Книга: Позитронный человек (сборник)
Назад: Глава 9 СТАНОВЛЕНИЕ
Дальше: Глава 11 УХОД

Глава 10
ПОСТИЖЕНИЕ

47
— Мисс Феллоуз, — спросил Тимми, — а когда я пойду в школу?
Вопрос обрушился на нее, как гром с ясного неба.
Она взглянула в вопрошающие карие глаза и провела рукой по густой шапке жестких волос, машинально разглаживая торчащие вихры. Тимми вечно ходил растрепанный. Мисс Феллоуз стригла его сама, и он беспокойно ерзал под ножницами. Приглашать к Тимми парикмахера ей не хотелось; и какой бы неумелой ни была ее стрижка, она все-таки маскировала покатый лоб и выпирающий затылок.
— Где ты слышал про школу, Тимми? — осторожно спросила мисс Феллоуз.
— Джерри ходит в школу.
Ну конечно. От кого он мог это слышать, как не от Джерри?
— Джерри ходит в дет-ский сад, — необычайно четко выговорил Тимми. — И не только туда. Он ходит с мамой в магазин. Ходит в кино. В зоопарк. Везде ходит там, снаружи. А я когда выйду наружу, мисс Феллоуз?
У нее закололо сердце.
Так она и знала, что Джерри будет говорить с Тимми о внешнем мире. Ведь эти двое общались свободно и понимали друг друга без труда. Естественно, что Джерри, посланец таинственного запретного мира за пределами стасиса, хотел рассказать о нем Тимми. Это было неизбежно.
Но Тимми в тот мир путь закрыт.
Мисс Феллоуз заговорила с деланной веселостью, стараясь развеять грусть, которую, должно быть, чувствовал Тимми:
— Да зачем же тебе выходить туда, Тимми? Что тебе там делать? Знаешь, как там холодно бывает зимой?
— Холодно? — Он не понял — не знал этого слова. И ему ли бояться холода — мальчику, который учился ходить на заснеженных равнинах ледниковой Европы?
— Как в холодильнике. Выйдешь — и сразу нос начинает болеть, и уши тоже. Но это зимой. А летом снаружи очень жарко. Как в печке. Все потеют и жалуются на жару. А еще бывает дождь. С неба на тебя льется вода, одежда промокает, и делается очень противно.
Мисс Феллоуз сознавала весь цинизм своих слов и сама ему ужасалась. Говорить мальчику, который никогда не выйдет из своего заточения, о мелких несовершенствах внешнего мира — все равно что уверять слепого ребенка, будто форма и цвет окружающих его вещей только утомляют и раздражают глаз и вообще смотреть особенно не на что.
Но Тимми пропустил мимо ушей все ее жалкие ухищрения.
— Джерри говорит, они в школе играют в такие игры, которых у меня нет. У них есть диафильмы и музыка. Он говорит, что в детском саду много детей. Он говорит... — Тимми запнулся, потом с торжеством растопырил пальцы на обеих руках. — Он говорит, вот сколько.
— У тебя тоже есть диафильмы.
— У меня мало. Джерри говорит, он за один день смотрит больше диафильмов, чем я за все время.
— Мы тебе достанем еще диафильмы — очень хорошие. И пленки с музыкой.
— Правда?
— Сегодня же достану.
— И про сорок разбойников тоже?
— Джерри слышал эту сказку в детском саду, да?
— Там разбойники в пещере и такие кувшины... большие. А кто такие разбойники?
— Ну, это такие люди, которые отнимают все у других людей.
— А-а.
— Я принесу тебе диафильм про сорок разбойников. Это очень известная сказка. А есть еще и другие. «Синдбад-мореход», например, который объехал весь мир и все повидал. — Тут мисс Феллоуз прикусила язык, но Тимми не уловил в ее словах ничего огорчительного. — А еще я принесу тебе «Путешествия Гулливера». Он попал в страну крошечных человечков, а потом в страну великанов... — Она снова осеклась. Одни только путешественники, жадно поглощающие впечатления от невиданных стран. Впрочем, может быть, это и хорошо — скрасить Тимми его заточение рассказами о дальних странствиях. Он не первый затворник, который будет упиваться такими историями. — Есть еще рассказ об Одиссее, который сражался на войне, а потом десять лет добирался домой, к своей семье. — И ее сердце снова сжалось. И Гулливер, и Синдбад, и Одиссей, и Тимми — все они странники в чужих мирах, и она не может не сознавать этого. Неужели все великие повести человечества говорят только о странниках, заброшенных на чужбину и стремящихся вернуться домой?
А у Тимми глаза так и загорелись.
— И вы можете достать эти фильмы прямо сейчас? Правда?
На время он утешился.
48
Мисс Феллоуз заказала все мифологические и сказочные диафильмы, которые только были в каталоге. Получилась целая гора — выше Тимми. В дни, когда Джерри не приходил, Тимми смотрел их часами.
