САМОЕ ЗАНЯТОЕ.
Первым зданием города было придорожное кафе — стеклянный ящик, занавешенный изнутри белыми шторами. На двери болталась табличка «ЗАКРЫТО». Приезжий остановился. Возникло и пропало тиканье часов. Приезжий разжал кулак и посмотрел на спичечную коробку.
– Ящерица… — сказал он. — Это я, здравствуй, ящерица… Я накормлю тебя, маленький крокодил… А теперь смотри не высовывайся из коробки. А то придут пионеры, и ты умрешь. Они положат тебя в банку с формалином и сделают из тебя наглядное пособие… Потому что наука требует жертв, искусство требует жертв, любовь требует жертв, и черт его только не знает, что не требует жертв… Все требуют жертв, и никто не догадывается, что живые помогают прогрессу больше, чем покойники… А теперь я посплю, ящерица.
Он выбрал местечко на зеленой траве, неподалеку от дверей кафе, подстелил плащ и улегся удобно и привычно.
– Я очень долго шел, а теперь я посплю, — сказал он. — Сплю.
По потом он приподнялся на локте.
– Батальоны все спят, — сказал он спокойно.
Сено хрупают кони.
И труба заржавела
На старой цепи.
Эта тощая ночь
В случайной попоне
Позабыла про топот
В татарской степи.
– Сплю… — сказал он. — Сплю… — и снова приподнялся. — Сон, а сон.
– Да… — ответил сон.
– Приснись мне, — сказал приезжий.
– Ладно, — сказал сон.
– Что-нибудь не очень глупое.
– Ладно, спи.
– Много лет назад я был в одном городке, ну ты знаешь такие города — в торговых рядах продают стиральные машины, сборники фантастики и шифер по справкам горисполкома. В сквере — памятники партизанам последней войны и войны с Наполеоном, а у церкви — пьяные велосипедисты. Утром и вечером мне хотелось поселиться там навсегда, а днем и ночью бежать куда глаза глядят…
– Хватит болтать, — сказал сон.
– Вот говорят, что любовь и голод правят миром, — сказал приезжий. — Интересно бы знать — куда это они правят! Городок-то ведь ждет… Там гуси отскакивают от мотоциклов, там воскресенье не начинается без водки, там в магазине я купил книжку «100 затей для умелых рук» и в речке поймал пескаря. Я не заметил в городке ни любви, ни голода, но я заметил тоску по необыденному. Как ты думаешь — может она править миром?
– Не мешай мне работать! — сказал сон. — Я не могу работать в таких условиях! Сейчас все Другое.
– А что? — спросил приезжий. — Ты мне уже снишься?
– Да. Снюсь! — сказал сон.
– Вся моя беда, — сказал приезжий, — что, в сущности, я никогда не был уверен в том, где я нахожусь. То ли мне здесь снится, что я там, то ли мне там снится, что я здесь. Вот, например, дворник… надеюсь, он мне не станет пылить в нос.
«Вжик, вжик…» — сказала метла дворника, но пыли не было. Так разве что немножко, самую малость.
– В этом городе есть пивные? — спросил приезжий у дворника, когда тот приблизился.
– В этом городе нет пивных, — сказал дворник. — Вы нездешний?
– Я приехал издалека, — сказал приезжий.
– Амнистированный? Или турист? — спросил дворник.
– Вы оригинально мыслите, — сказал приезжий.
– Эх, разве это сейчас ценят, — сказал дворник. — Работаю дворником, а мог бы быть фтизиатором.
– Что такое фтизиатор?
– Откуда я знаю? — сказал дворник.
– Вы, я вижу, тоже нездешний.
– Мы все нездешние, — сказал дворник.
– Слушай, дворник, — сказал приезжий. — По-моему, сегодня должно что-то случиться. Как по-твоему?
– Черт вас знает, — сказал дворник. — Так и шастаете тут, так и шастаете.
– Не твое дело, — сказал приезжий. — Я люблю видеть сны какие мне хочется.
– Это приятно? — спросил дворник.
– Не всегда, — ответил приезжий. — Но всегда чревато. — Чем?
– Событиями, — сказал приезжий. — Тебе не кажется, что сегодня должно что-то случиться?… Уже случилось…
Он так сказал потому, что из-за угла кафе вышли две женщины. Одна средних лет. Другая помоложе.
– Это тебе снится, чудак, — сказал дворник.
– Нет. Это уже не сон, — сказал приезжий.
– Принесите мне чего-нибудь горячего, — попросила та, что постарше.
– Валентина Николаевна, — сказала молодая. — Здесь кто-то спит.
– Ничего. Поспит и проснется, — та, что постарше, наклонилась к спящему. — Ох!… — сказала она, выпрямившись.
– Валентина Николаевна, что с вами? Женщина тихонько засмеялась, потом вытерла слезы и наклонилась снова.
– Спишь, — сказала она. — Ты все-таки пришел, бродяжка… Дай я хоть погляжу на тебя… Похож.
– На кого похож? — спросила молодая.
– Изменился… На себя похож…
– Валентина Николаевна, а кто это?
– Это? Страшный человек.
– Господи…
– Самый большой лентяи на свете. Чемпион лентяев. Старая школа.
– Вы его знаете?
– Немножко. Это мой муж, — сказала она. — Бывший, бывший… Я его не видела полжизни… Она тряхнула спящего за плечо.
