ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
Капитан-Администратор Квар-Квоачали, командующий кораблем ГФКФ класса «Малый Разрушитель» Капризуля, ответил на срочный вызов Беттлскруа-Бисспе-Блиспина III, Адмирала-Законотворца, не с командирского мостика, а из личной каюты, как ему было приказано. Адмирал-Законотворец, сколь можно было доверять картинке, сидел за своим столом, положив руки на виртуальную круговую клавиатуру. Пока Квар наблюдал за ним, Беттлскруа пару раз постучал пальцем по столу, нажав несколько клавиш, потом сцепил элегантные руки под подбородком, а локтями уперся в стол. На клавиатуре призывно мигала клавиша Выполнить.
Командующий флотилией ГФКФ посмотрел на Квара и улыбнулся.
— Господин командующий, приветствую вас! — Квар выпрямился в своем кресле, насколько смог.
— Квар, день добрый.
— Спасибо, что осведомились, господин командующий! Чем обязан чести вашего неожиданного звонка?
— Квар, но ведь к такой чести никогда нельзя быть готовым, не правда ли?
— Никак нет, господин командующий! Приношу вам искренние извинения, господин командующий. Я всегда надеялся, что смогу...
— Ладно. Извинения приняты. Я подумало, что нам пора бы перейти к новому этапу наших служебных взаимоотношений. В связи с этим я сочло необходимым рассекретить для тебя кое-какие наши планы относительно корабля Культуры под названием Гилозоист.
— Есть, господин командующий! Для меня это большая честь, господин командующий!
— Я не сомневаюсь. Итак, дело в том, что Гилозоисту недавно удалось получить информацию о кораблях, самовольно сооружаемых фабрикаторами Диска.
— У меня нет никаких предложений по этому поводу, господин командующий!
— Я знало, что у тебя их нет, Квар. Мы это уже обсудили.
— Не понял вас, господин командующий!
— Ладно, проехали. Будем говорить прямо, Квар. Нам придется совершить определенные действия против корабля Культуры. Как минимум — вывести его из строя, если не уничтожить полностью.
— Как, господин командующий? Вы имеете в виду, что нам предстоит атаковать его?
— Как и всегда, твои проницательность и непревзойденная тонкость понимания тактических изысков восхищают меня, Квар. Да. Я имело в виду, что нам предстоит атаковать его.
— А... но это же корабль Культуры, господин командующий! Вы уверены?
— Мы абсолютно в этом уверены, Квар.
Квар шумно сглотнул слюну, потом еще раз.
— Господин командующий, — сказал он, постаравшись сесть еще прямее, — я, равно как и остальные офицеры Капризули, в полном вашем распоряжении. В то же время я отдаю себе отчет, что корабль Культуры в последнее время держался в окрестностях Первичной Контактной Площадки и не предпринимал никаких враждебных действий в наш адрес.
— Но так оно и есть, Квар. Нам удавалось удерживать его там методами административного воздействия, но он готовится покинуть прежнее место своего расположения. Когда он отчалит оттуда, мы атакуем его.
— Есть, господин командующий! Как я уже сказал, господин командующий, я и остальные офицеры Капризули в полном вашем распоряжении. Однако мы в настоящее время находимся на противоположной стороне Диска в сопровождении нашего сестринского корабля Рекомендация по разрушению. Чтобы добраться до Контактной Площадки, нам потребуется немалое время, господин командующий. Но я уверен, что вы приняли это во внимание, составляя...
— О да, Квар, я уже приняло во внимание все тобою сказанное. В отличие от тебя, Квар, у меня мозги еще не вытекли из ушей. Мне следует известить тебя, что в непосредственной близости от вас находится еще несколько судов нашей флотилии. Они вне пределов досягаемости твоих сканеров и сохраняют дистанцию.
— Они здесь, господин командующий?
— Да, Квар. Они там.
— Но я полагал, что мне известна полная картина дислокации нашего флота, господин командующий.
— Да, я это знаю. Но дело в том, Квар, что вокруг Диска размещены две флотилии ГФКФ. Корабль, который в настоящее время сопровождает тебя, делает это втайне, потому что он относится к военному флоту.
— Военному флоту, — без всякого выражения повторил Квар.
— Да. Военному флоту. Когда мы атакуем корабль Культуры, нам потребуется произвести впечатление, словно это сделал кто-то иной, а не мы. Один из лучших способов создать иллюзию вражеского нападения — это обстрелять свой собственный корабль одновременно с атакой. Собственно, всего предпочтительнее, чтобы этот корабль был полностью разрушен. Ты знаешь, что война требует жертв. Самопожертвования, если мне будет дозволено так выразиться, Квар. Иногда это неизбежно. Боюсь, что и в данном случае дела складываются именно так. Нам нужно уничтожить один из собственных кораблей.
— И мы это сделаем, господин командующий?
— Мы это сделаем, Квар.
— Кто это будет, господин командующий? Неужели Рекомендация по разрушению?
— Нет, Квар. Не Рекомендация по разрушению. Но ты был очень близок к верному ответу.
— Что-что, господин командующий?
— Прощай, Квар. Поверь, радости мне от этого будет куда больше, чем тебе — вреда.
Адмирал-Законотворец Беттлскруа-Бисспе-Блиспин III разомкнул сцепленные под подбородком пальцы и опустил один из них — изящный, с безукоризненно наманикюренным ноготком — прямо на призывно посверкивавшую клавишу Выполнить. Капитана-Администратора Квар-Квоачали захлестнула волна нестерпимого жара, сопровождаемая вспышкой ослепительно яркого света. Он еще успел осознать, что свет этот исходит одновременно отовсюду.
Широкий аэролет с блестящими, словно лоснящимися боками покачался из стороны в сторону и словно бы зачерпнул носом воду, прежде чем с ревом пронестись над мелководьем широкой реки, распугав бродивших на берегу животных и переполошив ринувшихся врассыпную рыбок, что мирно плавали возле усыпанной галькой отмели. Флайер совершал долгий полет на низкой высоте, держась всего в нескольких метрах над верхушками деревьев лесополосы, простиравшейся от исполинского тора главного дома усадьбы Эсперсиум на девяносто километров, до самой границы поместья. Над горизонтом поднималось рыжевато-красное солнце, но свет его с трудом пробивался через кучевые облака, и высокие деревья лесопосадки, ловя верхушками первые рассветные лучи, отбрасывали тонкие длинные тени на пастбища и луга в одной стороне усадьбы. Вепперс сидел в охотничьей ложе и бездумно смотрел на поздний осенний восход. Первый дневной свет уже отражали и высочайшие из убруатерских небоскребов, их зеркальные стены отливали розовым.
Вепперс перевел взгляд на лазерник, лежавший перед ним. Ружье было включено, однако стояло на штативе без дела. Он был один на галерее для стрельбы. Ему никого не хотелось видеть. Даже Джаскена он выгнал, и теперь начальник СБ беспокойно мерял шагами главную пассажирскую каюту. Сквозь кроны деревьев лесополосы пробивалась к небесам огромная птица, роняя перья и обламывая ветки. Вепперс потянулся было за лазерником, но передумал и с полдороги отдернул руку. Птица, величаво покачивая роскошным плюмажем, полетела прочь.
Он не хотел охотиться, и это было давним дурным знаком. Он утратил интерес к охоте. Ну, по крайней мере, к отстрелу. Едва ли, как ему сейчас подумалось, можно удостоить это истребление гордого сравнения с настоящей охотой. Распугивать птиц шумом низколетящего флайера и потом отстреливать их — тоже мне подвиг. Но ему часто требовалось отвлечься, и такое занятие всегда помогало развеять тоску. Поэтому он велел посадить здесь леса.
Он безвольно обмяк в кресле, потому что флайер помчался вдоль склона холма, и у него неприятно отяжелел желудок.
Все пройдет. Но разве он этого не знал? Все однажды закончится. Настанет день, и придет конец всему.
Он наблюдал за извивами холмов на трассе флайера и в некотором смысле чувствовал их — когда флайер перевалил через высокий холм и начал спуск в долину, его посетило ощущение, близкое к невесомости. Потом тело отяжелело опять. Далекий еще Убруатер скрылся за склонами долины. Восход окрасил только дальний гребень.
Вепперс устал и ни на что не мог отважиться. Может, выебать кого-нибудь? Он вспомнил дочь Сапультриде, Кредерре: как она оседлала его и в экстазе закачалась взад-вперед. В этом самом кресле. Сколько прошло дней? Десять, одиннадцать — всего-то...
Сгодится ли Плер? Стоит ли вызвать другую девчонку? А может, сразу двух — пусть удовлетворят друг друга прямо на его глазах. Но вряд ли это его успокоит.
К сексу он тоже стал равнодушен. Еще одно недоброе предзнаменование.