Трудно сказать, что он понимал в них. В лентах было множество понятий, образов и мест, о которых Тимми почти не имел представления. Но много ли понимает в тех же историях любой ребенок пяти-шести лет? Взрослому не дано проникнуть в детский разум, чтобы судить об этом с уверенностью. Мисс Феллоуз сама любила в детстве эти истории, хотя не слишком вникала в их смысл, как и другие дети за сотни, а то и тысячи лет до нее. То, что дети не совсем понимают, они восполняют своим воображением. Мисс Феллоуз надеялась, что это относится и к Тимми.
Преодолев свои сомнения по поводу Гулливера, Синдбада и Одиссея, она больше не пыталась исключить из растущей фильмотеки Тимми то, что могло напомнить мальчику о его собственной судьбе. Дети, как ей было известно, гораздо менее подвержены тревожным мыслям, чем это кажется взрослым. Если мальчику порой и приснится страшный сон, большого вреда от этого не будет. Ни один ребенок еще не умер от страха, слушая сказку о трех медведях, хотя это самая настоящая история ужасов. Кровожадные волки, чудища и жуткие тролли детских сказок не оставляют в душе глубоких отметин, и все дети любят слушать про них.
Может быть, сказочный бука — угрюмый, лохматый, со злыми глазами — отложился в родовой памяти человечества с тех времен, когда в Европе обитали неандертальцы? Такая теория существовала — о ней упоминалось в одной из книг доктора Макинтайра. Огорчился бы Тимми, если бы узнал, что принадлежит к племени, которое оставило в народных сказках образ чего-то страшного и отвратительного? Да нет, ему бы это просто не пришло в голову. Только чересчур образованные взрослые могут додуматься до такого. Тимми бука заворожит так же, как и всех ребят, и мальчик будет в сладостном ужасе забиваться под одеяло, видя в темноте его очертания. Не существует и одного шанса на миллиард, что он извлечет из страшных сказок какие-то истины о собственном происхождении.
И диафильмы продолжали поступать, а Тимми продолжал их смотреть один за другим без перерыва — точно прорвалась некая плотина и вся полноводная река людского воображения хлынула в душу мальчика. Тезей и Минотавр, Персей и Горгона, царь Мидас, все превращающий в золото, Крысолов из Гамельна, подвиги Геракла, Беллерофонт и Химера, Алиса в Зазеркалье, Джек и бобовый стебель, Алладин и волшебная лампа, рыбак и джинн, Гулливер в Лилипутии и у Гуингмов, история Одина и Тора, битва между Озирисом и Сетом, странствия Одиссея, путешествия капитана Немо — историям не было конца, и Тимми жадно поглощал их. Должно быть, в голове у него настоящая путаница. Отличает ли он одну историю от другой, может ли вспомнить час спустя, о чем в ней говорилось? Мисс Феллоуз этого не знала и не пыталась выяснить. Пока что она просто позволила Тимми окунуться в этот бурный поток, напитать им свой ум, проникнуть в волшебный мир сказки — ведь в реальный мир, где есть дома, самолеты, скоростные шоссе и люди, ему никогда не попасть.
Когда Тимми уставал смотреть диафильмы, она ему читала. Сказки были те же самые, но теперь Тимми создавал в уме собственные картинки.
Все это не могло не повлиять на мальчика. Мисс Феллоуз не раз слышала, как он пересказывает свои диафильмы Джерри — Синдбад у него путешествовал на подводной лодке, а Геракла связывали лилипуты. А Джерри внимательно слушал — ему это нравилось не меньше, чем Тимми рассказывать.
Мисс Феллоуз позаботилась о том, чтобы все рассказы Тимми записывались на пленку. Эти записи — самое красноречивое свидетельство его умственного развития. Пусть-ка те, кто считает неандертальцев косматыми полулюдьми, послушают, как Тимми рассказывает о приключениях Тезея в лабиринте — даже если главным героем он считает Минотавра.
49
Но были еще сны. Теперь, когда мир за пределами стасиса становился для Тимми реальным, они стали сниться ему чаще.
Сон, насколько могла судить мисс Феллоуз, был всегда один и тот же — сон о внешнем миро. Тимми не хватало слов, чтобы рассказать его. Во сне он неизменно оказывался снаружи, в том большом пустом пространстве, о котором так часто говорил няне. Только теперь пространство перестало быть пустым. Его населяли дети и разные смутные беспорядочные образы — и то, что переваривал мозг Тимми из полупонятного чтения, и позабытые неандертальские картины.
Но дети во сне избегали его, а предметы ускользали, когда Тимми хотел взять их в руки. Он был в том мире, но не принадлежал ему. Он бродил в пустоте своего сна такой же абсолютно одинокий, каким просыпался у себя в комнате — почти всегда с плачем.
