался? О Джо, дорогой мой!

— Нет, не волновался. Лакей Смита сказал, что тебя послали по какому-то поручению и что ты приедешь домой на броневике. Я знал, что ты в безопасности. Просто я надеялся, что ты приедешь пораньше, а тебя все не было и не было.

— Все очень просто. Босс послал меня вместе со своей правой рукой — Джейком Саломоном, ты его знаешь.

— А, этот мошенник. Знаю.

— Мистер Саломон отвез меня на своей машине в свой офис, чтобы обделать кое-какие срочные дела. Это очень важно для босса… ты же знаешь, в каком он сейчас состоянии, держится лишь на этих проводках.

— Бедный старый кусок дерьма ожидает своего часа. Экая жалость!

— Не говори так, дорогой. Я начинаю плакать, когда думаю об этом.

— Ты слишком сентиментальна, киска. Но и я такой же.

— Потому я и люблю тебя, дорогой. Во всяком случае, работа была трудная, и мистер Саломон дал мне свою личную охрану, чтобы они отвезли меня домой. А они поехали через Покинутую зону, и в нас начали стрелять. С одной стороны у машины сплошные вмятины.

— Гм… Страшно было?

— Наоборот, весело.

— Каково было в машине?

— Ужасно шумно. Дух захватывает.

— У тебя от всего дух захватывает, лапочка. — Он усмехнулся и взъерошил ей волосы. — Ты дома, и я спокоен, а это самое главное. Скидывай одежду! Я весь горю. Меня весь день гложет вдохновение. По потолку хожу!

— Какое вдохновение, дорогой? — спросила она, стягивая полусвитер с правого плеча. — Ты поел? Если ты начнешь рисовать, то не остановишься даже чтобы перекусить.

— Поел немного. Но я весь во вдохновении. Оно большое, огромное! Что ты хочешь? Курицу? Спагетти? Пиццу?

— Что угодно.

Она сбросила сандалии, стянула трусики, села на пол, чтобы стянуть трико с ноги.

— Я буду позировать или ты будешь рисовать на мне, а потом фотографировать?

— И то и другое. У тебя снова захватит дух. Это новое слово в живописи.

Она аккуратно отложила одежду в сторону и села в позу лотоса.

— И то и другое? Не понимаю. Как это?

— Увидишь.

Он осмотрел ее с ног до головы.

— Ну, что же. Валяй.

— Ты сама-то не голодна? Можешь подождать?

— Мой любимый мужчина, когда это я была так голодна, что не могла подождать? Тащи сюда подушку, я обойдусь без постели.

Теперь миссис Бранка начала думать о том, как хорошо, что Джо не стал расспрашивать дальше. Все-таки дома ей было гораздо лучше. И то, что она могла бы получить в машине, не шло ни в какое сравнение с тем, что давал ей Джо. Лучше оставаться верной женой. Конечно, не всегда, но как правило. Какой чудесный, необычный день! Может, стоит сказать Джо, как здорово ей повысили жалованье? Нет, спешить не надо. Ей вообще ни о чем не следует сейчас рассказывать. А жаль. Затем она уже не могла думать последовательно…

Немного позже она открыла глаза и улыбнулась.

— Спасибо, дорогой.

— Как, хорошая встряска?

— Как раз то, что мне было надо. В такие моменты я убеждена, что ты Микеланджело.

— Нет, не Микки. Я повеселее. Может быть, Пикассо.

Она обняла его.

— Будь кем хочешь, дорогой, лишь бы ты всегда оставался со мной. Ну, хорошо. Теперь я буду позировать. А в перерывах немного перекушу.

— Совсем забыл. Пришло письмо от мамы. Прочтешь?

— Конечно, дорогой. Помоги мне встать и найди его.

Он принес запечатанный конверт. Она села на пол и мельком пробежала по письму глазами, пытаясь определить, много ли там грамматических ошибок. Как раз то, чего она боялась: серьезная угроза «приехать и по-настоящему погостить». Ну ничего, она знала, как поступать в таких случаях. Сам Джо ни в чем не может отказать своей мамаше. Еще одного визита Юнис просто не перенесет — в последний раз свекровь приезжала, когда они жили в двух комнатах, еще до того как она нашла эту огромную студию для Джо. Неужели она позволит этой брюзгливой старой карге въехать сюда? И не будет больше таких шалостей на полу? Нет, мама Бранка. Никто не позволит вам разрушить это уютное и счастливое гнездышко своим зловонным присутствием. Оставайтесь там, где вы есть, и живите на пособие… Вам будут время от времени посылать чек и делать так, чтобы вы думали, будто это подарок от Джо. Но это и все!

