А потом корабль — с резко изменившимся и, надо отметить, весьма симпатичным интерьером — продолжил полет. Рубка управления значительно увеличилась в размерах и переливалась нежными, пастельными тонами голубого и зеленого. Из пышного куста папоротника уходила ввысь спиральная лестница, никуда, собственно, не ведущая, а рядом с большими солнечными часами стоял главный компьютерный терминал, оправленный в гранит.

Хитроумно расположенные источники света и зеркала создавали совершенную иллюзию бескрайнего, великолепно ухоженного субтропического парка. Там и сям среди оранжерейных чудес виднелись мраморные столики на изящных кованых ножках, а в зеркалах, если смотреть в них под определенным углом, отражались показания приборов, хотя где находились сами приборы, оставалось неясным. Все это, по правде говоря, было сказочно красиво.

— Что случилось, черт подери?! — воскликнул Зафод, развалившийся в плетеной качалке.

— Я просто переключил тумблер невероятностной тяги, — робко произнес Артур, лежащий у бассейна с золотыми рыбками. — Вон там… — И указал рукой на вазу с цветами.

— Но где мы? — спросил Форд. Он сидел у подножия спиральной лестницы с бокалом приятно охлажденного «Пангалактического грызлодера» в руке.

— Полагаю, там же, где и раньше, — ответила Триллиан как раз в тот момент, когда все зеркала внезапно отразили тоскливый ландшафт Магратеи.

Зафод пулей выскочил из кресла:

— Тогда что стало с ракетами?!

Новая, поразительная картина открылась в зеркалах.

— Похоже, они превратились в горшок с петунией, — неуверенно проговорил Форд, — и очень удивленного кашалота…

— Невероятностный фактор, — объявил Эдди, который ни чуточки не изменился, — один к восьми миллионам семистам шестидесяти семи тысячам ста двадцати восьми.

Зафод уставился на Артура:

— Что ты об этом думаешь, землянин?

— Ну, — молвил Артур, — я всего лишь…

— Отличная мысль — включить невероятностную тягу при выключенных защитных экранах! Ты спас нам жизнь, знаешь, парень?

— О, право, — смутился Артур, — пустяки.

— Пустяки? Ладно, пустяки так пустяки, — легко согласился Зафод. — Компьютер, давай на посадку.

— Однако…

— Я сказал!

Не повезло только кашалоту, который внезапно возник из небытия в нескольких милях над поверхностью планеты.

Поскольку для кашалота это весьма необычное положение, у бедного невинного создания было очень мало времени, чтобы составить себе картину мира, уяснить свое место в нем и осознать, что это место скоро станет вакантным.

Вот полная запись мыслей кашалота с самого начала его жизни и до ее конца.

«Ах!..

Э-э, простите… кто я?

Ау-а?

Почему я здесь? В чем смысл моего существования?

Что, в сущности, означает этот вопрос: „Кто я“?

Надо успокоиться, взять… О-о! Странное ощущение… Какой-то зуд, словно бы пощипывание в моем… моем… Очевидно, необходимо сперва выработать терминологию, если я хочу хоть мало-мальски продвинуться в понимании того, что на данный момент назовем окружающим миром. Итак, странное ощущение в моем, скажем, животе…

Хорошо. Ого-го! Оно становится сильным! И вот еще — что за громкий свист, прямо скажем, рев в том, что я неожиданно решил назвать ушами?

Пожалуй, наречем это… ветром! Подходящее название? Сойдет пока, а там и получше подыщем, когда выяснится, что это такое. Что-то, наверное, значительное, потому что его очень много…

Эй! А это еще что? Вот этот… предположим, хвост. Да, хвост! М-м-м, как лихо я им размахиваю. Ухты! Ухты! Здорово!.. Правда, видимых результатов нет, но я еще докопаюсь, для чего он…

Ну, сложилась цельная картина мира?

Трудно сказать. Но все это страшно увлекательно — столько неизведанного, столько ждет впереди, аж голова кружится от предвкушения…

Или от ветра?

У-у-у, а это что?! Эй! Что это так быстро мчится на меня?! Так быстро-быстро… Большое, серое, плоское, нужно найти название — ласковое, певучее. Ля-ля-ля… земля! Вот! Классное название — земля!

Интересно — мы станем друзьями?»

Потом был чавкающий удар — и тишина.

Занимательный факт: единственной мыслью, промелькнувшей в сознании горшка с петунией, было: «О, нет, неужели опять?!» Многие уверены: если бы мы знали, почему горшок с петунией подумал именно то, что подумал, мы бы куда глубже понимали природу мироздания.