Мисс Феллоуз не всегда теперь была рядом с Тимми, когда он плакал по ночам. Три-четыре раза в неделю она стала ночевать в своей служебной квартире, которую давно уже предлагал ей Хоскинс. Ей казалось, что пора уже отучать Тимми от привычки к ее постоянному присутствию. В первые ночи вина за то, что она бросила Тимми, почти не давала ей спать, но мальчик ничего не говорил ей поутру по поводу ее отсутствия. Может быть, он ожидал, что его рано или поздно оставят одного. И мисс Феллоуз со временем позволила себе успокоиться, когда ночевала не в кукольном домике. Оказывается, не только Тимми следовало отучать от старых привычек.
Каждое утро она подробно записывала его сны, стараясь смотреть на них лишь как на ценный материал для психологических исследований, как на один из самых весомых вкладов в итоги эксперимента. Но бывали ночи, когда и она плакала, одна у себя в комнате.
50
Однажды, когда мисс Феллоуз читала Тимми «Тысячу и одну ночь», самые любимые его сказки, мальчик тихонько взял ее за подбородок и поднял ее голову от книги.
— Вы всегда мне читаете эту сказку одинаково. А откуда вы знаете, какие слова надо говорить, мисс Феллоуз?
— Я просто читаю то, что здесь написано.
— Я знаю. А как это — читать?
— Ну-у... — Вопрос был такой капитальный, что мисс Феллоуз не сразу нашлась с ответом. Обычно дети, начинающие учиться читать, уже догадываются интуитивно, в чем суть этого процесса, и легко переходят к следующему шагу — к расшифровке печатных символов. Но незнание Тимми имело более глубокие корни, чем незнание обычного ребенка четырех-пяти лет, который вдруг обнаруживает, что есть такая вещь, как чтение, и что он тоже когда-нибудь научится читать. Тимми было чуждо само понятие чтения.
— Ты видел, что в твоих книжках — не в фильмах, а в книжках — внизу под картинками есть такие знаки?
— Да, — сказал Тимми. — Слова.
— А в книге, которую читаю я, одни только слова, без картинок. Вот эти знаки — слова. Я смотрю на знаки и слышу у себя в голове слова. Вот это и значит читать — когда превращаешь знаки на странице в слова.
— Можно посмотреть?
Она дала Тимми книгу. Он повернул ее сначала боком, потом вверх ногами. Мисс Феллоуз засмеялась и вернула книгу в правильное положение.
— Знаки имеют смысл только тогда, когда ты смотришь на них вот так.
Тимми кивнул, уткнулся в книгу носом — едва ли он мог так хоть что-нибудь разобрать — и долго, с любопытством смотрел в нее. Потом немного отодвинулся и ради эксперимента снова повернул книгу боком. Мисс Феллоуз не стала вмешиваться, и Тимми вскоре исправил дело.
— Некоторые знаки одинаковые, — сказал он спустя долгое время.
— Да-да, — засмеялась мисс Феллоуз, довольная его сообразительностью. — Верно, Тимми!
— А откуда вы знаете, какие знаки какое слово означают?
— Этому нужно учиться.
— Ведь слов так много! Как можно выучить столько знаков?
— Маленькие знаки складываются в большие. Большие знаки — это слова, маленькие называются «буквы». И этих маленьких знаков не так уж много — всего двадцать шесть. — Она пять раз показала ему пальцы одной руки, и потом еще один палец. — Все слова складываются из этих немногих знаков — букв, которые только переставляются по-разному.
— Покажите как!
— Вот, смотри. — Она нашла на странице слово «Синдбад». — Вот эти семь маленьких значков между пробелами означают «Синдбад». Это звук «с», это «и», это «н». — Она произносила звуки, а не названия букв. — Читаешь их один за другим и складываешь вместе — С-и-н-д-б-а-д.
Неужели мальчик понимает?
— Синдбад, — тихонько повторил Тимми, показав слово пальцем на странице.
— А это слово «сад». Видишь, оно начинается с того же знака, что и «Синдбад». Ссс. Буква «эс». А это «а» и «д», тоже из Синдбада, только теперь они стоят в слове «сад».
Тимми растерянно уставился в книгу.
— Могу показать тебе все знаки, — предложила мисс Феллоуз. — Хочешь?
— Да, это хорошая игра.
— Тогда дай мне листок бумаги и карандаш. И себе карандаш возьми.
Тимми уселся рядом с ней. Мисс Феллоуз стала писать «а, б, в» и изобразила весь алфавит, выстроив его в две длинные колонки. Тимми, зажав карандаш в кулаке, тоже нарисовал заглавную «А» с длинными вихлястыми ногами, которая заняла всю страницу, не оставив места другим буквам.
— Смотри — это первый знак...