Может, легкого массажа окажется достаточно. Он мог бы вызвать Херрита, чтобы тот его как следует помял, расслабил ноющие узлы, прогнал усталость и тревогу. Но он откуда-то знал, что сейчас и это не сработает. Он подумал, не прибегнуть ли к услугам Сефрона, его Посредника по Веществам. Нет-нет, никакой наркоты. Святая поебень, да он и в самом деле не в духе сегодня. Что такого случилось?
Ничего особенного. Просто... из него словно воздух выпустили. Это нервы.
Он был самым богатым и могущественным человеком во всей этой долбаной цивилизации, у него было больше денег и власти, чем у кого бы то ни было еще, он превосходил их могуществом и состоянием в разы, на порядки, но нервы его изводили. И он знал причину. Он ввязался в переплет, из которого мог выйти еще богаче и влиятельнее, чем был, а мог — но это оставалось маловероятной возможностью — потерять все. Деньги. Репутацию. Имя. Даже жизнь.
У него всегда появлялось такое чувство, когда великий замысел близился к претворению в жизнь. Но обычно — в полном соответствии с его планами. И это чувство быстро отступало.
Безумие какое-то. Куда же он влез! Он рискнул всем, поставил на кон все, что имел. Прежде он никогда не рисковал всем, что у него было. Напротив, он рисковал как можно реже и меньше. Да что там: он продавал плодотворную идею рискнуть всем тем идиотам, которые досаждали ему вопросами, как стать богатым, но сам всегда старался свести риски к абсолютному минимуму. Всегда, в каждой ситуации. На этом пути ошибка — неудача, ибо каждый делает ошибки, а кто не совершает их и не терпит неудач, тот, вообще говоря, ничего не делает — не представляла смертельной угрозы. Она не могла его прикончить, свалить, уничтожить. Такого никогда и не происходило. Он оставлял другим сомнительную честь саморазрушения, потому что на развалинах всегда было чем поживиться. Сам же Вепперс никогда не рисковал сверх меры.
Никогда. А теперь рискнул.
Хотя был у него уже сходный опыт. Эта затея с космическим отражателем, куда он втянул Граутце. Если бы все пошло не так, как надо, он бы не только обанкротился сам, но и утащил бы за собой на дно всю Семью.
Поэтому он подставил Граутце, принес его в жертву. Семья Граутце претерпела позор и лишения, а он вышел сухим из воды. На самом-то деле у него не было дурного умысла в отношении Граутце. Это случилось само собой, когда он был вынужден привести в действие защитные механизмы, встроенные в сделку на его стороне. Эти же механизмы, если бы все пошло по их совместному плану, моглм бы обогатить Граутце, вдвое прирастить его пай. Он тоже мог бы вовремя умыть руки и выйти из игры, забрав себе все деньги, все фирмы, все инструменты богатства и власти, которыми они пользовались. Граутце не мог не видеть этой возможности, но не воспользовался ею. Это его проблемы. Он был слишком честен и доверчив. Ослеплен договоренностями, которые они условились соблюдать, пусть даже только молчаливо, в форме обета.
Простофиля.
Дочка несчастного придурка оказалась безжалостнее, чем ее папашка. Вепперс осторожно потрогал нос. Кончик почти регенерировал, но был еще слишком тонок, нежен и воспален. Он почувствовал касание фантомных зубов негодяйки, снова прокрутил в памяти момент укуса.
Его пробила дрожь. Он с тех пор не мог ходить в оперу. Стоило бы снова посетить ее, показаться на публике, не то он заимеет досадную фобию. Он пообещал себе это сделать, как только нос совсем заживет.
Все будет в порядке. Пройдет, как по нотам. Не может быть иначе, и он выйдет из этой переделки еще сильнее и богаче. Он тот, кто он есть. Он победитель, ебать вас всех с высокой колокольни. В прошлом этот рефрен всегда срабатывал, и сработает еще раз. Успокоит его.
Строящуюся военную флотилию обнаружили на несколько дней раньше срока. Ну и хрен с ней. Это не такая уж и катастрофа. И потом, он ведь по-прежнему водит мудаков за нос.
Он до сих пор не сообщил мальчику на побегушках при Беттлскруа, где искать цели. Он не мог себе этого позволить; слишком рано. Еще не время. Корабли должны быть выстроены полностью. И они будут готовы, он знал это. Фабрикаторы слишком близко подошли к завершению процесса, чтобы кто-то мог теперь остановить их. С миссией Культуры на Диске можно как-то сладить. Даже военный корабль Культуры, который вот-вот прилетит на вонь, можно обезвредить, хотя и не без труда. Оставалось лишь надеяться, что парни из высшего командования ГФКФ знают, что делают. Впрочем, они наверняка были того же мнения о нем.
Нельзя паниковать, нельзя терять гребаную голову, потому что только на нее можно сейчас положиться. Имей же смелость встретить последствия. Неважно, во сколько это тебе встанет. Деньги всегда можно возместить. Вложения окупятся сторицей.
Он перегнулся через подставку, выключил лазерник, положил на место и сел обратно. Не хотелось ему ни трахаться, ни охотиться, ничего не хотелось. Ни даже застыть, окаменеть, дождаться, пока все пройдет. Этого ему тоже не хотелось.
Ему хотелось только одного: вернуться домой. Но с этим желанием он как-нибудь разберется.
Он нажал кнопку в подлокотнике.
— Да, хозяин? — откликнулся пилот.
— Я не буду охотиться, — сказал он. — Сосредоточься на полете. Лети как можно быстрее.
— Слушаюсь, господин. — Аэролет немедленно набрал высоту и ушел далеко от лесопосадки. Его тело опять отяжелело, но постепенно нагрузка начала спадать. И тогда он увидел вспышку.
Пейзаж под флайером озарило ослепительное сияние, и на миг он вообразил, что разрыв в облаках и прореха в линии далеких восточных гор удачно совместились, пропустив в долину такой поразительно сильный и острый луч солнечного света, чтобы он озарил, как в самый светлый полдень, деревья и низкие холмы. Свет мигнул и разгорелся еще сильнее (все это уложилось меньше чем в секунду).
— Радиационная тре... — начал искусственный голос и, булькнув, замолк. Радиация? Что за...
Аэролет так тряхнуло, будто это была прогулочная шлюпка, которую занесло в цунами. Вепперса смело с кресла и так припечатало о пол, что он поневоле не то хрюкнул, не то охнул. Это из его легких ударом вышибло воздух.
Вид со стрелковой галереи — по-прежнему залитый нестерпимым, безумным светом — завертелся волчком перед его глазами, словно связанные вместе огромные тюбики флуоресцентной краски одновременно открыли и очень быстро закрутили, опорожняя, вокруг общего центра масс. Затем раздался титанический хлопок — звук его, невесть почему, пришел откуда-то изнутри его черепа. Перед ним мелькнул облачный небосвод: нижние края облаков были чем-то очень сильно подсвечены, и свет этот бил из долины. Еще один кувырок: далекие, но тоже слишком яркие леса, поля и холмы, и напоследок (на краткий миг): огромное расширявшееся облако дымного пламени, оно словно бы кипело, возносясь на длинной тонкой темной стебленожке над видимой даже сквозь пламя лужей тьмы. До него доносились какие-то слабые писки — наверное, крики. Они сменились шумами: что-то трещало, скрипело, прогибалось и корежилось. Сверхпрозрачное стекло стрелковой галереи помутнело — в одно мгновение и все сразу. Это выглядело так, словно материал стекла кто-то искусно прошил очень тонкими белыми стежками. Потом вес его тела опять куда-то исчез, а еще через секунду его швырнуло головой в потолок, а может, в окончательно сбрендившую сверхпрозрачку, он так и не успел понять. Кресло врезалось в него сзади и накрыло собой. Послышался безумный рев: от этого звука его глаза словно бы красной пеленой затянуло, и он потерял сознание.
Первые шаги без посторонней помощи нелегко дались Йиме Нсоквай. Даже в облегающей одежде она чувствовала себя странно обнаженной без страховочной пенной сетки, оплетавшей ее тело последние несколько дней и перераспределявшей нагрузку. Кости ее ног все еще слегка ныли и казались неприятно хрупкими, а глубоко дышать было больно. Позвоночник тоже не отличался привычной гибкостью. Только руки двигались, как им и положено, без учета некоторой мышечной слабости. Она приказала телу отключить все системы болеподавления, желая оценить, насколько скверно обстоят дела на самом деле. Оказалось, что все не так уж плохо. Она вполне могла передвигаться на своих двоих без выделяемых миндалинами анальгетиков.
Тем не менее в прогулках по мягко освещенной гостиной Я так считаю, это я ее сопровождал, придерживая под локоть, корабельный аватар Химерансе — высокий и тощий, совершенно лысый мужчина, чей голос звучал на диво глубоко и раскатисто.
— Вам не обязательно меня поддерживать, — сказала она.