— Что там?

— Все как обычно, дорогой. Живот ее все еще беспокоит, но священник порекомендовал ей другого врача, и теперь ей лучше. Но давай я начну с начала. «Мой дорогой мальчик. Никаких изменений с тех пор, как твоя мамочка написала тебе письмо в последний раз, но если я не напишу, то ты сам мне никогда не ответишь. Скажи Юнис, чтобы она написала письмо поподробней и сообщила мне, как ты поживаешь, твоя мамочка так волнуется. Юнис очень миленькая девушка, хотя я и считаю, что тебе было бы лучше жениться на девушке твоей веры…»

— Хватит.

— Потерпи, Джо. Она же твоя мать. Я не возражаю и завтра я найду время, чтобы написать ей длинное письмо. Я пошлю его в фирменном конверте «Меркурия», чтобы она наверняка его получила. Босс возражать не станет. Ну хорошо, я пропущу остальное, мы и так знаем, что она думает о протестантах и экс-протестантах. Интересно, что бы она подумала, услышав, как мы распеваем «Ом мани падме хум…»

— К черту эту галиматью.

— О Джо, как ты можешь!..

Она пропустила часть письма, включая намерение приехать в гости.

— «Анжела скоро будет рожать. Инспектор зла на нее. Но я сказала инспектору, что я обо всем этом думаю, и мне кажется, я научила ее, как обращаться с порядочными людьми. Не понимаю, почему они не могут оставить нас в покое. Что плохого в том, чтобы родить ребенка?» Которая из твоих сестер Анжела, Джо?

— Третья. Инспектор права. Мама не права. Не читай все подряд, лапочка. Выбери главное.

— Хорошо, дорогой. Да тут больше ничего и нет. Так. Сплетни о соседях, кое-что о погоде. Единственное известие — то, что живот у твоей мамы теперь не очень болит, и то, что Анжела беременна. Подожди минутку. Я смою с себя краски, чтобы тебе позировать или чтобы ты меня раскрасил. Кстати, боссу понравилось. Можешь разогреть мне пиццу, пока я моюсь, и я буду грызть ее в перерывах. И, дорогой, я могу позировать только до полуночи, и мне было бы ужасно приятно, если бы ты встал завтра вместе со мной. Боюсь, что это будет слишком рано, но ты потом сможешь снова лечь.

— Зачем?

— Ради босса, дорогой. Чтобы его взбодрить. Она объяснила ему свою идею о нательной раскраске в сочетании с эротической одеждой.

Он пожал плечами.

— Сделаю с удовольствием. Но зачем тебе набедренная повязка из нейлона? Это глупо. Старик умирает, пусть смотрит. Тебя от этого не убудет.

— Дорогой, босс гордится тем, что он «современен» и «не отстает от времени». Но, по правде говоря, его взгляды сформировались давно, тогда нагота была не просто непривычной, но считалась греховной. Он считает меня милой девушкой, потому что изменения в моде меня не коснулись. И пока я ношу хотя бы ниточку вместо трусиков — и краску, и туфли, — я для него вполне одета. По его «современным» понятиям, конечно. Милая девушка, которая притворяется авангардисткой, чтобы доставить ему удовольствие.

— Не въехал… — Джо покачал головой.

— Да все ты прекрасно понял, дорогой. Ты же сам объяснил мне, что такое символ в искусстве. А это символы для босса. Нагота ничего не значит для нашего поколения. Но для босса она имеет значение. Если я скину эту нейлоновую тряпочку, то по его понятиям я из проказливой, но все же милой девушки превращусь в проститутку.

— Проститутка — это не так уж плохо. Анжела, например, проститутка.

— Конечно в них нет ничего плохого, но босс этого не понимает. Самое трудное — разгадать его символы. Мне двадцать восемь, а ему за девяносто, и я никак не могу знать, что у него на уме. Если я немного переборщу, он может разозлиться, может даже уволить меня. Что мы тогда будем делать? Нам придется оставить эту чудесную студию.

Сидя в этой же позе, она осмотрелась вокруг. Замечательная студия. Если не принимать во внимание, что «жучок» припаркован прямо у двери и что кровать в углу — все остальное представляло собой красочный беспорядок студии художника, все время меняющийся и в то же время остающийся прежним. Стальная решетка на высоком северном окне была сплетена в красивый узор и была такой прочной, что Юнис никогда не боялась за свою безопасность в доме. Здесь ей было тепло и весело.