Мисс Феллоуз, к стыду своему, никогда даже не думала о том, что Тимми может сам научиться читать. Несмотря на свой жадный интерес к картинкам и диафильмам, мальчик впервые по-настоящему заинтересовался печатными знаками. Может быть, и это подсказал ему Джерри? Не забыть бы спросить Джерри, когда он придет, не начал ли он учиться читать. Но факт остается фактом — мисс Феллоуз а priori отказалась от мысли научить тому же Тимми.
Расовые предрассудки, и больше ничего. Даже прожив так долго рядом с Тимми, видя, как растет, развивается и расцветает его ум, она продолжала считать его кем-то не совсем равным человеку. Во всяком случае, кем-то слишком примитивным и отсталым, чтобы постичь такую трудную науку, как чтение.
Вот и теперь, показывая Тимми буквы на своем листке, произнося их и помогая мальчику вырисовывать их на свой лад, мисс Феллоуз не верила всерьез, что из этого выйдет какой-то толк.
Не верила до тех пор, пока Тимми не начал читать ей вслух.
Это произошло много недель спустя. Тимми сидел с книжкой у нее на коленях и смотрел картинки — как она полагала.
И вдруг он провел пальцем по строчке и с остановками, но уверенно произнес:
— Собака — погналась — за кошкой.
Мисс Феллоуз дремала и не обратила внимания на его слова.
— Что ты сказал, Тимми?
— Кошка — залезла — на дерево.
— Нет, ты что-то другое сказал.
— Ну да, раньше я сказал «Собака погналась за кошкой». Как тут написано.
— Что-о? — Дремоту мисс Феллоуз как рукой сняло, и она взглянула на страницу тонкой книжечки, которую смотрел мальчик.
Надпись под левой картинкой гласила: «Собака погналась за кошкой».
Надпись под правой — «Кошка залезла на дерево».
Тимми прочел эти надписи слово в слово. Он читает!
Изумленная мисс Феллоуз так резко вскочила на ноги, что ребенок покатился на пол. Он решил, видно, что это новая игра, и ухмыльнулся няне, но она тут же подняла его.
— И давно ты умеешь читать?
— Всегда умёл, — пожал плечами Тимми.
— Нет, правда.
— Не знаю. Я смотрел на знаки и услышал слова, как вы говорили.
— Ну-ка, прочти мне вот это. — Мисс Феллоуз наугад взяла другую книжку из стопки и раскрыла ее посередине. Тимми уставился в нее, сосредоточенно хмурясь — от этого его надбровья выступили еще резче — провел языком по губам и медленно, запинаясь, выговорил:
— Тогда поезд заве... заев... завей...
— Поезд засвистел! — подхватила мисс Феллоуз. — Ты читаешь, Тимми! Ты в самом деле умеешь читать! — Вне себя от волнения, она подхватила мальчика на руки и стала танцевать с ним по комнате, а он изумленно таращил на нее глаза.
— Ты умеешь читать! Ты умеешь читать!
Мальчик-обезьяна, да? Пещерный ребенок? Низший подвид человечества? Кошка залезла на дерево. Поезд засвистел. Покажите-ка мне шимпанзе, который сможет это прочесть! Покажите-ка мне такую гориллу! Поезд засвистел. Ох, Тимми, Тимми!
— Мисс Феллоуз? — мальчика немножко пугало неистовство няни.
Она засмеялась и опустила его на пол.
Скорее, скорее поделиться своим открытием. Теперь от нее зависит, будет Тимми счастлив или нет. Диафильмы недолго будут развлекать его — скоро он их перерастет. Зато перед ним откроется все богатство книжного мира. Если Тимми не может выйти в мир из стасисного пузыря, то мир может прийти к Тимми — в книгах. Мальчик должен получить полноценное образование. Уж это-то они обязаны ему дать.
— Сиди читай, — сказала она. — Я на минутку схожу к доктору Хоскинсу.
Преодолев кошачьи лазы и запутанные переходы стасисной зоны, мисс Феллоуз добралась до административного крыла. Секретарша Хоскинса удивленно посмотрела на нее, когда она ворвалась в приемную.
— Доктор Хоскинс у себя?
— Да, мисс Феллоуз, но он не ожидает...
— Я знаю. Но мне нужно его видеть.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, просто у меня новость. Изумительная новость. Пожалуйста, скажите ему, что я пришла.
Секретарша нажала на кнопку.
— К вам мисс Феллоуз, доктор Хоскинс. Но вы ей не назначали.
(С каких это пор ей надо записываться на прием к Хоскинсу?)
Наступила неловкая пауза. Мисс Феллоуз спрашивала себя, не придется ли устраивать сцену, чтобы попасть к Хоскинсу. Чем бы он там ни был занят, ее сообщение все равно важнее.
— Пусть войдет, — сказал Хоскинс по селектору.
