Интермедия шестая
ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Над стойбищем Чужих у речки, к западу от алтаря Богини, поднимался дым. У подножия пологого склона на востоке, откуда недавно спустились Люди, Серебристое Облако видел дым своего костра. Перед алтарем огонь не горел. Противостоящие племена как будто заключили негласное соглашение, что алтарь — ничей. Никто из противников не смеет к нему приближаться. Днем и ночью часовые обоих племен стерегли, чтобы никто не нарушал договора.
Серебристое Облако стоял один, опершись на копье. Уже смеркалось — а ведь день, казалось, только начался. Год шел своим чередом — ночь опускалась все раньше и раньше, утро занималось все позже и позже; день сжимался с двух сторон. Скоро настанет время долгих снегов, когда одни только глупцы выходят на холод — время забираться в укрытие, жить тем, что запасено осенью, и ждать весны.
А мы так и не умилостивили Богиню, не получили ее совета, сокрушался Серебристое Облако. Но как же быть, если Чужие постоянно торчат у алтаря и не пускают нас к нему?
— Серебристое Облако! Будет снег или нет? — донес до него ветер голос Ведуньи. Они стояли наискосок от вождя, на берегу — Ведунья, жрица и Хранительница Прошлого, и уже долго о чем-то говорили. Серебристое Облако нахмурился. От этих троих ничего, кроме худого, не дождешься. Великую силу дала Богиня этим трем женщинам. Серебристое Облако побаивался их, но понимал, как много значит каждая из них в жизни племени.
— Будет ли снег, Серебристое Облако? Скажи нам.
Вождь пожал плечами, потом потер колено и кивнул. Старая рана разболелась не на шутку, как всегда с приближением снега. Но теперь ее жгло, как никогда.
Вчера снег шел около часа и позавчера недолго, и вот опять собирается. Плохо, когда он начинает падать каждый день. Вчерашний снег еще лежал. Ветер — северный, демонский — подхватывал и кружил его, швыряя в лицо Серебристому Облаку.
Надо уходить, подумал вождь. Надо искать пристанище на зиму.
Ведунья направлялась к нему, оставив двух других — значит, жди беды. Со времен своей смелой вылазки у алтаря Ведунья стала напускать на себя такую важность, словно это она вождь, а не он. Никто больше не отваживался насмехаться над ней или косо глядеть на нее с того памятного дня, когда она покрыла тело боевой раскраской и бросила вызов чужим воинам. Ведунья всегда чудила и всегда была злой, но теперь ее причуды и злость перешли некую грань, за которую никому не было доступа.
— Все идет по-прежнему, Серебристое Облако, — сказала она, — ничего не меняется. И приближается снежная пора.
— Знаю.
— Нужно напасть на Чужих и покончить с этим.
— Их слишком много, сама знаешь. — Они уже не в первый раз говорили об этом.
— Не так уж и много. Мы могли бы их одолеть, а вместо этого сидим и бездействуем. Они боятся нас, мы боимся их, и никто не двигается с места. Долго ли еще ты будешь держать нас тут?
— Пока не поклонимся Богине у алтаря и не узнаем, какова ее воля.
— Тогда надо напасть первыми.
Серебристое Облако посмотрел ей в глаза. Они его пугали — это были не глаза женщины и даже не глаза воина, а точно два отшлифованных камня.
— Ты же была с мужчинами внизу. И видела, что они не хотят наносить первый удар. Хочешь сражаться с Чужими одна, Ведунья?
— Ты вождь. Прикажи им сражаться. А я буду сражаться с ними рядом.
— Тогда все погибнут.
— Если мы останемся здесь дожидаться зимы, мы тоже погибнем.
Серебристое Облако мрачно кивнул. Верно: здесь больше нельзя оставаться. Он понимал это не хуже Ведуньи.
И знал, что сюда, наверное, вообще не следовало приходить — хотя никому бы в этом не признался.
— Не можем мы уйти, Ведунья, не совершив моления у алтаря...
— Уйти нельзя, и остаться нельзя, и к алтарю попасть тоже нельзя. Плохо дело, Серебристое Облако.
— Хорошего мало.
— Говорила я, что не надо сюда приходить. Я тебе это сразу сказала, как только ты объявил, что отменяешь Праздник Лета.
— Помню, Ведунья. Но мы все же пришли сюда. И не уйдем, пока не исполним обряд, рад и которого пришли. Нельзя уйти просто так, не услышав голоса Богини.
— Да. Я согласна с тобой. Я не хотела идти сюда, но, раз уж мы пришли, надо поклониться Богине, как ты говоришь. Тут я не спорю.
