В самом его начале — а это «начало» состоялось приблизительно за два столетия до его визита в кабинет хирурга, — никому и в голову не пришло бы принять его за что-либо, кроме робота.

В те далекие времена, когда он впервые сошел со сборочного конвейера «Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен», по своему внешнему виду он ничем не отличался от всех прочих роботов: хорошо спроектированный, великолепно функционирующий механизм из металла и пластика, с позитронным мозгом в имитирующем человеческие формы корпусе.

Его длинные, стройные конечности представляли собой великолепно соединенные между собой конструкции из титановых сплавов, покрытые стальной оболочкой и в местах соединения снабженные силиконовыми прокладками, чтобы предотвратить трение металла о металл. Муфты на его сочленениях были из наилучшего, очень эластичного полиэтилена. Его глаза из фотоэлектрических элементов мерцали темно-красным светом. Его лицо... впрочем, назвать это лицом значило бы слишком польстить ему, — так вот, эта по сути дела карикатура на лицо не способна была отразить ни мысли, ни чувства. А его нагое, бесполое тело было вне всяких сомнений механическим устройством. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что перед вами машина, такая же машина, как телефон, или карманный калькулятор, или автомобиль, и в той же мере далекая от животных, или от человека, или вообще от всего живого.

Но все это было давным-давно, в совсем другой эре.

В ту пору роботы на Земле были явлением редким — это было почти в самом начале века роботехники: прошло не более одного поколения людей после того, как великие роботехники Алфред Лэннинг и Питер Богерт и легендарная робопсихолог Сьюзен Кэлвин завершили свой исторический труд, разработав и усовершенствовав принципы, на основании которых и были созданы первые позитронные роботы.

Задача этих первооткрывателей состояла в том, чтобы создать роботов, способных принять на свои плечи бремя нудных работ, на выполнение которых люди были обречены столь долгое время. Но часть проблемы, с которой пришлось столкнуться роботехникам в те дни, на заре развития науки об искусственном разуме, в конце двадцатого и начале двадцать первого века, заключалась в нежелании огромного большинства людей отказаться от этого своего бремени в пользу механических заменителей. И из-за этого нежелания фактически во всех странах — а мир тогда еще был поделен на множество наций — пришлось принять строжайшие законы, запрещавшие использование труда роботов на Земле.

К 2007 году на всей планете разрешались только исследовательские работы с использованием роботов, и то только под строгим контролем. Да, разрешалось отправлять роботов в космос на индустриальные предприятия и на исследовательские станции, которых там становилось все больше: пусть они осваивают бесплодный, стылый Ганимед и знойный Меркурий, пусть они ковыряют поверхность Луны, испытывая все связанные с этим неудобства, пусть возьмут на себя невероятный риск первых испытаний Прыжка, который проложит человечеству дорогу в гиперкосмос.

Но свободное и широкое использование роботов на Земле — ну нет! Они же займут драгоценные рабочие места, на которых иначе трудились бы нормальные люди из плоти и крови. Нет уж, никаких роботов нам не надо!

Но, конечно, со временем все стало меняться. Самые драматичные перемены пришлись примерно на то время, когда на предприятии Северного региона «Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен» с конвейера сошел робот НДР-113, который впоследствии стал известен как Эндрю Мартин.

Одной из причин постепенного отказа от антироботовых предрассудков на Земле послужила обыкновенная реклама. «Ю. С. Роботе энд Мекэникл Мен» отличалась не только научными достижениями, там кое-что смыслили и в том, насколько важно получение прибылей. И они нашли путь, не слишком броский, но эффективный, для развенчания мифа о Франкенштейне, представления о роботе как о механическом человеке, таком же страшном и отвратительном, как Голем. «Роботы существуют для наших же удобств, — твердили повсюду люди из "ЮСРММ", отвечающие за связи с общественностью. — Роботы нам помогают. Роботы совсем не враги нам. Роботы абсолютно безопасны, без всякого сомнения безопасны».

И поскольку это соответствовало действительности, люди стали терпимее относиться к присутствию роботов среди них. И все же многие из них делали это неохотно. Сама идея роботов им не нравилась; но и они осознавали нужду в роботах, и им приходилось по крайней мере мириться с их присутствием, тем более что серьезные ограничения в использовании их продолжали существовать.