– Проснись. Приезжий открыл глаза.
– Ты знаешь, пока я спал, мне пришла в голову одна идея, — сказал он. — Я понял, почему я не люблю ходить в театр… Покупаешь билет, и тебе показывают живых людей, как в трамвае. Но в трамвае это стоит четыре копейки. Конечно, если без багажа. С багажом дороже… Ну ладно, я еще посплю. У меня там был ряд интересных встреч. Я не досмотрел, чем все это кончится.
Он опять закрыл глаза.
Но женщина схватила его за плечи и стала трясти.
– Э-э, нет, не выйдет, — приговаривала она. — Ты у меня сейчас проснешься как миленький. Ну… вставай.
Тогда приезжий поднялся.
– Может, поздороваешься наконец? — спросила женщина.
– Здравствуй, Валя, — сказал приезжий. — Я слышал, ты стала известной актрисой. Или мне это приснилось? И ты все еще играешь официанток?
– Валентину Николаевну знает весь свет, — с вызовом сказала молодая.
– По-моему, вы официантка, — сказал он ей. — В этом кафе.
– Откуда вы знаете?
– Знаю, — сказал приезжий. — У вас в кафе мухи есть?
– Начинается, — сказала актриса.
– Да вы что, гражданин, — сказала официантка. — Спятили? Наше кафе лучшее в районе… Какие мухи?
– В тех кафе, где бываю я, крошка, все официантки выносливые, — сказал приезжий. — И вежливые. Все. До единой.
– Я вас не оскорбляла…
– И умные, — добавил приезжий. — Там заказ клиента угадывают по глазам…
– Не люблю таких, — сказала официантка. — Все переиначиваете.
Приезжий стукнул кулаком себя по ладони.
– Могу я достать в этом кафе пару хороших мух?! — спросил громко. — Или нет? Я вас спрашиваю! У меня ящерица не кормлена!
– Слушай, не пугай человека… Какая ящерица? — спросила актриса.
– Я ее отнял у юных натуралистов, — сказал приезжий и, приоткрыв коробку, показал маленькую скучную ящерицу.
– Ой, зелененькая… — сказала официантка.
– Вы хорошая девушка, — сказал он.
– У нас этих ящерок сколько хочешь, — сказала она.
– Вы плохая девушка, — сказал он.
– Прошу вас, идите… Нам нужно поговорить, — сказала Валентина Николаевна.
Официантка сказала — хорошо, потом кивнула на него, покрутила пальцем у виска, понимающе подмигнула Валентине Николаевне, поднялась по ступенькам кафе, отворила своим ключом дверь и ушла внутрь.
– Ну, рассказывай, — устало произнесла актриса.
– Я перед сном глядел на ящерицу, и мне приснился крокодил в виде дворника.
– Я хочу знать, как ты живешь, где ты живешь, кем ты работаешь?
– Я живу хорошо, — ответил он со смирением. — Я живу везде. Я работаю поводырем крокодила.
– Жаль, — сказала она. — Я думала, мы с тобой поговорим как люди.
– Валя, мы и говорим как люди, — мягко возразил он. — Только в слово «люди» мы вкладываем разный смысл. Как всякий неталантливый человек, ты любишь сложности.
– Я тебя не понимаю.
– Ты меня никогда не понимала.
– Не обольщайся, — сказала она. — Я тебя всегда понимала. Поэтому мы не вместе. И насчет неталантливости ты врешь. Болтун несчастный. Значит, так и проиграл в игрушки всю жизнь?… Все так же спишь, все так же бездельничаешь, все так же рассказываешь байки и затеваешь споры с кем попало… Это ты любишь сложности. Я живу понятно и просто. А ты закрученный, как штопор.
– Нет, Валя, я не люблю сложностей. Это они меня любят. Что может быть проще желания поспать? А мне все время мешают, будят. Вот и ты всегда будила меня невпопад.
– Работать надо, голубчик, работать! — сказала она. — Все люди работают и создают ценности!
– Это не одно и то же. Валя, — сказал он. — Работать и создавать ценности. Ладно. Не хочется спорить.
– Лекции читаешь… — Голос у нее стал злым. — Интересно бы знать, какие ТЫ ценности создаешь, соня несчастный!
– Сейчас покажу, — сказал он и оглянулся на подходившую официантку.
– Я мух принесла, — сказала официантка.
– Понятно? — спросил он у актрисы.
– Ладно. Я пойду, — сказала она. — Не думала, что мы с тобой так встретимся. Мне казалось, что я тебя еще немножко люблю… Иллюзии, иллюзии… Дуры мы, бабы.
– Прости меня. Валя, если можешь.
– Бог подаст. Чужой человек, — сказала она.
– Ничего ты не поняла, — сказал приезжий. — Вот смотри…
И он обернулся к официантке.
– Слушайте, у вас же таких ящерок полно, — сказал он, — а вы этой мух принесли. Она усмехнулась.
– Эта вроде уже знакомая, — сказала она.
– Поняла? — спросил он у женщины средних лет и, видимо, средних способностей, он всегда знал это, но был уверен, что это поправимо.
Актриса смотрела на него с яростью.
– А теперь ступай, — сказал он. — Я не досмотрел сон. Ты меня разбудила, когда начиналось самое занятное.
Они обе ушли.