— Не согласен, — ответил аватар. — Я чувствую, что должен. Я отвечаю за вас, хотя бы отчасти. Я буду делать для вас все, что в моих силах, пока ваше состояние совершенно очевидно не улучшится.
Так получилось, что Я так считаю, это я оказался ближе остальных кораблей к Бодхисаттве, когда последний подвергся атаке Непадшей бальбитианской структуры. Корабль направлялся к ней для одного из более или менее регулярных визитов: их устраивали, чтобы пассажиры Полного внутреннего отражения, корабля Забытого флота Культуры, могли свидеться со своими близкими и, если пожелают, обменяться с кем-нибудь местами на борту.
Именно этот корабль, а не какой-то иной из числа находившихся на всесистемнике, взял на себя роль пассажирского челнока, и это действительно было волей случая. С равным успехом очередь могла выпасть трем другим кораблям. Если бы так и случилось, то корабль бы никого не высадил на хабитате, а лишь забрал кого-то на всесистемник. Когда поступил сигнал бедствия и был зафиксирован шлейф, стало ясно, что где-то вблизи терпит бедствие корабль, и Я так считаю, это я почел за лучшее произвести разведку и, если получится, помочь терпящему бедствие судну.
— Вы до сих пор храните образ Ледедже Юбрек? — спросила Йиме, как только снова смогла говорить. Вместо дрона, похожего на огромный галечный камушек, с ней теперь общался Химерансе, человекоподобный аватар, которого корабль до этого не использовал больше десяти лет. Когда Химерансе кивнул, она почти удивилась, что с его макушки не облетела пыль.
— Да, — ответил он. — Но только как образ.
— А можно на нее посмотреть?
Аватар обеспокоенно нахмурился.
— Я дал обещание не показывать этот ее полный образ никому без ее на то разрешения, — объяснил он. — Я стараюсь ответственно относиться к своим обещаниям, если для этого не возникает срочной необходимости. Я должен удостовериться, что обещание стоит нарушить. Вы хотите посмотреть на образ по каким-то особым соображениям? В сичультианской медиасфере полным-полно высококачественных изображений госпожи Юбрек, да и в других легкодоступных источниках — тоже. Может быть, вам ограничиться просмотром этих картинок?
— Нет, не надо, — улыбнулась она, — я их видела. Мне просто стало интересно, крепко ли вы держите свое слово.
— Почему вы интересуетесь этой женщиной? — спросил корабль.
Йиме изумленно уставилась на него, но тут же напомнила себе, что он ничего не может знать об истории с Ледедже. Он ведь всего лишь слуга, аколит чрезвычайно нелюдимого отшельника-всесистемника Забытого флота Культуры. Конечно же, он утратил всякую связь с тем, что происходило на Сичульте.
— Разве Бодхисаттва вас не просветил?
— Сразу после того, как я спас его, он попросил меня поспешить к Сичультианскому Установлению, и в настоящий момент я именно туда и лечу на всей скорости. Но он также настоял, чтобы я вел себя как можно осторожнее, поскольку события там могут повернуться совершенно непредсказуемо. Бодхисаттва добавил, что вы можете ответить на мои вопросы насчет этой спешки.
Аватар слегка улыбнулся.
— Я, кажется, прослыл таким эксцентриком, что многим легко поверить, будто мне приятнее общаться с людьми, а не с кораблями. Понятия не имею, почему.
Она рассказала ему, как Джойлер Вепперс убил Ледедже и как она потом воскресла из мертвых на борту Смысла апатичной маеты в анахоретовых фантазиях, а впоследствии была, с ее же согласия, тайно похищена кораблем класса «Мерзавец» За пределами нормальных моральных ограничений. Молчаливо подразумевается, что она держит путь обратно на Сичульт — скорее всего, задавшись целью отплатить своему убийце той же монетой.
Рассказ, казалось, ошеломил Химерансе.
— Это ведь вы поместили в ее голову нейросеть, не так ли? — спросила Йиме.
— Да. Да, это был я, — медленно ответил аватар и смущенно пожал плечами. — Она попросила ее удивить. Мне не удалось придумать ничего лучше — как бы иначе я мог существенно улучшить ее жизнь? Я и не предполагал, что так все закрутится. Думаю, господин Вепперс сохранил свои власть и богатство?
— И даже приумножил.
Она поведала ему о Цунгариальском Диске и близкой развязке великой войны за Преисподнюю.
Теперь Я так считаю, это я по собственной инициативе возложил на себя груз ответственности за все случившееся и принял решение. Он поможет Йиме и Бодхисаттве завершить их непредвиденно прерванную миссию. Он согласился доставить квиетистку туда, куда она пожелает, чтобы наконец настичь беглянку Ледедже Юбрек. Разум Бодхисаттвы, естественно, отправится вместе с ними, как часть бортового вычислительного субстрата Я так считаю, это я. Два Разума отказались от бесплодной идеи дожидаться встречи с другим кораблем и решили отсортировать обломки старого Бодхисаттвы, оставить лишь то, что может пригодиться, а остальное выбросить в космос.
Маленький ящик — корабельный дрон Бодхисаттвы — парил у другого локтя Йиме, готовый поддержать ее, споткнись она ненароком.
— В сложившихся обстоятельствах, — сказал дрон, — несомненно предпочтительнее посетить Сичультианское Установление в компании военного корабля, а не в обличье скромного общеэкспедиционного корабля Контакта. Тем более что нас там не очень-то ждут.
Он качнулся вперед, потом в сторону, словно бы окинув быстрым взглядом Йиме и человекоподобного аватара.
— Наш друг, так вовремя рискнувший прийти нам на помощь, может рассчитывать на вечную признательность всех сотрудников секции Квиетус за этот благородный поступок.
— Не надо меня возвеличивать, — проворчал аватар. — Я военный корабль только по названию. Я давно устарел и открыто провозгласил себя эксцентриком. Если хотите знать, против той машины, на которой сейчас путешествует Ледедже Юбрек, я просто заводной медвежонок. Я безнадежно скис и потерял форму.
— Ах да, тот сторожевик, — протянула Йиме. — Он где-то рядом.
— Очень близко, — уточнил Химерансе. — Ему несколько часов лететь до границы Сичультианского Установления и до Цунгариальского Диска, куда он, по всей вероятности, и направился.
— Как раз подоспел ко Вспышке дилетантского роя, — добавил корабельный дрон. — Очень подозрительное совпадение. Остается надеяться, что наши тут ни при чем.
— Наши — это кто? — уточнила Йиме. — Культура? Рестория? ОО?
Она добралась до стены гостиной, неловко покачнулась и чуть не упала, повернув обратно; аватар и дрон помогли ей сохранить равновесие.
— Хороший вопрос, — глубокомысленно заметил дрон. Было похоже, что ему приятнее обсуждать вопрос, а не рисковать лишний раз, формулируя ответ на него.
— А что там на бальбитианском хабитате? — поинтересовалась она.
Дрон промолчал.
На мгновение повисла мертвая тишина, потом аватар начал:
— Скоростной сторожевик Никто не знает мыслей мертвых попытался связаться с бальбитианской структурой восемь часов назад, вежливо поинтересовавшись, какое объяснение она могла бы дать очевидной агрессии в ваш с Бодхисаттвой адрес. Бальбитианская структура не только отрицала факт нападения, но и заявила, что вы никогда не посещали ее. Что еще тревожнее, она наотрез отрицала, что миссии Культуры от секций Рестория или Нумина вообще присутствовали там. Если быть точным, она заявила, будто представители других цивилизаций ни разу ее не навещали, сколько она себя помнит. Однако скоростной сторожевик настаивал, требуя, чтобы она позволила ему поговорить с кем-то из сотрудников миссии Культуры из числа присутствовавших на кораблехабе в тот день и убедиться, что с ними все в порядке. На это требование бальбитианская структура ответила отказом. Тогда сторожевик предложил послать к ней представителя, чтобы тот мог проверить, как обстоят дела в миссии. Эту просьбу она также решительно отвергла. Скоростной сторожевик не зафиксировал никаких сигналов из бальбитианской структуры с тех самых пор, как вскоре после атаки Бодхисаттва подал сигнал бедствия, и ответа на свои сигналы тоже не получил.
Они все мертвы, подумала Йиме. Я это знаю. Это я принесла им смерть.