Серебристое Облако был благодарен и за это.
— Но если нам нельзя здесь больше оставаться из-за снега, и нельзя уйти, не исполнив обряда, а Чужие мешают нам его исполнить, оскверняя алтарь своим присутствием — значит, надо прогнать Чужих. Очень просто.
— Они перебьют нас, если мы на них нападем.
— Нас убьет зима, если мы не сделаем этого.
— Мы с тобой ходим по кругу и никуда так не придем. — Серебристое Облако сурово смотрел на Ведунью — она непреклонна, но не предлагает иного выхода, кроме верной гибели от рук врага.
Да, из этого круга не выйдешь. Уйти нельзя и остаться нельзя. Он отменил Праздник Лета ради обряда, который считал необходимым совершить здесь. Если он отменит и этот обряд из-за Чужих, то окажется, что они не почтили Богиню ни летом, ни осенью, и гнев ее обрушится на Людей полной мерой. Люди будут голодать и обвинять во всем вождя. Серебристое Облако знал, что ему грозит опасность быть низложенным, если он в скором времени не поправит дела. А такого явления, как бывший вождь, у Людей не существовало. Обычай был предельно прост: сложить с себя полномочия вождя означало распроститься с жизнью.
Старую рану на ноге жгло огнем. Может, не так уж и плохо было бы отойти в сторону и уступить свое бремя другому, навсегда отделавшись от боли и от усталости.
Подошла жрица.
— Убедила тебя Ведунья в том, что надо напасть первыми?
— Нет.
— Ты так боишься смерти?
— Твой вопрос глупее, чем ты думаешь, жрица, — засмеялся Серебристое Облако. — Я боюсь, что умрешь ты, и Источник Молока, и Отважный Лев, и Белый Снег, и все остальные. Я должен печься о том, чтобы Люди были живы, а не вести их на верную смерть.
— Приближается снежная пора. Она тоже убьет нас, если мы останемся под открытым небом.
— Знаю, знаю, — со вздохом ответил вождь.
— Я не хотела этого паломничества, — сказала жрица. — Помнишь? Я сказала, что нет нужды возвращаться обратно, чтобы узнать волю Богини. Но Хранительница Прошлого убедила меня не мешать тебе.
— Помню, — терпеливо ответил Серебристое Облако. — Но не все ли теперь равно? Мы уже здесь. Как ты думаешь, можем мы уйти, не поговорив с Богиней?
— Может быть, Богиня уже сказала свое слово. Может быть, она дает нам понять, что глупцы с глупцом во главе заслуживают смерти. В таком случае лучше умереть сражаясь, чем тонуть в снегу и в бесплодных разговорах. Или ты думаешь...
— Смотрите, — прервала их Ведунья. — К нам идет Чужой!
Серебристое Облако резко обернулся. В самом деле, высокий молодой воин с копьем, обвязанным рыжим мехом, вышел из вражеского стана и шел к ним. Когда он проходил мимо алтаря, стоявший на страже Расколотая Гора погрозил ему оружием, но посланник сказал что-то стражу и миновал его, не останавливаясь
Пылающее Око и Волчье Дерево выбежали, тыча пальцами в сторону Чужого, как будто Серебристое Облако сам его не видел. Они потрясали копьями, показывая, что готовы наброситься на пришельца. Серебристое Облако сердито отогнал их прочь. Неужто они думают, что Чужой пришел воевать в одиночку? Скорее всего он пришел говорить с ними — не иначе.
Только как же я буду говорить с ним? — недоумевал вождь.
Посланник шел по заснеженной земле, держась извилистой тропы, огибавшей заболоченные места, к тому месту на берегу, где стоял Серебристое Облако с Ведуньей и жрицей Подойдя, он поднял копье, явно приветствуя их, и плавно помахал им из стороны в сторону.
Серебристое Облако в ответ немного приподнял от земли свое копье и опустил снова, ожидая, что будет дальше.
Чужой начал испускать звуки, которые напомнили вождю стоны раненого зверя.
— Ему что, худо? — спросил вождь Ведунью.
— Он говорит тебе что-то. Они так говорят.
— Говорит? Это же полная бессмыслица.
— Они так говорят, — повторила Ведунья. — Я уверена.
— Ладно Тогда скажи мне, что он говорит.
— Откуда мне знать?
— Ты же у нас Ведунья.
— Я ведаю только то, что знаю. А языка Чужих я не знаю.
— Значит, есть что-то, чего ты не знаешь? Я впервые слышу это от тебя, Ведунья.
Ведунья криво улыбнулась и промолчала.