Дверь откатилась в сторону. Хоскинс встал из-за своего стола с табличкой навстречу мисс Феллоуз, такой же красный и взволнованный, как она, словно разделял ее триумфальновосторженное настроение.
— Значит, вы уже слышали? — спросил он. — Да нет, откуда. Так вот: нам удалось. Удалось!
— Что удалось?
— Мы начали вести интертемпоральный поиск на ближней дистанции.
Его так радовал собственный успех, что мисс Феллоуз позволила своей сногсшибательной новости временно отойти на задний план.
— Так вы проникли в исторические времена?
— Вот именно. Сейчас мы держим в фокусе обитателя четырнадцатого века. Вы только вообразите! Скоро запустим средневековый проект. Ох, мисс Феллоуз, знали бы вы, как я рад буду избавиться от этого вечного мезозоя — от всех этих трилобитов, образцов породы, гербариев и прочего, отправить палеонтологов по домам и пригласить наконец-то историков... Но ведь вы пришли мне что-то сказать? А я-то мелю языком, не даю вам слова вставить. Говорите же, мисс Феллоуз! Говорите1 По-истине, вы застали меня в прекрасном настроении. Просите у меня что хотите.
— Приятно слышать, — улыбнулась она. — Я как раз хотела спросить, нельзя ли пригласить к Тимми учителей.
— Учителей?
— Да. Я свою скромную задачу выполнила, теперь мне остается отойти в сторонку и уступить место настоящим преподавателям.
— Но что они должны преподавать?
— Все. Историю, географию, естествознание, арифметику, грамматику — все, что входит в школьный курс. Мы должны устроить для Тимми школу, чтобы он выучился всему, что следует знать.
Хоскинс уставился на нее так, точно она говорила по-китайски.
— Хотите, чтобы он изучал дроби? А также историю Соединенных Штатов? Первые поселенцы, американская революция?
— Почему бы и нет?
— Что ж, попробовать можно — добавим заодно тригонометрию и высшую математику, если хотите. Только вот способен ли он воспринять все это, мисс Феллоуз? Тимми — потрясающий парень, спору нет. Но мы не должны забывать, что он всего лишь неандерталец.
— Всего лишь?
— Их умственные способности были очень ограничены, судя по...
— Он уже умеет читать, доктор Хоскинс
У Хоскинса отвалилась челюсть.
— Что?
— «Кошка залезла на дерево». Он мне сейчас прочел это вслух. «Поезд засвистел». Я наугад открыла книгу, и он мне прочел эту фразу.
— Умеет читать? Неужели?
— Я показала ему буквы и объяснила, как они складываются в слова. До остального он дошел сам, и в удивительно короткий срок. Не могу дождаться момента, когда об этом узнает доктор Макинтайр и вся прочая компания. Вот вам и ограниченные способности неандертальцев, доктор Хоскинс. Тимми уже читает детские книжки. А погодите, придет время — и он начнет читать книжки без картинок, газеты, журналы, учебники...
— Право, не знаю, мисс Феллоуз... — погрустнел внезапно Хоскинс.
— Вы только что сказали, будто я могу просить все, что хочу...
— Да, знаю — и мне не следовало так говорить.
— Неужели учитель для Тимми — такой уж большой расход?
— Дело не в расходах. И это просто чудо, что Тимми умеет читать. Просто изумительно. Я говорю искренне и хочу сейчас же посмотреть, как он это делает. Но вот вы говорите, что ему надо устроить школу... Говорите о предметах, которые он со временем будет изучать... А времени-то осталось не так уж много, мисс Феллоуз.
— То есть как? — заморгала глазами она.
— Вы же должны понимать, что эксперимент с Тимми не может продолжаться до бесконечности.
Ее охватил ужас, и пол у нее под ногами словно обратился в зыбучий песок.
О чем это Хоскинс? Она, наверное, не совсем поняла его. «Эксперимент не может продолжаться до бесконечности». Почему? Что случилось?
В мучительном озарении предстал перед ней профессор Адамевский со своим минералом, который через две недели отправили назад, чтобы очистить камеру стасиса для нового экспоната.
— Вы собираетесь отправить Тимми обратно? — еле слышно спросила она.
— Боюсь, что да.
— Но ведь это мальчик, доктор Хоскинс, — не камень.
— Все равно, — отвел глаза Хоскинс. — Не следует придавать ему слишком большого значения, знаете ли. Мы узнали от него почти все, что было возможно. Он не помнит ничего такого о неандертальской жизни, что было бы по-настоящему ценным для науки. Антропологи не очень-то понимают то, что он говорит, а вопросы, заданные ему через вас, не дали значительных результатов, так что...
— Я не верю, — онемевшими губами сказала мисс Феллоуз.
— Прошу вас, мисс Феллоуз. Это, конечно, произойдет не сегодня, но все же от этого не уйти. — Он обвел рукой свой заваленный стол. — Теперь, когда мы вот-вот начнем доставлять сюда людей исторической эпохи, нам понадобится все стасисное пространство, которое у нас есть.
