НЕ С КЕМ РАЗГОВАРИВАТЬ.
А приезжий тем временем видел сон. Но так как наступило летнее веселое утро, и город пробудился, и никому дела не было до чудака, который заснул в тени возле придорожного окраинного кафе, то мозг его слышал звуки, шумы, пение, музыку города. И отключенная воля не мешала мозгу перерабатывать информацию по-своему и приводить ее в соответствие с опытом жизни этого приезжего, с его тайными хотениями, с его талантом. А что такое талант — не знает никто. Может быть, это способность иногда побывать в четвертом измерении и оттуда поглядеть на наши три.
И тогда приезжий видит, как на скамейку, под часами, садятся старик и девушка.
– Сон, а сон, — сказал приезжий. — Я кому говорю!… Ты мне снишься?
– Да отвяжись ты, господи, — сказал сон. — Я же на работе!
– Надоело мне это тиканье, — сказал приезжий. — Сил нет.
Тогда старик щелкнул пальцами, и тиканье пропало. Остался только писк транзисторов.
– Люди не любят, когда им заметно, как течет время, — сказал старик.
– Какой-то вы странный, гражданин, — сказала ему девушка. — Я вас где-то видела.
– Вряд ли мы могли встречаться, — сказал старик. — Я чертовски стар. Фактически я ваш праотец.
– Какой-то вы странный, гражданин, — сказала девушка.
– Вы сидите под часами, — сказал ей старик. — Значит, вы пришли на свидание. Логично?
– Я пришла просто так. У нас общежитие еще закрыто. Я обыкновенная девушка.
– Еще одна сумасшедшая! — сказал приезжий. — Можно подумать, что бывают обыкновенные девушки… Послушайте, — сказал он старику. — А вы действительно тот самый?…
– Да, конечно. Я тот самый.
– Забавно, — сказал приезжий. — Итак, на бульваре сошлись трое — поэт того старомодного типа, который верит во вдохновение, девушка, считающая себя обыкновенной, и бог времени Хронос.
– Да. Я Хронос, — сказал старик. — Поэту не стоило бы удивляться. Я был всегда и всегда буду.
– Кстати, время относительно. Это доказал Эйнштейн.
– Э-э… — сказал старик. — Отдельному человеку это незаметно… Плохо, если поэт перепутал время.
– Не понимаю.
– Понимаешь, но боишься признать… Юность человечества прошла. Юный измеряет время биением сердца и не наблюдает часов. Тик-так — стучит его время, и он идет вслед за сердцем. Потом первый испуг — он видит день и видит ночь, и они не совпадают с биением сердца. Тогда он признается в поражении и придумывает часы… Что? — Не слушайте его, — сказала девушка.
– Не бойся, — сказал приезжий. — Он прав.
– Человек стал маленьким, — сказал старик, — и сердце перестало влиять на жизнь. Удар сердца ничего не меняет… Время ревет в микрофоны, и песня человека — это писк мыши.
– Ну-ну… не надо так, — сказал приезжий. — Ты уже стар. А то тебя хватит кондрашка, и получится банальный сюжет…
– Сюжет, — презрительно сказал Хронос. — Картинки из жизни, в которых можно найти что угодно, кроме истины… Чем дальше идет сюжет, тем дальше он от жизни. Я перепутываю твои сюжеты, — сказал Хронос и взмахнул рукой. Он кинул в воздух пачку исписанных листков. Белая метель. Крик девушки. Она хватает приезжего за руки, она пытается поймать листки. Но Хронос исчезает, и начинают все громче тикать часы: тик-так… Тик-так… Тик-так…
– Не смей! Не смей! — кричит девушка.
– Поздно, — говорит приезжий. — Хронос начал свою работу…
– Что же делать? Что делать? — в отчаянии говорит девушка.
– Смотреть…
– А ты не боишься, — спрашивает девушка, — что он прав?…
Тик— так… — стучат часы. Тик-так… — металлическое лязганье механизма. Что-то хрустит, хрипит, хрюкает и масляно чавкает — и все это тик-так… Тик-так… Девушка со страхом ждет ответа.
– Если поэзия — это истина, — говорит приезжий, — ее увидишь даже в обломках.
– А если нет?
– Значит, истина в твоих глазах, — говорит приезжий.
– Ты меня любишь? — спрашивает она.
– Как тебя зовут?
– Неважно. У меня некрасивое имя… Сначала скажи — любишь?
– Не знаю… — говорит приезжий. — Не знаю… И надевает черные очки.
– Ты меня любишь? — говорит девушка. — Скорей!
– Как тебя зовут?
– Зовут Муська… Сокращенно — Муська… Скорей!
– А полностью?
– Полностью меня зовут Муза, — говорит девушка.