— После этого Никто не знает мыслей мертвых покинул атмосферный пузырь бальбитианской структуры, но оставил там небольшой тщательно замаскированный дронокорабль, — продолжил Химерансе. — Этот последний попытался проникнуть в бальбитианскую структуру без ее ведома, используя меньших дронов, ножеракеты, разведчиков, Вездесущую Пыль и так далее. Все эти устройства были уничтожены. В конце концов скоростной сторожевик отважился напрямую Переместить сенсорную аппаратуру внутрь бальбитианской структуры, но без всякого результата. В ответ бальбитианская структура атаковала его. Будучи заблаговременно предупрежден и располагая некоторыми боевыми ресурсами, унаследованными от прежней своей инкарнации — общецелевого наступательного корабля Ангел разрушения, скоростной сторожевик успешно отразил бальбитианскую атаку и отошел на безопасное расстояние. Он продолжает наблюдать за поведением структуры и ожидает прибытия всесистемника Экватор-класса Пелагианец, который от него сейчас в пяти днях полета. Есть основания полагать, что в тот же район направляется и всесистемник Континент-класса, приписанный к секции Особых Обстоятельств, однако он предпочел не разглашать ориентировочное время своего прибытия. Другие виды/цивилизации, располагавшие в момент инцидента представительствами на борту бальбитианского кораблехаба, также бессильны наладить какую-либо связь со своими сотрудниками. Как и мы, они почти уверены, что бальбитианская структура уничтожила их всех.
Йиме сбилась с шага, взглянула на Химерансе, потом повернулась к похожему на скелет дрону Бодхисаттвы, которого собирали по кусочкам. Наряду с Разумом корабля дрон представлял собою один из немногих фрагментов Бодхисаттвы, годившихся не только на переработку для повторного использования.
— Они все погибли? — переспросила она упавшим голосом.
Ей вспомнились элегантная старушка Двелнер и порывистый, слишком серьезный Нопри, которого убивали и воскрешали столько раз, что она бы на его месте уже потеряла счет.
— Это весьма вероятно, — признал дрон. — Мне очень жаль.
— Это наша вина? — Йиме нашла в себе силы тронуться с места, но ее качало. — Мы тому причиной?
Она снова остановилась.
— Я это натворила?
Она замотала головой.
— Там что-то случилось, — сказала она внезапно. — Я вспомнила... Какой-то спор, разногласия, что-то... я ее чем-то разозлила. Что-то не так сказала, что-то не то сделала... — Она постучала костяшками согнутых пальцев по виску. — Что же это было? Что же там такое стряслось?
— Представляется вероятным, что нам стоит разделить техническую ответственность поровну, сделать ее коллективной, — мягко сказал дрон. — К сожалению, чья-либо конкретная вина в таком случае труднодоказуема: убийственная нестабильность, в которую впала бальбитианка, уничтожила все следы. Но вполне возможно, что гнев уже упомянутых видов/цивилизаций, чьи посланники и граждане погибли в ходе бальбитианского инцидента, обратится именно на нас. То несомненное обстоятельство, что поведение самого этого существа чрезвычайно труднопредсказуемо, а мы были его первыми жертвами (и нам малого не хватило, чтобы открыть список первых смертей), вряд ли что-то значит для тех, кто примется призывать проклятия на наши головы.
— О, мне так жаль, — со вздохом уронила Йиме. — Будет Дознание, не так ли?
— И, думается, не одно, — покорно согласился дрон.
— Прежде чем рассуждать о печальных последствиях, — заметил Химерансе, шумно прочистив горло, — нам неплохо бы проложить немедленный курс.
— Наша цель — госпожа Юбрек, — ответил дрон Бодхисаттвы. — В этом смысле наша миссия не претерпела изменений. Они последуют незамедлительно, если поступки или намерения этого лица утратят чрезвычайную значимость, но в настоящее время мы склонны полагать, что все события закрутились именно вокруг нее, и через нее мы сможем повлиять на их ход.
— Несомненно, — продолжил Химерансе, — поступки и намерения господина Вепперса обладают не меньшей значимостью.
— Как и таковые — госпожи Юбрек, — вмешалась Йиме, которая уже прошагала до дальнего угла гостиной и пустилась в обратный путь: у нее не было сил стоять неподвижно, — если ей повезет подобраться к нему на расстояние выстрела или удара каким бы то ни было оружием.
— Последние сведения, доступные нам, указывают на то, что господин Вепперс находится в Чжунцзунцанском Вихре, на планете Вебецуа, в пещерном городе Айобе, — сказал дрон.
— Значит, летим туда, — отозвался Химерансе, явно колеблясь. На его лице проступило удивленное выражение. — О! Ресторианская миссия Культуры на Цунгариальском Диске только что обнаружила признаки строительства кораблей в зоне, пострадавшей от Вспышки дилетантского роения, — добавил он.
— Как много там этих кораблей? — спросила Йиме.
Ответил дрон Бодхисаттвы.
— По одному в каждом фабрикаторе, который они успели обследовать, — сообщил он.
Йиме застыла как вкопанная.
— Сколько фабрикаторов они уже осмотрели? — спросила она. Ее взгляд метался от дрона к аватару.
— Около семидесяти, я думаю, — ответил Химерансе.
— Они действуют с похвальной быстротой, но Вспышка распространяется еще быстрее, — добавил дрон. — Довольно представительная выборка.
— Это значит?.. — начала Йиме.
— Это значит, — сказал дрон, — что все фабрикаторы могут быть задействованы в строительстве кораблей.
— Все? — У Йиме глаза полезли на лоб.
— Говоря более сдержанно — подавляющее большинство из трехсот миллионов, — сказал дрон.
— Этого нам только не хватало! — возопила Йиме. — Но зачем им триста миллионов кораблей?
— Можно начать войну, — предположил дрон.
— Располагая таким количеством кораблей, — заметил Химерансе, — можно не только начать войну, но и выиграть ее.
— И все же мы отправимся туда, — настаивал дрон.
— Время сбрасывать балласт, — сказал Химерансе.
Он махнул рукой на стеноэкран в дальнем углу гостиной. Повинуясь его жесту, тот засветился и показал останки Бодхисаттвы, плававшие в полевой оболочке, созданной для них Я так считаю, это я. С того места, откуда велась трансляция, корабль казался исковерканным, помятым, покореженным, изувеченным, но, пожалуй, вряд ли непоправимо поврежденным. Тем не менее ущерб был очень серьезен, просто удар пришелся в основном на внутренние системы.
— Последняя посланная мной туда команда дронов докладывает, что все готово к очистке полей, — возвестил Химерансе. — Они интересуются, не позабыл ли я про это досадное дополнение к передней доле моей полевой структуры.
— Хорошо, — сказал дрон, — я согласен.
Маленькая машина застыла в воздухе, стараясь держаться очень прямо. По всему было видно, что ее внимание полностью сосредоточилось на обломках корабля.
— Думаю, такой приказ лучше отдать тебе, — сказал Химерансе.
— Да, конечно, — проронил маленький дрон.
Слабо мерцавшая дальняя кромка полевой оболочки оттянулась, откатилась до разломанного корабля, а потом плавно отползла еще дальше, оставив его снаружи, наедине с далекими светилами. Картинка на экране изменилась: теперь она показывала вид изнутри полевой структуры. Бездыханный нагой труп Бодхисаттвы плавал в космическом пространстве, полностью сбросив все поля и оболочки. Теперь он медленно, едва заметно падал куда-то вниз, в бездну.
— Давай, — сказал дрон.
Останки Бодхисаттвы сотряслись, будто пробуждаясь от долгого сна, потом стали раскалываться, будто ожившая диаграмма взрыва тестовой модели. Вокруг них на миг полыхнуло зеркальное сферическое поле, затем, когда оно пропало, внешняя оболочка уцелевших фрагментов корпуса улетучилась вместе с ним. Корабль полыхал. Каждая его частица источала свет, разгоралась все ярче и ярче под их взглядами, но горение это не давало пламени, как не имело оно ничего общего и с обычными взрывами. Тем не менее интенсивность его нарастала. Чистый, бездымный, беспламенный светлый огонь полыхал какое-то время, а потом стал тускнеть и отдаляться. Когда он погас, от корабля не осталось ничего, кроме сравнительно медленного светового излучения, которое уплывало во все стороны к далеким солнцам.
— Полетели, — промолвил дрон Бодхисаттвы, оборачиваясь к аватару и Йиме. — Полный вперед.
Химерансе просто кивнул, и звезды на экране задвигались.
— Поля на минимуме, корпус практически оголен, — сообщил он. — Я разгоняюсь до скорости, которая может повредить двигатели часов через сорок.
— А когда мы доберемся туда? — спросила Йиме.
— Через восемнадцать часов, — ответил аватар.
Химерансе снова посмотрел на экран. Картинка померкла еще раньше, чем он это сделал.
— Пойду-ка я лучше перечитаю руководство и вспомню, каково это — быть военным кораблем. Нужно проверить все, что у меня осталось из боевой начинки. Подготовить щиты, откалибровать эффекторы, изготовить боеголовки и всякое такое.
— Все, чем могу... — вырвалось было у Йиме. Потом она прикусила язык, сообразив, какой чушью это покажется кораблю. — Простите. Не обращайте внимания, — пристыженно пробормотала она, досадливо махнув рукой. Кисть разболелась.