У мисс Феллоуз это не укладывалось в голове.
— Но как же можно...
— Пожалуйста, не расстраивайтесь, мисс Феллоуз.
— Он единственный живой неандерталец на свете, а вы собираетесь отправить его назад?
— Я уже сказал. Мы узнали о нем все, что могли. Надо двигаться дальше.
— Нет.
— Мисс Феллоуз, прошу вас, прошу. Я знаю, вы сильно привязаны к мальчику. И кто вас упрекнет? Он сногсшибательный парень. И вы столько времени день и ночь находились при нем. Но ведь вы профессионал, мисс Феллоуз. Вы должны понимать, что дети, за которыми вы ухаживаете, приходят и уходят, и нечего надеяться удержать их навсегда. Это для вас не новость. Кроме того, Тимми вас покинет не сейчас — может быть, до той поры пройдет еще много месяцев. И если вы хотите, чтобы к нему тем временем ходил учитель — мы, конечно, сделаем все, что можно.
Она продолжала тупо смотреть на него.
— Вам что-нибудь дать, мисс Феллоуз?
— Нет, — прошептала она. — Ничего мне не надо. — Вся дрожа, она встала и, точно в кошмарном сне, побрела к выходу. Подождала, пока откроется дверь, и прошла через приемную, глядя прямо перед собой невидящими глазами.
Тимми отправляют обратно?
Обратно?
Что они все, с ума посходили? Тимми больше не неандерталец— разве только с виду. Он хороший, славный мальчик, он ходит в зеленом комбинезоне, любит диафильмы и сказки «Тысяча и одна ночь». Он наводит вечером порядок у себя в комнате. Он умеет пользоваться ложкой, ножом и вилкой. Он умеет читать.
И его собираются отослать назад в ледниковый период, где он будет блуждать в одиночку по забытой Богом тундре?
Но так же нельзя. Он не выживет, вернувшись в свой старый мир. Он больше к нему не подходит. Он не умеет ничего, что должен уметь неандерталец — зато научился многому такому, что в неандертальском мире абсолютно бесполезно.
Он погибнет там.
Нет, Тимми, — сказала себе мисс Феллоуз, собрав все свои душевные силы, — ты не погибнешь. Нет.
51
Теперь она знала, зачем Маннхейм оставил ей свой телефон. В свое время она не поняла, но Маннхейм, как видно, смотрел в будущее и предвидел, что случится нечто, представляющее угрозу для Тимми. Он предвидел, а она нет. Она просто закрывала на все глаза. Просто не обращала внимания на очевидные факты, неумолимо подводящие к истине, которую только что открыл ей Хоскинс. Позволяла себе верить, вопреки фактам и рассудку, что Тимми так и будет жить в двадцать первом веке до конца своих дней.
Но Маннхейм знал, что это не так.
И, видимо, все это время ждал ее звонка.
— Мне нужно немедленно увидеться с вами, — сказала она.
— Приехать к вам в «Стасис»?
— Нет. Встретимся где-нибудь в городе — скажите сами где.
Встретились они в ресторанчике у реки — Маннхейм сказал, что там их никто не побеспокоит — в дождливый будний день. Маннхейм уже сидел там, когда мисс Феллоуз пришла. Их свидание представлялось ей чем-то подпольным и несколько скандальным: подумать только, она завтракает с человеком, который постоянно преследует ее начальника. Да просто с мужчиной, если на то пошло. С едва знакомым ей мужчиной, молодым и привлекательным. Подобные поступки совсем не в духе Эдит Феллоуз. Тем более если вспомнить ее давний сон, когда Маннхейм стучался к ней в дверь и потом подхватывал ее на руки...
Но ведь свидание у них не любовное. Сон — это только сон, мимолетная игра подсознания. Мисс Феллоуз нисколько не тянет к Маннхейму — просто у нее к нему дело. Дело жизни и смерти.
Нервно перелистывая меню, она обдумывала, с чего начать.
— Как поживает Тимми? — спросил Маннхейм.
— Чудесно, чудесно. Вы не поверите, как хорошо он развивается.
— Растет и крепнет?
— С каждым днем. А еще он научился читать.
— Да ну! — поморгал глазами Маннхейм. Какая у него хорошая улыбка. И почему доктор Хоскинс считает его каким-то монстром? — Изумительный успех, правда? Пари держу, антропологи прямо остолбенели.
Она кивнула, глядя в меню невидящими глазами. Дождь усиливался и барабанил в окно ресторана с какой-то зловещей силой. В зале, кроме них, почти никого не было.
— Мне здесь особенно нравится цыпленок в красном вине, — сказал Маннхейм. — И ласанья у них хорошая. А может быть, хотите телятины?