Чужой снова заговорил. Голос его звучал пронзительно, и видно было, что он напрягается, стараясь донести до них смысл своих слов, будто говорил с детьми. Но никакого смысла в его речах не было. Серебристое Облако смотрел Чужому прямо в рот, но не мог разобрать ни единого слова. Звуки, которые издавал Чужой, не были словами.
— Можешь ты говорить как следует? — спросил вождь. — Я ничего не понимаю из твоих завываний.
Чужой подался вперед, вытянул шею и приложил руку к уху, словно глухой, хотя Серебристое Облако говорил очень громко. Чудной у него был вид, когда он стоял вот так. Чужой, очень высокий, немыслимо высокий, прямо до небес, стал, согнувшись, похож на большую, длинную болотную птицу. Серебристое Облако глядел на него как зачарованный. И как он только держит равновесие? Как не падает, стоя на своих длинных и тонких ногах? И как не ломается пополам, когда наклоняется? А уж урод-то — бледный, как призрак, и подо ртом что-то торчит, и все личико какое-то мелкое.
— Я тебя спрашиваю — умеешь ты говорить как следует? Говори словами, если хочешь, чтобы я понял тебя!
— Он и говорит словами, — сказала вдруг Ведунья. — У него свои слова. — Ее саму поразила эта новая, открытая ею истина. — У Чужих другой язык, не такой, как у нас.
— Что? — опешил Серебристое Облако. — Как же так? Существует только один язык, Ведунья. Есть слова, которые можно понять, и есть бессмыслица, которую понять нельзя. Мы не понимаем его, поэтому все, что он говорит, — бессмыслица. Как может существовать еще какой-то язык? Небо есть небо. Гора есть гора. Вода есть вода, снег есть снег. Все это знают. Как можно называть все это другими именами?
— Два народа — два языка. У нас один язык, у них другой.
От этой мысли у Серебристого Облака разболелась голова.
Нельзя было не признать, что какой-то смысл в ней есть. Два народа — два языка, почему бы и нет? Но привыкнуть к этой новой мысли сразу было очень трудно. Такие мысли требуют обдумывания в тишине. Вождь отложил решение на потом и снова вернул свое внимание Чужому.
Тот все говорил, так же непонятно, как и прежде, но теперь еще и помогал себе жестами — стремился передать смысл своего послания хотя бы так, видя, что слова не помогают. Концом копья, обернутым в мех, он показал на алтарь; потом показал на холмы с восточной стороны, откуда пришли Люди; потом на запад, в сторону моря, на земли, теперь полностью принадлежащие Чужим. Снова на алтарь, на Серебристое Облако, на себя, на алтарь.
— Жрица! — сказал Серебристое Облако. — Понимаешь ли ты хоть что-нибудь?
— Он хочет, чтобы мы ушли, а алтарь остался им, — незамедлительно ответила жрица.
Серебристое Облако не совсем был согласен с ней. Посланник слишком много показывал в разные стороны. Если бы он, вождь, хотел сказать Чужим, чтобы те ушли, он просто показал бы на алтарь, на Чужих и на запад, а потом махнул бы рукой — уходите, мол, откуда пришли. И всякий, в ком есть хоть крупица разума, его бы понял.
Почему бы не попробовать сделать это сейчас? И вождь попробовал.
Чужой терпеливо смотрел на него, словно на ребенка, прервавшего длинной путаной речью умный разговор взрослых. И когда Серебристое Облако закончил свое, снова повторил все свои прежние жесты.
— По-моему, он хочет сказать, — предположила Ведунья, — что мы можем вместе пользоваться алтарем, вместе молиться.
— Делить алтарь со всякой дрянью? — вскричала жрица. — Алтарь наш!
— Ты это хочешь сказать? — обратился Серебристое Облако к Чужому, говоря как можно громче и медленнее. — Что мы можем вместе молиться у алтаря? Нет, это не годится. Алтарь принадлежит Богине, а вы не ее дети. Или это не так? И вы тоже дети Богини? — И вождь стал ждать ответа, надеясь, что поймет его.
Но Чужой ответил опять по-своему, непонятно, и снова показал копьем на то, на что показывал прежде.
— Без толку все это, — сказал Серебристое Облако. — Без толку, без толку, без толку. Я не понимаю тебя, а ты — меня. Ничего не поделаешь. Ведунья и жрица думают, что понимают тебя, но это не так, не совсем так. Обе слышат то, что хотят услышать.
— Давай я попробую научить его нашему языку, — предложила Ведунья. — Или сама выучу его язык.
— Держись от него подальше, — сказала жрица. — Он нечист, а здесь священная земля.