Но, нравилось это людям или нет, роботы стали нужны, потому что к этому времени население Земли начало сокращаться. После долгих страданий, которыми был ознаменован двадцатый век, наступило время относительного спокойствия и гармонии, рационального устройства общества — хотя бы до известной степени. Земля превратилась в более или менее спокойную, тихую, счастливую планету. И людей на ней становилось меньше, но не из-за войн или эпидемий, а потому что семьи стремились быть не такими большими, предпочитая качество количеству. Сокращалось население Земли и за счет переселения во вновь открытые космические миры: люди отправлялись на строительство обширных подземных городов на Луне, в колонии на астероидах и спутниках Юпитера и Сатурна и на искусственно созданные спутники на орбитах Земли и Марса.

Так что теперь не приходилось беспокоиться, что робот захватит твое рабочее место. И вместо страха потерять работу появилась проблема нехватки рабочих рук. Нежданно-негаданно роботы, которых раньше воспринимали с такой неприязнью, со страхом и даже с ненавистью, оказались необходимыми для поддержания благоденствия в мире, где хватало материальных благ, но некому было мести улицы, водить такси, готовить пищу, топить печи.

Вот таким было время — время сокращающегося населения и возрастающего благополучия, — когда на свет появился НДР-113, будущий Эндрю Мартин. Использование роботов на Земле уже не находилось под запретом, но все еще существовали строгие правила, и робота можно было встретить не каждый день. А тем более робота, запрограммированного на выполнение всех домашних обязанностей, что в первую очередь имел в виду Джералд Мартин, приобретая НДР-113.

Едва ли у кого-нибудь еще дома был слуга-робот. Для большинства людей сама мысль об этом представлялась ужасной, да и удовольствие это дорого стоило.

Но Джералд Мартин — это вам не кто-нибудь. Он был членом регионального Законодательного собрания, и при этом могущественным членом, так как был еще и председателем Комитета по науке и технике, был человеком очень умным, с сильным характером и потому пользовался всеобщим уважением. Джералд Мартин непременно осуществлял все, что задумывал. И непременно приобретал то, что ему хотелось приобрести. Он верил в роботов, знал, что их приход неизбежен, что в конечном счете они станут неотъемлемой частью человеческого общества на всех уровнях.

И таким образом, используя свое положение в Комитете по науке и технике, он добился того, что роботы стали частью жизни и его, и его семьи. Он объяснял это своим желанием поглубже разобраться в таком феномене, как робот. А также намерением помочь своим коллегам по Законодательному собранию понять, как им лучше справляться с проблемами надвигающейся эры повсеместного распространения роботехники. И Джералд Мартин великодушно предложил себя в качестве испытуемого и смело принял в свой дом группу роботов-слуг.

Первые роботы представляли собой простейшие модели с программой на выполнение отдельных рутинных работ. По форме они в известной мере были схожи с людьми, но если они и могли произносить слова, то очень немногие, а свои обязанности выполняли тихо и результативно, как и положено машинам, — каковыми они и были, без всяких сомнений. Сначала пребывание роботов в доме казалось семейству Мартинов довольно странным, но очень скоро роботы как бы растворились, превратившись в некий фон семейной жизни Мартинов, и уже не вызывали у членов семьи большего интереса, чем тостеры или пылесосы.

Но потом...

— Это НДР-113,—представил Джералд Мартин нового робота в один из прохладных, ветреных дней июня. Фургон для доставки покупок преодолел длинный подъем на вершину холма, где располагалось внушительных размеров поместье Мартинов, и лоснящийся, сверкающий механический человек был извлечен из упаковочного ящика. — Наш персональный домашний робот. Наш собственный верный слуга.

— Как ты его назвал? — спросила Аманда. Она была младшей из двух дочерей Мартина — малышка с золотыми волосами и проницательным взглядом голубых глаз.

— НДР-113.

— Это его имя?

— Собственно, это его серийный номер.

Аманда нахмурилась:

— Эн-ди-арр. Эндиарр 113. Странное имя.

— Серийный номер, — повторил Джералд Мартин.

Но Аманда будто не слышала его.

— Эндиарр... Нельзя же его так звать. Это совсем непохоже на имя.