— Мне все равно. Я возьму то же, что и вы, мистер Маннхейм.
Он как-то странно посмотрел на нее.
— Зовите меня Брюсом. Пожалуйста. Бутылку вина?
— Вина? Боюсь, я не пью вина. Но вы возьмите себе, если хотите.
Он снова посмотрел на нее — и вдруг спросил, перекрывая шум дождя:
— Что случилось, Эдит?
Эдит?!
Она на миг лишилась дара речи.
Ну-ну, Эдит. Возьми себя в руки, Эдит! Не то он сочтет тебя косноязычной идиоткой.
— Тимми хотят отправить назад, — сказала она.
— Назад? В его время?
— Да. В его родную эру, в неандертальские времена. В ледниковый период.
Маннхейм просиял:
— Но это же замечательно! Лучшая новость за неделю!
— Как вы не понимаете, — ужаснулась она.
— Что тут непонятного? Наш грустный маленький пленник наконец-то вернется к своим — к отцу, матери, братьям и сестрам, в родной и любимый мир. Это надо отметить. Официант! Официант! Бутылочку кьянти — нет, пожалуй, полбутылки, дама не пьет.
Мисс Феллоуз не находила слов.
— Почему вы так встревожены, мисс Феллоуз... Эдит? Разве вы не хотите, чтобы Тимми вернулся домой?
— Но ведь... — беспомощно жестикулировала она.
— Я, кажется, понял. — Маннхейм перегнулся через стол, полный внимания и сочувствия. — Вы так долго заботились о нем, что теперь вам трудно с ним расстаться. Между вами и Тимми такие крепкие узы, что вы испытали настоящий шок, узнав о его возвращении. Вполне понимаю ваши чувства.
— Мои чувства — лишь часть проблемы, притом очень малая.
— В чем же тогда проблема?
Официант подал вино, устроив целое маленькое представление: продемонстрировал Маннхейму этикетку, вынул пробку, плеснул немного в бокал. Маннхейм кивнул и спросил мисс Феллоуз:
— Вы уверены, что не хотите немного выпить, Эдит? В такой скверный ненастный день...
— Нет-нет, — тихо, почти шепотом, ответила она. — Но вы, пожалуйста, пейте, не обращайте на меня внимания.
Официант наполнил бокал Маннхейма и ушел.
— Итак, Тимми...
— Он погибнет, если вернется туда — разве вам непонятно?
Маннхейм так резко поставил бокал, что вино выплеснулось на скатерть.
— Вы хотите сказать, что обратный рейс в прошлое опасен для жизни?
— Дело не в этом. Насколько я знаю, это не смертельно. Смертельно только для Тимми. Ведь мы же его цивилизовали. Он научился завязывать шнурки и резать мясо ножом. Он чистит зубы утром и вечером. Он спит в кровати и каждый день принимает душ. Он смотрит диафильмы и уже читает легкие книжки. Какой ему от всего этого прок в палеолите?
— Начинаю, кажется, понимать, — посерьезнел Маннхейм.
— Да он и забыл, должно быть, что когда-то жил в палеолите, если что-то и помнил. Он прибыл к нам совсем маленьким. Там о нем, наверное, заботились родители или те, кто их заменял. Вряд ли трех-четырехлетний ребенок, хотя бы и неандертальский, сам охотился и сам добывал себе еду. А если Тимми в том возрасте что-то и знал, то он уже несколько лет живет в других условиях — ничего уже не помнит.
— Но ведь если он вернется в свое племя, там его, конечно, примут и вновь научат всему...
— Примут ли? Он уже не слишком хорошо стал говорить на родном языке и думает не так, как они. От него странно пахнет, потому что он слишком чистый. Его, чего доброго, еще убьют — как по-вашему?
Маннхейм задумчиво смотрел в свой бокал.
— Кроме того, — продолжала мисс Феллоуз, — кто может гарантировать, что он вообще попадет в свое время? Я не очень-то разбираюсь в том, как совершаются подобные путешествия, — думаю, что и работники «Стасиса» не слишком хорошо разбираются в этом. Окажется ли он, вернувшись, в том же мгновении, из которого был взят? Если так, то он вернется, став на три года старше, и сородичи могут его не признать. Они подумают, что это какой-то демон. А если он вернется на то же место, но три года спустя? Тогда окажется, что племя давно ушло куда-нибудь. Они, конечно, были кочевниками... И когда Тимми очутится в прошлом, там некому будет его встретить. Он будет совсем один в суровой, враждебной среде, в холодном климате. Маленький мальчик один на один с ледниковым периодом. Понимаете теперь, мистер Маннхейм?
— Да, — сказал он. — Понимаю. — И надолго замолчал, как будто прикидывая что-то в уме.
— Когда его собираются отправлять, не знаете?
— Через несколько месяцев — так сказал доктор Хоскинс. Но что значит «несколько» — два или шесть — не знаю.