Аватар посмотрел на нее и усмехнулся.
Он пробудился в страшно шумной тишине.
Везде что-то звенело, пищало, свистело, трещало; слышал он и другие звуки, которых не мог сейчас опознать, но все они показались ему ужасно тихими. У него было впечатление, что все они раздаются на противоположном конце очень длинного и узкого туннеля, и какие бы события их ни вызвали, его они не должны занимать. Он открыл глаза и осмотрелся. Все, что предстало его взору, показалось ему бессмысленным. Он снова смежил веки, но тут же подумал, что вряд ли это верное решение. Что-то случилось. Что-то очень плохое. Может быть, оно еще даже и продолжается. Надо оставаться начеку. Держать глаза открытыми, сфокусировать взгляд.
Он ощутил странную тяжесть, будто вес его тела сместился к голове, плечам и шее. Он повернул голову в одну сторону, в другую. Он понял, где находится.
Он лежал в заднем отсеке аэролета. Весь этот искореженный хлам вокруг был не чем иным, как обломками флайера. Да что, блядь, такое произошло?
Он полулежал в кресле, в котором и сидел, когда все это началось... случилось. Ему захотелось потрясти головой, чтобы мысли пришли в порядок. Но потом он решил, что это нецелесообразно. Поднял руку к лицу, ощупал его. Кожа была липкой. Он посмотрел на ладонь. Кровь.
Он тяжело задышал.
Его ноги задрались в воздух, указывали в небеса. Над ним нависли искореженные ошметки хвостовой части флайера. На месте сверхпрозрачной стеклянной пластины была пустота. Мусор и пыль продолжали падать с затянутого облаками темного неба и засыпали его. Вокруг все было серым и черным, цветов сажи и пепла. Он вспомнил огненный шар, который мельком увидел перед тем, как потерять сознание. Была ли это ядерная бомба? Мог ли какой-нибудь ебаный мерзавец покушаться на него с помощью ядерного заряда?
Что за гребаный членосос совершил покушение на него с помощью боеголовки, запущенной по его собственному флайеру, по его собственному поместью?
— Гребаный членосос, — выдохнул он тяжелым, невнятным, непостижимо далеким голосом.
Он вроде бы не получил серьезных травм. Ничего не сломано. Он огляделся (никаких телесных повреждений, разве что пара синяков), потом сполз по сиденью головой назад, цепляясь за штатив для лазерника, чтобы не завалиться на переборку, покореженную так, что она была теперь ближе к полу, чем к стене. Лазерник был включен, маленькие огоньки призывно мигали. Он с трудом поднялся на ноги и некоторое время стоял, пьяно покачиваясь, потом принялся счищать смешанную с осколками стекла и ошметками металла кровавую грязь с одежды. Ну и видок у меня.
Сажа и пепел продолжали падать с небес через дыру на месте пластин сверхпрозрачки, укрывая плотным ковром все вокруг. Если выбираться этим путем, придется лезть вверх. Он стряхнул с волос немного пепла, наверняка радиоактивного.
Когда я найду тех, кто в этом виноват, я с них сдеру кожу заживо и полью соленой водой.
Он задумался, а кто же это может быть. Может, кто-то должен был полететь вместе с ним, но в последний момент отказался под благовидным предлогом? Он не помнил. Подозреваются все. Все его люди, весь его ближний круг.
Он посмотрел на дверь, ведущую в передний отсек, потом обернулся и с немалым трудом открепил со штатива лазерное ружье.
Похоже, что флайер упал носом в землю. Это означало, что пилоты почти наверняка мертвы. Интересно, сколько выживших в основной пассажирской каюте. Если вообще кто-то выжил. Он нажал на ручку двери (теперь она больше напоминала дверцу крысоловки), попытался открыть ее, но безрезультатно.
Он опустился на колени и нажал на нее обеими руками, приложив все оставшиеся силы и разодрав при этом кожу на одном из пальцев о торчавший металлический заусенец. Чертыхнувшись, он пососал окровавленный палец, облизал его.
Как животное, подумал он яростно, как блядское загнанное животное. Пожалуй, он был слишком мягок. С тех, кто это устроил, мало будет содрать кожу. Надо бы придумать что-нибудь посерьезнее. Проконсультироваться со специалистами. В такой области непременно найдутся эксперты.
Он лег навзничь и стал протискиваться во тьму под порогом хвостового отсека. Дверь над ним недовольно скрипела.
— Что у меня с глазами?
Ей хотелось спросить об этом тихо, а вырвался жалобный визгливый всхлип. На глазные яблоки что-то с силой надавило, ей показалось, будто глазницы разом воспалились.
— Доспехи готовятся накачать пеной твой шлем, — проскрипел корабль. — Сперва надо закачать туда газ до необходимого давления, чтобы внезапный впуск пены не вызвала отслоения сетчаток. Ты ведь не хочешь, чтобы они отслоились?
— Как всегда, искреннее спасибо за предупреждение.
— Как всегда, приношу свои искренние извинения. Пусть предупреждения тебя не занимают. Какая жалость. Так тяжело не причинять вам, людям, вреда.
— А что сейчас происходит?
— Боевой костюм использует нейроиндукцию, чтобы проецировать изображения прямо в зрительные центры мозга. У тебя может двоиться в глазах, но калибровка поможет устранить этот эффект.
— Я хотела сказать — снаружи. Что там с другим кораблем?
— Он вроде бы задумался над моим последним сообщением: Прекрати погоню, или я буду рассматривать тебя как угрозу. Вот, он изменил конфигурацию, изготовился к обороне. Я дал ему полминуты на размышление. Начинаю подозревать, что это был слишком щедрый дар. Я допустил ошибку.
— Угу.
Ледедже смотрела, как движется перед ее глазами восьмиконечная снежинка, не будучи вполне уверена, видит ли это своими глазами на экране шлемовизора, или же изображения передаются в мозг напрямую.
Картинка снова сверкнула.
— Что...
— Вот видишь? — досадливо отозвался корабль. — Слишком долго я ждал. У него даже полминуты на это не ушло.
— Что он сделал?
— Этот мудак попытался расплющить мне нос, говоря спортивными терминами. Приказал мне сдаться и готовиться к абордажу, если ты предпочитаешь более классическую терминологию. Он сообщает, что, по его мнению, я принадлежу к Гегемон-Рою, и это очень странно, чтоб не сказать — неправдоподобно. Претензия на оригинальность, хм?
Голос корабля сделался озадаченным.
— Он также попытался отрезать меня от коммуникационных линий связеблокиратором. Это уже совсем не по-добрососедски. Это означает, что он либо очень большой и мощный, либо располагает целой командой меньших судов на подхвате — их должно быть не меньше трех. Я бы мог их обнаружить, если бы поискал, и вырубить, но это бы означало, что мне придется сбросить личину старого доброго бумажного кораблика класса «Палач».
Корабль испустил тяжелый шумный вздох.
— Ладно. Я пускаю пену, сладчайшая моя. Закрой глазки.
Она повиновалась. Давление на глазные яблоки спало, понизилась их кажущаяся температура. Она постаралась снова разлепить веки, но ей это не удалось. Глаза были словно заклеены. Странно: вид пространства вокруг корабля почти не изменился, она продолжала его воспринимать.
— Я... — начала было она.
— А теперь рот.
— Чего?
— Рот, я сказал.
— Как я смогу с тобой говорить с закрытым ртом?
— Тебе не понадобится его закрывать, это во-первых. Тебе придется его открыть пошире, чтобы я мог протолкнуть туда пену иного рода, это во-вторых. Она оплетет твою глотку углепластовыми волокнами, чтобы она не закрылась при перегрузках, и только потом ты сама сомкнешь губы. Опорная пена заполнит твой рот, а другая порция пены — носовые пазухи. Это не помешает дыханию, но говорить ты действительно не сможешь. Ты можешь, однако, думать словами или глоттировать, если тебе так удобнее. Открой рот, пожалуйста.
— Мне это не очень нравится. Такое... грубое вмешательство. Ты знаешь из моей краткой биографии, что мне такое не по душе.
— Я снова приношу глубочайшие извинения. Можно и не делать этого, но в таком случае я не смогу маневрировать достаточно быстро, чтобы тебя не убило перегрузками. Смерть не очень вероятна, но неприятная травма или дискомфорт иного плана — вполне. Если будешь сопротивляться, я посажу тебя в модуль и...
— Давай! — почти выкрикнула она и добавила уже шепотом: — Ты учти, в случае чего я вызову адвоката.
Теплая пена забила ей рот. Она почувствовала (если это было верное слово), как пена заполняет междущечное пространство и проскальзывает дальше в глотку, но при этом не смогла бы точно указать, по какому маршруту пена движется.