— Юнис, моя дорогая супруга…

Она вздрогнула. Джо обычно пользовался кратким языком, и ее всегда удивляло, когда он отказывался от идиом, хотя он мог говорить и на стандартном английском не хуже ее — то есть почти как она. Но для человека, который закончил только среднюю школу с укороченной практической программой, его речь была достаточно правильной.

— Что, дорогой?

— Я понимаю, все это очень хорошо. Просто не был уверен, понимаешь ли ты. Хотел проверить. Это красиво. Мне не девяносто лет, но любой художник понимает символику фигового листа. Может получиться так, что символов будет слишком много для мистера Смита, но мы это сделаем. Фиговый листок. И пусть его подсознание обманывает себя. «Нет, нет, не трогай. Не то мама тебя отшлепает». А затем я подрисую тебя, и ты будешь выглядеть как сексуальное преступление в поисках места, где б ему совершиться.

— Хорошо!

— Кстати, никогда не беспокойся насчет работы. Конечно, эта берлога ничего себе, свет падает прямо с севера. Мне здесь нравится. Но если мы ее потеряем, то наплевать. Банкротство меня не пугает.

— (Зато меня пугает.) Я люблю тебя, дорогой.

— Но мы сделаем это для умирающего старика, а не для спасения студии. Ясно?

— Конечно! Джо, ты самый лучший муж, о каком только можно мечтать.

Он не ответил. На его лице появилась гримаса, которую она приняла за родовые муки творчества. Она замерла. Но он лишь вздохнул.

— Больше не хожу по потолку. Вопрос, что сделать для твоего босса, прогнал вдохновение. Завтра ты будешь русалкой.

— Хорошо.

— И сегодня. Верхняя часть тела будет зеленая, как водоросли, плюс красноватый оттенок на губах, щеках и сосках. Нижняя часть тела — золотистая рыбья чешуя. У талии все это сливается. Фон — морская глубина с пробивающимися солнечными бликами. Традиционные символы морского дна, но перевернутые сверху вниз.

Она заколебалась.

— То есть? (Трудно определить, когда следует задать вопрос, а когда промолчать и послушать Джо.)

Он улыбнулся.

— Для соблазна глаз. Как будто ты плывешь. Ныряешь на самое дно, изогнув спину, волосы распущены, ноги вытянуты — красиво. Но даже если бы у меня была проволока, я не смог бы… Волосы, груди, ягодицы — все будет провисать.

— Мои груди не свисают!

— Остынь, Юнис. У тебя красивые груди, и ты знаешь, что я это знаю. Но жировая прослойка под кожей всегда чуть провисает, и художник это видит. Все видят, но не понимают. Что-то не то. Не знаю почему. Иллюзии не возникает. Это должно быть настоящее ныряние. Иначе же это будет подделка. Плохое искусство. Ремесленничество. Халтура.

— Хорошо, — сказала она задумчиво, — если ты раздобудешь лестницу и положишь на пол матрас, я думаю, что смогла бы нырнуть, свернуться внизу в клубок и не ушибиться.

— Ни за что! Сломаешь такую красивую шейку! Прыгай вверх, а не вниз.

— Как?

— Я сказал, фон — кверху дном. Поэтому прыгай прямо вверх, как будто ставишь блок в волейболе, а я сниму тебя стереоаппаратом. Экспозиция — тысячная доля секунды. Сниму шесть, семь, восемь, девять раз, пока не получится. Затем перевернем фото — и вот вам — красавица русалка ныряет на дно морское.

— Ясно. Я такая глупая.

— Не глупая, просто ты не художник. — Он снова заулыбался, она молчала. — Слишком много для одного раза. Завтра нарисую фон. Сегодня раскрашу для тренировки. Затем попробуем сделать несколько стереоснимков на любом фоне. Ложимся рано. Рано встаем. Буду раскрашивать тебя для босса.

— Отлично, — согласилась она. — Но зачем раскрашивать меня дважды, дорогой? Если я должна быть завтра русалкой, то я могу лечь одна, тогда раскраска сильно не пострадает. Утром ты смог бы ее подправить, если что не так. И не надо будет рано вставать.

Он помотал головой.

— Для босса я буду раскрашивать тебя по-другому. Да и в любом случае, я не допущу, чтобы ты спала в краске.

— С моей кожей ничего не случится.