— В любом случае времени у нас мало. Придется организовать кампанию по спасению Тимми — письма в газеты, демонстрации, обращение в суд. Может быть, побудить конгресс заняться расследованием всей деятельности «Стасис текнолоджиз». Было бы очень хорошо, если бы вы подтвердили, что Тимми — человек в полном смысле слова, засняв для этого на видеопленку, как он читает и сам обслуживает себя. Правда, вам тогда пришлось бы отказаться от места и расстаться с Тимми — вы на это не пойдете, да и нам это не с руки. Да, задача. С другой стороны...
— Нет. Это не поможет.
— Что не поможет? — удивился Маннхейм.
— Вся ваша кампания. Слишком поздно. Как только вы начнете протестовать, устраивать демонстрации и подавать в суд, доктор Хоскинс просто опустит рубильник — и прощай, Тимми. Там всего-то и нужно, что дернуть за рубильник — и все, что есть в пузыре, отправится туда, откуда пришло. В «Стасис» не станут ждать решения суда, которое запретит им действовать. Они тут же решат вопрос в рабочем порядке.
— Не посмеют.
— Это вы так думаете. У них уже решено закончить эксперимент с Тимми. Его стасисная квартира понадобилась для другого жильца. Вы их не знаете — они не станут сентиментальничать. Хоскинс, в общем, порядочный человек — но если ему придется выбирать между Тимми и будущим «Стасис текнолоджиз», он даже не задумается. А если Тимми отправят назад, его уже не вернешь. Fait accompli. Найти его в прошлом вторично будет невозможно. От запрета суда не будет никакой пользы. Тому, кто жил сорок тысяч лет назад и умер задолго до зарождения цивилизации, наш суд не защита.
Маннхейм медленно кивнул и задумчиво отпил вина. Подоспел официант с блокнотом наготове, но Маннхейм отослал его, махнув рукой.
— Есть только один выход, — сказал он.
— Какой же?
— У нас есть в Канаде семья, которая с радостью примет Тимми. И в Англии, и в Новой Зеландии. Это сердечные, добрые люди. Наша организация будет оплачивать ваше пребывание при Тимми в качестве няни. Правда, вам придется полностью порвать с теперешней жизнью и начать все сызнова в другой стране — но, насколько я вас понимаю, ради Тимми вы...
— Нет. Это невозможно.
— Невозможно?
— Совершенно невозможно.
— Понятно, — нахмурился Маннхейм, которому совершенно ничего не было понятно. — Ну что ж, Эдит, — если вы не хотите уезжать, а я вполне вас понимаю — можем ли мы рассчитывать хотя бы на то, что вы поможете устроить побег Тимми из стасисной зоны?
— Я бы не стала колебаться с отъездом, если он нужен для спасения Тимми. Ради Тимми я пошла бы на все и уехала куда угодно. Это его невозможно вывести из стасисной зоны.
— Неужели она так строго охраняется? Уверяю вас, мы найдем способ обойти охрану и разработаем абсолютно надежный план того, как забрать у вас Тимми и вывести его из здания.
— Это невозможно с научной точки зрения.
— С научной?
— Это связано с темпоральным потенциалом, с энергетическими темпоральными линиями. Если удалить из стасиса массу, равную массе Тимми, во всем городе перегорит электричество. Так мне сказал Хоскинс, и у меня нет оснований ему не верить. Вместе с Тимми из прошлого захватили кучу грязи, камушков и травы — и даже этот мусор никто не смеет выбросить. Он так и хранится на задах стасисного пузыря. Кроме того, я не знаю даже, не опасен ли выход из стасиса для самого Тимми. Могу только догадываться. По моему разумению, темпоральная сила должна подействовать и на него при переходе в нашу Вселенную. Потому что пузырь к нашей Вселенной не относится. Это некое отдельное пространство. Перемена чувствуется, когда входишь в дверь — помните? И потому ваш план похитить Тимми из стасиса и отправить куда-нибудь за море — это слишком большой риск. Не для вас и не для меня, но, возможно, для Тимми.
— Ну, не знаю, — приуныл Маннхейм. — Я предлагаю действовать законным путем и раздуть пожар в защиту Тимми, а вы говорите, что это бесполезно, что они просто нажмут на рубильник, как только мы начнем. Тогда я предлагаю совершенно незаконный путь — выкрасть Тимми из стасиса и увезти его за пределы юрисдикции Хоскинса, а вы говорите, что и этого нельзя — физика не позволяет. Эдит, я хочу помочь, но вы перекрыли мне все пути, и я пока больше ничего не могу придумать.
— Я тоже, — горестно сказала она.
И они замолчали, а дождь стучал по окнам ресторана.
Назад: Глава 9 СТАНОВЛЕНИЕ
Дальше: Глава 11 УХОД