— Вы только послушайте ее, — сказала Мелисса Мартин. Мелисса, вторая дочь Мартина, была на пять лет старше Аманды, у нее были черные волосы и черные глаза. Мелисса, по сути, была уже взрослой — так, по крайней мере, считала Аманда. Аманда же была ребенком, и поэтому Мелисса относилась к ней как к глупенькой. — Ей, видите ли, не нравится его серийный номер.

— Эн-ди-арр, — снова произнесла Аманда, явно не обращая внимания на Мелиссу. — Плохо. Просто никуда не годится. Что, если назвать его Эндрю?

— Эндрю? — переспросил Джералд Мартин.

— Там же есть буква «эн» и буквы «д» и «р». Эндр. Эндрю.

— Нет, вы только послушайте ее! — презрительно повторила Мелисса.

Но Джералд Мартин улыбался. Он знал, что превращение букв серии робота в его имя — явление не столь уж редкое. Роботы серии ДН часто становились Джонами или Джейн. АРЧ-роботы получали имя Арчи. ГУТ-роботы превращались в Гути. Ну что ж, а нам попался робот серии НДР, и Аманда хочет назвать его Эндрю. Прекрасно. Прекрасно. У Джералда Мартина была привычка позволять Аманде делать все, что ей нравится. Но, конечно же, в известных пределах.

— Очень хорошо, — сказал он. — Это Эндрю.

И он стал Эндрю. Настолько, что проходили годы, а в семье Мартинов никто и никогда не называл его больше НДР-113. Фактически его серийный номер был забыт насовсем, и приходилось специально смотреть его в тех случаях, когда нужно было отправлять его на текущий ремонт. Да и сам Эндрю часто заявлял, что забыл свой серийный номер, хотя это было не совсем так. Ведь на самом деле, сколько бы времени ни прошло, он ничего не забывал, — если, конечно, хотел помнить.

Но время шло, многое менялось в самом Эндрю, и у него все меньше и меньше оставалось желания помнить свой серийный номер. Он просто запрятал его в дальний угол в своей памяти и не собирался когда-либо устраивать его поиски. Он был теперь Эндрю, Эндрю Мартин. Эндрю из семьи Мартинов.

Он был высокий, стройный, грациозный, потому что так уж замышлялись роботы серии НДР. Он неслышно и ненавязчиво присутствовал в доме Мартинов, выходившем окнами на Тихий океан, безукоризненно выполняя их распоряжения.

Это был старомодный дом, больше подходивший веку минувшему; огромный и величественный, он действительно требовал целого штата слуг, слуг, которых больше не было —за исключением роботов, разумеется; в результате в семье возникали трудности, пока Джералд Мартин не предложил своего участия в эксперименте. Зато теперь пара роботов-садовников заботилась о ярко-зеленых лужайках и подстригала восхитительные живые изгороди из темно-красных азалий, и обрезала завядшие листья высоких пальм, растущих на холме за домом. Робот-уборщик расправлялся с пылью и паутиной. А робот Эндрю был камердинером, дворецким, дамской горничной и шофером для всей семьи Мартинов. Он сервировал стол, подбирал и разливал вина, которые так любил Джералд Мартин; он присматривал за семейным гардеробом; он приводил в порядок их превосходную мебель, заботился о произведениях искусства, словом, обо всем их многочисленном и разнообразном имуществе.

Была у Эндрю и еще одна обязанность, которая нередко в ущерб другим, обыденным домашним делам занимала большую часть его времени.

Поместье Мартинов — именно поместье, большое поместье — было удалено, обособлено от других — оно находилось на живописном холме над веющим прохладой синим океаном. Поблизости имелся небольшой городок, но единственный крупный город Сан-Франциско находился далеко к югу на побережье океана. Города начали отмирать, люди предпочитали селиться в домах, далеко отстоящих друг от друга, и общаться посредством электроники. И в своем величественном и прекрасном поместье девочки Мартин редко имели партнеров для игр.

И вот они получили робота Эндрю.

Первой сообразила, как все это получше устроить, Мисс. («Мисс» — так Эндрю всегда называл Мелиссу, не потому что ему трудно было произносить ее имя, ему просто казалось, что неуместно так фамильярно обращаться к ней. Аманду он всегда называл «Маленькая Мисс», и никогда иначе. Миссис Мартин — ее звали Люси — была для Эндрю «Мэм». А сам Джералд Мартин — «Сэр». Джералд Мартин был таким человеком, что не только роботы, но и многие люди находили удовольствие в том, чтобы называть его «сэр». Тех же, кто называл его «Джералд», было совсем немного в этом мире, а уж представить себе, что он для кого-то является просто «Джерри», было абсолютно невозможно.)