— Но если бы мы сумели договориться...
— Бесполезно, — сказал Серебристое Облако. — Даже если те звуки, что он издает, и вправду язык, тебе никогда не понять его. Как это возможно? Все равно что учиться рычать по-медвежьи или учить медведя говорить по-человечески. Ничего у тебя не выйдет.
— Старики всегда говорят, что ничего не выйдет, — возразила Ведунья.
— Старики? Старики? — вскричал вождь.
Чужой снова показывал копьем и говорил свое. Наверное, пытался в последний раз передать Серебристому Облаку то, что хотел, — но так же непонятно, как и прежде. Великая печаль охватила вождя — не только оттого, что Ведунья назвала его стариком, и жестоко болит нога, и приближается снежная пора, а Люди еще не сделали запасов на зиму. А оттого, что этот долговязый человек-журавль, по всему видно, пришел к нему с миром, а он, вождь, не может понять его и не может сделать так, чтобы тот его понял. Не удалось им сойти с мертвой точки — между ними словно глухая стена.
Чужой окончил свою речь и ждал ответа.
— Прости, — сказал ему Серебристое Облако. — Не понимаю я тебя. Все дело в том, что я не говорю по-вашему, а ты, судя по всему, по-нашему.
— Так ты согласен с тем, что у него свой язык? — возликовала Ведунья.
— Да, — пробурчал вождь. — А толку-то что?
Переговоры завершились. Чужой, с недовольным и суровым видом, повернулся и быстро пошел к своему стойбищу. Серебристое Облако смотрел ему вслед, изумляясь его размашистой, расхлябанной походке. Просто чудо, что у Чужого при ходьбе не отваливаются руки и ноги — до того он хлипкий, до того неладно сложен. Просто чудо, как держится его голова на такой тонкой шее. Серебристое Облако был благодарен за то, что у него самого такое крепкое, плотно сбитое тело — пускай даже оно теперь стало уставать и болеть. Зато оно хорошо служило ему долгие годы. Богиня его создала, это тело. Вождь жалел Чужих за хлипкость и уродство.
Посланник снова поравнялся с Расколотой Горой, охранявшим алтарь, и тот снова замахнулся на него копьем и вызывающе зашипел. Чужой не обратил на него внимания. Расколотая Гора посмотрел на вождя, ища указаний, и тот покачал головой, веля воину успокоиться. Чужой скрылся в своем стойбище.
Вот и все. Ничего не получилось.
Серебристое Облако терзали сомнения. Все его последние действия кончаются ничем. Богиню они не почтили, мальчик словно растаял в воздухе, алтарь, к которому они так долго шли, недоступен, и зима приближается; а сегодня он вдобавок не сумел договориться с Чужим. Ведунья, конечно, права, как ни печально: он слишком стар, чтобы править. Пора уступить, предоставить Тем, Кто Убивает, сделать свое дело и погрузиться в сон, которому нет конца.
А вождем вместо него станет Пылающее Око. Пусть он и заботится о том, что делать дальше.
Но одна лишь мысль об этом вызвала гнев у старого вождя. Пылающее Око — глупец. И будет творить глупости, как и все глупцы. Грешно было бы оставлять племя на Пылающее Око.
Кто же тогда? Расколотая Гора? Волчье Дерево? Молодой Олень? Все глупцы. Ни одному из них не доверил бы он племя. Может, с годами они и поумнеют, но Серебристое Облако не слишком полагался на это.
Кому же быть вождем после него?
Пусть решает Богиня, когда меня не станет, подумал Серебристое Облако. Тогда это будет ее дело — не мое.
Нет, он не отречется. Подождет, пока смерть сама не придет за ним. Серебристое Облако признавал, что и сам он глупец — иначе они не попали бы в это безвыходное положение — но все же не столь глуп, как молодежь, так что лучше уж ему побыть вождем еще немного.
— Что будем делать теперь, Серебристое Облако? — спросила Ведунья.
— Ничего. Что мы можем сделать?
Серебристое Облако вернулся в стойбище и сел у огня. К нему подошла девчушка — он позабыл ее имя. Старик притянул ее к себе, и они долго сидели вместе, глядя на скачущие языки пламени. Близость ребенка немного развеяла печаль вождя. От этой девчушки когда-нибудь, когда его давно уже не будет на свете, народятся новые Люди. Эта мысль утешала: пусть умирают вожди, пусть умирают воины, пусть все рано или поздно умрут — Люди будут всегда, во все времена. Да. Отрадно сознавать это.
Вскоре начал падать снег и шел почти всю ночь.