— Отлично, — передал корабль. — А теперь прикуси пенку, Ледедже: не спорь и не брыкайся. Наши преследователи начали обратный отсчет, но у меня есть то, о чем они и не подозревают: куча времени. Гм. А вот и первые идентификаторы. ГФКФ. Очень странно.
Она прикусила пену, как было велено. Что-то заползло ей в нос, но и это ощущение быстро померкло.
Молодчинка! прозвучал беззаботный голос в ее голове. Теперь ты готова к бою. Попробуй что-то передать, а не произнести вслух.
Ва хакк ифо? А, пвять.
А как это, ты спрашиваешь? Ты слишком напрягаешь связки. Глоттируй без напряжения. Просто сделай это. Не думай, а делай.
А теперь лучше?
Гораздо. Вот видишь? Это легко. А сейчас мы покажем им, что такое настоящий боевой звездолет!
Прикольно.
Все будет пучком.
Что происходит?
Изображения перед ее глазами изменились. Одна сторона черной снежинки коротко сверкнула, потом сползла назад и к центру конструкции. Через миг она замерцала в другом месте, но быстро восстановила изначальный вид. Она по-прежнему совсем ничего не чувствовала; какие бы маневры ни совершал сейчас корабль, доспехокостюм и пена амортизировали любое физическое воздействие на ее бренную плоть. Все шло подозрительно гладко. Она задумалась, насколько обманчиво такое ощущение.
Я помахал у них перед носом личиной скромного «Палача», сообщил корабль. Энергетические показатели несколько выше, чем у корабля, сработанного по оригинальным исходникам, но не настолько, чтобы маскировка стала неправдоподобной. Старые корабли часто совершенствуют и обновляют. Я сделал вид, что попытался закатить им хорошую оплеуху. Пустил им под дых серию снарядов под головокружительными углами.
Ледедже стиснула кулаки, не отдавая себе в этом отчета.
Черная снежинка пропала из виду, потом появилась снова, сместившись в одну сторону. Ей показалось, что структура понемногу пробует вернуться на прежнее место. Снежинка замерцала, зарябила, исчезла и снова появилась в другой части ее поля зрения.
Она ничего не чувствовала. Еще один мерцающий сполох, внезапное перемещение куда-то в совсем иную позицию, и еще раз то же самое. Между вспышками она на несколько секунд теряла из виду черную снежинку.
Что мы делаем? спросила она.
Мы притворяемся, что впали в полное отчаяние, сказал корабль. Пускай себе думают, что я стараюсь стряхнуть их с нашего хвоста. И, разумеется, безрезультатно. Я выпустил разрывные заряды как бы в расчете на одно сквозное попадание максимальной мощности и готовлюсь соскочить с прежнего курса на полной тяге так, что остаточная вспышка покажет небольшое повреждение двигателей; это допустимо, если они поверят, что критически важные узлы до сих пор не задеты. Это будет выглядеть как лучший выстрел, на который мы еще способны. Или, во всяком случае, я очень надеюсь, что это будет выглядеть как лучший выстрел, на который мы до сих пор еще способны. Хо-хо!
Надо ли мне уточнять, что ты конкретно торчишь со всего этого?
Конкретно, мать твою, это не то слово. Смотри-ка. Черная снежинка-многоножка на миг исчезла. Совсем. Она напрягла зрение, пытаясь ее найти. Куда делись эти мудозвоны? прошептала бы она ворчливо, если бы до сих пор говорила вслух.
Да здесь они, ответил корабль. Область экранного пространства сразу позади и в то же время как бы на периферии ее странно искаженного зрения опоясало зеленое колечко. Очерченный им сектор растянулся на все поле зрения. Она снова увидела снежинку, но теперь очень маленькую. И структура продолжала уменьшаться в размерах.
Прости, передала она. Не хотела сбивать тебя с толку.
А ты и не сможешь, ответил корабль. Я общаюсь с тобой через доспехи. Все основные вычислительные мощности корабля заняты маневрированием, тактическими симуляциями и тонкой подстройкой полевой структуры. Ну и про маскировку не забудь. С тобой говорит подпрограмма. Тебе бы при всем желании не удалось исказить мои тактические построения. Спрашивай о чем хочешь.
Зеленый кружок померк. Снежинка снова выросла в размерах и заскользила через поле зрения, направляясь к центральной области задней полусферы.
Не очень обнадеживающе.
Ха! Я его сделал, сказал корабль.
О чем ты? Ты в него попал?
Ха-ха! Да нет. Я его идентифицировал. Это корабль класса «Глубочайшие извинения». Скорее всего, Множественный натиск. Я думаю, он где-то совсем рядом. Это уже само по себе любопытно. Чего это он здесь околачивается?
Ты с ним справишься? спросила она беззвучно. Черная снежинка все увеличивалась, скользя вокруг нее и подстраиваясь к центру. Ей показалось, что объект движется задом наперед. Или это запись, которую отматывают в прошлое?
Ты еще спрашиваешь! Голос корабля показался ей пресыщенным. Я с легкостью бы мог его разоружить, содрать с него броню и перегнать на дальней дистанции. Но возникает более интересный вопрос: а сколько еще у него тут маленьких друзей? «Глубочайшие извинения» — гордость флота ГФКФ, их Абсолютное Оружие, их так мало, и требует их постройка такой тонкой работы, что они ими ужасно гордятся. Он не мог бы прилететь сюда в одиночестве. Такое впечатление, что они тут целый военный флот рассредоточили. Куда метят эти маленькие говнюки? Что они разнюхали?
О чем?
О внезапной Вспышке Роения и необычайном кораблестроительном энтузиазме некоторых фабрикаторов диска, ответил корабль. Это главная здешняя новость, если тебе больше подойдет такое определение.
Именно так я и хотела выразиться.
Ага! Я сканирую окружающее пространство словно бы методом случайного поиска, продолжая корчить из себя «Палача». И ты знаешь, что я обнаружил? воскликнул корабль. О Вселенский праведный хуй, тут полный экран этих маленьких извращенцев. Они притащили сюда целую флотилию, ну да я и раньше был готов побиться на это об заклад. Блин. Это последняя напасть, которой нам тут не хватало.
Мы в опасности?
Хмм, вряд ли. Я не стану тебя зря пугать, ответил корабль. Присутствие такого мощного флагманского корабля, как судно класса «Глубочайшие извинения», значительно повышает вероятность того, что в округе крутится еще какая-нибудь грозная пукалка ГФКФ, может, даже сопоставимая с «Палачом». Не исключено, что они спрятали что-то внутри флагмана. Конечно, «Палач» — страшное старье, но для таких пацанчиков, как эти из ГФКФ, и его было бы достаточно... в нормальной обстановке. Но что бы тут ни творилось, оно явно выходит далеко за пределы нормального. Похоже, у них совсем крыша поехала.
Как, у тебя наконец нашлись в запасе свежие ругательства?
Типа того. Это значит, что они все ставят на кон и отступают от любых правил.
В хорошем смысле?
А как ты думаешь?
Думаю, что в плохом.
И ты права.
А что теперь будет?
Я перестану с ними заигрывать.
Ты готовишься к атаке?
Ай, да нет же! Ты такая кр-р-р-ровожадная... Нет-нет. Я уйду из опасной зоны: сброшу маскировку старого скромняги-«Палача» и на всех парах отчалю за горизонт, пока они не отвалят и не перестанут за нами гнаться. Так им не будет видно, чем мы на самом деле заняты. А когда все пройдет, я посажу тебя в челнок... ну, может, и не обязательно в челнок; возможно, я даже выделю для тебя один из своих кораблеэлементов, принимая во внимание, сколько смертоносной хрени тут вокруг летает. Ты полетишь на Сичульт побеседовать с милейшим господином Вепперсом, а я немного задержусь, чтобы промыть мозги ГФКФ — надеюсь, что лишь в переносном смысле слова, — и отправлюсь тушить Вспышку Роения, потому что там, исходя из последних новостей, реальная засада.
Ты уверен, что можешь безболезненно пожертвовать этим кораблеэлементом?
Я бы не стал употреблять таких... ой, прости, меня снова отвлекают. Эти хуесосы предлагают нам сдаться на их милость, в противном случае они начнут бла-бла-бла. Ну и хрен с ними.
Изображение перед ее глазами замерцало и прокрутилось на некоторый угол, потом все светила разом поменяли цвет, те, что были впереди и вверху, окрасились синим, а те, что позади и внизу — красным.
Делаем ноги, начал было объяснять корабль, и тут все погрузилось во тьму.
Темнота? ошеломленно подумала она. Темнота?
Она немного успокоилась и передала: Корабль?
Корабль ответил с неожиданной задержкой: Извини за временные неудобства.