Мисс быстро догадалась, как им лучше всего использовать робота. Для этого нужно было всего лишь применить Второй Закон.

— Эндрю, — сказала она, — мы приказываем тебе оставить свои дела и играть с нами.

Эндрю в это время приводил в порядок библиотеку Мартина: книги все перепутались и стояли не в алфавитном порядке, как им полагалось.

Он обернулся, стоя на лесенке у высокого книжного шкафа красного дерева, стоявшего между двумя широкими окнами с зеркальными стеклами в северном конце кабинета, и мягко возразил:

— Простите, Мисс. Я сейчас занят делом, которое поручил мне ваш отец. Более раннее приказание Сэра должно быть выполнено прежде вашего.

— Я слышала, что тебе говорил папа, — возразила Мисс. — «Я бы хотел, чтобы ты разобрался с этими книгами, Эндрю. Поставь их в прежнем алфавитном порядке». Так ведь?

— Совершенно верно, Мисс, именно так он и сказал. Этими самыми словами.

— А раз он сказал, что он хотел бы, чтобы ты разобрался с этими книгами — а ты этого не отрицаешь, — значит, это был не приказ, правда? Скорее это было пожелание. Или указание. А указание — это еще не приказ. И пожелание не приказ. Эндрю, я приказываю тебе: оставь в покое книги и поведи нас с Амандой на прогулку по берегу океана.

Второй Закон был использован превосходно. Эндрю тут же отложил в сторону книги и спустился с лесенки. Сэр, конечно, был главным в доме, но приказа он по сути дела не отдавал, во всяком случае, если судить по форме, а Мисс без всяких обиняков приказала. А приказ любого члена семейства — любого человека, живущего в доме, — выше, чем пожелание или указание, пусть даже это будет указание самого Сэра.

И Эндрю не затруднился в выборе. Он любил Мисс, и еще больше он любил Маленькую Мисс. По крайней мере воздействие, которое они оказывали на него, примерно соответствовало тому, что люди называли любовью. И Эндрю воспринимал это как любовь, потому что иного слова для определения его чувства к двум девочкам он не знал. Он ведь наверняка что-то чувствовал. Это само по себе было странным, но он предположил, что способность любить, как и все другие, очень разнообразные его способности, была заложена в нем изначально. А коль скоро им захотелось пойти поиграть с ним, он был счастлив выполнить их приказ, тем более что никакого нарушения ни одного из Трех Законов из этого не проистекало.

На берег вела крутая, извилистая тропа, усеянная камнями, с норками сусликов то там то здесь и другими опасными препятствиями. Никто, кроме Мисс и Маленькой Мисс, обычно не пользовался этой тропкой, потому что берег представлял из себя всего лишь неровную песчаную полосу, покрытую водорослями, выброшенными на берег штормами, и плавником, а океан, омывающий северный берег Калифорнии, слишком холоден для всякого, кто захотел бы войти в него без водолазного костюма. Но девочки обожали его блеклые, капризные, насквозь продуваемые ветрами берега.

Спускаясь вниз по неровной тропе, Эндрю брал Мисс за руку, а Маленькую Мисс сажал на сгиб своей руки. И таким образом обе девочки совершали путешествие без всяких неприятностей — Сэр был очень строг в отношении этой тропы.

— Эндрю, — говорил он, — не допускай ни в коем случае, чтобы они бегали или прыгали по тропинке. Стоит им споткнуться на какой-нибудь неровности, и они упадут с высоты в двадцать метров. Я не могу запретить им спускаться вниз, но ты должен быть всегда рядом с ними в полной уверенности, что они не натворят каких-нибудь глупостей. Это приказ.

Эндрю знал, что когда-нибудь Мисс или Маленькая Мисс противопоставят этому приказу другой, повелев ему отойти в сторонку, пока они пробегутся вниз, с холма на берег океана. Когда такое случится, в его позитронном мозгу возникнет мощное противоречие, и, конечно, ему придется приложить все силы, чтобы как-то разрешить его.