– Что?!
Но тут он всхлипнул и проснулся.
…Солнце палило вовсю.
Жара стояла такая, что у всех прохожих выросли животы.
Столики из кафе вытащили на самый солнцепек, и там был только один-единственный посетитель. Озверевшие от жары официантки сидели в своих синих халатах под навесом, как синие куры, и занимались саботажем.
«Если сказать ему, — подумал приезжий о посетителе, — климат окончательно испортился, интересно, что он ответит?»
Он подошел к нему и сел за столик.
– Нет, нет… я не о климате… — сказал приезжий. — Вы меня не поняли.
– А разве я что-нибудь сказал? — ответил тот. Это был тот самый ученый, который сначала выслушивал, а потом диктовал в микрофон древние истории, и это подхватывали телетайпы — вот какое значение придавали каждому его слову. Он был знаменитый в своей области.
– А разве я что-нибудь сказал? — ответил он.
– Все равно, — сказал приезжий. — А пиво у них холодное?
– Этого никто не знает.
– Почему?
– А вы попробуйте подозвать официантку, — сказал знаменитый. — Я полчаса сижу.
– Сейчас попробую, — сказал приезжий и крикнул: — Девушка, получите с меня…
Он обернулся к знаменитому:
– Сейчас они будут кудахтать и выяснять, чей это столик. Потом, тряся животом, подойдет тридцатилетняя девушка с блокнотом как на пресс-конференции… — Тут к ним подошла официантка. — Четыре бутылки пива, две окрошки, два шашлыка. — Он отсчитал деньги. — Получите.
Официантка перелистывает блокнот, сонно глядит на приезжего, потом накаляется.
– Да вы что, гражданин?! — говорит она.
– Я жду ровно три минуты, — сказал приезжий и посмотрел на часы. — Через три минуты у вас начнутся ба-альшие неприятности. Окрошку принесете холодную, а шашлыки горячие… И перемените скатерть… Да, и еще позовите заведующего… И не забудьте захватить жалобную книгу.
– Да вы что, гражданин?! — громко сказала официантка.
– Осторожно, — сказал приезжий. — Если вы скажете, что я нахал, я вызову милицию, опечатаю кассу и позвоню в Верховный Совет… Пиво несите сразу… — и добавил громко: — И назначу глубокую ревизию… Хлеб белый и черный…
– В чем дело? Почему не обслуживаете клиента? — спросил метрдотель, поглядывая на приезжего.
– Я обслуживаю, обслуживаю, — сказала официантка и ушла.
– Она поглядела на нас расширенными глазами, — сказал приезжий. — А она нас не отравит?… Тогда я буду ей являться во сне… Нет, послушайте… когда все это кончится? Никто не хочет заниматься своим делом.
– Неужели надо отвечать? — сказал ученый. — Это кончится вместе со скучными профессиями. Когда людей в профессию не будет загонять необходимость.
– Дайте человеку вечный двигатель, и все наладится, — сказал приезжий.
– Дайте. Вот возьмите и дайте, — сказал ученый. — У меня его нет.
– А у меня есть, — сказал приезжий. Тут подошла официантка.
– Не вздумайте нас отравить, — сказал приезжий, — мы все предусмотрели. Я буду являться вам во сне.
Она со страшной скоростью открыла бутылки и ушла. Приезжий разлил пиво.
– Да не сумасшедший я, не сумасшедший, — сказал он.
– Вы читаете мысли? — спросил ученый.
– Нет.
– Ругаться я с вами не стану, — сказал ученый. — Пиво холодное, и потом все-таки вы мне заказали обед.
– Какое ваше мнение? — спросил приезжий. — Может один человек спасти человечество?
– Один?
– Один.
– Не может, — сказал ученый.
– А почему?
– Жарко потому что, — сказал ученый. — Вот если бы попрохладней — тогда пожалуй… А от чего спасать?
– От глупости.
– А может один человек спасти одного человека от глупости? Одного. А не все человечество.
– Нет. Один не может, — сказал приезжий. — Чтобы спасти одного от глупости, нужно все человечество.
– Ненужная трата энергии.
– Господи, — сказал приезжий. — Что вы все обижаетесь?
– Послушайте, — сказал ученый. — Такое впечатление, что вы жили в пустыне, где не с кем было слова перемолвить. Неужели вам не приходит в голову, что мне просто не хочется разговаривать? Я устал после работы.
– Да, не с кем разговаривать, — сказал приезжий. — О том, о чем хочется, — не с кем. Вот и болтаю с кем попало.
Ученый посмотрел на него внимательно и поднялся.
– Мне надо идти… Срочно, — сказал он. — Я бы хотел вас еще застать. Вы здесь посидите?
– Да… Может быть, — сказал приезжий.