Картинка вернулась на место, но теперь ее значительно разнообразили десятки тонких острых зеленоватых объектов, которые плавали прямо перед носом Ледедже. К ним тянулись линии-указатели кричащих цветов, некоторые утыкались прямо в тот или иной объект и меняли оттенок. Еще она заметила концентрические кольца пастельных тонов, унизанные непонятными ей символами инфографики. Кольца сновали туда-сюда, целясь в зеленые объекты, но явно не успевали, потому что зеленых становилось все больше, от них всплывали и летели через все поле зрения иконки и вспомогательные сообщения — как будто невидимый крупье стремительно тасовал и сдавал одну колоду карт за другой. Приглядевшись к одной из них, она различила скученные в гнезда страницы текстовых и графических данных. Изображения, в том числе многомерные, мелькали так стремительно, что у нее заболели глаза, и она отвела взгляд, с некоторым трудом охватив общую картину происходящего. Ей показалось, что тысячи ярких светлячков беспорядочно порхают в кромешной тьме громадного помещения размером с собор.
Что стряслось? передала она.
Вражеская атака. Сдается мне, говнюкам захотелось поиграть в настоящую войнушку, ответил корабль. Такой залп разнес бы в пыль настоящего «Палача». Ну ладно. Сейчас я им устрою, солнышко. Размажу их по стенке. Извини, но тебе может быть больно.
Что?
Они это назвали пощечиной. Но все будет в порядке. Ты жива, а я продолжаю функционировать. Не тревожься. Комплекс подпрограмм отслеживает состояние твоей нервной системы, и если что-то пойдет не так, боль просто отключат. Так, ладно, хватит трендеть! Время уходит! Скажи, как будешь готова.
Ой, бля. Все в порядке. ГОТОВА!
И тут все тело сотряслось так, будто по каждому его органу одновременно врезали. Ощущение это явилось с определенной стороны — справа, но ни одна клеточка от него не укрылась. Ей не было так уж больно, просто неприятно. Но это чувство ее определенно насторожило.
Как мы там? справился у нее корабль через миг после того, как еще один толчок, на этот раз пришедший слева, сотряс все тело Ледедже.
Мы там в порядке.
Отлично. Ты моя девочка.
Я... начала она.
А теперь держись.
Еще один титанический удар, проникший в каждую клетку ее тела. У нее помутилось в глазах, сознание начало отключаться, но потом скачком вернулось. Она чувствовала себя скверно. В поле зрения плавали сотни изящных маленьких символов, оттененных пастелью.
Ты еще с нами?
Думаю, да, ответила она. Мне... у меня легкие болят. Это вообще возможно?
Не имею представления. Все путем. Калибровка поможет. Хуже тебе вряд ли придется.
Они в нас попали?
Э, нет. Мы просто уходим от их сканеров. Они нас потеряли, несчастные ублюдки. Они не знают, где мы.
Ага.
И это означает следующее: то, что свалится им на головы, придет как бы из ниоткуда. Гляди-ка на это, как они любят выражаться...
И в тот же момент она словно стала наконечником летящего в цель копья, картинка ринулась ей навстречу, корабль будто навалился на нее всей тяжестью, потянул за глазные яблоки и швырнул в бешеный, безнадежно сумбурный коловорот немыслимого разноцветья, ошеломляющих скоростей и невероятной детализации, составлявший его собственное сверхразвитое, непостижимое, неуловимое восприятие. Она бы протестующе завопила, если бы в груди осталось для этого дыхание.
По счастью, вся эта непостижимая сложность почти немедленно померкла, оскудела, сфокусировалась на ней, сделалась целенаправленной и целеполагающей. Незримая камера наехала на один из зеленых объектов и окружавшие его концентрические кольца; они размыкались и смыкались, символы мерцали и менялись слишком быстро, чтобы она могла уловить заключенный в них потайной смысл. Два кольца сверкнули особенно ярко и поменялись местами; то, что было сперва внутренним, тут же засияло снова, но на этот раз сияние не собиралось меркнуть, а разгорелось еще сильнее, да так, что у нее виртуальные веки непроизвольно дернулись. Сверкающее кольцо исчезло, а на его месте остались крохотные зеленые зернышки или, может быть, брызги. Все это отняло меньше секунды.
Она попыталась проследить за дальнейшими перемещениями зеленых брызг, но точка обзора уже прыгнула в другое место, изображение завертелось, потом она снова уставилась вниз, туда, где висел еще один зеленый объект. Кольца сомкнулись вокруг него в немного отличной относительной конфигурации. Ослепительная вспышка, и зеленого объекта не стало.
Ее снова оторвали от наблюдения за движениями — чего? Ракет, снарядов, еще каких-то расходных боеприпасов? Постоянства не было; ее вырывали из одного крупного плана только затем, чтобы опрокинуть на нее следующую картинку, и так она металась от одной цели к другой на засеянном звездами темном поле. Когда эта последовательность — увеличение-мерцающая вспышка-факельный выброс огня — повторилась в пятый или шестой раз, туча крохотных зеленых частиц — столь маленьких, что собственными глазами, глядя на обычный экран, она бы их точно не увидела, — понемногу стала расползаться во все стороны, накрывая сразу несколько иззубренных зеленых объектов; к ним и от них тоже вели аккуратно прорисованные линии с прицепленными к ним стопками рисунков, графиков и текстовых описаний. Направляющие линии то истончались, то заново набирали толщину, сверкали и тускнели, становясь то светлыми, то темными, то ярко-синими. Она вдруг поняла, что это векторы атаки, и ее тут же швырнуло прямиком на один из самых крупных зеленых объектов. Она оказалась достаточно близко, чтобы увидеть, что это на самом деле такое.
Это был корабль.
За ними-то За пределами нормальных моральных ограничений и охотился, их выслеживал и уничтожал. Корабли, а не ракеты и не снаряды. Ракеты — это вон те зеленые объекты, тоньше и меньше.
Концентрические гало, опоясывавшие каждый объект и постоянно менявшие оттенок, символизировали выбор оружия.
Гало появились вокруг каждой ракеты или боеголовки, их были сотни и сотни, они походили на крошечные ожерелья из световых бисеринок.
Они вспыхнули. Все одновременно. А когда погасли, не осталось ничего, даже мусора. Точка обзора оттянулась назад, масштаб измельчал, большой зеленый корабль затрясся, как в лихорадке, и вдруг застыл неподвижно, а кольцевые ореолы вокруг него, напротив, замерцали, засверкали, заполыхали. Ее вдруг потянуло отвести взгляд в сторону, но там оказалась всего лишь другая цель. Картинка тут же переключилась на следующий корабль, показала, как следящие лучи высветили и обездвижили его. Потом еще один корабль заморозило в кольце света. И еще один, и еще, а потом по два за раз; у нее помутилось в голове, будто полушария рассекли по соединительному телу.
Адова срань, услышала она собственный беззвучный голос.
Тебе понравилось? спросил корабль. Это еще не все, мой самый любимый эпизод через пару секунд.
Как понимать — самый любимый эпизод? переспросила она. Еще один обреченный корабль угодил, точно в перекрестье прицела, в ловушку из концентрических колец и замер там.
Ха! восхищенно воскликнул корабль. А ты, что ли, решила, будто это трансляция в реальном времени?
Так это запись? Она сорвалась на безмолвный крик. Маленький зеленый корабль ослепительно сверкнул и стал пригоршней унесенной ветром пыли от мгновенно скошенной и измельченной травы. Изображение мигнуло и переместилось к следующей обездвиженной цели, поплыло, но снова сфокусировалось. Замедленный повтор, известил ее корабль, смотри внимательно, Лед.
Зеленая цель казалась сложнее и крупнее остальных, а стиснувшие корабль кольца — больше, толще и ярче, хотя было их меньше, чем во всех остальных случаях. Корабль начал было менять обличье, превращаясь обратно в черную снежинку-многоножку. Снежинка немедленно раскололась, выбросив из себя меньшие кристаллы, а те поодиночке уплыли прочь. Из каждого кристалла словно бы вырос зеленый туманный росток. Их было очень много; в укрупненном масштабе они заполонили все поле зрения, и ей стало немного не по себе. В этот миг, вмешался наставительным тоном корабль, они все еще были уверены, будто я не успею до них добраться.
Внезапно центральный сектор картинки окружило плотное фиолетовое гало, тут же воссиявшее ослепительным светом. Когда ореол померк, корабль все еще был на прежнем месте, но тоже сделался фиолетовым. Уплывавшие за пределы поля зрения кристаллы тоже попали в окружение маленьких фиолетовых колец. То же самое произошло и с мельчайшими обломками снежинки, такими маленькими, что даже зеленый туман, сочившийся из них, пропал и появился снова, уже став тускло-фиолетовым. И тут от центрального объекта полетели сполохи. Туман улетучился, разъятый выброшенными во все стороны, точно из мощного распылителя для краски, искрами и ошметками, которые последовательно вспыхивали фиолетовым и светло-зеленым, после чего рассыпались, заполняли все пространство перед ее глазами и понемногу гасли. Ей показалось, что она смотрит на самый роскошный и дорогой фейерверк из всех когда-либо ею виденных.