В конечном счете одолеют, естественно, приказы Сэра, так как они содержат в себе элементы как Первого, так и Второго Законов, а любой приказ, сопричастный с запретами Первого Закона, всегда стоит превыше всего. И тем не менее Эндрю заранее знал, какое страшное потрясение постигнет его, когда впервые в открытую столкнутся приказ Сэра и прихоти девочек.

Но пока что Мисс и Маленькая Мисс были согласны подчиняться принятым правилам. Осторожно, шаг за шагом, прокладывал он путь по склону горы и лишь в самом низу отпустил ручку Мисс и поставил на влажный песок Маленькую Мисс. Они тут же радостно понеслись по краю неистового, шумного моря.

— Водоросли! — воскликнула Мисс, схватив толстую, коричневую, липкую ламинарию, длиннее, чем она сама, и стала размахивать ею, как кнутом. — Смотри-ка, Эндрю, какой длиннющий кусок водоросли!

— А у меня деревяшка, — сказала Маленькая Мисс. — Очень красивая, правда, Мелисса?

— Может, для тебя, — надменно ответила старшая сестра. Она взяла шишковатый, кривой кусок дерева из рук Маленькой Мисс, небрежно взглянула на него и с содроганием отбросила в сторону. — Фу, на нем какие-то гадости растут!

— Это тоже водоросли, только не такие, — объяснила Маленькая Мисс. — Правда, Эндрю?

— Да, это альга, — ответил тот.

— Альги?

— Альга. Научный термин для обозначения водорослей.

— Ага. Альги. — Маленькая Мисс засмеялась и положила свой кусок дерева у начала тропинки, чтобы не забыть взять его с собой, когда они будут возвращаться домой.

Затем она снова понеслась вслед за старшей сестрой по пенящейся бахроме прибоя.

Эндрю легко поспевал за ними. Он не собирался отпускать их далеко от себя ни при каких обстоятельствах.

Ему не требовались особые указания Сэра, чтобы оберегать девочек, пока они находились на берегу океана: об этом позаботился Первый Закон. Океан в этих местах не только выглядел диким, он был опасен, чрезвычайно опасен: течения сильные и непредсказуемые, вода почти в любое время года невыносимо холодная, и огромные клыки скал рифа вздымались среди бурунов не дальше чем в пятидесяти метрах от берега. Если бы Мисс или Маленькая Мисс сделали попытку войти в море, Эндрю в тот же миг оказался бы рядом.

Но они были достаточно благоразумны и не думали купаться. Побережье этой части Тихого океана было прекрасно для созерцания его сурового, неприветливого пейзажа, а само море, всегда гневное и бурлящее, было враждебно для всех, кто не был рожден в нем, и даже ребенку это было ясно с первого взгляда.

Мисс и Маленькая Мисс шлепали по лужицам, оставшимся после отлива, высматривая темные литорины, серо-зеленые «блюдечки», мириады крохотных, стремительных раков-отшельников, выискивая — редко когда успешно — морские звезды, рассматривая розовые и красные анемоны. Эндрю стоял поблизости, спокойный, но настороже на случай, если вдруг нежданная волна поднимется и взметнется на берег. Сегодня море было как никогда тихое, удивительно тихое для этих вод, но опасность в любой момент могла нагрянуть ниоткуда.

Мисс вдруг спросила:

— Эндрю, а ты умеешь плавать?

— Я бы смог это сделать, если бы это было необходимо, Мисс.

— А мозги у тебя от этого не замкнутся? Если туда попадет вода?

— У меня очень хорошая изоляция, — объяснил ей Эндрю.

— Хорошо. Тогда сплавай до серой скалы и обратно. До той, где гнездятся большие бакланы. Мне хочется поглядеть, как быстро ты плаваешь.

— Мелисса... — с укором сказала Маленькая Мисс.

— Ш-ш-ш, Аманда. Я хочу, чтобы Эндрю сделал это. Может, он найдет там яйца бакланов, принесет и покажет их нам.

— Нехорошо трогать гнезда, Мисс, — кротко возразил Эндрю.

— А я хочу, чтобы ты отправился туда.

— Мелисса! — повторила Маленькая Мисс, теперь уже более резко.

