Много лет спустя Джозеба Уризарбаррена вспомнит детский хорал и к'санское слово «раскрепощение» — во время разговора с дочерью Канчея ВаКашан. Когда Джозеба впервые встретил Пуску ВаТруча-Саи, она была почтенной старейшиной парламента в Гайджуре, и ее точку зрения он часто находил весьма здравой, вместе с другими священниками восстанавливая события рунской революции.

— Спорадическая борьба продолжалась долгие годы, — рассказывала ему Пуска, — но в самом начале Фия пропагандировала «пассивное сопротивление». В нескольких городах провели всеобщие забастовки. Многие городские руна просто ушли, отказавшись сдаваться сборщикам мяса.

— Как отреагировало правительство? — спросил Джозеба Уризарбаррена.

— Уничтожило деревни, давшие городским руна приют. Затем джанада сожгли естественные поля ракара в центральных районах страны — чтобы голодом вынудить нас подчиниться.

Она помолчала — вспоминая, оценивая.

— Равновесие нарушилось, когда Фия подумала, что против нас стали применять биопрепараты. В детстве Фия видела болезни, применявшиеся против людей, именуемых курдами. Когда начались эпидемии, мы решили, что руна, находившиеся за оборонительными рубежами джанада, были инфицированы, а затем тайно переправлены на юг и оставлены там, чтобы заражать всех, кто вступит с ними в контакт.

— Но болезни можно объяснить внезапным смешением популяций руна во время революции, — предположил Джозеба. — Объединение инфекционных резервуаров, воздействие непривычного окружения. Сборщики болотных урожаев, работающие вместе с городскими спецами, — люди заражаются местными заболеваниями, против которых у них нет иммунитета, и распространяют их…

— Да, — произнесла Пуска после паузы. — Некоторые из наших ученых говорили то же самое. Но не все соглашались с их мнением…

Она села как можно прямей, вскинув уши.

— Казалось, джанада не оставили нам другого выбора, кроме как ударить по ним с сокрушительной силой. Наши люди умирали. Эпидемии уносили тысячи и тысячи. Мы сражались за наши жизни.

Пуска посмотрела на север и заставила себя быть справедливой:

— Также, как и они.

— Сипадж, Пуска, кое-кого интересует, изменились ли джана'ата сами или изменилось представление руна о джана'ата.

Какое-то время Пуска размышляла, а затем включила в речь английские местоимения, как это делали многие руна, желая обозначить сугубо личное высказывание:

— Мое представление о джанада изменилось, когда я покинула Труча Саи. — Она помолчала, глядя в сторону. — Когда мы впервые пришли в Мо'арл… Сипадж, Хозей: мы увидели такое! Я плакала каждую ночь. Там были дороги, мощенные нашими костями, перемолотыми и смешанными с известняком; набережные вдоль рек — в три высоты женщины — сплошь из костей. Сапоги из кожи наших мертвых — в городах их носили даже руна! Там были магазины… — Теперь она смотрела прямо на Джозебу. — На прилавках — языки, сердца. Ноги, плечи, ступни, филеи, щеки! Огузок, хвост, локти, колени — все красиво выложено. Слуги-руна приходили и выбирали кусок мяса, чтобы подать своим хозяевам на стол. Как могли они это выносить? — вопросила она. — Как могли джанада требовать от них этого?

— Кое-кто не уверен, — честно сказал Джозеба. — Иной раз просто нет выбора. Иногда о выборе не думают. Люди привыкают ко всему.

Пуска подняла подбородок, затем уронила хвост, не в силах понять, как функционировал этот исчезнувший мир.

— И все же, — заметил Джозеба, — были руна, которые остались с джана'ата…

— Сипадж, Хозей, они были предателями, — убежденно сказала Пуска. — Ты должен понять это. Они разбогатели, продавая трупы мертвых солдат джанада, которые были готовы на все за кусок мяса. Но эти руна заплатили за свое предательство: в конце концов джанада съели и их тоже.

— Сипадж, Пуска, кое-кто сожалеет, что продолжает расспрашивать…

— Нет нужды извиняться. Кое-кому нравится отвечать.

— Были руна, которые остались с джанада — даже после войны, даже сейчас. — Джозеба внимательно за ней следил, но Пуска не закачалась, — Они говорили, что любят джана'ата.

— Иногда так и есть. Руна — благородный народ, — сказала она. — За доброту мы платим добротой.

— По-твоему, они неправы, что живут с джана'ата? Они тоже предатели, как и спекулянты?

— Не предатели. Простофили. В конечном счете их съедят. Джанада ничего не могут с собой поделать. Они так устроены. Преступность джанада в их генах, во всем их образе жизни, — спокойно сказала Пуска.

И вот тут Джозеба вспомнил хорал.

— Сипадж, Пуска, кое-кто хочет понять это. Ты терпелива, и кое-кто благодарен. На севере сказали, что Хлавин Китери начал освобождать руна…

Впервые с начала разговора Пуска заволновалась, поднялась и стала расхаживать.

— Освобождать! Освобождение означает: «Мы съедим вас, когда вы будете старше!» Джанада твердил и, что мы неразумны! Вот где глупость: Хлавин Китери, в одиночку выходящий биться с армией в двести тысяч. Неразумно было отказываться вести с нами переговоры! Хозей, мы предлагали им соглашение! Освободите пленных, и мы оставим вам север. Хлавин Китери выбрал сражение. Он был безумен — так же как все, кто в него верил.

Она посмотрела прямо в его глаза.

— Сипадж, Хозей, руна делали для джанада все. Они держали нас в подчинении и давали нам столько корма, чтобы мы были лишь хорошими рабами. Мы принимали наше рабство, пока не пришли ваши люди и не показали, что мы можем получать столько еды, сколько нам требуется. Слушай меня, Хозей! Это не повторится. Те времена ушли навсегда. Мы больше не будем рабами. Никогда.

Он не попятился, хотя это было непросто: рунао, восставшая в праведном гневе, была серьезной угрозой.

— Сипадж, Пуска, — произнес Джозеба, когда она сумела успокоиться, — ты росла вместе с Ха'аналой. Что ты думаешь о ней? Была ли она тоже безумной?

После долгого молчания Пуска сказала:

— Кое-кто думал о Ха'анале. Она не была безумной. Но она покинула наших людей, чтобы идти с безумными! Поэтому сердце кое-кого было в смятении. Супаари был один из нас, но Ха'анала так и не вернулась домой.

— Ты знала, куда она пошла после того, как покинула Труча Саи?

— Она пошла на север.

Повисла неловкая пауза, затем Пуска призналась:

— Кое-кто думал, что она, возможно, в Инброкаре.

— Во время осады? — спросил он.

Пуска вскинула голову, подтверждая.

— Пуска, чего ты желала для Ха'аналы?

— Чтобы она вернулась домой, — твердо сказала Пуска.

— А когда она этого не сделала?

Пуска начала раскачиваться, а когда заговорила, то ответила не на его вопрос, а своей совести:

— Джанада изменились первыми. Они не оставили нам выбора! Джанада сделали нас свирепыми. — Не глядя на него, Пуска добавила: — Голод ожесточает. Кое-кто надеялся, что Ха'анала умрет быстро.

— А когда Инброкар пал, сколько людей умерло быстро? Она отвела взгляд. Но Пуска ВаТруча-Саи была храброй женщиной и не уклонилась от ответа.

— Они были для меня как трава, — сказала она. — Я их не считала.