— Нет, дорогая. С твоей кожей ничего не случится, потому что я раскрашиваю тебя не часто, не сильно и не оставляю краску надолго — всегда проверяю, всю ли краску ты смыла и затем смазываю тебя. Но ты знаешь, и я знаю, и все знают, что бывает с девушками, которые слишком сильно красятся. Прыщики, угри, зуд, крапивница — ужас! Конечно, мы будем раскрашивать тебя для босса с ног до головы — но не очень часто. И будем отмывать тебя дочиста, как только ты придешь домой. Это обязательно.

— Хорошо, сэр.

— Так что отскребай старую краску, а я пока разогрею пиццу.

Через несколько минут она выключила душ и спросила из ванны:

— Что ты сказал?

— Забыл. Большой Сэм остановился неподалеку. Пицца готова.

— Отрежь мне кусочек, будь дорогушей. Что он хотел? Денег?

— Нет. Приглашает нас. В воскресенье. Целый день медитация. У Гиги.

Она вошла в комнату, все еще обтираясь полотенцем.

— Целый день? Только мы четверо? Или вся его банда?

— Ни то ни другое. Будет семеро.

— Дорогой, — вздохнула она, — я не возражаю, когда ты одалживаешь ему пять долларов, которые ты никогда больше не увидишь. Но Большой Сэм не шишка, он всего лишь мелюзга.

— Большой Сэм и Гиги делят все, что у них есть, Юнис.

— Теоретически все это так. Но самый верный способ разбить этот круг — не входить в него. Особенно — в круг из семи. Ты уже обещал прийти? Впрочем, я могу стиснуть зубы и улыбнуться, если ты считаешь, что я должна это делать.

— Нет. Я сказал ему, что спрошу у тебя и дам ему знать завтра.

— И что ты хочешь, чтобы я ответила, дорогой?

— Я скажу, что мы не придем.

— Дорогой, мне кажется, ты не ответил на мой вопрос. Есть какая-нибудь особая причина, чтобы мы пришли? Может быть, там будет какой-нибудь критик? Или дилер? Если ты хочешь пойти туда из-за Гиги, то почему бы тебе не попросить ее попозировать в дневное время, когда я на работе? Она сразу же прибежит, виляя хвостом — видела я, как она на тебя смотрела.

Джо покачал головой и усмехнулся.

— Нет, поверь мне, дева… я не дал окончательного ответа на приглашение Большого Сэма, потому что так и думал, что ты не захочешь пойти. Я тоже не в восторге от Большого Сэма — у него плохая аура.

— Ну, слава Богу! Впрочем, мне там лишь один раз было скучно. Я люблю наблюдать за людьми.

— Хватай пиццу, взбирайся на трон. Разрисую тебе ноги, пока ты ешь.

— Да, дорогой.

Она взобралась на кресло для модели, держа пиццу в обеих руках. Затем последовало длительное молчание, прерываемое лишь чмоканием и грязными ругательствами, которые разделяли периоды его довольства-раздражения. Никто из них не замечал этих звуков: Джо Бранка с головой ушел в эйфорию творчества, Юнис же была поглощена ощущением того, что ее лелеют.

Наконец он сказал: «Спускайся» и подал ей руку.

— Можно посмотреть?

— Нет. Сперва раскрашу ребра и соски. Нет, не поднимай пока руки. Хочу хорошенько их изучить.

— Как будто ты и так не знаешь каждую складку на них.

— Замолкни. Хочу обдумать, как раскрасить их завтра. Наконец он сказал:

— Я все думал, не слишком ли шокирует босса твое появление в одной нейлоновой набедренной повязке? Теперь я знаю, что надо делать.

— И что же?

— Я нарисую тебе бюстгальтер.

— Но не испортит ли он картину, дорогой? Русалки ведь не носят бюстгальтеров.

— Думал над этим. Рыхлая эмфаза. Сделаю его из морских раковин. Знаешь, из таких плоско изогнутых, слегка шершавых.

— Извини, дорогой, но я не знаю. В Айове не так уж много морских раковин.

— Не важно. Морские раковины подчеркнут эмфазу, все символы будут к месту.

— Он усмехнулся. — Хорошенькая моя, я нарисую бюстгальтер из морских раковин так, чтобы босс не мог понять, настоящий он или нарисованный. Он проведет весь день, размышляя над этим. Если он сломается и спросит, значит, я победил.

Она счастливо рассмеялась:

— Джо, ты гений!