Но Мисс настаивала. Это был приказ. Эндрю почувствовал первые признаки возникновения противоположных потенциалов в мозгу: появилась легкая дрожь в кончиках пальцев, едва заметное головокружение. Он должен подчиняться приказам — так гласил Второй Закон. Мисс могла приказать ему сию же минуту плыть в Китай, и он подчинился бы приказу, если бы при этом не было других соображений. Но он находился здесь, чтобы оберегать девочек. Что, если с ними случится что-нибудь непредвиденное, пока он будет на этой принадлежащей бакланам скале? Неожиданная, грозная волна, оползень, землетрясение— хотя землетрясения не так уж часто здесь случались, но мало ли что.

Это вступил в свои права Первый Закон.

— Извините, Мисс. Пока здесь нет никого из взрослых, чтобы охранять вас, я не могу оставить вас одних на такой длинный промежуток времени, который мне потребуется, чтобы доплыть до скалы и обратно. Если бы тут присутствовали Сэр или Мэм, тогда другое дело, но сейчас...

— Ты что, не понимаешь, что это приказ? Я хочу, чтобы ты поплыл туда, Эндрю.

— Но я же объясняю, Мисс...

— Нечего о нас беспокоиться. И я уже не дитя, Эндрю. Уж не думаешь ли ты, что ужасный великан-людоед спустится на берег и проглотит нас, пока ты будешь в море? Я сама себе хозяйка, благодарю покорно, и сумею, если нужно, позаботиться об Аманде.

— Ты несправедлива к нему, Мелисса, — сказала Маленькая Мисс. — Ему дал приказание папа.

— А теперь отдаю приказания я. — Мисс повелительно взмахнула рукой: — Плыви к скале с бакланами, Эндрю! Ну, Эндрю! Вперед!

Эндрю почувствовал, что нагревается, и дал указание своей автоматической системе внести необходимые гомеостатические корректировки.

— Первый Закон... — начал было он.

— Какой ты зануда! И ты, и твой Первый Закон! — вскричала Мелисса. — Неужели нельзя раз в жизни забыть об этом Законе? Но нет, нет и нет, этого ты не можешь, так ведь? Тебе в башку втемяшили эти дурацкие законы, и без них ты никуда. Ты — ничто, ты — лишь тупая машина!

— Мелисса! — с негодованием воскликнула Маленькая Мисс.

— Да, это так, — сказал Эндрю. — Как вы правильно отметили, я — всего лишь тупая машина, и поэтому я не могу не исполнить приказа вашего отца относительно вашей безопасности на берегу океана. — Он слегка поклонился Мелиссе: — Я очень сожалею, Мисс.

Маленькая Мисс предложила:

— Если тебе так уж хочется увидеть, как плавает Эндрю, почему бы не попросить его зайти в прибой и проплыть недалеко от берега? Ведь это никому не причинит никакого вреда, правда?

— Но это же совсем не то, — надувшись, заявила Мисс. — Совсем не то.

Но, подумал Эндрю, может быть, этого хватит с нее? Ему не нравилось быть причиной разногласий.

— Давайте я покажу вам, — сказал он.

Он вошел в воду. Тяжелые, пенистые волны с грохотом обрушивались на него, лизали его колени, но Эндрю легко одолевал их с помощью своих гироскопических регуляторов. Его металлические ступни не ощущали острых, неровных камней, устилавших дно моря. Датчики докладывали ему, что температура воды ниже той, которую может вынести человек, но для него это не имело значения.

В четырех-пяти метрах от берега было уже достаточно глубоко, чтобы плыть, и в то же время не так далеко от девочек, чтобы в случае чего оказаться на суше за какой-нибудь миг. Он сомневался, что такая необходимость появится. Девочки стояли на берегу рядом друг с другом, с восторгом наблюдая за ним.

Никогда раньше Эндрю не приходилось плавать — не было для этого оснований. Но он был запрограммирован на грациозность и прекрасную координацию движений при любых обстоятельствах, и ему понадобилось меньше микросекунды на то, чтобы вычислить характер движений при плавании слегка погруженным в воду: ритмические движения ног, поднимание-опускание рук, ладони сложить чашечкой. Он проплыл параллельно берегу примерно с дюжину метров, ровно, ловко, мощно, потом повернул назад и возвратился к месту старта. Эта процедура заняла всего несколько мгновений.