Фейерверк продолжался какое-то время, а потом корабль в центре поля зрения стал ярче: светимость его возросла от умеренного, вполне явственного, но не дающего теней сияния до ослепительной, заливавшей небеса вспышки всего за пару секунд. Впрочем, признаки атаки проявлялись куда медленней, чем у остальных зеленых кораблей. Когда и эта вспышка угасла, фиолетового/светло-зеленого мусора значительно прибавилось. Осколки, обломки, пылинки летали во всех направлениях, по медленно расходящимся траекториям, тускнели, меркли, делая снова видимыми фоновые звезды. Зрелище показалось спокойным, малозначительным, тихим по сравнению с сокрушительным, поражающим воображение, повергающим в ступор и шок буйством красок и мерцающих образов, после которого она так толком и не пришла в себя.
Она с шумом втянула воздух.
И тут перед ней неожиданно — она даже перепугалась — возник Демейзен; он сидел в чем-то вроде пилотского кресла рядом с ней, но казалось, что оно каким-то образом выдвинуто вперед, в самую гущу звездного поля. Откуда-то снизу исходила мягкая подсветка. Ноги аватара покоились на незримой подставке, пальцы он сплел под шеей.
Он подался вперед/обернулся к ней и решительно кивнул.
Вот и все, передал он. Куколка моя, ты только что наблюдала одно из самых масштабных космических сражений нашего времени. К моему сожалению — и восхищению, преимущество одной из сторон в нем было подавляющим. Сдается мне, они попросту не дали своим Разумам полного допуска к тактическим схемам, добавил он, презрительно качнув головой. Жалкие любителишки. Он пожал плечами и расслабился. Ну да ладно. Будем надеяться, что полномасштабной войны между Культурой и этими чрезвычайно милыми, хотя и безмозглыми, фанбоями удастся избежать. От них не осталось и следа, так что спросить не у кого. Но всем ясно, что они первые начали, ударив всей своей мощью, и будь я тем, кем притворялся, они бы меня прикончили. Я был в полном праве дать этим сраным зазнайкам беспощадный отпор. Он вздохнул. Хотя неминуемое разбирательство мне и не очень-то по вкусу, я утешаюсь тем, что мне так или иначе наконец-то выдадут аттестат зрелости.
Он вздохнул снова, и на сей раз явно с большим энтузиазмом.
Ну ты поняла. Мы, «Мерзавцы», должны блюсти свою репутацию. Ох, как же остальные будут мне завидовать! Ай-яй-яй. Они опоздали. М-м.
Он помедлил.
У тебя есть вопросы?
В тех кораблях были люди? спросила она.
Конечно, были, это ж ГФКФ. Но они умерли очень быстро. Очень. Даже в их субъективном восприятии — а они, верно, все были подключены к тактическому симулятору и ускорены. Я решительно отметаю все угрызения совести и прочие моральные препоны, от которых так страдаете вы, бедненькие люди. Они военные. Они знали, на что идут, и подписывали контракты с этим знанием. Они были готовы рисковать. К сожалению для них, несчастные пустоголовые ублюдки так и не поняли, с кем имеют дело. Это война, куколка моя. Режим справедливости отключен.
Изображение Демейзена, явственно двоившееся и оттого почти нереальное, висело в космосе перед нею. Он, казалось, следил за мельчайшими, практически невидимыми обломками мусора, плававшими вокруг него.
Надеюсь, такая трепка кое-чему научит этих мудаков, пробормотал аватар.
Ледедже выждала мгновение. Демейзен продолжал разглядывать космическую панораму. Он расплылся в широченной улыбке. Казалось, все на свете, не исключая и ее самой, перестало его интересовать.
Ядрена вошь, услышала она его тихий, полный счастья голос. Я только что расхерачил целый их флот. Не напрягаясь. Если даже не флот, то эскадру так уж точно. Ох, я крут. Я реально окрутел по самые адские яйца.
Если все уже в порядке, мне стоит вернуться на Сичульт, сказала она.
Разумеется, солнышко, сказал Демейзен, повернувшись к ней. На его лицо вернулась обычное нейтральное выражение. Если я не ошибаюсь, тебе там надо кого-то убить?
Протиснувшись под дверью, Вепперс медленно пополз по узорчатому, устланному ковриками полу. Теперь коридор шел под уклон, и притом так круто, что спускаться по нему, стоя на ногах, было немыслимо.
Первым живым существом на его пути оказался Джаскен. Начальник СБ пытался вскарабкаться ему навстречу, толкая перед собой щербатую дверную створку. За спиной Джаскена что-то слабо светилось, а еще оттуда доносились стоны и плач. По коридору тянуло ветерком.
— Господин, с вами все в порядке? — облегченно зашептал Джаскен, не сразу узнавший Вепперса в полумраке.
— Живой я, и даже ничего не сломал. Мне показалось, что в нас метили ядерной боеголовкой. Ты тоже видел этот блядский огненный шар?
— Я думаю, что пилоты погибли, господин. Я не могу пробиться в рубку управления. Мы открыли дверь наружу. Там еще несколько трупов, господин. И несколько раненых.
Он махнул в указанном направлении рукой, все еще затянутой в фальшивый лубок.
— Я полагаю, нам пора выбираться...
— Помощь будет?
— Еще не знаю, господин. Где-то здесь должны быть защищенные коммуникаторы. Двое Зей стерегут склад НЗ.
— Двое? Их осталось двое?
Вепперс уставился на Джаскена с подозрением. Он помнил, что на борту флайера было четверо клонов-телохранителей. А может, кто-то из них в последний момент отпросился?
— Двое Зей погибли в катастрофе, хозяин, — ответил Джаскен.
— Вот же ж блядь, — не выдержал Вепперс.
Всегда можно нанять новых, но придется угрохать кучу времени на тренировки.
— А еще кто?
— Плер погибла, господин. И Херрит тоже. Астиль сломал ногу, Сульбазги в отключке.
Они спустились в пассажирский отсек. Там горели лампы, питаемые от аварийного генератора. Кроме того, через маленькие овальные отверстия в крыше и распахнутую наружу дверь экстренного выхода сочился скупой дневной свет.
Вепперс унюхал вонь, услышал плач, стоны, скулеж. К счастью, при таком освещении было трудно что-то разглядеть. Ему захотелось сбежать отсюда. Немедленно.
— Господин, мы рады, что вам удалось выжить, — обратился к нему один из клонов. У него текла кровь из рваной раны на голове, а рука сгибалась как-то неестественно.
Зей пробрался к ним через хаос разломанных кресел и багажа из раскрытых чемоданов. В неповрежденной руке у него лежал двусторонний коммуникатор.
— Да-да, спасибо, — рассеянно ответил Вепперс. Зей отдал приемопередатчик Джаскену. — Ну все, идите.
Он кивнул клону, отпуская его. Великан поклонился, обернулся и с трудом зашаркал обратно, разбрасывая обломки мебели.
Вепперс наклонился к уху начальника СБ и зашептал, наблюдая, как Джаскен проверяет исправность прибора и включает его:
— Что бы ни случилось, кто бы ни прилетел первым, даже если это будет флайер скорой помощи, — держись со мной рядом и никого не подпускай, понял?
— Да, господин? — моргнул Джаскен.
— Убедись, что всех вывезут и уберут обломки, но мы сядем в первое, что прилетит, и смотаемся отсюда. Только мы. Больше никто. Понял?
— Да, господин.
— Окулинзы при тебе? Они нам пригодятся.
— Нет, господин, они разбились.
Вепперс досадливо покачал головой.
— Какое-то чмо хотело меня убить, Джаскен, ты понимаешь это? Пускай думают, что я погиб. Пусть воображают, что добились своего. Ясно тебе?
— Да, господин. — Джаскен тоже затряс головой, как бы прочищая мозги. — Мне сообщить остальным о вашей гибели?
— Нет. Вели им говорить всем, что я жив, но тяжело ранен, отделался легким испугом, получил серьезные травмы, пропал без вести, впал в кому; чем больше вариантов, тем лучше. Главное, пускай твердят, что мне нельзя показываться на людях. Кто бы их потом ни расспрашивал, им станет ясно, что все лгут. Они подумают, что я мертв. И, возможно, ты тоже. Поиграем в прятки, Джаскен. Ты играл в прятки мальчишкой? Я очень любил прятаться, у меня это лучше всех получалось. Именно этим мы и займемся прямо сейчас: поиграем с ними в прятки.
Вепперс похлопал своего спутника по плечу, едва обратив внимание, что Джаскен поморщился от боли.
— В бизнесе начнется полный раздрай, но тут уж ничего не поделаешь.
Он показал на коммуникатор.
— Давай, звони. А потом найди, во что бы мне переодеться: пилотскую форму или что-нибудь другое.