На Мисс это произвело желаемое впечатление.

— Ты превосходный пловец, Эндрю, — сказала она с сияющими глазами. — Уверена, если бы ты принял участие в соревнованиях, ты побил бы все рекорды.

— Для роботов не существует соревнований, Мисс, — грустно ответил ей Эндрю.

Мисс усмехнулась:

— Я имею в виду соревнования среди людей. К примеру, Олимпийские игры.

— О, Мисс! Было бы очень несправедливо позволить роботу участвовать в Олимпийских играх и соревноваться с людьми! Этого никогда не будет.

Она немного подумала.

— Пожалуй, ты прав, — сказала она и с сожалением посмотрела на скалу, где жили бакланы. — Так ты не поплывешь туда?

Клянусь, ты успел бы туда и обратно за две минуты. А за две минуты что с нами случится?

— Мелисса, — снова попыталась остановить ее Маленькая Мисс.

— Я отлично понимаю ваше желание заставить меня сделать это, но я не могу исполнить его. Я глубоко сожалею, однако...

— Ну ладно. Мне тоже жаль, что я попросила.

— Тебе не жаль, — возразила Маленькая Мисс.

— Нет, жаль.

— Но ты обозвала Эндрю тупой машиной. Это гадко!

— Но ведь так оно и есть, правда? — сказала Мисс. — Он сам сказал нам, что так оно и есть.

— Предположим, он — машина, — согласилась Маленькая Мисс. — Но он не тупой. И все равно невежливо так говорить.

— А я и не обязана быть вежливой с роботами. Это все равно что быть вежливой с телевизором.

— Ничего подобного! — настаивала Маленькая Мисс. — И вовсе ничего подобного!

И она расплакалась, так что Эндрю пришлось взять ее на руки и кружиться с нею до тех пор, пока зрелище мелькающего безоблачного неба и перевернутого вверх ногами океана не отвлекло ее настолько, что она забыла, отчего расплакалась.

А потом, когда Маленькая Мисс исследовала оставленные отливом лужи, Мисс подошла к нему и тихо прошептала:

— Извини, Эндрю, что я так сказала.

— Все в порядке, Мисс.

— Ты прощаешь меня? Я понимаю, что поступила дурно. Мне правда очень хотелось, чтобы ты сплавал туда, и я не подумала о том, что тебе не позволили оставлять нас одних на берегу. Мне очень жаль, Эндрю.

— Вам нет необходимости извиняться, Мисс. Право же, нет.

Ее и в самом деле не было. Разве способен робот чувствовать себя оскорбленным какими-либо словами или поступками человека? Но Эндрю решил, что лучше не говорить ей сейчас об этом. Раз у Мисс возникла потребность извиниться, он должен позволить ей удовлетворить ее, хотя ее бессердечные слова и ничуть не задели его.

Было бы глупо отрицать, что он — машина. Именно машиной он и был.

А что касается тупой машины... ну, тут он толком не знал, какой смысл она вложила в это слово. Ему хватало разума, чтобы решать встающие перед ним проблемы. Несомненно, должны были существовать роботы и поумнее его, но он таких не встречал. Может быть, она хотела сказать, что он не такой умный, как люди? Такое заявление звучало бессмыслицей для него. Он не понимал, как можно сравнивать разум человека с разумом робота. И качественно, и количественно процессы мышления у них были разными в принципе — этого нельзя отрицать.

Похолодало, усилился ветер. Он трепал платья девочек, бросал пригоршни песка им в лицо и на блестящий стальной корпус Эндрю. И девочки решили, что наигрались на берегу моря.

Подойдя к тропинке, Маленькая Мисс подняла найденный ею кусок дерева и засунула его себе за пояс. Она коллекционировала эти странные сокровища.

Тем же вечером, покончив со всеми делами, Эндрю спустился на берег океана и проплыл до баклановой скалы и обратно, просто для того, чтобы узнать, сколько времени это займет. Даже в темноте он одолел это расстояние легко и быстро. И тогда Эндрю понял, что без особого риска для Мисс и Маленькой Мисс он, по всей вероятности, и днем мог проделать это. Он, конечно, не сделал бы этого, просто он убедился, что такое было возможно.

Никто не требовал от Эндрю этого ночного заплыва. Он предпринял его по собственной инициативе. Так сказать из любопытства.